О чем беседовал его превосходительство с прекрасной дамой на назначенной ею встрече, доподлинно сообщить не можем, ибо стенографист там не присутствовал.
Наверное, он хвалил ее артистический талант, обещал свое высокое покровительство, а поскольку ничего на свете не делается даром и поскольку князь назвал его превосходительство великим греховодником — в определенном смысле, — то, по всей вероятности, он намекал на аванс, причитающийся за покровительство.
В свою очередь, Эвелина, как женщина умная, прежде хотела получить определенные гарантии и закрепить их «черным по белому»: она извлекла из шкатулки уже известную нам бумагу.
Его превосходительство, видимо, думал, что это ходатайство об ангажементе в оперу, и с беспечной улыбкой сказал: можно считать, что бумага уже подписана.
И более чем вероятно, что его высокий лоб тотчас покрылся официальными морщинами, когда он развернул сложенную вдвое бумагу, поскольку речь там шла не о театральных делах, а о разрешении на строительство железной дороги в долине Бонда.
Тут его превосходительство немедля поднялся с кресла и, утратив всякую охоту любезничать с прекрасной дамой, стал распространяться о непреодолимых препонах, о могущественной оппозиции в имперском совете, о еще более сильной оппозиции в верхней палате, где князь Зондерсгайн перевернет все вверх дном, лишь бы воспрепятствовать строительству железной дороги в долине Бонда, о политической ситуации, о трудностях на денежном рынке, о государственных тяготах, сложных перспективах, территориальных препятствиях и тому подобном, из-за чего невозможно или, во всяком случае, в данный момент не представляется возможным выдать государственные субсидии на строительство железной дороги в долине Бонда.
А что его превосходительство очень скоро взял свою шляпу и покинул прекрасную даму — это установленный факт.
И что, спускаясь по лестнице, он с кислой миной ворчал про себя нечто вроде: «Если б я знал, что встречу не актрису, а жену банкира, разве бы я явился сюда!» — это уже вполне правомерный психологический вывод.
И наконец, как утверждает молва, садясь в наемную карету, его превосходительство так хлопнул дверцей, что разбилось стекло.
В это время во дворце князя Тибальда заседал совет правления. Обсуждались сроки третьего взноса. Самая рискованная хирургическая операция на кошельке публики.
Очень пригодилась бы в такой ситуации железная дорога в долине Бонда.
Каульман был уверен, что в течение недели нужное решение будет получено. Депутаты из долины Бонда произвели подлинную сенсацию.
Помимо того, у консорциума есть еще один влиятельный покровитель, который может получить у нужных людей решительно все, даже железную дорогу.
Тонкое, аристократическое лицо председателя ни единым движением не выдало, что ему известен этот таинственный покровитель.
Каульман и представить себе не мог, что Эвелина с предательской наивностью рассказывает князю, во дворце которого живет, обо всех, кого она принимает с тайного хода этого дворца.
Если подобная откровенность и встречается в жизни, то она уникальна. И надо же было именно Каульману столкнуться с нею.
Во время заседания Каульману принесли письмо.
Феликс узнал почерк Эвелины.
Он поспешно вскрыл конверт.
И с кислой миной бросил на стол.
Выражение лица у него стало такое, словно он хлебнул уксусу и пытается скрыть это.
— Что это? — спросил князь Тибальд и, не спрашивая разрешения, взял бумагу.
Это был неподписанный документ. Каульман с досадой ткнул пером в бумагу.
— Наша железная дорога опять полетела ко всем чертям!
Князь подумал про себя: «А женщина опять спаслась». Затем, наклонившись к Каульману и положив ему руку на плечо, он шепнул:
— На такие дела не идут ради прекрасных глаз, друг мой!
Шпитцхазе был секретарем заседания.
После разыгравшейся сцены он черкнул что-то на клочке бумаги и протянул Каульману.
Каульман прочел, разорвал и пожал плечами.
— Это я знаю и без дурацких советов.
Заседание правления закончилось в удручающей атмосфере.
Комедия с делегацией из долины Бонда обошлась в две тысячи форинтов и не дала результата.
Оставалось прибегнуть к крайнему средству.
Господин Чанта был твердо намерен — будь что будет — третий взнос не платить. Он выбросит на рынок все свои акции, сколько бы за них ни дали.
Однако в день платежа он получил письмо от Шпитцхазе следующего содержания:
«Сударь!
Завтра к вам приедет господин Каульман и предложит скупить все ваши акции с приплатой в сорок пять процентов. Будьте осторожны. Доподлинно известно, что правительство уже подписало разрешение на железную дорогу в долине Бонда, и, когда все о нем узнают, акции сразу подскочат еще на двадцать процентов».
Господин Чанта теперь уверовал в Шпитцхазе, как в оракула.
Столько раз он следовал его советам и ни разу не обманывался.
После объявления третьего взноса, когда акции немного упали, к Чанте явился дорогой племянничек Каульман и предложил за акции сорок пять процентов приплаты.
Чанта не отдал ему, устоял.
Он предпочел выкатить из подвала последний бочонок серебра и отвезти его в Вену, только бы не расставаться ни с одной акцией.
И судьба наградила его за это.
На третий день после платежа он прочел в газетах, сколь успешно прошло голосование за железную дорогу в долине Бонда в имперском совете и верхней палате.
Его превосходительство лично защищал дело в нижней и в верхней палате и доказал — ясно, как божий день, — что государственное субсидирование железной дороги в долине Бонда диктуется помимо всего и политическими мотивами, и теперешней благоприятной конъюнктурой на денежном рынке, а также национальными и экономическими интересами народа, государственными соображениями, территориальными преимуществами — и в обеих палатах голосование прошло почти без противодействия. Князь Вальдемар пытался было поднять оппозицию, но его никто не поддержал.
Комиссия, проверяющая отчетность бондаварского консорциума, при очередной ревизии наткнулась на такую статью: «Организационные расходы — сорок тысяч форинтов».
— Что это? — воскликнули все в один голос.
Каульман что-то шепнул председателю. Тот шепнул соседу. После чего все втянули головы в плечи и единогласно одобрили.
Разрешение на строительство железной дороги подняло бондаварские акции на семьдесят процентов выше пари. Господин Чанта на радостях выпил пуншу.
Несколько позже в фойе театра Треймана Эвелина встретилась с его превосходительством.
Его превосходительство решил, что сейчас самое время напомнить просительнице об оказанной ей протекции.
— Ну, дорогая, я выиграл железную дорогу в долине Бонда, не правда ли?
Эвелина сделала низкий реверанс. Она была в костюме герцогини Герольштейнской.
— Я ваш вечный должник, ваше превосходительство. Незамедлительно пришлю вам сорок тысяч поцелуев.
Ну, казалось бы, что тут плохого? А его превосходительство почувствовал себя уязвленным упоминанием сорока тысяч и больше не оказывал внимания герцогине Герольштейнской. Но и Эвелина могла быть уверена, что отныне, как она ни пой, ей не получить ангажемента в оперу.