Человек на балконе

15

Было восемь тридцать утра. На улице Фурманова нещадно палило гипертрофированное первомайское солнце, повисшее в преувеличенно ярком, безоблачном, синем казахском небе. Два предыдущих дня подряд я пил в ДК и играл в футбол, позвоночник и голова болели немилосердно, очень сильно хотелось спать. Однако сон мой был нарушен неожиданным гулом, а через несколько секунд началась судорожная и хаотичная тряска. Открыв глаза, я обнаружил, что стены моей спальни качались в сильных, пьяных конвульсиях. Миниатюрная стеклянная Эйфелева башня, сувенир, который я привез из Франции в прошлом году, с грохотом упала с полки на пол, но к удивлению, не разбилась.

«Значит под нами движутся тектонические плиты», — лениво подумалось мне.

Тряска продолжалась с полминуты. Вместо того чтобы вскочить и запрыгнуть на сруб дерева, произрастающего напротив моего балкона (как планировалось мною на случай землетрясения), я продолжил валяться голым в кровати. Я четко представил себя в свой последний час, умирающим и хрипящим кровью. В этот момент я не вспоминал лицо матери, и совершенно не думал о собственном спасении, скорее, в голове моей кружились вихрем следующие образы: 1) Я, одиноко шагающий по улочке в Нью-Йорке; 2) Глаза Лидии. Лидия, необходимо отметить, была из породы кобылистых женщин с длинными мясистыми ногами, большими сиськами и гривой блондинисто-рыжеватых волос. Кажется, у нее был шиньон, хотя я уже не помню. Мы познакомились с ней летом в Вермонте — я работал в книжном магазине, она изучала русский язык. Особенно хороши в ней были упомянутые мною глаза, Лидия являлась одной из редких обладательниц тех глаз, что меняют цвет при различном освещении. Ах, что это были за глаза! Оттенки зеленого играли в перламутре, желтые блики исчезали в голубом, холодные и теплые тона догоняли друг друга под покровом темных ресниц. Я уехал от нее через месяц и больше никогда уже не видел этих глаз. Не видел больше ни у кого, редкий такой случай, кстати говоря. Неожиданно ко мне пришло совершенно четкое осознание того, что я не умру. Я буду жить и писать книги, и даже не запью. Страх мне знаком, как и всем, однако вот я лежал в нездоровом спокойствии, в то время как мир вокруг с шумом рушился. Было, конечно же, немного страшно, но никакого ужаса. Все равно ведь всегда желал спиться и сдохнуть к 27 годам, так чего теперь дрожать и бояться? Если жил безрассудно, помирай тоже безрассудно.

И тут, как в плохих фильмах класса Б, тряска прекратилась. Я заулыбался собственным безумным мыслям и на душе стало совершенно хорошо. Сон исчез напрочь. Встав в не привычную для меня в праздничный день рань, я оделся и спустился в магазин, где приобрел несколько банок пива и польскую колбасу. Вернувшись в квартиру, я включил телевизор и устроился на диване. Я пил пиво, съедал колбасу и наблюдал за тем, как в Риме готовились к причислению римского папы Иоанна Павла II к лику блаженных. Кажется, я был абсолютно счастлив.

В одиннадцать тридцать пять мне позвонила Джулиана, нарушив череду серьезных и глубоких мыслей.

— Hello my dear cheesy boy, do you want to get lunch?

— Ok, I just need to take a shower.

— Enjoy your shower!

Человек я, как вы, наверное, успели заметить, по складу своему одинокий. Выбор ли это мой собственный или выбор невидимой мне судьбы, но даже в самых больших компаниях друзей я постоянно чувствую некое отчуждение. Старым приятелям я не звоню, в «Фейсбуке» ни с кем не переписываюсь, на встречи хожу неохотно. Однако, звонку заезжей итальянской женщины я был рад. Нравится она мне и все тут. Приняв быстрый холодный душ, я вновь вышел в испепеляющий, жаркий день Первомая. Волосы мои были аккуратно острижены, пиджак сидел ловко, туфли начищены до блеска.

А снаружи творилось очередное безумие. По перекрытым для автомобилей улицам живо бегали и распевали патриотические песни круглолицые и гладковыбритые, в белых маечках и нелепых кепках, юные представители главной партии страны. «Алга, Казахстан! Алга, Казахстан!» — громко скандировали откормленные и здоровые молодые люди. Я еще подумал, что они немного смахивают на пришельцев из космоса. По крайней мере, на городских жителей они не были похожи точно. Лицо городского жителя — это жилистый кусок мяса с мешками под глазами, впалыми щеками и морщинами у рта и ушей. У этих физиономии были нечеловечески здоровыми.

— Алга, Казахстан!!! Алга, Казахстан!!!

Я встретил Джулиану в районе Старой площади. Она была разбухше-красивая, небрежно одетая, ростом с меня, не очень стройная, но и не толстая, эдакая Брунгильда. Было жарко, и звучала музыка. Джулиана рассказала мне о том, как очнулась утром от вибраций и загорелое южное тело ее вздрагивало от непонятного происхождения тупых толчков. Ваш покорный слуга, понятное дело, от таких слов предсказуемо возбудился. Даже немного испуганное лицо ее, переполненное волнением и страхом за собственную жизнь, не омрачало веселое настроение автора этих строк. Я любил ее, и любил всех, я думал о вечности, смерти и других нехороших вещах, в то время как на площади прогуливался простой, разумный и серьезный люд. Страна праздновала День единства народов, и мимо нас проплывали красивые, в национальных одеяниях, разнообразные турки, черкесы и прочие молдаване. Мы поедали их народные блюда в специально поставленных на площади палатках, оказавшиеся, между прочим, не такими уж плохими, запивали все лимонадом и продолжали злословить по поводу американской внешней политики, казахского менталитета и злополучного землетрясения.

— Успокойся, — говорил я ей. — Этот город трясет постоянно. Не поддавайся общей панике.

— Ok. I will try.

Так мы прогуляли весь день. Останавливаясь на различных летках, мы медленно накачивались пивом, пока, наконец, не набрели на пьяную компанию знакомых в «Сохо». Розово-желтый мир вокруг становился все темнее и наконец в городе наступила долгожданная вечерняя прохлада. Запахи расцветших растений перебивали запахи городской пыли и бензина, и происходивший вокруг зеленый бал-маскарад начинал напоминать подобие осени. Джулиана сняла солнечные очки и положила их в сумочку. С первым глотком виски мне стало еще лучше. На сцене выступала знакомая мне джазовая певица — казахская девушка с черным голосом, блистательно исполняющая репертуар Нины Симон и Билли Холидэй. Но даже здесь, в этой прекрасной обстановке, нам так и не удалось убежать от всеобщего безумия.

На мой телефон и на телефоны моих знакомых начали поступать сообщения и звонки, предупреждающие об ожидаемом скоро разрушительном 9-балльном землетрясении. Панические разговоры усугублялись то ли выдуманными, то ли реальными фактами эвакуации населения из города в более безопасные места. «Люди повыходили из своих домов с сумками!» — ропотно говорили одни, «Мой дядя в администрации президента подтвердил опасность!» — вещали другие. Некоторые даже называли точное время ожидаемого деструктивного толчка — 23:00. Я? Мне было похуй. Все свои переживания и чувства я оставил утром в собственной постели. Я наслаждался выпивкой, музыкой и женским очарованием. У большинства человечества инстинкт принадлежности толпе превышает инстинкт одиночества и отталкивания. Первенство моей силы воли над чужой паникой в очередной раз подтверждалось. Я злобно хохотал над ничтожностью и трусостью окружающих меня людей.

На Джулиане не было лица.

— Хей, сейчас, говорят, опасно идти домой, — шутливо сказал ей я.

— Будем гулять всю ночь.

Я плохо помню дальнейшее развитие событий. Я снова много выпил и очнулся уже на следующий день в живописном Алма-Арасанском ущелье, в 26 километрах от города, в горах. Джулианы рядом не было, вместо нее над мангалом возвышался ЧЗМИ и готовил шашлык. Протерев глаза, я обнаружил еще нескольких своих друзей — кто-то возился с саксаулом, кто-то пытался разогреть на огне чайник. По всей видимости, землетрясения так и не произошло, а меня вывезли в беспамятном состоянии за город. Ну, что ж, совсем неплохое начало дня. Пикник. К тому же, в горах стояло красивое солнечное полулето. Хвойные и лиственные леса на холмах, словно детские стулья в фаст-фуде, были яркие и красочные, без полутонов. Пахло прелыми травами. Сложно было представить, что такая красота возможна всего лишь в сорока минутах езды от Алматы. Крайнюю усталость мою словно рукой сняло. Шашлык оказался сладким и, съев его с небывалым аппетитом, я закурил первую за день, мягкую, ароматную сигарету.

Я люблю жизнь. И уверен, что не стоит проживать ее в постоянной боязни. Земля фиксирует наши страхи по спинам и реакции ее настроены на эти страхи. Идея человека, на мой взгляд, гораздо выше этого, страх преступен и необходимо совершенно спокойно воспринимать свою, возможно, очень быстро приближающуюся смерть. Я долго думал об этом, придя впоследствии уже поздно ночью домой и, обнаружив, что американцы, наконец, уничтожили Усаму Бен Ладена. По телевизору показывали, как тысячи отсталых америкотов дико праздновали убийство врага в Вашингтоне у Белого дома. Не знаю, не нравится мне это. Смерть врага, как и смерть собственную, на мой субъективный взгляд, лучше принять со спокойным достоинством.