9

Было около одиннадцати вечера, когда они постучались в нашу дверь. Мой вчерашний собутыльник открыл ее и объявил с акцентом: «Олар келдi!». Несмотря на поздний вечер, я выпил кружку гадейшего растворимого кофе, выкурил на балконе сигарету и только после этого вышел в прихожую. Прежде чем я успел взглянуть на кандидаток, мой собутыльник уже схватил одну из девушек. «Это моя!» — воскликнул он, положив свою тяжелую лапу на плечо тоненькой брюнетки, и уволок ее в спальню. Как говорил Чарльз Дарвин, «побеждает не самый сильный и не самый умный, а тот, кто быстрее всех приспосабливается».

В коридоре нашей хаты стояли еще две девушки: чудовищная, стареющая блондинистая особь и долговязая пигалица с густыми бровями. Блондинистую особь звали Карина, она была из Степногорска и у нее были огромные груди 6-го размера. В ее анкете в разделе объявлений газеты «Караван» размер грудей был обозначен как 4-ый. Я в первый раз видел, чтобы девушка занижала свой размер грудей. Толстенькие ручки, розовенькие пальчики и невысокая, как у бегемота, шея. Лицо у Карины было широкое и плоское. Под дешевым слоем макияжа проглядывала нездоровая, потрескавшаяся кожа, а над верхней губой можно было разглядеть усики. Как потом выяснилось, она была «сутенершей», которая подрабатывала вместе с подчиненными.

— Карина, а кто вы по национальности? — почему-то спросил я, обращаясь к ней на «вы». Все-таки интеллигента в себе я убил еще не до конца.

— Украинка, — ответила она прокуренным голосищем.

Вторую девушку звали Жадыра, на вид ей было лет 35. Ее большие черные глаза и сияющая улыбка пылко смотрелись на фоне салонного загара. Губы были кокетливыми и пухлыми, как и положено губам обольстительного и развратного существа. Но у улыбки был недочет — несколько коренных зубов отсутствовало в верхней правой стороне рта. На лбу тремя жидкими волосиками обозначалась челка. Маленькая розовая майка Moschino выдавала раздутый рахитичный живот, помеченный целлюлитом и растяжками. На животе красовался огромных размеров фурункул с волосиками. Годы ночной жизни, нездоровой еды, пороков, сигарет и алкоголя отражались на этом фурункуле. Он был похож на дирижабль, приспущенный и пробитый с одной стороны, и раздутый с другой. Я инстинктивно начал отводить глаза. Но воображение мое создавало в мозгу разные кошмарные варианты. Жадыра с десятью мужиками одновременно и этот фурункул. Жадыра с милиционером и этот фурункул. Жадыра с сантехником из КСК и этот фурункул.

«Они прекрасно выглядят, они прекрасно выглядят», — неубедительно бормотал я себе, когда тащил обеих в сторону кровати. Я решил почистить свою карму и сделать что-то хорошее для этих девиц, прежде чем их спустят на склад металлолома и продадут на органы. Святой Рашев!

Карина сразу же открыла сумку и вытащила из нее презервативы и влажные салфетки. Ее тело было странным: под выдающимися сиськами выглядывали ребра, как выглядывают арматурины из бетонных блоков. Как такое было возможно? Создавалось ощущение, что вот-вот она с треском и воем трансформируется в вервольфа из фильмов про оборотней. Я часто замечал это за славянскими девушками: до определенного возраста (лет до 30) они похожи на прекрасных эльфов, которые в какой-то магический момент превращаются в чудовищных бабушек с авоськами. Карина явно проходила через одну из этих трансформаций.

— У вас хорошая квартира, — сказала она мне по-хозяйски.

Вторая, Жадыра, расстегнула свой топ: ее груди были полными и (Н-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Т!!!) соски на грудях были волосатыми. Затем она расстегнула свои узкие джинсы и повернулась задом, кокетливо раскачивая задницей и снимая их до пола вниз по бедрам. Ее пропорции были парадоксальными: жопа была твердой и размером с мою руку, но когда она развернулась обратно и… (Н-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Т!!!) снова этот фурункул на животе, будто присобаченный к телу, выступающий и неприятный.

Девушки ушли в душ, а я лег на спину, проклиная себя за то, что вообще их сюда позвал. Когда они вернулись, мне стало по-настоящему плохо. Кожа Карины представляла из себя лоскуты из красных пятен и прыщей, некоторые из которых были поцарапаны и блестели свежей кровью и гноем. Каждый дюйм тела Жадыры кричал о биологической опасности. Меня парализовало отвращением. Чувствуя, что мне нужна помощь, они подползли между моими коленями к груди, целуя меня в живот и шею. «У тебя совсем нет волос на теле, — сказала Карина. — Мне нравится!». Жадыра схватила меня за енг и начала его молоть. Ей явно было некомфортно. Енг плохо реагировал на весь этот ужас. А затем она укусила мои яйца. Кто-нибудь может объяснить мне, зачем девушки это делают? «Ай!», «Ой!» и «Джибус Мария и Факинг Гусфра!» - проносилось в моей голове.

Пока Жадыра продолжала делать свое дело, пока я валялся с распахнутыми глазами в полнейшем страхе, Карина постоянно называла меня «мальчик мой». «Прервать миссию! Прервать миссию!» — проносилось в моей голове. Дабы отвлечься, я представлял себе образы офисных ячеек, клавиатур, мониторов, бумажных наклеек и настенных календарей… Я будто вновь стоял у копировальной машины и нажимал на кнопку сортировки. Я запечатывал конверты, сшивал документы степлером, отправлял факсы, вводил данные…

После того, как я получил все, что хотел за деньги, я притворился, будто засыпаю. Обычно мужчины не очень любят быть скорострелами, но тут был особенный случай.

— Хочешь еще, мальчик мой? — спросила Карина.

— Не-е-е-е, рахмет!

Девчонки молча вышли на кухню, чтобы покурить. Через какое-то время я к ним присоединился — врожденное природой любопытство победило.

— А почему ты не уехала из Степногорска в Россию? — спросил я у Карины, затягиваясь сигаретой.

— Мальчик мой, что я там потеряла? Мне в Казахстане больше нравится. Да и не примут меня там местные. Я для них «казашка». У меня тут родители, у меня тут дом. Вот поработаю еще немного, денег поднакоплю и родителей сюда перевезу. Устала я от этой работы.

— А кем работать хочешь?

— Я вообще-то психолог по образованию. Может, этим и займусь.

— А обратно в Степногорск не хочешь?

— Нет, мне в Алматы нравится. Правда, дорого тут все. И менты тут жадные. Иногда они напиваются и приходят к нам с «рейдом». Один все приходил и упрашивал моих девочек сделать все без гондона. Я ему сказала «нет»! А он начал душить. Потом за волосы долго таскал. Два месяца потом в больничке пролежала.

Мне стало жаль Карину, и я угостил ее пивом. «Я не пью», — сообщила Жадыра. После первой бутылки Карина расслабилась и на эмоциях прочитала чудовищное стихотворение Есенина:

Мы теперь уходим понемногу В ту страну, где тишь и благодать. Может быть, и скоро мне в дорогу Бренные пожитки собирать.

В отличие от северной Карины, Жадыра родилась в предместьях Кордая.

— Как жизнь в Кордае?

— Плохо. Работы нет. Никто тебя не уважает. Денег нет. Все воруют.

С большим удивлением я обнаружил, что у Жадыры также имеется высшее образование.

— А где ты училась?

— В Нархозе.

Шесть лет назад у Жадыры умер отец в раннем возрасте, и она из-за этого очень сильно страдала.

— А что было с твоим отцом?

— Он был алкоголиком. Я осталась одна с мамой. Затем я переехала сюда. Хотела выйти замуж за иностранца. Думала, встречу здесь кого-нибудь.

— А почему за иностранца?

— Ну, иностранцы, как правило, лучше выглядят, не лысые и не такие толстые, как местные. У них денег больше, и они не очень жадные.

— Ну и как, нашла?

— Нашла одного турка. Только он козлом оказался. Денег у него нет, одни понты, и тоже оказался алкоголиком, но я его любила. У нас маленький мальчик.

— Сколько лет?

— Три с половиной. Он — все для меня! Он сейчас с моей мамой в Кордае. А я тут, деньги зарабатываю. Не хочу заниматься этой работой, но как еще заработать на жизнь? Цены тут бешеные. Ты же понимаешь?

— Я понимаю.

— А ты женатый?

— Нет. И никогда не был?

— Никогда не был?! — глаза Жадыры округлились. — Странно. По-моему, тебе пора уже жениться.

— А зачем?

— Как зачем? В твоем возрасте все должны иметь жену. Чтобы она готовила, стирала, по дому убирала. Чтобы ты приходил домой после работы, а там чистота и порядок.

— А ты за своим турком ухаживаешь?

— Пока я работаю, он только и делает, что напивается с друзьями, кутит всю ночь и бегает за юбками. Он возвращается домой все позже и позже. А однажды просто пропал на четыре месяца. Четыре месяца, представляешь? Я начала его искать, прочесала весь город. Оказалось, у него есть вторая жена. Так мне люди сказали. Когда он наконец объявился дома, я сказала ему, что ухожу. Он разрушил все в доме и избил меня… Сказал, чтобы я тихо дома сидела и помалкивала.

Она на минуту замолчала, а потом добавила:

— Сейчас наверное ищет меня.

А затем она вновь улыбнулась своими неполными зубами и пухлыми губками. Мы закурили, и я почему-то совершенно забыл про ее фурункул и начал восхищаться этими ее губами, которые распутно целовали фильтр дымящейся сигареты. Больше мы не разговаривали. Просто смотрели друг на друга. Никаких слов, никаких кивков, никаких жестов. Было совершенно ясно, о чем думаем мы оба.

Загрузка...