Черное танго

23

— Леа, поторопитесь, все вас ждут, мы отправляемся на прогулку в пампасы на лошадях, — крикнула Гильермина из-за двери.

— Я сейчас иду…

— Почему вы заперлись?.. Я распоряжусь, чтобы вам принесли чай. Собирайтесь быстрее, мужчины уже давно уехали.

Леа стремительно встала и раздвинула шторы. Она закрыла глаза, ослепленная ярким дневным светом, и тут же бросилась под холодный душ. Мало-помалу она почувствовала, как ее тело и душа ожили. Что произошло этой ночью? Может быть, она видела страшный сон?.. Она снова встала под душ. Ее сильно тошнило и наконец, вырвало. В дверь барабанили, и это вывело ее из состояния прострации. С трудом она вышла из ванной, закуталась в пеньюар и открыла дверь.

— Да что это с вами? Вы нас напугали!.. Мы уже собрались позвать кого-нибудь, чтобы выломать дверь. Как вы ужасно выглядите! Может быть, вам нездоровится? Мама, мама, Леа плохо!..

— Перестаньте, Гильермина, ничего страшного не случилось. Я плохо спала, вот и все. А сейчас у меня раскалывается голова.

— Это меня не удивляет. Но если бы вы видели, какая вы бледная! Вы, наверное, вчера выпили слишком много.

— Что случилось? Мне сказали, что вы плохо себя чувствуете, — сказала госпожа Ортис, войдя в комнату Леа в костюме для верховой езды и с хлыстом в руке.

— Это правда, мадам, но ничего страшного нет. Если вы позволите, я останусь в своей комнате…

— А как же наша прогулка? — разочарованно протянула Гильермина.

— Главное — не меняйте ваших планов из-за меня. Поезжайте. Я же отдохну, чтобы к вечеру быть в форме.

— Вы уверены, что вам не будет скучно здесь одной?

— Нет, Гильермина, спасибо. Мне совсем не будет скучно. Развлекайтесь, как следует. Извините меня, пожалуйста, мадам.

— Ну что вы. Пойду распоряжусь, чтобы вам приготовили легкий завтрак. А пока выпейте чаю.

— Большое спасибо.

Выпив две чашки чая, Леа почувствовала себя лучше и яснее представила себе, что произошло. Сначала надо высушить волосы, одеться, выяснить, действительно ли вчера вечером кто-то переносил тело, связаться с Франсуа или, в крайнем случае, с Викторией Окампо. Она толкнула дверь комнаты в другом конце гостиной, где накануне происходила эта ужасающая церемония. Библиотека со стенами, обшитыми темным деревом, на полках — книги в красивых переплетах; сейчас не было ни портрета, ни флагов.

Было тихо и уютно. На столе Леа увидела телефон… Она сняла трубку. Как же она не подумала, что телефонистка понимает только по-испански!.. Она с раздражением опустила трубку на рычаг. Побродив по дому, она попросила слуг помочь ей позвонить. Они лишь удрученно покачали головой.

Солнце стояло высоко; чья-то соломенная шляпа лежала на одном из кресел на веранде. Леа надела ее, пересекла газон и пошла к аллее. Задумавшись, она шла уже довольно долго, как вдруг услышала шум мотора. Она инстинктивно отступила и спряталась за деревом: прямо как во время войны, подумала она. Медленно проехала пыльная малолитражка. Сидевшие в ней вооруженные мужчины внимательно смотрели по обе стороны дороги. Распластавшись на земле, Леа порадовалась, что надела темное платье. Машина уехала. Шум мотора уже давно стих, когда она решилась, наконец, покинуть свое укрытие и пошла дальше.

За деревьями она увидела низенькую постройку. Немного помедлив, она направилась к ней. Место казалось заброшенным. Несколько окон, выходящих на внутренний дворик, заросший травой, сломанные тележки, ржавое железо… Полная тишина… Через открытую дверь Леа увидела грязную комнату, заваленную разными отбросами. Посередине стоял старый деревянный стол с изъеденными ножками. Его почти не было видно под горой немытых тарелок, грязных стаканов и полных окурками пепельниц. В комнате стоял запах плесени и табака. В углу она разглядела закопченный камин, в котором, видимо, жгли какие-то документы. Леа дотронулась до пепла, он был еще теплым. На нескольких уцелевших листочках она увидела ряды цифр. Напротив камина на полу лежал соломенный матрас. А что если там спрятан пакет, который несли ночью?.. Солома была свежей и чистой, что плохо сочеталось с окружающей грязью. Чихая, она отодвинула матрас. Вскоре показалась дверца люка, закрытая на висячий замок, но… замок оказался не заперт! Леа открыла дверцу без особого труда. Деревянная лестница терялась в темноте. Есть ли здесь что-нибудь, чтобы посветить? На столе стояла старая керосиновая лампа. Она не слишком уверенно спустилась, держа в одной руке лампу, а другой придерживаясь за перила.

Под ногами был тонкий слой песка, устилавшего пол. Это было что-то вроде земляного колодца, откуда начиналось подземелье. «Как будто в каменных мешках старого замка Сен-Макер», — подумала Леа. Воспоминание о ее детских путешествиях придало ей мужества. Пригнувшись, она углубилась в подземелье. Почти сразу же какая-то решетка преградила ей дорогу, но она легко отодвинула ее и смогла выпрямиться. На земле она разглядела солому, тряпки и цепи. Настоящая тюрьма из романа ужасов!.. Посветив лампой, Леа рассмотрела лохмотья. Это была полотняная куртка, разорванная и в пятнах. Она почти не удивилась, определив, что это кровь. С отвращением она отбросила куртку, затем, передумав, склонилась над ней и изучила карманы: они были пусты. Недалеко от того места, куда упала куртка, виднелся свет, пробивавшийся сквозь щель. Она разрыла песок, увеличив отверстие так, что можно было просунуть голову; с наслаждением вдохнула аромат леса, задула лампу и ногой расширила отверстие. Недавно тут кто-то прошел, и это облегчило ее задачу. Наконец Леа очутилась на свежем воздухе, между корнями очень высокого дерева, множество стволов которого образовывало целый лес. Все вокруг: примятые растения, глубокие следы — указывало на то, что несколько человек исследовали землю вокруг дерева. Отряхивая на ходу от земли волосы и одежду, Леа вышла по этим следам на дорогу. Она вернулась, села, опершись на один из стволов, подумав, что здесь она хотя бы не покроется плесенью. Устав, она задремала.

Звук падающего тела и приглушенный стон вывели ее из оцепенения. Когда она открыла глаза, чья-то рука зажала ей рот, не дав закричать.

— Молчите! Ни слова! Успокойтесь!.. Нет, это вам не снится. Я могу отпустить вас?

— Да; — кивнула она.

Это был Даниэль!.. Даниэль, грязный, обросший, с глазами, налитыми кровью, с перевязанной грудью, босой, в рваных брюках.

— Это вас они переносили минувшей ночью?

— Да, я потерял сознание, они меня пытали… Они допытывались, знаю ли я вас и кто мои сообщники. Я им ничего не сказал, кроме того, что я немец, как и они, и что я бежал из Германии с фальшивыми документами.

— Они вам поверили?

— В Буэнос-Айресе настоящие или переодетые аргентинские полицейские, арестовавшие меня, усомнились было, но это не надолго. Они бросили меня в машину, привезли сюда и снова стали избивать. Они завязали мне глаза. Я очнулся в каком-то погребе. Поскольку они наверняка думали, что сильно меня изуродовали, то даже не потрудились привязать. Ночью я почувствовал струю свежего воздуха, раскопал отверстие и выполз к подножию этого дерева.

— Я прошла тем же путем, что и вы, но я не знала, что меня ждет в конце.

— Мы сейчас далеко от Буэнос-Айреса?

— Точно не знаю. Шестьсот, может быть, восемьсот километров. Вы сейчас в усадьбе Ортисов, в двухстах километрах от Мар-дель-Плата.

— Что вы здесь делаете? Вы не пленница?

— Пока еще нет. Я живу в доме Виктории Окампо, но приехала всего на несколько дней в эту усадьбу с детьми Ортиса. Этой ночью я видела вместе с Ортисом двух нацистов, которые плыли с нами на пароходе. Рик Вандервен тоже среди гостей.

— Рик Вандервен?.. Что он здесь делает? Сведения, полученные о нем из Тель-Авива, очень скупы: вроде бы он действительно голландский промышленник.

— Возможно… Но все это, по меньшей мере, странно…

— Но…

— Подождите, я не все сказала. Я случайно оказалась свидетелем собрания, в котором участвовал сын хозяев Хайме. Все происходило перед портретом Гитлера и флагами со свастикой.

— Это были немцы?

— Конечно, и они там были. Но я не видела, сколько. Кроме того, они говорили по-испански.

— Вы поняли, что они говорили?

— Я же ни слова не понимаю на этом языке.

— А я начал его изучать и понемногу уже ориентируюсь. Мне необходимо вернуться в Буэнос-Айрес. Вы можете достать мне денег и одежду?

— Я попытаюсь. Но вам нельзя здесь оставаться. Только что я видела машину с вооруженными людьми.

— Они наверняка ищут меня.

— Как вам удалось от них скрыться?

— Мне повезло. Они осматривали все под деревьями, в кустах, но не в воздухе. Я забрался на дерево и спрятался между ветвями. Когда я увидел вас, я решил, что от жара у меня начались галлюцинации.

— Что мы будем делать?

— Вы вернетесь в усадьбу. Я пойду за вами на расстоянии через лес, и этой ночью вы мне принесете все необходимое.

— Вы думаете, это так легко. Между деревьями и домом — огромный газон размером с площадь Этуаль, и ночью, я уверена, он патрулируется. Лучше всего это проделать днем.

— Днем?

— Да, все они уехали на лошадях на целый день, в доме остались только слуги. Пойду попрошу у них легкий завтрак. Я положу его в корзину с одеждой.

— А как вы достанете одежду?

— Хайме примерно того же роста, что и вы. Я посмотрю в его комнате.

— Отлично, пойдемте.

Даниэль с трудом поднялся. Лицо его исказила гримаса.

— Вы думаете, что сможете идти?

— Не беспокойтесь, все будет хорошо.

Когда показался дом, Даниэль упал, обессиленный. От его грязной, в пятнах, повязки исходил неприятный запах.

— Вам нужен врач.

— Позже будет видно. Действуйте.

Леа побежала в сторону дома.

— Вот это должно подойти, — сказала она себе, снимая с вешалки коричневый шерстяной костюм.

Из ящика комода она достала белье и рубашку, в стенном шкафу взяла мягкую обувь, а в аптечном шкафчике в ванной — бинт для перевязки.

Когда она выходила из комнаты, зазвонил телефон. Кто-то снял трубку. Спустя несколько минут чей-то голос позвал ее с лестницы:

— Сеньорита, сеньорита, вас к телефону.

Леа спустилась, перепрыгивая через ступеньки.

— Телефон в кабинете, — объяснил слуга, указав на библиотеку.

— Алло!..

— Алло!.. Это ты, Леа?..

— Франсуа!..

— Ты одна?..

— Да.

— Хорошо, не перебивай меня… Ты в опасности… Я приеду за тобой. Я сейчас в Мар-дель-Плата… Виктория Окампо приедет вместе со мной…

— Но…

— Будь готова к вечеру.

— Дай мне сказать… Я нашла Даниэля.

— Даниэля?

— Да, его схватили… он бежал…

— Как он себя чувствует?

— Не слишком хорошо, он ранен в грудь.

— Это серьезно?

— Я не знаю.

— Будь осторожна до моего приезда…

— Алло!.. Алло!..

Их разъединили. Леа повесила трубку.

Она знаками дала понять, чтобы ей приготовили еду, бутылку воды и положили все это в корзину. Повар, привыкший к экстравагантности хозяев, казалось, совсем не удивился. Леа отнесла корзину к себе в комнату. Она вынула продукты, положила вниз белье, костюм и обувь, затем прикрыла все это провизией.

Леа с непринужденным видом пересекла газон и углубилась в лес. По дороге она никого не встретила.

— Даниэль, — тихо позвала она.

Где он? Она в растерянности оглянулась… Он лежал на животе в неглубокой канаве. Она приблизилась к нему.

— Даниэль…

Он лежал неподвижно. В страхе она принялась его трясти. Он был без сознания. Она с трудом перевернула его на спину. Повязка сползла. Под грудью она заметила широкую гноящуюся рану, на которую налипли земля и листья. Сжав зубы и заткнув ноздри, Леа полила на рану воды. Промытая рана выглядела еще более устрашающей. Когда она полила на нее арманька, раненый подскочил и открыл глаза. Несмотря на острую боль, он сумел улыбнуться.

— Я хочу пить.

Леа напоила его и вымыла ему лицо.

Даниэлю удалось выпрямиться и оглядеть свою рану.

— Не слишком красиво.

— Держите компресс.

Перевязав его, Леа помогла ему снять разорванные брюки и надеть принесенные вещи. Обувь оказалась немного велика.

— Теперь у вас более приличный вид. Надо поесть.

— Я не голоден.

— А я голодна. Вы должны поесть через силу… Вот так. А теперь послушайте меня. Мне звонил Франсуа Тавернье. Я сказала ему, что вы здесь. Он приедет за вами.

— Наконец-то добрая весть! Когда он приедет?

— Вечером… Вы думаете, вы продержитесь до этого времени?

— Не беспокойтесь. Вы не захватили немного спиртного?

— Да, я подумала об этом. Я стащила бутылку арманьяка.

— Арманьяк? Вот что меня взбодрит. Леа… Спасибо за все.

— Какой вы глупый… Подождите, надо еще выбраться отсюда. А теперь мне пора идти. Главное — не уходите никуда.

— Поцелуйте меня.

Леа склонилась над ним и поцеловала его в лоб, по которому струился пот.

— Крепче, — попросил он, притягивая ее к себе.

Губы их слились. Леа подавила чувство отвращения: его лихорадило.

Потрясенный, он смотрел ей вслед.