Черные шахматы

Как оно собственно работает

Первый ход — выбор позиции. Ибо, как сказано выше, позиция и дистанция — близнецы-братья.

Командир батареи — "батяня комбат" — получает боевую задачу от пехотного или танкового командира. Скажем, поддержать огнем наступление на село. Или обеспечить заградительный огонь по рубежу такому-то. Или обеспечить огневую поддержку по запросам второго батальона.

Комбат берет карту. Раньше он привязывал карту к местным ориентирам, а сейчас в армии есть машина-топопривязчик, ее ориентиры летают на геостационарной орбите и видны при любой погоде. Попаданцу на заметку: точную привязку можно обеспечить не только по спутникам, по радиомаякам тоже. И совсем необязательно по собственным, можно отмечаться, к примеру, по Берлинскому радио. У них антенна здоровенная, сигнал мощный. Вряд ли ее перенесут за время пристрелки.

Значит, машина тем или иным образом определяет свои координаты в привычных нам со школьной скамьи единицах Х,У. На карте сетка координат напечатана, горизонтали тоже. Комбат строит в уме трехмерную картинку местности и выбирает позицию. Чтобы с той позиции

— дострелить куда надо,

— хоть как-то существовать, пока не нашли

— быстро смыться, когда найдут,

— и обороняться, если смыться не удалось

Потому что не только наши лихие разведчики лазят по вражеским тылам — ихние головорезы из всяких там "беретов" свирепствуют ничуть не меньше. Об этом народ писать не любит, а очень страшная угроза на переднем крае. Напомню, что в знаменитом бое у разъезда Дубосеково панфиловцы имели поддержку двух 45мм орудий, но пушки стояли в лесу без пехотного прикрытия. Так что немецкие автоматчики подошли по лесу с тыла и перебили расчеты. Вот и пришлось панфиловцам героически умирать с гранатами в руках.

Итак, позиция выбрана и намечены хотя бы две запасные. То есть, хорошо, если они вообще найдутся. В округе ведь не одна батарея встает. И минометчики себе ищут пятак, и зенитчики, и сама пехота, и танки где-то вкапываются. Но допустим, что батарею не бросили затыкать прорыв, что время есть, и огневая работа организуется нормально, и позиция найдена. На позицию встает топопривязчик, от него, как от маяка, размечаются пушки. Если на тягачах есть бульдозерные отвалы, и если сами тягачи не сожгут себе сцепление, пытаясь изображать бульдозеры, то огневые расчищаюся механически — "а як нi, то нi," расчеты начинают окапываться вручную.

Комбат же отправляется выбирать себе НП — наблюдательный пункт.

Артиллерийский комбат в бою на батарее не находится. Он находится там, где может видеть разрывы и сразу считать поправки. Чаще всего НП артиллеристов и тех, кому они приданы, совмещаются — хотя по уму так делать не стоит, чтобы одним снарядом всех не накрыло. Но далеко не всегда на поле боя найдется много удобных для обзора точек. Да и противник наблюдателя на колокольне будет искать в первую очередь. А потом и другие точки проверит, у него тоже карта есть, и он тоже не дурак совсем. А главное, почему НП обычно совмещаются: чтобы командир батареи и тот командир, кому придана батарея, могли быстро все понять и все между собой решить, без помех в рации, без потери связи, наконец, не рискуя быть подслушанными вражеской разведкой.

Когда НП выбран, комбат на нем и остается, и командует стрельбой именно оттуда. Если из телевизора раздается героическое: "вызываю огонь на себя!" — это значит, что противник уже в траншее на линии обороны, где чаще всего находятся НП и комбат. Место и координаты НП топогеодезисты обязательно привязывают, без этого никакой стрельбы с закрытых позиций не бывает, так что куда стрелять, батарея поймет.

Впрочем, "огонь на себя" — это героизм-подвиги. Мало у кого бывает хотя бы раз. А больше раза так и вовсе ни у кого; по крайней мере, мне такие случаи неизвестны. Обычно комбат наблюдает поле и выбирает, какую конкретно цель именно вот сейчас обстреливать батарее. Конечно, комбат делает в уме основной расчет огневого решения, он же и управляет пристрелкой по цели, ведь только он эту цель видит. Но комбату некогда строить веер на все шесть пушек, некогда переносить прицел-угломер от опорного орудия на все остальные, так что не комбатова это задача.

Взамен отъехавшего комбата на батарее распоряжается СОБ — старший офицер батареи.

СОБ командует огневыми взводами, двумя на 4-х пушечной батарее или тремя на 6-ти пушечной, уточняет место огневых взводов, где им складывать снаряды, где поставить кухню, где вырыть окопы самообороны. СОБ также проверяет расчеты сержанта-вычислителя, а если вычислитель ранен, то СОБ считает сам.

Командиры огневых взводов делают все то же самое, только в рамках пары своих орудий.

Командиры расчетов каждого орудия копают вместе со всем своим расчетом или получают на своих пайки или принимают снаряды от прискакавшего на грузовике батарейного старшины. Старшине, кстати, тоже нужна карта, хотя бы для первого рейса на батарею — а то куда же везти снаряды и еду? И карта именно топографическая, чтобы видеть, пройдет ли по броду груженый снарядами грузовик, или лучше заранее все перепаковать под ручную переноску.

Связисты устанавливают радиосвязь — или, если приказано радиомолчать ради маскировки, то тянут провода. К пехоте, по запросам которой работать, от НП к батарее, к собственному артиллерийскому начальству — чтобы снаряды запрашивать. Могут ли связисты тянуть провода без карты? В теории да, а вот на практике незаметный ручей или болотистый овражек могут неиллюзорно доставить работы на пол-дня. Или пол-ночи, потому что на переднем крае днем работать — это и себя подставить, и всех остальных, кому ты провода тянешь.

Но самый главный, кому точно без карты кирдык унд каюк — это комбат. Он размечает ориентиры, считает по карте азимуты, готовит предварительные расчеты для пристрелки, продумывает пути отхода — не просто толпой сбежать, а пушки увезти, чтобы кровавая гэбня потом не это самое, о чем сейчас подумали господа гусары.

На карте, если только карта эта не находится постоянно в охраняемом штабе, свои войска показывать не положено. Разведчики носят чистую карту с абрисом вражеских позиций. Примерно так же и пехотные командиры, карточки огня чертят на отдельных листиках бумаги. Если даже противник такую карточку добудет, то узнает из нее мало что: кусочек переднего края взвода или роты. Для полной картины надо все карточки собрать, а это квест 80lvl, доступный не только лишь всем.

Чтобы не облегчать выполнение квеста вражеской разведке, артиллеристы чертят свои линии на кальке, приколотой поверх карты, и не хранят кальку вместе с картой. Но калька дает что? Дополнительную погрешность, а их и без того до черта. Поэтому бывает, что артиллеристы размечают все позиции и ориентиры прямо на карте, хотя вообще это неправильно, и настоящий сильный противник за это очень больно наказывает. Потому что на карте или на кальке строится та самая схема "крайней тайны" бога войны. Место батареи — место НП — азимуты — расстояния — ориентиры. А это приличный кусок местности, по такой схеме противник очень много что понять сможет.

После завершения расчетов, при наличии времени, а также обязательно разрешения старшего начальника, батарея может пристрелять один-два ориентира опорным орудием. Конечно, тут риск обнаружения батареи — но на риск идут, если батарея простоит недолго. День-два, скажем. Потом артподготовка и наступление, безразлично, с чьей стороны, позиция батареи все равно вскроется. Зато можно переносить огонь от пристрелянного ориентира, что намного быстрее, чем просто по карте. Кроме того, если батарея "большой и особой" мощности, то она стоит, как правило, далеко от фронта, и пристрелка ее не очень демаскирует, и охраняется она тоже обычно сильнее, чем полковые пушки.

А что это мы все про карту? Комбату карту, старшине карту, СОБу карту, медицинской службе карту, водителю (хотя бы старшему в колонне) карту — а не дашь водителю карту, придется с ним самому ездить, руками водить, а это время, ценнее времени на войне нет ничего вообще.

Словом, на одну батарею надо пять… Пять карт! Карт не лунной поверхности, а именно вот этой округи. Напечатанных на отличной бумаге с хорошей точностью, ведь по плохой карте ничего не померяешь. Куда там данные для стрельбы — длину катушки провода телефонисты не определят.

Но вот нету карты, что тогда? Освобождается, скажем, народ панской Польши от векового угнетения — а карт на Польшу нет. Ибо не готовил мирный СССР захватнического похода, ну и карт не напечатал.

Вот тут для топогеодезистов батареи управления самая жара. С помощью оптики — уж какая там найдется — они должны быстро построить схему. Точно померять расстояние от НП до батареи, привязать 10–20 ориентиров от НП и столько же от батареи. Проверить, чтобы все засечки батарейных ориентиров были видны наводчикам в панорамы от каждого орудия.

Зачем так много ориентиров?

А затем, что в бою некоторые из них могут быть закрыты дымом или просто уничтожены, а новые искать под огнем и некогда, и просто невозможно. Поэтому ориентиров, как патронов, много не бывает.

Дальше надо разбросать погрешность измерения по длинам, при необходимости самые сомнительные длины измерить заново. По ровному-то асфальту хороший геодезист и шагами до полуметра точно меряет. А вот по буеракам и воронкам, между НП и батареей… Причем сам НП уже на переднем крае, весь смысл НП в том, что с него должен быть враг виден. А значит, и сам НП противник может увидеть. Особенно, если его демаскировать беготней с проводами-рулетками. Чужой снайпер такому идиоту отдельное спасибо скажет. Ну, потом, после засечки на прикладе. А то могут и залпа не пожалеть. Как хочешь, так и привязывайся.

После построения ориентиров главной схемы необходимо вычертить хотя бы схематично пути подвоза-эвакуации от батареи куда-нибудь к главной дороге, переправе, городу или там еще какому важному ориентиру. И для старшины с медиками на главной дороге повесить оговоренный знак, скажем: "хозяйство Лапикова" либо "мушкетеры короля", чтобы свои знали, где сворачивать, а диверсанты, бродячие ночью по тылам, ничего бы не поняли.

Геодезисты не стреляют — но без геодезистов сегодня вообще никто не стреляет.

Стрельба

Старший офицер батареи — СОБ — получает от комбата приказ, например: "Ориентир елка, сто вправо, ближе двести! Цель сто вторая, пехота укрытая, подавить!"

По таблицам СОБ знает, сколько надо снарядов на подавление — чтобы пехота головы не поднимала — а вот если комбат скажет "уничтожить", тут снарядов надо как бы не втрое больше.

Исходя из этого, СОБ выбирает (если комбат не приказал явно) — стрелять всей батареей, или одним-двумя огневыми взводами, двумя или четырьмя пушками из шести. Например, с целью экономии ресурса ствола. Ствол пушки от каждого выстрела стачивается: изнутри его снаряд по нарезам обдирает. Корабельные пушки крупных калибров живут только 300–400 выстрелов, потом ствол надо менять. Для ствольной прицепной артиллерии ресурс больше, но и он конечен.

Скажу в скобках, что решения этой проблемы придуманы определенные составы (флегматизаторы) в порох, а на снаряды надевают пояски-размеднители из мягких сплавов. Пояски эти поглощают часть металла, очищая ствол. Однако и то и другое требует очень хорошей химии, и появилось сравнительно поздно — в массовых количествах уже после Первой Мировой Войны.

До Первой Мировой просто не было особой необходимости, пушки так много не стреляли. Во Первой Мировой особо некогда было заменять пушки на новые — хотя огромная потребность в ремонте стволов как раз тогда и возникла. Вот после ПМВ и появились в массовых количествах разные улучшения. В массовых — это не только на супер-дорогих морских пушках, но и в полевой артиллерии.

Когда же все эти изобретения уже не помогают, не спасают ни размеднители, ни чистящая химия — меняют ствол. Это фантастически дорогая и сложная операция, так что понятно: довольно быстро придумали менять не сам ствол, а вкладыш в него — лейнер.

Отсюда еще одно разделение пушек. Если вы читаете "ствол-моноблок", то в нем лейнера нет. Это обычно для малых калибров, минометов, и другого оружия, где давление в стволе не очень большое. Если же "ствол композитный" — то есть внутренняя оболочка, собоственно лейнер, тонкая труба с нарезами внутри, по которым идет снаряд при выстреле. Внутренняя оболочка вставлена в основной ствол, который и воспринимает все нагрузки от выстрела. Когда лейнер прогорает или изнашивается, его вывинчивают и меняют. Это также весьма дорогая и сложная операция, но все-таки намного проще, чем отлить-расверлить новый ствол полностью.

Так вот, СОБ должен держать в уме, сколько ресурса у него на каждой пушке. Потому что расстрелянные стволы стреляют не точно и не далеко. Понятно, что и комбат в курсе — но у комбата в бою главная задача правильно выбрать цель. А как по ней залепить, это уж дело СОБа. Ему там на батарее виднее техническое состояние конкретного орудия. СОБ стремится так регулировать нагрузку, чтобы все стволы батареи изнашивались примерно одинаково. Понятно, зачем: чтобы залп батареи был как можно более кучным.

Также во время стрельбы СОБ может дать передышку тем или иным бойцам, или ему нужно создать у противника впечатление, что тут не вся батарея, а только две приданые пушки — резоны могут быть очень разными.

Но вот состав стрелков определен и процесс идет дальше.

Если ориентир "елка" пристрелян, у СОБа в планшете будет готовая пара чисел: "прицел/угломер", и к ним надо только две поправочки из таблиц. "Ближе двести" — ствол немного опустить, чтобы летело ближе. Или выкинуть из гильзы мешочек пороха, эффект тот же. "Вправо сто" — панорама установлена на "ориентир елку", от елки сколько-то делений угломера в сторону.

А вот если ориентир не был пристрелян, то данные готовятся по карте и по таблицам состояния воздуха, по "метеосреднему". СОБ и вычислитель считают в четыре руки, для надежности. Если вычисления не совпали, расчет повторяется до совпадения. Скажу из опыта, что несовпадения бывают очень редко, расчеты муторные, но сравнительно несложные. Оформлены нарочно в виде таблицы, каждая клетка — одно действие. Расхождение видно сразу.

Дальше СОБ докладывает комбату вычисленное огневое решение: "Прицел 12, угломер 3009, пристреливаюсь опорным, тремя снарядами" — чтобы комбат понимал, сколько разрывов ждать. Ну и комбат тоже ведь считает прицел-угломер, и может проверить, заметить большое расхождение.

"Пристреливаюсь опорным" — стреляет одна пушка, самая близкая к размеченному топопривязчиком геометрическому центру батареи.

Теперь СОБ уже командует батарее: "Третьему! Ориентир елка!" — наводчик третьего устанавливает ноль панорамы на елку.

"Осколочный! Угломер тридцать-ноль-девять, прицел двенадцать, заряд второй, трубка шесть!"

"Осколочный" — это команда подносчикам, что взять из ящиков. Также по этому приказу наводчик выбирает прицельную шкалу для осколочных снарядов — у них баллистика отличается от бронебойных или там осветительных, это надо учитывать.

Подносчики вынимают снаряды и заряды из ящика, обтирают — это обязательно, потому что налипший на снаряд песок приведет к заклиниванию снаряда и разрыву ствола. И еще хорошо, если обойдется обычной металлической розочкой, а то и расчет может покосить.

По правилам безопасности, чем больше калибр, тем дальше нести. Попаданцу на заметку: на огневой валяются гильзы. Снаряды могут валяться только на разгромленной батарее, и пользоваться такими снарядами нельзя. Черт знает, как они упали и что там повредилось при ударе.

Пока подносчики бегут за выстрелами, свои части приказа выполняют остальные номера орудийного расчета.

"Угломер тридцать-ноль-девять" — наводчик поворачивает ствол в горизонтальной плоскости, маховичками наводки. Цифры он видит в панораме. В данном случае надо поставить риску на деления 3009.

"Прицел 12" — ствол поднимается над линией горизонта. В данном примере на 12 градусов. Я уже говорил о проверке уровня ПЕРЕД наводкой? Скажу еще раз, а то забывчивость дорого стоит.

У зенитных пушек сразу два наводчика, чтобы быстрее. Один крутит пушку по горизонту, второй — ствол по вертикали. Так и называются: горизонтальный и вертикальный наводчики.

Но вот подносчики притащили сам снаряд — или для малых калибров типа противотанковой сорокапятки сразу ящик, такой маленький зелененький чемоданчик с тремя-пятью снарядами. Ящик этот делается из хорошего дерева, он толстостенный и сам по себе довольно тяжелый. Его задача уберечь снаряд от случайных ударов на всем пути перевозки и погрузки-выгрузки. Так что даже изобретение вакуумных пластиковых упаковок для снарядов — не шутка и не издевательство, а вполне разумная вещь, предохраняющая капсюль и пороха от набора влаги. По той же причине во влажных странах патроны хранят в презервативах. Только презервативы хорошие надо: если латекс порвется, и от этого капсюль проржавеет, человек не родится, а совсем наоборот.

Первое, что проверяется после распаковки: состояние капсюля или электровзрывателя. При малейшей тени сомнений дальнейшие действия со снарядом не допускаются, он откладывается в сторону. Потом его, возможно, подорвут прямо там — чтобы лишний раз не трогать. Понятно, что крупнокалиберный снаряд надо подрывать подальше от пушек, так что "в сторону" — это еще один забег метров на сто.

Если же гильза в порядке, и выстрел унитарный — снаряд-заряд вместе — то он передается заряжающему. Но это не наш случай, ведь в приказе ясно говорится:

"Заряд второй" — это зарядному. Тому, кто подает конкретно заряды. Зарядный удаляет из гильзы два мешочка с порохом и отдает подносчику, который обязан убрать порох в специально отведенное место. Ну то есть — опять бегом подальше.

В некоторых случаях заряд могут подогреть. Нагретый порох сгорает более полно и качественно, снаряд улетает дальше. Но тут нужен очень грамотный и крайне аккуратный арт-мастер. Лучше с тупыми исполнителями, которым в голову не придет экспериментировать. Сказано: "водяная баня до +30" — значит, водяная, а не масляная. И +30, а не +29 и не +31. Понятно, что во время стрельбы это не делается, делается несколько заранее.

Потом в гильзу вставляется снаряд. "Трубка шесть" — это приказ именно снарядному. Он либо скусывает дистанционную трубку специальными клещами, либо на более продвинутых трубках поворачивает головку взрывателя в нужную позицию. "Шесть" — не значит, что трубка горит ровно шесть секунд. Трубки могут быть размечены в любых условных единицах. Артиллеристы конкретной пушки знают, что такое "шесть" — шесть секунд или некие условные 6 единиц, скажем, по 0,15 секунды. Это надо смотреть в документации.

Последнее, что делается — с капсюля или со снаряда снимается предохранительный колпачок. Бывает, что взрыватели хранятся отдельно, в ящиках с мягкой обивкой. Тогда на этом этапе капсюль или взрыватель вкручивается в снаряд.

И вот с этого мгновения никакие шутки со снарядом не допускаются. Теперь выстрел "оКончательно снаряженный" — оКснаренный, часто говорят "оснаренный", тоже годится. Говорите как угодно, только не стукните выстрелом ни обо что.

Оснаренный выстрел переносят от места снаряжения на орудийный дворик и вручают заряжающему.

Заряжающий еще раз осматривает снаряд. Если все в порядке, то засовывает снаряд в камору и закрывает затвор. После чего докладывает:

"Осколочный, трубка шесть, заряжено!"

Наводчики докладывают: "Угломер тридцать — ноль — девять, прицел двенадцать!"

Тогда командир расчета поднимает белый флажок, СОБ видит, что орудие готово, и машет красным флажком, вслух же приказывает: "Орудие!" — если стреляет одна пушка.

Флажки нужны, понятно, потому что шесть пушек с интервалами двадцать метров — сто метров ровно. Голосовую команду лучше дублировать видимым знаком. Раньше белым флажком подавали приготовительные команды, красным — исполнительные. А теперь все чаще обходятся одним флажком или просто машут рукой, потому что последовательность команд чаще всего устоявшаяся и в ходе службы одной батареи, после того, как расчеты натренируются, уже не меняется.

Если СОБ приказывает "Взвод!" — стреляет огневой взвод. А если "Батарея!" — то, понятно, вся батарея. В таком случае уточняется, стрелять залпом или поочередно, или повзводно.

Пока до этого далеко, выполняется пристрелка одним орудием.

Наводчик или командир расчета дергает рычаг спуска. На больших калибрах дергают за спусковой шнур, отойдя от пушки на сколько-то метров для безопасности и укрывшись в ровике или за стенкой, на случай, если вдруг выстрел пойдет неправильно.

Если выстрел произошел правильно, все сработало, тогда командир докладывает: "Третье!"

Когда стреляет вся батарея, СОБ слышит номера пушек и если кто не отозвался, то СОБ видит, что там проблемы.

Какие могут быть проблемы?

Снаряд может сработать не полностью, "плевком" — выползет из ствола как бодипозитивная Лара Крофт, и упадет перед пушкой в нескольких метрах. Подается команда "ложись" и вызываются саперы, потому что несработавшие снаряды разряжаются только подрывом. Именно на такой вот случай пушки по уставу вплотную не ставятся. Понятно, что это правило тоже нарушается на войне — война вообще не про правила — но последствия всегда за свой счет.

Снаряд может вообще не вылететь. Такая пушка разряжается только выстрелом, никаких попыток открыть затвор и вынуть снаряд обратно не допускается. На разных калибрах применяются разные способы разряжания, тут надо смотреть документацию на конкретную артсистему.

Наконец, снаряд может разорваться в стволе. Тут говорить нечего, это как вражеский снаряд прилетел, тот самый эффект. Убрать раненых, посчитать потери, и продолжать, что делали.

Чаще всего снаряд благополучно улетает. Дождавшись, пока накатник вернет ствол на место, наводчик (или особо выделенный номер расчета) проверяет состояние накатника и докуда дошел ствол, откатываясь. Если до метки не дошло либо ушло за метку, то какие-то проблемы с механизмом. Скажем, перегрета гидрожидкость или травят клапана. Тогда пушку надо чинить.

Если все в порядке, наводчик докладывает: "Откат нормальный" и без команды восстанавливает наводку, если в том есть необходимость.

Заряжающий, открыв затвор, проверяет состояние ствола. "Ствол чистый!"

Подносчики проверяют, не сдвинулись ли станины: грунт от выстрела тоже слабеет. Песчаный грунт вообще от ударных нагрузок сыпется, а глинистый может потечь, как натуральная густая вода. Кому интересно, в интернете полно роликов со стрельбой из современных пушек. Посмотрите, как они прыгают на откате — после этого большая часть военных фильмов будет вызывать у вас грустный смех.

Для краткости допустим, что никаких проблем не обнаружено: упорные сошники были забиты правильно, орудие исправно.

Ход переходит к комбату. Он наблюдает падение снаряда, по засечкам шкалы бинокля измеряет отклонение от цели, и сразу диктует поправки:

"Прицел один меньше, угломер два больше! Трубка один меньше"

СОБ командует: "Третье, осколочный. Прицел одиннадцать, угломер тридцать — один — один, заряд второй, трубка пять!"

Все действия по проверке-сборке снаряда повторяются, и так делается до команды комбата: "Стой! Записать! Батарея шесть залпов беглым!"

То есть, снаряд опорного орудия упал достаточно близко от цели. Записываются полученные цифры прицела-угломера-трубки. Комбат приказывает огонь всей батареей шестью залпами. Беглый огонь — допускается не поправлять наводку, если наводчик не видит в том необходимости.

Для примера, если комбат хотел бы поставить огневую завесу, он бы скомандовал "Батарея, один снаряд, очередью" — чтобы пушки выстрелили каждая по разу и можно было поправить наводку для получения красивой ровной цепочки разрывов.

Так или иначе, пристрелка окончена. Тогда СОБ вносит поправки от опорного орудия на все пушки и командует командирам огневых взводов:

"Первый взвод прицел одиннадцать угломер тридцать один один"

"Второй взвод прицел одиннадцать угломер тридцать один пять"

"Третий взвод прицел одиннадцать угломер тридцать два ноль"

"тридцать два ноль" — это 30-2-0, а 3200 говорится "три- два- ноль- ноль"

Теперь расчеты бегают вокруг шести пушек. Дождавшись, пока все командиры расчетов поднимут белые флажки, СОБ поднимает красный флажок и уточняет: "батарея, залпом!" — это команда подготовительная. Все выдохнули. Теперь красный флажок вниз, команда: "Огонь-огонь!", сдвоенная, чтобы услышали в шуме. И все шесть стволов бьют разом.

Чтобы при этом не вылетели барабанные перепонки, открывается рот пошире, а уши, напротив, затыкаются. Но все равно артиллеристы — "глухари", после нескольких месяцев службы громкие звуки для них, как для всех обычные. А звуки, по меркам артиллеристов громкие, для обычного человека "вообще пц".

Очень громкий звук воспринимается не ушами: мозг отключает некоторые нервные окончания, если успевает это сделать. Очень громкий звук — это или воздушная волна, хлопок невидимым полотенцем. Или сначала удар в подошвы ног, потому что скорость звука в твердом теле больше, чем по воздуху. А потом такое чувство, как будто чешется изнутри кожи; и только потом понимаешь: это рядом Д-30 шарахнула. На ней еще деды воевали, а как долбанет, то рефлекторно ищешь на земле отлетевшие уши.

Пока на батарее приходят в себя, комбат наблюдает, куда попал залп и либо дает поправки, либо командует: "продолжать огонь", до состояния "цель задымлена". Потому что в бинокль не особо видно, что там с укрывшейся пехотой. Можно сказать уверенно: "цель поражена", если "цель поменяла очертания", но это про танк, блиндаж или корабль. А про укрытую пехоту ничего точного не скажешь, тут только надеяться на эллипс рассеивания и на количество снарядов.

Когда батарея ведет огонь "на поражение", работает конвейер. Важно быстро кидать снаряды в пушку, развивать огневую производительность, погуще насыпать в эллипс рассеивания. Хорошо сыгранный расчет для этого не нуждается в командах-флажках, каждый номер и так четко знает свой маневр.

Но все действия по проверке снарядов и пушек обязательно выполняются, спешка там, не спешка. Мы потомки тех, кто проверял капсюли. Кто не проверял, тот примерно сейчас к Марсу подлетает облаком нежнейшего мясного фарша, на скорости где-то двадцать километров за секунду.

Лирическое отступление…

… О накатниках, откатниках и международном дне туалетов

Артиллерия в кино представлена слабо. Не очень героически выглядит. Еще от Македонского тянется: кто лицом к лицу саперной лопаткой месится, тот герой. А кто "малой пехотной лопаткой", тот вообще-совсем трижды герой, ему не лениво три слова выговаривать взамен одного.

Но кто издаля стрелами швыряется или там камнями из пращи, или там дротиками — те не мужи. Те бабы позорные, от прямого дела бегут.

Поэтому про артиллерию я лично могу вспомнить немного фильмов. Черно-белый, по Быкову, "Третья ракета" — на удивление жлобски снятый. У Быкова в книге Курская дуга, сотни танков, самолеты, эпическое сражение всего СССР за право существования. В кадре — одна пушка и где-то там на краю кадра ползает один танк. Суть фильма в психологической драме между бойцами одного расчета. Как бы да, замысел благородный — но я-то успел повесть прочитать. И где в кино Курская дуга, где исполинские армии, напрягающие все силы? С первых кадров "не верю" — а от этого и психодрама(тм) не срабатывает.

Зато "Горячий снег" по одноименной книге Юрия Бондарева снят без лишней экономии. Там тоже главный герой — командир одного расчета, но все его переживания на фоне громадной, неохватной одним взором, Сталинградской битвы. Помнится, фильм этот и я поругивал, и живые тогда еще участники боя поджимали губы: вроде хочется высказаться, а нельзя светлый образ воина-освободителя рушить.

Но насколько же "Горячий снег" оказался выше буквально всего, снятого после распада СССР! Кроме, пожалуй, "Брестской крепости" 2009 года — только в "Крепости" нету нашей артиллерии, она про другую драму.

Расклад по "Горячему снегу" вот какой. Осенью 1942 года, конкретно — 19 ноября, дату запоминаем, она очень важная — с удара артиллерии началась операция "Уран". Немецкая 6 полевая армия Паулюса, вцепившаяся в руины Сталинграда, получила по бокам и быстро оказалась в кольце.

Немцы, невзирая на адову русскую зиму, быстро организовали спасательную операцию. Они взяли Манштейна, обсыпали его кучей войск — серьезно, там даже авиаполевые дивизии были! — но в целом наскребли 500 танков, а это и для 1945 года была серьезная сила. Манштейн быстренько придумал красивое название "Зимняя гроза", прикинул, как будет смотреться в мемуарах, понял: хорошо будет смотреться. И поехал разбивать кольцо окружения снаружи. Манштейн был совсем не дурак, он понимал, что короткий путь к Сталинграду ведет через несколько речек, где русские наверняка его ждут. А длинный путь, километров 200, ведет всего через две речки: Аксай и Мышкову. Длинную дорогу Манштейн собирался пройти быстрее, чем короткую.

Будь это летом 1941 в густых лесах треугольника Ровно — Луцк — Броды, немцы могли бы замаскировать подготовку и перемещение войск и повторить тогдашний успех. Но год стоял 1942й, вокруг была ледяная приволжская степь, где спрятаться могут разве что суслики, и те не надолго.

Движение войск было вскрыто авиаразведкой, и советское командование выдвинуло на свой берег Мышковы — чтобы речка сработала как естественный противотанковый ров — резервный 2й мехкорпус Малиновского.

На конец 1942 года Советская армия еще не имела в нужном количестве танков и самоходок. Ленинградский Кировский завод, "гнездо драконов" Т-28, был отрезан блокадой. В цехах Сталинградского тракторного резались лопатками, даже не спрашивая, как они правильно называются: саперная или малая пехотная. Харьковский паровозный, который до войны выпускал БТ огромными сериями, на тот момент был под немцами, а эвакуированные с него линии еще только разворачивали производство на Урале. Танки Т-34 распределял по фронтам чуть ли не сам Сталин поштучно. Горьковский и Московский заводы клепали Т-60 — легкий танк, за неимением лучшего. Пехоте "жужжалка" Т-60 более-менее помогала, но останавливать Манштейна легкие Т-60 вряд ли могли бы: пушка 20мм, броня 35мм. На направление главного удара немцы успели подтащить около 200 машин из 500 имевшихся, причем не мелочи вроде PzI, PzII, а уже вполне адаптированных к Российскому бездорожью "троек" и "четверок" с нормальными 75мм пушками. В советских войсках суммарно имелось около сотни танков, но к месту все они не успевали: снега по шапку и ночные морозы представляли собой проблему не только для немцев. Непосредственно в район Мышковой успела подойти примерно бригада, 65 машин, плюс-минус несколько.

Зато пушки, легендарные ЗИС-3, сходили с конвейера сотнями. Потому что у товарища Сталина был артиллерийский конструктор товарищ Грабин. И товарищ Грабин уделял огромное внимание не только баллистике и чисто боевым свойствам орудий — но не меньшее внимание и технологии производства. Чтобы на тех же станках теми же рабочими произвести не две пушки в день, а три. Не три, а четыре. А если еще людей подкинуть и паек им повысить, то пять пушек с одной нитки конвейера. В Советском Союзе были конструкторы ничуть не худшие: Сячентов, Дегтярев, Шпитальный, Нудельман — но помнят лучше всех Грабина. Он смог организовать выпуск действительно массовой серии.

Вот почему командир советского резерва решил останавливать противника артиллерией, выдвинутой на прямую наводку. Танковую бригаду (напомню, 65 танков против примерно 200 танков Манштейна) советский командир приберег на совсем уже крайний край.

В книге и в кино показаны марш к фронту, подготовка позиций и сам бой с танками. Показаны впечатляюще, но все в фильм не втиснешь. Приведу пример технической подробности, которая, тем не менее, сильно влияет на сюжет.

В книге главный герой, лейтенант Кузнецов, забегает на позицию соседней пушки — та почему-то перестала стрелять. Кузнецов надеется оказать помощь. Но там весь расчет убит. Тогда Кузнецов пытается использовать пушку соседа, чтобы уничтожить прячущуюся в дыму самоходку — и не может, осколком разбило накатник. На огневую прибегает командир батареи, молодой-зеленый офицер — на батарее вообще все офицеры только из училища — и посылает ползти на самоходку бойца с гранатой, которого, понятно, тут же убивают. Это еще 1942 год, немецкая армия еще кадровая, и с пехотным прикрытием там все нормально.

Из-за этой глупой потери на комбата начинают смотреть косо, что дальше по сюжету вырастает в конфликт. В кино сцена как-то смазана, поэтому возникает вопрос: а чего из пушки было не выстрелить, пушек вокруг вон сколько?

Ну и ключевая там сцена, допрос немецкого пленного офицера. Он говорит: "Во Франции была война как война. А в России горит снег."

Так вот, именно в честь начала операции "Уран" день 19 ноября был объявлен в Советском Союзе Днем Ракетных Войск и Артиллерии.

А в 1999 м году "прогрессивное человечество" — ну то есть, Англия-Америка, несколько на отшибе Германия-Франция, частично Италия, местами Испания, примкнувшая Япония и чуточку Австралий-Португалий со всякими там Швециями унд Новыми Зеландиями — вот, все это человечество отметило 19 ноября 1999 года официальный День Туалета.

Наверняка дату нарочно подстраивали. Очень старый пропагандистский прием перехвата аудитории. Еще христианская церковь на дату Йоля назначила Рождество. Вместо "скотьего бога" Велеса появился святой Власий, покровитель, кто бы мог подумать, скота. Вместо бога грозы — святой Илья-громовник, а у него Ильин день, бывший Перунов. Поклоняешься Перуну — ну и славишь правильного святого, Илью. Дети-внуки про Перуна постепенно забудут, но праздник никуда не денется. Вот по замыслу буржуйской пропаганды, должно было получиться смешно и гаденько: поклоняешься пушкам, а на самом деле — говнометам.

В итоге получилось забавно: 19 ноября русские вспоминают про артиллерию, причем артиллеристы даже в фонтанах не купаются по причине холода. И тут же все "прогрессивное человечество" как-то резко вспоминает про туалеты.

То есть да, смешно и с запашком, но есть, как говорится, нюанс.

Отход

Шутки в сторону: туалеты туалетами, только контрбатарейный огонь никто не отменял. Стрельнуть — свернуться — сбежать; о стрельбах было, теперь остальные два слова, складывающиеся в понятие "отход".

Отход — сложнейший маневр в военном искусстве. Потому что если пришлось отходить, значит, все плохо. А в таком состоянии люди не склонны к трезвому мышлению. На войне и так-то весьма страшно. Тем более страшно, когда наших сбили с позиции и вот-вот начнут рубить бегущих.

От времен Македонского и до войны в Ираке основные потери армия несла во время бегства. Поэтому нападающий должен гнать сбитых с позиций, не давая опомниться и снова зацепиться, вкопаться, упереться. Это ж снова придется штурмовать, своих разменивать. Выгнал противника из окопа — гони, пока можешь. Любые потери в такой погоне все равно будут меньше, чем если то самое количество противника выковыривать из крепости или хоть из оросительных канав.

У тех, кого гонят, задача противоположная. Если они хотят жить — они обязаны превратить бегство в организованный отход. Выставить заслон, который гарантировано умрет, но даст остальной батарее уйти вместе, в порядке, не оставляя противнику ни людей, ни матчасть — для артиллеристов главное, конечно, пушки. Пушки, на самый худой конец, можно применить вообще без оптики: прямой наводкой, "по стволу".

Но пушки в кармане не унесешь. Пушкам нужны дороги и мосты, причем не только через реки, а даже через относительно сырые низины. Пушка не вездеход, она по мягкой земле ходит плохо.

Поэтому организация отхода начинается задолго до того, как он понадобится. С любой позиции должен быть хотя бы один путь отхода. В любом приказе назначается, куда отходить и где собираться в случае разгрома батареи.

Если забыть о противнике на плечах, то отход — просто еще одна перевозка пушки. Надо свернуть орудие, закрепить все без спешки и надежно, чтобы при быстром отходе ничего не открутилось и не открылось. Надо сложить на передок вещи, ничего не забыв. Дождаться, пока выстроится батарейная колонна и будет указан маршрут — чтобы не приехать прямо в плен или под огонь. А уж потом и ехать в кузове тягача. Ну то есть, если тягач в наличии, исправен, и топливо не кончилось. Или шагать по грязи рядом с пушкой, помогая тащить ее четырем коням. Ну то есть, если лошадей не убило при воздушном налете, если они не разбежались, не поломали ноги на обледеневшем спуске.

Только вот отход не всегда случается по плану и по заранее подготовленной дороге — а как получилось. Часто и вовсе под огнем, от чего все сильно ухудшается.

Опять же, этот момент авторы попаданческой литературы не видят. Не в том дело, что не описывают. Понятно, что отступление вещь не радостная, не героическая, и попаданцу тут не блеснуть. И читать про такое не особо охота: кому приятно видеть в цветах и красках, как наших били?

Но вот учитывать, что с любой позиции может понадобиться отойти, всегда нужно.

Даже в самом конце войны, в мае 45го, в глубочайшем тылу Советской Армии на позиции батареи запросто могли выскочить заблудившиеся эсэсовцы, прорывающиеся на запад, чтобы сдаться англичанам. А в ближнем бою батарея против пехотной роты не устоит. Особенно, если у эсэсовцев найдется хоть какая-то броня хотя бы с пулеметами, не дай бог — танк. Некоторые шансы есть у противотанкистов, для них ситуация "танки на батарее" дело не то чтобы прямо обычное, но вполне вероятное. Кроме того, после битвы под Балатоном, выжившие расчеты ИПТАПов поняли, что пехотное прикрытие может смыться просто влегкую, оставя артиллеристов без поддержки.

Отступление для понимания ситуации

Ранней весной 1945, когда все уже думали, что вот — кончилось, сейчас дожмем Берлин и ура! — немцы нанесли очень сильный удар 6 танковой армией (и еще другими соединениями, не перечисляю, но было их до хрена) в районе озера Балатон, где у наших по причине второстепенного направления, действовали далеко не лучшие войска в далеко не огромном количестве. Тех же танков имелась вовсе горстка, и были это совсем не ИС-2.

Вместо танков удар пришлось парировать Истребительно- ПротивоТанковым Артиллерийским Полкам — ИПТАПам. Несколько таких полков сводились в ИПТАБр, соответственно, бригаду.

Двумя годами ранее, в 1943 м, благодаря подвигу разведчиков, узнавшим, куда пойдет удар, на Курской дуге ИПТАБр закапывались с весны, готовили те самые запасные позиции, прикрывались с неба зенитчиками, а с земли полноценными стрелковыми дивизиями.

В 1945 м разведчика не нашлось, удар оказался неожиданным. Под Балатон ИПТАБр перебрасывались спешно — насколько это было возможно по пояс в весенней грязище — и вступали в бой "с колес". Вместо прикрытия у них были срочно выставленные на передовую повара, штабные писаря, полковые музыканты, в лучшем случае — легкораненые стрелки из госпиталей, имевшие хоть какой-то опыт. Неудивительно, что в донесениях нередко встречалось: "пехота отступила, оставив батарею на прямой наводке без прикрытия". А что такое "прямая наводка", говорилось не раз: ты видишь, но и тебя прекрасно видно. Понятно, что размен был не в пользу артиллеристов: 1–2 пушки за танк. Несколько батарей немецкие танки просто раздавили, пусть и не с нулевым счетом, но погибшим, понятно, от этого не легче. Артиллерия оказалась в ситуации, когда не могла защититься ни позицией, ни маневром, и не смогла даже убежать, когда оборона рухнула полностью. Зато выжившие ИПТАПовцы после такого не боялись ни бога, ни черта, ни даже товарища старшину и залетным немцам могли напихать снарядов куда угодно даже без помощи пушек.

Аналогично, более-менее готовы к бою на пистолетной дистанции дивизионки ЗИС-3, те самые 76мм, которые по задачам часто оказываются на переднем крае. Они сравнительно нетяжелые, чтобы успеть развернуться и лупить шрапнелью вплотную — правда, уже не особо разбирая своих и чужих.

А вот гаубицы 122мм и более даже развернуть без тягача невозможно. И заряжаются они слишком долго, противник успеет подбежать и на бросок гранаты, и на выстрел.

Поэтому, как неоднократно было сказано, отход планируется всегда заранее. Еще в тылу, когда есть время подумать и отрепетировать скоростную погрузку-свертывание. Опять же, по хорошей, подробной топографической карте можно предположить, как ехать, чтобы пушки не завязли, и чтобы их не видел подходящий противник. Где можно спрятаться от авиаразведки, а где придется гнать на разрыв жопы, потому что склон простреливается, но другая дорога идет через овраг-болото, люди бы прошли, а вот пушки сядут. И командиру придется решать: спасти обученные расчеты (а вы, думаю, уже поняли разницу между обученным и не обученным артиллеристом) — но пушки взорвать или бросить, сняв прицелы. Либо все же рискнуть и попытаться спасти батарею как боевую единицу, с матчастью. Только на простреливаемом склоне наверняка одну-две пушки с расчетами уничтожат.

Вот такое решение командиру никто принять не поможет. Ни СОБ, ни командиры взводов, ни кто еще. Командир нужен для вещей, которые никто не хочет делать — а делать их надо, и делать надо быстро, пока не догнал наступающий враг.

В остальном отход ничем особо не отличается от марша. Отстрелялись, прицепились, уехали.

Анекдот

В рамках обещанного тегами юмора мы сейчас препарируем один бородатый анекдот. Анекдот в изначальном смысле: "некая реально происходившая смешная история", которая потом превратилась в сказку, а имена конкретных людей сменились ролями-архетипами…

Э, я не сильно умно для артиллериста загнул?

Итак, анекдот. Школа, спортзал, похмельного физрука замещает военрук (тогда еще они в школах были штатные). Сдается упражение на брусьях. Большей частью пацаны сдают легко, но есть, как обычно, толстый ботаник, и все хихикают, предвкушая, как его физрук-военрук будет курощать.

А что у ботаника папа военный, особого значения не придают.

И вот раздается фамилия ботаника, пускай она будет Пилюлькин, неважно. Толстяк выходит строевым шагом, поворачивается к физвоенруку, докладывает:

— Учащийся Пилюлькин, к упражнению на брусьях приступил.

Залезает на брусья, че-то там пыхтит под ехидные смешки, падает. Встает, отряхивается, опять строевым подходит к столу физвоенрука, докладывает:

— Учащийся Пилюлькин, упражнение на брусьях выполнил. Результат отрицательный.

— Стать в строй, — командует военрук. И, когда толстяк возвращается в шеренгу, военрук выносит решение:

— Подход к снаряду пять баллов, упражнение два балла, отход пять баллов. Среднее значение: пять плюс два плюс пять, итого двенадцать. Разделить на три — оценка четыре балла!

Занавес.

В свое время я тоже, как это называется, "угорал" над этим анекдотом.

А потом начал понимать.

Вот представьте себя героем-попаданцем. Конечно, в геройском спецназе; я чтой-та не встречал попаданцев в штабных писарей или там в полкового тамбурмажора. Вы только никому не говорите — я подозреваю, что авторы и слова такого не знают "тамбурмажор", и зачем он в полку нужен. Но то мое личное мнение, что называется, вкусовщина.

Ну и вот представим, что ты — да, ты, анонимус, не оглядывайся, это я именно тебе! — геройский попаданец. И, значит, проник ты в глубокий тыл противника. Но вот незадача: склад, который надо взорвать, охраняется куда сильнее, чем предполагалось. То ли противник выловил предыдущую разведгруппу и насторожился, то ли местные коллаборционисты и пособники засекли вас на удаленной заимке, то ли пост фельджандармерии ты по попаданческой мягкотелости не дорезал — так или иначе, охрана цели усилена и сверхусилена.

Конечно, для попаданца задача плевая: из кустов достается рояль (там всегда есть), и на нем играется, скажем, "Май либер Августин", или там "Вахта на Рейне", или еще какая "Эрика". И противник, пораженный воспоминаниями о доме, падает в глубочайшую депрессию, и роняет слезы с соплями, пока геройский попаданец невозбранно набивает мешки трофеями и расставляет везде мины с фугасами.

А вот если вместо попаданца красный командир, так он ведь на рояле не умеет. Четыре класса церковно-приходской школы и командирские курсы "Выстрел", вот и все образование. Чай, не прогнивший царизм вокруг. Хоть завали такого роялями, задача не решается.

И че делать?

Отходить.

Да, вот так вот просто развернуться и уйти.

Ну и что, что вы сюда ползли на брюхе от самого Урала. Ну и что, что высаживались с рыбацкой шаланды и перемерзли в ничто. Никого не интересует, с каким напряжением дотащили взрывчатку или тяжелую винтовку.

Цель защищена слишком хорошо. Уходим. Может, с запасной целью повезет. Конечно, если запаска была заранее разведана, если у группы есть нужные средства для поражения такой цели, если группа готовилась к ней хоть немного (что редко, обычно по основной цели хрен успеваешь подготовиться) — и если группа по состоянию здоровья продержится во вражеском тылу хотя бы пару дней, чтобы отклониться от маршрута на запасной вариант. И опять же, риск есть: если тут охрана усилена, то почему ее на запасной цели не усилить? Вот сейчас поползете вы снова на брюхе стотыщкилометров — а там все то же самое, суперохрана и егеря округу шерстят. Но группа уже вымотана, силенки не те, жратва кончается, и сапер что-то кашляет с той самой мокрой высадки…

Взвесив риск, командир приказывает отходить. Сам факт, что группа долезла до нужного места, уже подвиг. Подход к снаряду — уже пять баллов. Если не угробить группу на отходе, будет итоговая четверка. Ордена не дадут: цель не поражена. Но и группа тоже немалая ценность, и кидаться на амбразуру с голой шашкой от нее вовсе не требуется.

Теперь представим себе ту же самую задачу, но применительно к нашей тематике, к ствольной прицепной артиллерии. Где средства поражения чутка потяжелее и посложнее, а народ мал-мала попроще спецназеров, и совсем не такой здоровый-тренированый. Наводчик и вычислитель должны пушку знать и держать в уме таблицы, а не кирпичи разбивать об колено или рельсы об мышцы пресса гнуть.

Возьмем совсем простой пример.

Скажем, ты — царь Иоанн, четвертый этого имени, Васильевич, и надо тебе брать Казань.

Подход к снаряду — подтащить все нужные рояли от Москвы до Казани. Там-то уже для попаданца все просто. А если вместо роялей пушки тащить, так и без попаданца справятся, как оно в реальной истории было.

Взяли Казань? Молодцы, теперь Астрахань берите. В кино же сказано: "Казань брал, Астрахань брал". Уж если Иван Васильевич сумел, попаданцу раз плюнуть.

Для попаданца есть особенный квест: Албазинский острог, река Амур. Ты Петр Бекетов и тебя осаждают манчжуры. Со всем китайским количеством людишек и огнестрелом в несколько сот стволов.

Как тебе такое, товарищ попаданец? Осилишь подход на пятерочку? Пока еще не Владивосток, не Камчатка, не Аляска. От Москвы к Албазину, для начала.

Но на подходе люди хотя бы к предстоящему бою готовятся. Более-менее по сторонам смотрят. Куда хуже послепобедная эйфория. Скажем, пошел Карл Великий на мавров и повоевал Сарагоссу. Подход на пять, упражнение примерно на четыре.

А на отходе баски поймали обоз в Ронсевальском ущелье и жесточайше разграбили. И маркграфа Бретонского Роланда даже совсем до смерти убили, потому что тот мешал расхищать королевское добро. Очень жалостная история, жемчужина рыцарской литературы: "Песнь о Роланде".

Несколько позже монголы разбили русских на реке Калке. Правда, победа досталась багатурам так дорого, что на обратном пути волжские булгары подловили пару непобедимых туменов, да и расплющили монгол в блин. Битва эта не так распиарена, как легендарный Айн-Джанлут, но хронологически случилась на поколение раньше, и по справедливости должна считаться первым поражением монголов. На троечку степные воины наработали, и то — дохленькую. Карандашиком в журнале, на пересдачу.

Эх, смеялся и я над тупостью физвоенрука, было время…