Человек, земля, хлеб

М. Фонотов ОДНА ИЗ ДОРОГ РОМАНТИКИ

…И вот уже остались позади последние дома поселка. Открылась снежная степь. Она от солнца искрится, даже глазам больно. Сани низкие, дорога бежит совсем рядом, так и хочется коснуться ее рукой.

А встречный ветер колюч, жгуч. Девушка смеется и чувствует, как стынет лицо, как стянуло щеки. Она отворачивается, поджимает коленки, устраивается поудобней, но парень сталкивает ее с саней. И опять она хохочет, бежит, подпрыгивая, рядом, и смех мешает ей дышать, и она уже запыхалась, но парень не подпускает к саням. Наконец, ей удается свалиться на сани, и она, в свою очередь, пытается столкнуть парня. Но где там, разве столкнешь его, здоровенного детину…

Все дальше и дальше в степь уходит вереница саней…

Потускнеют снега, нальются синью зимние сумерки, холодно и таинственно озарится от лунного света степь — будут скрипеть полозья, всхрапывать заиндевелые кони, уходить в полумглу мрачные черные сосны реденьких лесков. И только поздней ночью на пути встретится поселок в несколько домиков. Продрогшие путники будут шумно топтаться во дворе, ожидая, когда их определят на ночлег. Откуда-то издалека начнут доноситься шум перрона, гудки паровозов, смех, речи, песни под гармонь…

Я хочу рассказать, как начинали трое.

Утонуть бы во времени, дотянуться бы до той десятилетней глубины, чтобы все увидеть своими глазами. Мне нужно рассказать о весне, которая отцвела десять лет назад, о ручьях, которые звенели тогда, о закатах, которые пылали тогда, о ветрах, которые шелестели в травах десять лет назад…

Убрать бы дома, выстроенные за десять лет, — фермы, мастерские, клуб, магазины, — заглушить бы дороги, утрамбовать бы дернину, перепаханную десять раз… Хотя бы на час, чтобы показать людям: вот, смотрите, как было.

Нельзя забывать о таких днях. Нельзя забывать о том, как начинался подвиг. Это нужно оставить для юных.

Итак, конезавод № 43, будущий Калининский совхоз. Март 1954 года.

Фаина Соколова. 26 лет. Жила в Магнитогорске, работала контролером на калибровочном заводе.

Вера Караваева. 25 лет. Бухгалтер с Магнитогорского металлургического комбината.

Татьяна Николаева. 21 год. Фрезеровщица из Златоуста.

Почему-то всем казалось, что, как на фронте, их с места «в бой» пошлют. И готовились к испытанию «огнем». Но началось с испытания ожиданием.

До выезда в поле оставалось еще не меньше месяца. Чем заниматься? Готовили жилье — штукатурили, белили, мыли полы, сколачивали нары. Прозаическая работа. Ни у кого к ней душа не лежала. Смотрели на нее снисходительно.

Ездили на отделение сортировать зерно. До отделения километров десять. Транспорт — сани. Использовался только в поселке. Едва выезжали в степь — все соскакивали с саней. Бег восполнял несовершенства городской одежды.

На отделении один дом и склады. В доме жил кладовщик Иван Николаевич Кокалевский и его жена тетя Вера.

Тетя Вера каждый раз не удерживалась, чтобы не удивиться:

— Как же вы не замерзаете?

Отшучивались:

— А что нам замерзать, молодым-то!

— На санях и околеть можно.

— А мы не на санях, а за санями.

Многое тете Вере непонятно. Что их погнало из городов, от матерей? И вроде довольны даже. Хохочут себе. Ах, молодежь!

А молодежь погрелась — и в склады…

Когда отзвенели ручьи и над степью заиграло марево, всех тянуло к земле, пахать. Пусть не на трактор — на плуг!

Нужно было иметь твердость, чтобы уговорить себя и согласиться на «обыкновенную» работу. В душе-то понимали, что всем пахать нельзя, но приехать на целину, чтобы готовить щи или подвозить воду…

Вера принялась за привычное дело — она стала бухгалтером отделения. Привычное? Да, все было знакомо, кроме одного — сельскохозяйственного производства. Этому пришлось учиться на ходу.

Первые гектары отвоеванной у целины земли — первые цифры в бухгалтерских бригадах. Бумаг мало. Кабинет более чем скромный: уголок в вагончике, столик (счеты и то не поместятся) и собственный чемодан вместо стула…

Хозяйкой бригадной кухни стала Фаина. Ничего не скажешь — обыкновенная работа. Все равно что дома, в Магнитогорске. Только нужно вставать в четыре часа утра, чтобы приготовить завтрак, только за продуктами нужно ездить за десять километров на подводе, неумело понукая лошадь, которую, кстати, нужно запрягать и распрягать, только очень мало посуды…

Трактористов, которые пахали целину, кормила Фаина. Она выезжала в степь наугад, к горизонту, где, по заверениям бригадира, рано или поздно должны всплыть крохотные точки тракторов, ползущих вдоль загонок. Она подавала чумазым трактористам алюминиевые миски со щами, отвечала на их шутки, смеялась. А когда возвращалась в бригаду, нужно было уже готовить ужин.

Тане Николаевой повезло — она стала прицепщицей. Правда, тракторист оказался какой-то недобрый. Сидит она на прицепе, крутит баранку, скорей для видимости, чем для дела, потому что толком не знает, что к чему. А тракторист остановит трактор среди загонки и вместо того, чтобы спокойно объяснить, орет на нее, дескать, какого черта делает не так, как нужно. Ну, а после такой нахлобучки и вовсе ничего не ладится.

Полмесяца прошло, ни слова доброго, ни совета дельного не дождалась. Только хмурился и злился. Ему работать надо, а не учить — так считал.

Перевели на другой трактор, к Ивану Беркуту. И дело пошло, и на душе стало легче. Иван научил и смазывать плуг, и регулировать его, и управлять. И она помогала ухаживать за трактором. Привыкла.

Ко многому приходилось привыкать — к пыли, к зною, к мозолям. Уставали, порядком уставали.

Но вечером, после смены… Стоило умыться, поужинать — усталости вроде и не было. Когда опускались сумерки, зажигали костер, усаживались вокруг него, и начинались задушевные разговоры. Каждый рассказывал о себе.

А потом кто-нибудь потихоньку начинал песню… Приятно было смотреть на огонь, петь и думать о том, что еще совсем недавно они ничего не знали друг о друге, а теперь ночная степь свела их к костру, у которого каждому тепло и просто, словно в большой дружной семье.

…Наверное, по всему целинному краю в такие летние ночи горели костры и звучали песни.

Пели допоздна. И сами удивлялись, как плавно льются их голоса.

— Так бы на сцене спеть, а, ребята?

Мечтали о сцене. И не подозревали о том, что через несколько лет на сценах театров зрители увидят такую же ночь, таких же парней и девчат, размечтавшихся у костра…

А однажды вечером всех ждал сюрприз. Вернувшись с полей в бригаду, увидели: на столе стоял патефон с пластинками, гармонь и приемник. Девчата принялись крутить пластинки, а парни тут же сколотили в вагончике столик для приемника, и вскоре все собрались, чтобы послушать последние известия из Москвы.

Нашелся и гармонист. Едва он взял первые аккорды, начались на полевом стане танцы.

Веселым был тот вечер. Дело даже не в том, что теперь можно было послушать музыку, потанцевать. Радовали подарки. Их прислали рабочие Магнитогорского металлургического комбината.

Романтика… В чем она? В неустроенности быта? В экзотичности? В чем?

Для многих это что-то неведомое, как далекая страна, из которой не приходят вести.

Целинники были в той стране. И они знают, что дороги романтики будничны, а сама она становится явью только тогда, когда оставлена позади не одна преграда, взята не одна высота, пережито не одно сомнение. Твердость на пути к цели — не в том ли романтика?

…Мы сидим в небольшой комнате конторы. Все как будто рассказано. Мои собеседницы молчат. С их лиц не сходит тень воспоминаний, я не спешу с вопросом.

— Все-таки многое забывается, — произносит Фаина Фоминична.

— Нет, я все хорошо помню, — возражает Татьяна Дмитриевна.

— Знаете, все в юности мечтают, — словно самой себе говорит Вера Дмитриевна. — Мечта и потянула нас на целину. И мечта не обманула. Радостно оглянуться и подытожить: ничего не было напрасно, все было правильно.

— Ну, а что изменилось с тех пор?

Что изменилось? Фаина Фоминична и сейчас работает поваром в детсадике, Вера Дмитриевна теперь уже заместитель главного бухгалтера совхоза. А Татьяна Дмитриевна несколько лет работала трактористкой, потом вышла замуж, появились дети, пришлось заняться другим делом — она почтальон. В совхозе нет ни одного дома, в который она не приносила бы газеты и журналы. Это тоже ее заслуга.

Что еще? На совхозных полях замечательный хлеб. Это те самые поля, которые распахивались в тот незабываемый год.