Черные алмазы

КОГДА ЗЕМЛЯ ГОРИТ ПОД НОГАМИ

Проклятие Петера Сафрана начало сбываться: «Не расти траве на этом поле!»

Трава-то хоть и зеленеет на поле, да под ней, в недрах земли, творится нечто неописуемое.

Акционерное правление изобрело такую защиту против пожара в шахте: велело замуровать все подступы к ней, входы и выходы из колодцев и штолен; если перекрыть доступ воздуха снаружи, то подземный пожар постепенно утихнет сам собой.

Но тут пришла другая беда: иссякли запасы угля, и нечем стало поддерживать огонь в домнах.

Пробовали топить дровами, благо лесов в округе хватало, но доменщики не умели обращаться с дровами и перепортили массу чугуна.

Вместо железнодорожных рельсов вокруг литейной валялись выброшенные «козлы».

Ведь на завод вербовали из-за границы сплошь неумелых, неопытных или никчемных рабочих да пьяниц, лишь бы пустить пыль в глаза всему свету и пайщикам да сделать вид, будто по мановению волшебной палочки появилось работающее на полную мощь предприятие.

Мановение волшебной палочки действительно было, но крепкий удар молотом пришелся бы здесь куда более кстати.

Нечего было и мечтать о том, чтобы в срок поставить рельсы железнодорожной компании. Гарантия поколеблена! А между тем строителям железной дороги грозили большие неприятности, если они не сдадут дорогу к условленному сроку.

Вот так, связанные одна с другой, акционерная шахта и железнодорожная компания устремились вниз по крутой лестнице, попеременно опережая друг друга, но неизменно скатываясь все ниже и ниже.

В конце концов одно правление прижало к стенке другое, вынудив признать, что необходимо закупить уголь, где только можно и по какой угодно цене. Рядом в долине Бонда шахта Ивана Беренда, у него должен быть уголь, ведь он уже год как не продает его, значит, можно купить у Беренда.

Господин Ронэ отважился написать Ивану и попросить у него угля! Хороши хозяева — покупать уголь у кузнеца!

Однако над всеми его письмами к Ивану тяготел какой-то рок: они возвращались нераспечатанными.

Когда же господина Ронэ прижали еще сильнее, он решил лично съездить к Ивану и поклянчить у него уголь.

Однако этот визит оказался весьма кратковременным. Не прошло и двух минут, как из дома Ивана вылетел сначала господин Ронэ, затем — его шляпа, а вслед им донесся возмущенный возглас Ивана: «С доносчиками не разговариваю!»

Имело ли место при этой встрече какое-либо оскорбление действием со стороны Ивана, нам неизвестно; несомненно одно, что господин Ронэ не возбудил против Ивана судебного процесса и не послал к нему своих адвокатов, а вместо того написал дирекции длинный отчет, где утверждал, что Беренд — низкий корыстолюбец. Он намерен воспользоваться катастрофой на акционерной шахте и ни в какую не хочет продать уголь, а вместо того упорно изготовляет железнодорожные рельсы в расчете на то, что компания рано или поздно будет вынуждена купить их у него по любой цене. Это-де Иван заявил ему сам.

Непостижимо, как за те две минуты, в которые входили и приветствия и прощание, — последнее, правда, было очень кратким, — господину Ронэ удалось получить столь обстоятельную информацию.

Но своим письмом господин Ронэ добился как раз обратного: правление железной дороги обратилось непосредственно к Ивану и сдало ему подряд на изготовление рельсов по весьма высокой цене. И если бы Иван потребовал в полтора раза больше, они все равно заплатили бы ему.

У всех сейчас земля горела под ногами.

В результате рабочим, не покинувшим Ивана, была обеспечена крупная доля прибыли.

Отступники тоже просились обратно: на акционерной шахте работы прекратились.

Но на старой шахте не брали всех без разбору.

Комиссия «верных» решала голосованием, можно ли принять обратно сбежавшего или лучше взять на участок нового человека.

«Нет» обрекало на изгнание, и Иван не имел права помилования. А принятый должен был сначала поработать на шахте за обычную плату, и лишь через год уже не комиссия, а общее собрание решало, зачислять ли нового рабочего в состав постоянных жителей поселка и заслужил ли он право на будущий год получить свою долю прибыли.

А дела шли превосходно: рабочие считали шахту своей. Меньше давали брака, повысилась выработка, не пропадали даром ни время, ни силы. Порядок поддерживался без всякого принуждения.

Но не грозила ли беда будущему шахты из-за пожара на соседнем участке?

Да, грозила!

По расположению пластов можно было определить, что подземный пожар распространяется по направлению к долине Бонда. Пройдут годы, прежде чем он доберется туда; но в конце концов уголь Ивана все-таки ожидает та же судьба: огонь испепелит его, как и в соседней шахте.

Великие сокровища в недрах земли обречены на гибель!

А между тем и на поверхности земли немало добра погибло по воле бондаварского злого рока.

Поначалу правление акционерного общества решило за наличный капитал скупить обесцененные акции и тем самым получить двойную выгоду: во-первых, акции, выпущенные аль-пари, приобрести по гораздо более низкому курсу, а во-вторых, приостановить их дальнейшее падение.

Но и этим шагом акционерное общество ничего не добилось, только растратило по мелочам резервный капитал, так что под конец в кассе не осталось денег даже на самые необходимые расходы.

А приостановить падение акций все равно не удалось. Едва акционеры успели перевести дух, как выступила противная партия и снова взяла их за горло.

Князь Вальдемар тоже знал, на что пригодны газеты.

Редакционные портфели он снабдил для рубрики сенсаций неиссякаемыми материалами о подземном пожаре.

Газеты писали, что на бондаварской горе трескается земля, выделяя из недр своих зловонные газы. Эти газы обладают тем удивительным свойством, что все красные цветы от них мгновенно становятся синими.

Трава на больших пространствах пожухла на корню, и целые лесные массивы еще весной сбросили листву.

Пахарь с изумлением взирает, как добрая глинистая земля, поднятая его плугом, краснеет.

Дно глиняных ям покрывается твердой оплавленной коркой, напоминающей нещадно пережженные кирпичи.

Мергелевые и сланцевые пласты оседают вместе с покрывающим их зеленым дерном.

В колодце бондаварского замка вода стала теплой и запахла серой, потом начала убывать, испаряться и постепенно иссякла до капли. Позднее оттуда вырвались горячие пары. Под конец на камнях колодца начала отлагаться селитра в виде каких-то новых, неизвестных науке кристаллических образований.

В витринах антикварных лавок и у натуралистов были выставлены на всеобщее обозрение спекшиеся в камень и оплавленные комья глины, куски порыжелой окалины, причудливые кристаллы как свидетельство пожара в бондаварской горе, и ученые геологи подтвердили, что это действительно продукты подземного горения.

Напрасно доказывали акционеры, что во всем этом нет ни единого слова правды, что в Бондаваре растет трава, зеленеют леса, что все эти обгорелые предметы — из дутт-вейлерской горы, которая горит уже сто двадцать лет, да из планицкого рудника, который давно сгорел, а кристаллы — продукты горения подземных пластов в Эптероде и Билине, — ничего не помогало!

Напуганный человек всегда верит в худшее.

Факт, что в Бондаваре бушует подземный огонь.

Не сейчас, так через десять, через двадцать лет там все будет разрушено, выжжено, спалено, как пишут газеты.

А у князя Вальдемара всегда были наготове новые панические слухи.

Он уже сбил акции до тридцати, двадцати форинтов и намерен был сбить их еще ниже, до абсолютного нуля.

Именно к той поре восходит история, когда акции одного гигантского предприятия продавались дешевле бумаги, на которой они были напечатаны. Один процент предлагали держатели каждому, кто перепишет хоть одну акцию на свое имя.

Веселая это была игра! Тысячам и тысячам людей вложили в руку нищенский посох.

Те самые жалкие маленькие людишки, что год назад гонялись со своими грошовыми капиталами за бондавар-скими акциями, сулившими неслыханно высокие прибыли: мелкий чиновник, который вложил в них плату за квартиру; лавочник, который все, что заработал на сыре, всадил в обертку для сыра; служанка, которая считала, что сэкономленное жалованье помещено наилучшим образом; вдова, которая свои бумаги, дававшие малый доход, выменяла на весьма прибыльные, и кассир, который осмелился рискнуть доверенной ему суммой ради верной наживы, и вот разом потерял и деньги и честь; солидные ремесленники, кого капризная удача выманила из мастерских и разорила, — все, все они стали нищими, обездоленными, лишенными куска хлеба!

Из господ, разъезжавших в колясках, все они превратились в бедняков пешеходов.

Горе и беда поразили множество людей.

Но это развлечение — по душе противной стороне, которая взяла верх.

Ажиотаж на бирже все еще продолжался, но теперь его раздувала сторона, играющая на понижение.

Близка была пора, когда князь Вальдемар мог появиться у круглого барьера со словами:

«Кому Бондавар по десяти форинтов? Я предлагаю».

Но плакали не только маленькие людишки. Были и высокие господа, у которых этот удар выбил почву из-под ног.

Среди них — князь и графини Бондавари.

Зять князя испытал на собственном опыте, что нельзя вынуть камень из фундамента без того, чтобы не рухнул весь свод. После того как князь Тибальд по ходатайству зятя был взят под опеку, явились кредиторы.

И огромные имения, хозяин которых был выше иного владетельного князя, попали в руки кредиторов.

Вот когда у Бондавари действительно загорелась земля под ногами.

Уж если то, как хозяйствовал мот-офицер, казалось им хищничеством, то сдача кредиторами всех угодий в аренду явила собой картину неприкрытого грабежа. Были вырублены нетронутые вековые леса, парки, охотничьи заказники, разбазарен скот, табуны лошадей, стада мериносовых овец; каждый клочок земли, на котором хоть что-то могло расти, был вспахан и засеян пшеницей. Впоследствии господь бог покарал кредиторов, ниспослав им невиданный урожай, но не дав еврея, который мог бы его купить. Вот и не получилось никакого проку от обильного урожая.

В бедственном положении оказалось и бондаварское имение.

Из-за него возникло десять отдельных тяжб: в каждой свои ответчики и истцы, каждый друг против друга, и все вместе — против одного! Тут переплелись последняя воля и воля к жизни, девичье право и общее право наследования, право юридического наследника на родовое имение и майорат, аренда и передача в вечное пользование, сервитут и горное право, закладные под имение и статуты, капиталовложения и экспроприация, конфискация и приоритет, — все смешалось воедино и стараниями стряпчих сплелось в такое хитросплетение, что, пока суд в этом разберется, нынешнее поколение давно уже переселится в мир иной.

Прямым следствием столь сложной ситуации явилось то, что графине Теуделинде не выплатили положенные ей сорок тысяч форинтов годовых.

Как известно, многие семейные разлады начинаются тогда, когда кончаются деньги.

Денежные неурядицы графини Теуделинды болезненнее всего отразились на графине Ангеле.

Маркграф Салиста после женитьбы повел расточительный образ жизни, как человек, убежденный, что он женился на двадцати миллионах; и поколебать эту его уверенность было очень нелегко. По сей причине между супругами происходили весьма бурные сцены.

Графиня Ангела держала себя так, словно выбрала мужа не из уважения к его достоинствам, а из упрямства.

Это знали все.

Мог знать и Иван.

Однако его терзали сейчас совершенно иные заботы: под ногами горела земля.