11

«20 июля 1946 года.

Любимая!

Вот уже несколько дней, как я в Париже. Телефон в стране все еще работает плохо, а телефонистки безжалостны к влюбленным. Остается вооружиться пером и бумагой, чтобы высказать, как мне тебя не хватает, а также сообщить, что на этой неделе я приеду к вам с Лаурой, с которой мы позавчера увиделись. Твоя сестренка намеревается использовать меня, чтобы сократить насколько возможно свое пребывание в Монтийяке. У нее такие же, как у тебя, волосы, но на этом сходство кончается. А жаль!

Я повидался с Сарой и понял причину твоего состояния после того, как она и мне поведала о пережитых муках. Однако она не все тебе сказала. Есть еще кое-что, что тебе предстоит узнать. Ты сама прошла через множество испытаний и поэтому способна ее понять. Вы с ней во многом схожи. Разница состоит в том, что тебе не пришлось испить чашу мучений до дна. Знай, что Сара никогда больше не будет «нормальной» женщиной. Что бы мы ни предприняли, нам никогда не поправить непоправимое. Однако в наших силах ей помочь. Я прошу тебя позволить мне привезти ее с собой в Монтийяк. Она очень этого хочет. Если ты откажешь, я отнесусь к этому с пониманием. Но я хорошо тебя знаю. Ты великодушна и любишь Сару. Сейчас я уезжаю на пару дней в Лондон. Свой ответ передай через Лауру по телефону или телеграммой. С нетерпением жду дня, когда смогу встретиться с тобой, сжать тебя в объятиях и увидеть, как от счастья ты закрываешь глаза.

Девочка моя, хочу, чтобы ты в одном, одном-единственном, была абсолютно уверена: я тебя люблю. Будущее может таить для нас неожиданности, оно может быть не таким, как нам хотелось бы. Однако я твердо знаю, что ты единственная, слышишь — ЕДИНСТВЕННАЯ — женщина, рядом с которой я желал бы жить в окружении (почему бы и нет?) похожих на тебя детишек.

Франсуа».


У Леа екнуло сердце, когда она увидела знакомый почерк своего возлюбленного. Оставив на попечение Франсуазы и Руфи варенье, с которым возилась с самого утра, она помчалась в кабинет отца и заперла за собой дверь, чтобы спокойно прочесть письмо.

Единственная!.. Она — единственная женщина, с которой он хотел бы жить вместе и иметь детей!.. «Я тоже хотела бы жить рядом с ним», — подумала она. Леа впервые призналась себе в этом и почувствовала, как она погружается в состояние счастливого покоя. «Почему я так долго медлила с этим признанием себе самой? — спросила она себя со смехом и тут же ответила: — Потому что боялась, как бы он не причинил мне страдания!» При этой мысли все ее тело покрылось испариной. «Я, должно быть, сумасшедшая, если прихожу в такое состояние от того, что любимый человек, — да, любимый, и как хорошо признаться, наконец себе в этом! — объясняется мне в любви!» Она снова засмеялась, но, почувствовав вдруг неясную тревогу, перечитала письмо. Разумеется, она примет Сару, если он ее об этом просит. Она будет с ней нежной и внимательной, и вместе с Франсуазой они помогут ей преодолеть горе и отказаться от мщения. Надо скорее позвонить Лауре и передать, что их троих ждут в Монтийяке… Но почему он пишет: «Будущее может таить для нас неожиданности…» Какие неожиданности?.. Что он хотел этим сказать?.. Леа сжала обеими руками виски, закрыла глаза, но тотчас же вновь их открыла… На какое-то мгновение перед ее внутренним взором промелькнул образ Сары, протягивающей ей мертвого ребенка… Сара, смеясь, смотрела на нее. Вид ее был ужасен…

Леа свернулась комочком на старом отцовском диване и почувствовала, что дрожит всем телом, что вся покрылась холодным потом. «Надо успокоиться, надо успокоиться, — повторяла она. — Мама… Камилла… Мне страшно, если бы вы знали, как мне страшно…» Ей вспомнилось, как мать или Камилла проводила рукой по ее лбу, когда ей снились страшные сны, и какое облегчение приносили эти прикосновения. Мало-помалу она успокоилась и с трудом поднялась на ноги, ощущая горечь во рту. Взглянув в зеркало в ванной комнате, она увидела лицо, похожее на лицо утопленника. Тогда она поспешно скинула одежду и встала под душ. Ей хотелось смыть все воспоминания, радоваться тому, что жива, что ее прекрасное тело создано для наслаждения!.. Только Франсуа умел дать ей наслаждение! Как ей не терпелось вновь ощутить счастье близости с ним!.. Будущее рядом с ним могло таить в себе только приятные неожиданности! Именно это он хотел сказать в письме. Они с Франсуа сумеют окружить Сару заботой, помогут ей обрести вкус к жизни. Их любовь может быть только благодатной и для них самих, и для окружающих. Леа хотелось видеть счастливыми всех вокруг себя, всех, кого любила. Война кончилась, вернулось время мира и счастья.

Что-то напевая, она вышла из-под душа, вытерлась, с удовольствием оглядела себя в высоком зеркале ванной, надушилась и надела легкое полотняное платье.


С террасы до нее донеслись смех и радостные восклицания. Она вприпрыжку припустилась по грабовой аллее, подумав на бегу, что для вечернего аперитива было слишком рано, зато для предобеденного — в самый раз. В тени зарослей глициний в окружении Альбертины, Лизы, Франсуазы и Руфи, еще не успевших снять фартуки, Ален Лебрен откупоривал бутылку шампанского.

— Что здесь происходит? Что это вы отмечаете без меня?

— Мы послали за тобой Шарля и Пьера, — ответила Франсуаза с интригующей улыбкой.

— Я их не встретила. Но кто-нибудь скажет мне, наконец, что происходит?

— Франсуаза… — начала было Лиза, но прыснула и закрыла рот рукой.

— Что — Франсуаза?

— Она только что нам объявила, — подхватила Альбертина и тут же остановилась, чтобы вытереть навернувшиеся на глаза слезы.

— Ты плачешь? Что-нибудь случилось?

— Нет, то есть да, мадемуазель Леа, — произнес Ален, выталкивая пробку из бутылки.

— Да объяснитесь же, наконец, толком! Впрочем, я, кажется, начинаю понимать… Вы и Франсуаза… Да?.. Сестренка, как я рада! — воскликнула Леа, бросаясь обнимать Франсуазу. — От души поздравляю, Ален! — обратилась она к управляющему и тоже обняла его.

— Благодарю вас, мадемуазель.

— Не называйте меня «мадемуазель». Я ведь теперь ваша свояченица!

— Благодарю, Леа.

Леа, улыбаясь, взяла из его рук бокал с шампанским.

— Мы не нашли Леа… А, ты здесь! Мы с Пьером повсюду тебя искали, — проговорил запыхавшийся Шарль.

— Дети, идите, чокнитесь с нами!

— Ален, по одному маленькому глотку каждому. Они ведь еще дети, — сказала Франсуаза.

Когда всем было налито, Ален Лебрен поднял свой бокал.

— Я пью за самый прекрасный день в моей жизни, за женщину, которую люблю, за Монтийяк и за всех его обитателей! Ваше здоровье!

— Как бы счастливы были ваши родители! — проговорила сквозь слезы Руфь.

— Ну-ну, Руфь, дорогая, у нас сегодня нет причин для слез, — сказала, громко сморкаясь, Альбертина.

— Конечно, у нас нет причин для слез, — икнув, повторила Лиза.

Три старушки, каждая с носовым платком в руках, представляли собой комичное зрелище. Франсуаза, Ален и Леа не удержались и громко рассмеялись.

— Ладно уж, насмехайтесь, — проворчала Руфь.


К концу дня явились Жан Лефевр и отец Анри, и все вместе, собравшись в помещении винного склада, еще раз выпили за здоровье жениха и невесты.

— Когда твоя очередь? — спросил Жан у Леа.

— Раньше, чем ты думаешь! — непринужденно ответила она, но, увидев, как вытянулось его лицо, тотчас же пожалела о сказанном. Она искала способ исправить оплошность. Неожиданно Франсуаза перевела разговор на другую тему.

— Отец Анри, — сказала она, — мы с Аленом очень хотели бы, чтобы нас обвенчали именно вы.

— Я сделаю это с величайшим удовольствием, — ответил он.

— Свадьба будет после окончания сбора винограда? — спросил Жан.

— Нет, — ответила Франсуаза. — Мы с Аленом хотим пожениться как можно скорее, сразу же после оглашения.

— Но у нас не останется времени на подготовку. Надо будет заказать подвенечное платье, разослать приглашения, организовать торжество…

— Никакого торжества не будет, Леа, — ответила Франсуаза. — Я хочу, чтобы на церемонии присутствовали только самые близкие мне люди.

— Но…

— Ты ведь понимаешь, по какой причине?

Да, конечно, Леа поняла и мысленно назвала себя дурехой.

— Франсуа пишет, что приезжает с Лаурой и одной нашей общей приятельницей. Может быть, они успеют к свадьбе? — сказала она.

— Замечательно! — воскликнула Лиза. — Я так люблю месье Тавернье!

Новость явно не понравилась Жану Лефевру, быстро взглянувшему на Леа.

— Ты, Леа, и ты, Жан, если не возражаете, будете моими свидетелями. А свидетелями Алена будут его дядя и один из его друзей.


Весь остаток недели, вплоть до приезда Лауры и гостей, жизнь в Монтийяке, как в прежние времена, снова била ключом. По всему дому шла непрерывная беготня, передвигалась мебель, делались всевозможные покупки для новобрачных. Было решено отдать им бывшую спальню месье и мадам Дельмас, самую лучшую во всем доме, с прилегавшими к ней маленькой гостиной и ванной. Пьеру была отведена отдельная комната рядом с комнатой матери.

Лиза и Руфь на глазах помолодели, когда узнали о предстоящей свадьбе. Они часами говорили о приданом невесты, столовом серебре, белье и посуде. Из Лангона была вызвана портниха, мацам Ларше, чтобы снять мерки с дам. Выбор фасонов вызвал оживленные споры. Франсуаза остановилась на строгом костюме бледно-желтого цвета; Леа заказала темно-красное платье-пальто; Лиза — платье из набивного фуляра с коротким жакетом; Альбертина отдала предпочтение ансамблю жемчужно-серого цвета; Руфь же заявила, что ей ничего не надо. Поскольку у портнихи было очень мало времени для выполнения заказов, было решено обойтись одной примеркой. Однако для этого Леа понадобилось все ее искусство убеждения, чтобы уговорить мадам Ларше, которая вначале настаивала, по крайней мере, на трех примерках. Условились также, что ради экономии времени заказчицы сами отправятся в Лангон на примерку. После решения проблем с платьями надо было подумать о шляпах, туфлях, сумочках и перчатках. С образцами тканей будущих платьев дамы накануне приезда Лауры отправились в Бордо.


Вконец измотавшись от беготни по магазинам, с многочисленными свертками в руках, они решили передохнуть за чашкой чая в уютном ресторанчике напротив городского театра. За соседним столиком они вдруг увидели кузину Коринну Дельмас, недавно вышедшую замуж за богатого землевладельца из Пайяка. Она сидела в ресторанчике с двумя приятельницами. Узнав Леа и Франсуазу, все трое начали оживленно шептаться. Видя это, Франсуаза покраснела и опустила голову, а Леа вызывающе на них посмотрела.

— Какая наглость! — громко воскликнула одна из приятельниц Коринны.

— Как они смеют показываться на людях! — заявила другая.

— Мы прервали с ними все отношения, — поспешила заверить их Коринна.

— Уйдем отсюда, — проговорила, бледнея, Франсуаза.

— Как бы не так! — возразила Леа.

— Дети мои, обойдемся без скандала, — пробормотала Альбертина.

С потемневшими от гнева глазами Леа поднялась и направилась к столику, за которым сидела троица.

— Здравствуй, Коринна. Похоже, замужество пошло тебе на пользу! Ты прекрасно выглядишь. Когда я в последний раз видела тебя с дядей Люком, ты была совсем тощей. Добрый день, милые дамы.

— Добрый день.

— Через три недели Франсуаза выходит замуж, и, разумеется, мы приглашаем тебя с мужем на свадьбу.

— Поздравляю, — пробормотала Коринна. — Я, право, не знаю, сможем ли мы приехать…

— Постарайся, дорогая, мы будем очень рады вас видеть. А теперь, до свидания. У нас еще столько дел впереди. Надеюсь, скоро увидимся. Ты получишь официальное приглашение на свадьбу.

— До свидания.

Довольная собой, Леа вернулась к своему столику.

— Я пригласила ее на твою свадьбу.

— Только не это!

— Успокойся, она не приедет. Зато я получила удовольствие от того, что поставила эту вздорную бабенку в затруднительное положение.

— Ты меня поставила в затруднительное положение, — с грустью проговорила Франсуаза.

— Извини, сестренка. Я этого не хотела.

— Официант, счет! — громко произнесла Альбертина.

Веселые и болтливые в начале поездки, они возвращались в молчании, погруженные каждая в свои мысли.


На другой день к вечеру приехал и Франсуа Тавернье, Лаура и гости — Сара Мюльштейн с Даниэлем Зедерманом. Еще с полудня Леа поджидала их у дороги. Когда же, наконец, подъехала машина, она в спешке чуть не угодила под колеса. Шоферу с трудом удалось избежать наезда. Он выскочил из машины разъяренный и заорал на нее:

— Вы сумасшедшая, мадемуазель! Я едва не задавил вас!

Лицо Леа выражало разочарование.

— Я думала, что…

— Я здесь, Леа! — раздался знакомый голос.

— О! Франсуа! Я было подумала, что ты не приехал!.. Но что с тобой? Голова болит?

— Из-за твоей торопливости и резкого торможения я ударился головой о ветровое стекло.

— Мне бесконечно жаль, — проговорила со смехом девушка.

Франсуа бросил на нее сердитый взгляд.

— И это все, что ты можешь мне сказать? — спросил он.

Леа засмеялась еще громче, а вслед за ней и Лаура, и Даниэль, и даже Сара, только что вышедшая из машины. Тавернье принял комически грозный вид, что только усилило общую веселость. В конце концов, и он не выдержал и рассмеялся вместе со всеми. Не переставая смеяться, он обнял Леа.

— Ты порядочная зануда и вечно становишься мне поперек дороги… — сказал он.

Сара в черном тюрбане с улыбкой на лице подошла к ним.

— Спасибо тебе, Леа! Впервые с начала войны я смеюсь от души. Дай мне поцеловать тебя.

Подруги обнялись с нескрываемым волнением.

— Теперь я понимаю ваш выбор, — проговорил Даниэль, обратившись к Франсуа. — Ваша избранница восхитительна.

— Предупреждаю: не вздумайте влюбиться! Иначе будете иметь дело со мной!

— Ради такой девушки я готов сразиться с кем угодно, не только с вами.

Его тон, а также взгляды, которые он бросал на Леа, неприятно подействовали на Тавернье. «Мне не хватает только начать ревновать», — подумал он.

— Дорогая, я привезла с собой двоюродного брата. Его зовут Даниэль Зедерман. Понимаю, что это немножко бесцеремонно. Но, надеюсь, ты не рассердишься, — сказала Сара.

— Ну что ты! Дом такой большой!

Лаура помчалась бегом к усадьбе, а Леа, сияя от радости, взяла под руки Сару и Франсуа и повела их к дому.

— Рада увидеть, наконец, собственными глазами твой знаменитый Монтийяк, о котором ты так много говорила. Понимаю, что его нельзя не любить. Все здесь так гармонично, так естественно, так ясно, хотя и несколько сдержанно. Такое имение не может достаться случайным людям, — сказала Сара.

Леа внимательно посмотрела на нее. Как могла она, совершенно чужая в этих краях женщина, так быстро и правильно угадать сам дух этой местности?

Они прошли мимо северного фасада дома, потом вдоль загроможденных тачками сараев… В лучах зловеще багрового предзакатного солнца здания Бельвю казались призрачными и как бы погруженными в гигантский костер. Закат солнца всегда имел для Леа очень большое значение. Совсем маленькой, едва научившись ходить, она отправлялась в западную часть дома, чтобы посмотреть, как дневное светило «ложится спать». И каждый раз, когда оно исчезало за холмом Верделе, у Леа сжималось сердце, и ее охватывала непонятная тревога. С тех самых пор это чувство постоянно возникало в ее душе на закате солнца. Но сегодня, когда она шла рука об руку с любимым человеком и вновь обретенной подругой и смотрела на пурпурно-черное небо и огненный солнечный шар, ее тревога была почему-то намного сильнее, чем обычно. Ее спутники остановились, чтобы в молчании полюбоваться на быстро угасающее великолепие. Откуда эта внезапная необъяснимая тоска? Ах, если бы солнце не заходило, и не наступала ночь с ее тревожными сновидениями!

Прижавшись к Франсуа, Леа почувствовала, как дрожь пробежала по всему ее телу. «Ощущать рядом с собой трепещущее тело любимой, разделять с ней сиюминутное волнение — вот единственная истинная ценность жизни», — сказал себе Франсуа, обнимая Леа. Она подняла на него глаза. В лучах заходящего солнца девушка стояла, окруженная ореолом света, ослепительная и почти нереальная. Тень от их сплетенных в объятии фигур четко вырисовывалась на стене винного склада, у подножия которой цвели душистые белые розы. Аромат цветов настолько обострил взимное желание близости двух молодых людей, что в какое-то мгновение оба внезапно испытали наслаждение, и это еще больше взволновало их.

Глядя на них, Сара и Даниэль испытывали разные чувства. «Очевидно, что эти двое созданы друг для друга, что они дополняют один другого. Так имею ли я право?..» — спрашивала себя Сара. А Даниэль говорил себе: «Хочу, чтобы эта девушка однажды полюбила меня так же, как теперь любит его».

Обнявшись, Леа и Франсуа, медленно направились к южному входу в дом. Войдя, они прошли в гостиную, где их поджидали сестры де Монплейне, Франсуаза, оживленно болтавшая с Лаурой, отец Анри, Жан Лефевр и Ален Лебрен. Мужчины курили и негромко беседовали между собой. Увидев «своего друга Франсуа», Шарль бросился ему на шею.

— Ты стал настоящим мужчиной, мой мальчик, — сказал Франсуа, опуская его на пол.

Маленький Пьер, не привыкший видеть так много гостей, спрятался за спину матери.

Леа представила гостей. Выпив по стаканчику старого монтийякского вина, хозяева и гости уселись за стол.

За ужином завязался оживленный и веселый разговор. Сара сидела между отцом Анри и Жаном Лефевром. Она спокойно слушала, что ей говорили соседи справа и слева. Ален Лебрен не отрывал глаз от Франсуазы. Лаура непринужденно болтала с Даниэлем. Альбертина и Лиза следили за поведением детей за столом. После ужина все спустились на террасу.

Стояла теплая, темная и звездная ночь. Покуривая, облокотившись на перила, они видели перед собой только мрак да редкие огоньки в той стороне, где находился Лангон. По мосту, как огненная змейка, прополз поезд. Упала звезда… Леа успела загадать желание.


Уставшая с дороги Сара попросила у хозяев разрешения удалиться. Все поднялись и вернулись в дом. Жан и отец Анри распрощались и уехали.

— Лаура, ведь ты устроишься в своей комнате? Сару я поместила в спальне в конце коридора, а Даниэля — в маленькой комнате рядом с твоей, — сказала Леа.

— Спокойной ночи, дорогая! — проговорила, обнимая ее, Сара.

— Спокойной ночи, мадемуазель, — сказал, обращаясь к ней, Даниэль.

— Спокойной ночи, Даниэль. Зовите меня просто Леа. До завтра.

Наконец-то одни!

— Иди сюда! Ночь так тиха, так хороша, что не хочется спать. Пойдем прогуляемся немного.

Обнявшись, они обогнули террасу, и пошли по мягкой дорожке вдоль виноградника, потом свернули налево, туда, где темнели ивы.

— Узнаю эту лачугу, — проговорил Франсуа.

— Она называется Жербетта. Мы приходили сюда вечером после похорон отца…

— Помню, — отозвался он, притягивая ее к себе.

— Идем, — сказала она, мягко отстраняя его.

Как когда-то, он открыл дверь плечом. И как когда-то, она пробормотала:

— Здесь не очень-то уютно. В моих воспоминаниях это место мне казалось куда привлекательнее.

Как когда-то, он расстелил на сене пиджак…


Рассветало, когда, утомленные страстью, они возвратились в Монтийяк. Едва устроившись на узкой кровати Леа, оба тотчас же погрузились в глубокий сон.

Загрузка...