Черный дембель. Часть 1

Глава 11

Я отодвинул носком кеда со своего пути ногу нокаутированного блондина (не планировал вести с этим мужиком беседы — поэтому хорошо приложился по его челюсти, хотя ударил и не в полную силу). Взял в левую руку ружьё (спустил его взведённые курки), а в правую чемодан. Скользнул взглядом по тёмной прихожей (свет сюда поступал только через небрежно зашторенное окно): увидел холодильник, застеленный грязной скатертью стол с узкой столешницей, набор мужской обуви, расставленные под столом пустые бутылки из-под водки и портвейна. Воскресил в памяти планировку дома, которую мне описал обработанный «таблетками» гость Прохоровых. Оставил чемодан на столе и направился к ближайшему дверному проёму.

Стволами ружья отодвинул скрывавшую дверной проём штору. Заглянул в светлую, но тесную комнатушку. В ней обнаружил минимум мебели: стол под окном, два стула и массивный платяной шкаф, украшенный резными узорами. В комнате царил относительный порядок: ни пустых бутылок, ни окурков — лишь на полу у стены я заметил клубки пыли. Порог комнаты я не переступил. Перешагнул через руку распластавшегося в прихожей блондина, вошёл в основную часть дома, откуда и доносилось бормотание радиоприёмника. Вдохнул усилившиеся запахи чеснока, укропа и табачного дыма. Оценил обстановку: не увидел здесь ни души — если не считать ползавших по потолку мух. Печка, большой стол в центре комнаты (бутылки, стаканы, сигареты, окурки, куски хлеба).

Первым делом отыскал взглядом на серванте источник звуков: небольшую коробочку с деревянными боковыми стенками и с надписью «Ленинград». И лишь во вторую очередь заметил деньги. Они лежали на столе около серванта: восемь стопок упакованных в пачки купюр, высотою примерно с гранённый стакан. Я увидел в стопках пачки полтинников, четвертаков, червонцев — сотенных банкнот не заметил, как не разглядел и мелочи. Рядом с деньгами нашёл две перетянутые жёлтой тесьмой пачки советских облигаций. Окинул взглядом сваленные рядом с деньгами горой ценные безделушки: золотые кольца, перстни с камнями, мужские и женские часы, запонки, булавки для галстука, золотые и серебряные цепочки, орден Красной Звезды, медаль «За отвагу»…

— Ну, прямо пещера Али-Бабы, — пробормотал я.

К сложенным на столе ценностям я не прикоснулся. Хотя и прикинул, что вместе с припрятанными под пионом ценностями все эти богатства превратили бы похитителей если и не в миллионеров, то в очень обеспеченных людей. В моей прошлой жизни похитивших директора швейной фабрики бандитов так и не поймали. Преступники преспокойно наслаждались награбленными у Прохорова богатствами где-нибудь на курортах в Сочи или в Крыму. Я поводил по сторонам стволами ружья, словно указкой. Пересчитал стоявшие на столе стаканы и тарелки — пришёл к выводу, что сервировали стол на троих человек. В кастрюли на печи я не заглянул. Хотя мой живот всё настойчивее напоминал о том, что приближалось время ужина.

С ружьём в руках я пересёк столовую (или гостиную) и поочерёдно заглянул в спальни. Жильцов я там не нашёл, а ценности не искал. Но прихватил с собой два набора мужских подтяжек для штанов (мой папа сейчас носил такие же, но синего цвета — не зелёные). С подтяжками я вернулся в прихожую. Аккуратно уложил на грязную скатерть заряженное патронами шестнадцатого калибра ружьё. Сдвинул на затылок берет. Опутал подтяжками всё ещё пребывавшего в забвении блондина. Спеленал мужчину по всем правилам: сделал из него «кренделёк» (соединил за спиной спутанные подтяжками руки и ноги). Без колебаний затолкал блондину в рот сложенный пополам домашний тапок (не вернулся в спальни за более подходящим кляпом: поленился).

Сдвинул пленника к холодильнику. Потеснил ногами мужчины расставленные под столом стеклянные ёмкости. Опытным взглядом оценил, что в прихожей похитителей скопилось бутылок рублей на пять, если не на все семь (после вылета из института я в прошлой жизни поработал приёмщиком стеклотары). Выпрямился, отряхнул ладони, внимательно осмотрел проделанную работу. Решил, что упаковал клиента правильно и со знанием дела; признал выбор подручных средств для «упаковки» грамотным и едва ли не оптимальным. Пальцем отодвинул штору, выглянул на улицу. Убедился, что солнце ещё ярко светило, а Чижик по-прежнему стоял напротив окна, где я его оставил: на обочине дороги около фонарного столба.

Я одёрнул китель, поправил ремень и произнёс:

— Ну, а теперь в нашей программе вторая часть марлезонского балета.

Вошёл в ту самую комнату, что выглядела самой нежилой в доме: где стоял стол и платяной шкаф. Откинул в сторону похожую на огромное полотенце тряпку, лежавшую посреди комнаты — разогнал по углам клубы пыли. Обнаружил в полу крышку люка — как и предсказывал мой «информатор». В доме моих родителей подобных дверок в подземелье не было. Вход в наш погреб находился на улице, около летней кухни. А наличие подвала строители нашего дома не предусмотрели. Поэтому без подсказки я спуск в подпол обнаружил бы не сразу (если бы вообще обнаружил: шарил бы в поисках пленника по сараям и по уличным погребам). Я без проблем сдвинул обнаруженную на люке щеколду (она не проржавела — блестела, как новая).

Открыл крышку и вдохнул хорошо узнаваемые ароматы заброшенного общественного туалета. Позволил запахам из подземелья смешаться с теми, что заполняли воздух в доме. Чесночный душок и табачный дым преобразили подвальное зловоние в стандартную атмосферу жилища бомжей (такой я её запомнил). Я снял берет, бросил его на стол у окна. Опустился на колени, уперся руками в края люка. Заглянул в тёмное подземелье. Увидел внизу декорированные гирляндами паутины ступени деревянной лестницы и серые кирпичные стены. Пол я не рассмотрел: до него не добирался проникавший в подвал через люк свет. Кнопку выключателя или рубильник я не обнаружил. Прислушался: уловил шорох — будто там, внизу, мешковиной провели по стене.

— Илья Владимирович, вы живой? — спросил я.

Ответили мне не стазу.

Но всё же ответили.

Пусть и нехотя.

— Живой, — раздался в темноте подземелья тихий мужской голос.

— Это прекрасно, — сказал я. — Вылезайте из своей подземной норы. Вас реабилитировали, поздравляю. Вас ждёт сегодня встреча с сыном, горячий душ и вкусный ужин. Или вы предпочитаете не душ, а ванну?

Секунд двадцать я слушал только жужжание мух и щебетание птиц за окном.

— Илья Владимирович, вы ещё там? — спросил я.

— Здесь, — ответил тихий голос.

Я снова встал на колени, отряхнул руки и спросил:

— А какого фига вы всё ещё там? Вбирайтесь из своей берлоги! Всё закончилось, вы свободны.

После вновь затянувшейся паузы мужской голос ответил:

— Я не могу. У меня связаны руки. За спиной.

Я выругался: громко, без стеснения. Посмотрел на украшавшую подземелье паутину. Брезгливо скривил губы.

— А освещение у вас там можно включить? — спросил я. — Или мне поискать фонарь?

На этот раз мне ответили сразу:

— Света нет, — услышал я.

— Хреново.

Я встал с колен и прогулялся мимо всё ещё неподвижного блондина в столовую — взял там со стола коробок со спичками. Вернулся в маленькую комнатушку и расстегнул парадный ремень. Снял свой украшенный аксельбантами китель и аккуратно повесил его на спинку стула рядом с лежавшим на столешнице беретом. Взглянул на яркую листву за окном, на белые барашки облаков, что гуляли по голубой глади неба. Вздохнул и вернулся к открытому люку. Снова всмотрелся в темноту — не увидел внизу ни пол, ни пленника. Вновь вдохнул непохожие на аромат рижской «Иоланты» запахи. Упёрся руками в края люка и спустился на три ступени — лишь тогда развернулся на сто восемьдесят градусов и вцепился в грязную лестницу.

Сказал:

— Илья Владимирович, спускаюсь к вам. Я играю на вашей стороне. Пришёл, чтобы помочь вам. Поэтому не сбрасывайте меня с лестницы и не бейте тяжёлыми предметами. Договорились?

Квест «Освобождение из подземелья директора швейной фабрики» осложнился тем обстоятельством, что руки у Прохорова были не только связаны, но и искалечены. Особенно пострадала при допросах левая кисть директора, которую теперь скрывали окровавленные марлевые обмотки. Спички не идеально, но всё же справились с ролью осветительного прибора. Вот только светили они слабо и недолго. Да и неудобно было ими подсвечивать. Узлы на верёвках я распутывал в темноте, на ощупь (пожалел, что не прихватил из столовой ещё и нож). Неприятные запахи и мягкие прикосновения паутины подстёгивали скорость моей работы. Илья Владимирович мне не мешал: не отвлекал вопросами, пусть и вздрагивал иногда от боли.

При помощи армейской смекалки, грубой силы и нецензурных выражений я всё же извлёк Прохорова из подполья. Взглянул на Илью Владимировича при дневном свете — удивился тому, как сильно он внешне походил на своего сына образца начала двухтысячных годов: те же залысины, та же чёрная с серебристым блеском щетина на щеках и подбородке, густые чёрные брови и карие глаза. Прохоров выпрямился — продемонстрировал мне Артурову сутулость и серьёзный, внимательный взгляд. Я взглянул на покрытую кровавыми пятнами рубашку бывшего пленника, на его штаны и босые ноги, на забинтованную руку. Покачал головой. Придвинул к Прохорову стул — Илья Владимирович охотно занял его. Прохоров прижал левую руку к груди, скривил губы от боли.

— Ну и видок у вас, дядя Илья, — пробормотал я. — В таком наряде вы на… директора фабрики точно не похожи.

— Согласен с тобой… — произнёс Прохоров. — Как тебя зовут?

Он чуть вытянул тонкую шею, всё ещё щурил от яркого света глаза.

— Вы не узнали меня? Я сосед вашей мамы! Сергей Чернов.

Прохоров внимательно посмотрел на моё лицо и вдруг стукнул себя правой ладонью по лбу.

— Точно, — сказал он. — То-то мне твоё лицо показалось знакомым. Сергей. Ты на Лёньку Чернова похож. Артур мне говорил, что ты вернулся из армии…

Илья Владимирович взглянул на мою тельняшку, усмехнулся.

— А я-то уж подумал, что для моих поисков задействовали армию, — заявил он.

Прохоров улыбнулся, расчертил кожу на своём лице тонкими морщинами — в точности, как это делал мой приятель Артур в двухтысячных.

— Не всю армию, дядя Илья, — сказал я. — Отправили только одного дембеля: меня.

Илья Владимирович встрепенулся, взглянул на дверной проём за моей спиной, выглянул в окно.

— А где… эти? — спросил он.

— Похитители? — уточнил я. — Сколько их было? Трое?

— Трое. Других я не видел.

— Тогда не переживайте, дядя Илья. Двое сейчас заперты в сарае вашей матери…

Прохоров дёрнулся.

Я вскинул руки и сказал:

— Спокойно, дядя Илья. Я их крепко связал, не волнуйтесь! Кир и Артур за ними присматривают.

Указал на дверной проём.

— А третий вон там, в прихожей лежит. Его я тоже спеленал. Нас он не побеспокоит.

Илья Владимирович кивнул, снова скривил губы.

— Что дальше? — спросил он. — Какой у тебя план?

— Понятия не имею, — ответил я.

Пожал плечами и добавил:

— На «дальше» плана у меня нет. Все пункты своего плана я уже выполнил: вы спасены, преступники обезврежены.

Развёл руками.

— Вот как-то так, — сказал я. — Во всём, что касается «дальше», рассчитывал на ваши подсказки. Вызовем милицию? Или…

— Или! — сказал Прохоров.

Он перестал щуриться, покачал головой; снова прижал к груди левую руку.

— Я обязательно позвоню в милицию, Сергей, — сказал он. — Обязательно. Но не в дежурную часть… Мне нужен телефон.

Илья Владимирович посмотрел мне в лицо, спросил:

— На чём ты сюда добрался, Сергей?

Я улыбнулся и ответил:

— На Чижике.

Прохоров попросил, чтобы я отвёз его в посёлок. Сказал, что «всё решит» по телефону из дома своей мамы. Я с Ильёй Владимировичем не спорил: дел для себя в этой истории с похищением больше не видел. Все необходимые для спасения Прохорова «двоечки» я раздал; «таблетки для памяти», кому положено, прописал. Из обязательных пунктов в моём плане остался только тот, что касался мотоцикла: Чижика верну Степану Кондратьевичу целым, невредимым и вовремя. Да и в моих советах директор швейной фабрики сейчас не нуждался. Сам разберётся: у него наверняка имелись полезные и влиятельные знакомства в высших эшелонах городской и областной власти (судя по его должности и финансовым накоплениям).

Ценные указания для Прохорова я оставил при себе. А вот блондина в прихожей не бросил — я бросил его в подполье. С перемещением превращённого в «крендель» человеческого тела в подземелье я провозился не меньше, чем с поднятием оттуда директора фабрики. Блондин не разозлил меня настолько, чтобы я попросту уронил его в люк. Я сохранил его тело для будущего следствия в относительной целостности (сломанная челюсть — не в счёт). Отыскал в доме моток бельевой верёвки и спустил похитителя в темноту подвала, будто ведро в колодец (заодно и почистил лестницу от паутины его одеждой). Мужчина в процессе спуска очнулся, но тапочек во рту помешал ему внятно донести до моих ушей фразы возмущёния и негодования.

Похитителя я оставил под охраной запертого на щеколду люка.

А вот на добытые преступниками ценности заявил свои права их бывший владелец. Илья Владимирович взглянул на стопки денег, на облигации, на ценные предметы. Покачал головой.

— Даже отцовские награды и обручальное кольцо моей покойной жены прихватили, — сказал он. — Ур-роды. Ну, ничего. Отольются кошке мышкины слёзки. Я уж об этом позабочусь.

Прохоров повертел головой, будто отыскивал что-то в гостиной. Посмотрел даже в направлении печи, где стояли кастрюли с так и не изученным мною содержимым (при виде них мой живот тихо выругался).

— Серёжа, не в службу, а в дружбу, — сказал Илья Владимирович, — разыщи здесь покрывало или наволочку. Упакуем туда моё барахло. Не бросать же его здесь: введём в соблазн милиционеров.

Он хмыкнул, указал на стопки банкнот, по которым ползали две серые мухи.

— Да и у меня возникнут некоторые трудности с объяснением происхождения денег, — сказал Прохоров. — Не то, чтобы меня страшили подобные трудности. Но почему бы их и не избежать?

Я кивнул и сообщил:

— Дядя Илья, у меня есть вариант получше, чем наволочка.

Принёс из прихожей свой чемодан. Щёлкнул его замками. Установил открытый чемодан на стуле около стола с ценностями.

— Взял его с собой для маскировки: изображал иногороднего гостя, — пояснил я. — Для переноски денег он тоже подойдёт. Не привлечёт к себе лишнее внимание, как покрывало или наволочка.

— Согласен с тобой, Сергей, — произнёс Прохоров. — Действуй.

Я перенёс две стопки денег в чемодан. А из третьей выдернул обёрнутую крест-накрест бумажной лентой пачку червонцев. Показал её директору фабрики.

Спросил:

— Дядя Илья, я оставлю это себе? На бензин, так сказать. Не возражаете?

Прохоров пожал плечами.

— Разумеется, Сергей, — сказал он. — Какие могут быть возражения? В настоящий момент это «уже» и «ещё» не мои деньги. С такими расставаться проще. Бери. Ты их заслужил.

— Спасибо.

Я кивнул и сунул первые заработанные мною в этой новой жизни деньги в карман (взятые у родителей денежные средства я заработком не считал). Под присмотром директора швейной фабрики переложил деньги, облигации и ценные вещи со стола в чемодан (они там не заняли и половину пространства). Повертел головой. Но ничего пригодного для мародёрства в комнате не заметил (початая бутылка водки и пачка сигарет «Прима» меня не заинтересовали). Поинтересовался у Прохорова: «Что-то ещё?» Тот ответил мне жестом отрицания. Я опустил крышку, закрыл замки. Поднял чемодан со стула и взвесил его в руке. Почувствовал себя в шкуре подпольного миллионера Корейко из фильма «Золотой телёнок». Приятное чувство — я улыбнулся.

Я снова сменил берет на мотошлем. Вручил самостоятельно забравшемуся в боковой прицеп директору фабрики чемодан — тот обнял его руками. Одёрнул китель, поправил ремень.

— Всё, едем? — уточнил я.

Илья Владимирович кивнул.

— Дядя Илья, так может заскочим сперва в травмпункт? — поинтересовался я. — Пусть обработают ваши раны. Дадут вам обезболивающее. А потом уже рванём к телефону?

Прохоров взглянул на окровавленную марлю, что покрывала его левую руку. Скривил губы.

— Нет уж, потерплю, — сказал он. — Но сбежать я этому гаду не позволю!

Директор фабрики хмыкнул.

— Кому не позволите сбежать? — спросил я. — О ком вы говорите?

Поставил ногу на педаль кикстартера.

— О том, кто заварил всю эту кашу с моим похищением и с пытками, — ответил Прохоров. — Или ты думаешь, Сергей, что эти уголовники сами додумались до подобной аферы? Они от меня и не скрывали имя заказчика.

Илья Владимирович покачал головой.

— Уверен: похищение и мои финансы не были его целью, — сказал он. — Ему нужна была моя смерть. Точно тебе говорю. Но, не только она… Это уже его подручные, к счастью для меня, позарились на деньги.

Прохоров махнул рукой.

— Едем, Серёжа, — сказал он. — Поспешим. У нас в запасе мало времени. Если оно там вообще есть. Надеюсь: мой дорогой друг пока не догадался, что его затея провалилась, и не пустился в бега.