Черный дембель. Часть 1

Глава 13

«Олег Котов. Вот почему его внешность показалась мне знакомой», — подумал я.

Разглядывал молодого милиционера и отмечал его несомненное внешнее сходство с Леной Котовой. Будь Котова мужчиной, она (помимо того, что обзавелась бы короткой причёской, кадыком и… прочими атрибутами мужской внешности) выглядела бы почти в точности, как и её старший брат. С той лишь разницей, что у Лены не было бы этой небольшой горбинки на носу, родинки на подбородке и слегка высокомерного взгляда человека, привыкшего смотреть на окружающих сверху вниз. На меня лейтенант посматривал снизу вверх: на пару сантиметром я всё же превзошел его в росте. Милиционер нахмурил брови, спрятал в карман удостоверение. И отступил на шаг назад, будто предложил мне следовать за ним.

— Отойдём? — спросил Котов.

Он указал на дорогу, где полуденное солнце почти не оставило островков тени.

— Может, лучше туда? — спросил я.

Ткнул пальцем в сторону шелковицы, что росла рядом с забором соседей.

Милиционер пожал плечами и снова прикоснулся к фуражке.

Я первый шагнул под крону шелковицы — Котов отстал он меня лишь на пару шагов.

— Слушаю тебя, Олег, — сказал я.

Лейтенант всё же снял фуражку и провёл рукой по своим коротко стриженым волосам.

— Чернов, я хочу знать, каковы твои намерения… относительно моей сестры, — заявил он.

— В смысле?

Я сощурился: глаза мне слепило отражавшееся в оконном стекле позади милиционера солнце.

— Я знаю, что между вами происходит! — сказал Котов.

Он обеими руками вцепился в фуражку и сообщил:

— У нас с сестрой нет друг от друга секретов.

Его пристальный взгляд мне вновь напомнил о Лене Котовой.

— Поздравляю, — сказал я.

Шагнул в сторону, чтобы лицо милиционера заслонило солнечные блики.

Голова лейтенанта будто осветилась ярким ореолом.

— А что между нами происходит? — спросил я. — И между кем это: между нами?

Котов пренебрежительно скривил губы.

— Не изображай дурака, Чернов, — сказал он. — Я всё знаю.

Я покачал головой.

— Прекрасно. Так может, поделишься со мной информацией?

Лейтенант хмыкнул. И едва ли не слово в слово пересказал мне историю, во многом повторявшую ту, которую до него уже озвучивала в моём присутствии Наташа Торопова. Он выдал мне Наташин вариант истории со спасением Котовой от встречи с самолётом. Дополнил его своими подозрениями и домыслами. В версии Олега Котова я (а не некий таинственный десантник) воспользовался информацией о готовящемся преступлении, чтобы… «задурить» своим «якобы» героическим поступком голову его юной младшей сестре. Милиционер усмотрел в моём поступке явный преступный умысел. И бомбанул меня номерами статей Уголовного кодекса, которые я своим подлым и хитрым злодейским поступком нарушил.

— Как интересно, — пробормотал я.

Потёр подбородок.

Подумал о том, что персонажу стихотворения Самуила Маршака (о парне со значком «ГТО» на груди) повезло больше, чем мне: его ни пожарные, ни фотографы, ни милиция так и не нашли.

— И что тебе от меня нужно? — спросил я.

Котов шагнул мне навстречу (я унюхал запах тройного одеколона) и грозно посмотрел мне в глаза.

— Это ты мне объясни, Чернов, чего хочешь от моей сестры! — сказал он.

Я пожал плечами. Покачал головой.

Ответил:

— Ничего не хочу. Совсем ничего.

— Не ври мне, Чернов! — сказал милиционер. — Я таких, как ты, насквозь вижу! Говори!

Он смял в руках фуражку.

Я поднял руки.

— Спокойно, товарищ начальник…

Всё же чихнул — не вытерпел аромата «тройного».

— Спокойно, товарищ Котов, — сказал я. — Без паники.

Потёр нос.

Не улыбнулся — сохранил серьёзное лицо. Вступил в баталию взглядов с родственником Лены Котовой. Подумал, что в отличие от сестры, Олег совершенно не походил на грека.

— Как на духу тебе признаюсь: ничего от твоей сестры не хочу, — заявил я.

Милиционер резко вдохнул…

Но я опередил его возражения, сказал:

— Вообще ничего! Даже того, чего все мужики от женщин хотят… я от неё не хочу.

Прижал руку к левой стороне груди и добавил:

— Клянусь честью комсомола!

И добавил:

— Так что нет проблем.

Котов взглянул на мою тельняшку, но комсомольского значка на ней не увидел. Быть может, поэтому он мне и не поверил.

Но он не схватил меня за грудки (как наверняка захотел) — вместо меня пострадала фуражка.

— Есть проблема! — заявил Котов. — Ты и есть проблема.

Милиционер указал на меня козырьком фуражки.

Я сказал:

— Ну, допустим, кто-то похожий на меня спас твою сестру…

— Это был ты! — заявил лейтенант. — Я опросил свидетелей — они тебя подробно описали.

— … Твоя сестра не пострадала, — сказал я. — Скоро поступит в институт. Мне ничего от неё не нужно.

Развёл руками и спросил:

— Олег, какие могут быть ко мне претензии?

Милиционер дёрнул головой — меня вновь ослепили солнечные блики на оконном стекле.

— Ты задурил моей сестре голову! — сказал Котов. — Вот какие к тебе претензии!

Он посмотрел мимо меня: на ствол шелковицы.

— Сегодня ночью она рыдала, — сообщил Олег. — Снова. И не призналась, почему.

Он взглянул мне в глаза.

— Но я-то знаю, из-за кого она уже не первый раз этим летом льёт слёзы.

Снова направил мне в грудь фуражку.

— Это из-за тебя!

Я покачал головой.

— Стоп, стоп, стоп.

Сказал:

— А говорил, что у вас нет друг от друга секретов. Я-то здесь при чём?

Котов хмыкнул.

Я заявил:

— Не видел твою сестру уже две с половиной недели.

Покачал головой.

— Олег, с какой стати ты решил, что она рыдала из-за меня? — спросил я.

И предположил:

— Быть может, она рыдала по моему младшему брату? Она ему, кстати, тоже очень понравилась…

— Нет, — сказа Котов.

Он стряхнул на землю с фуражки гусеницу.

— При чём тут твой брат? — спросил лейтенант.

Он усмехнулся и заявил:

— Ленка гуляла с ним, потому что он похож на тебя…

Я невольно огляделся — проверил, не услышал ли слова Котова Кирилл.

— … Но твой брат не ты, — сказал Олег. — Это Ленка сама мне так сказала.

Он надел фуражку, приосанился.

— Зачем же ты, Чернов, Ленке голову задурил, если тебе от неё ничего не нужно? — спросил Котов. — Не стыдно тебе?

Я заметил, как на его головной убор плавно опустился зелёный лист.

Милиционер не дождался, когда я отвечу.

— Держись от неё подальше, Чернов! — заявил он.

Олег затеял со мной борьбу взглядов.

«Я так и делал, — промелькнула в моей голове мысль. — Держался подальше».

— Договорились, — согласился я.

Снова поднял руки.

— Если обидишь Ленку, то очень сильно об этом пожалеешь! — сказал Олег. — Я обещал сестре, что никому не расскажу о том, что ты сделал. Но я нарушу обещание. Ради неё. И засажу тебя в тюрьму. Имей это в виду, Чернов!

От голоса милиционера у меня зазвенело в ушах.

— Поимею, — согласился я. — В виду.

Кивнул.

Котов метнул в меня грозный взгляд. Но оставил последнее слово за мной. Он выдохнул. И на прямых ногах, не попрощавшись, зашагал к дороге.

Я смотрел ему вслед.

«Вот уж точно говорят, — подумал я, — ни одно доброе дело не останется безнаказанным».

Мой младший брат сегодня вернулся домой раньше, чем обычно. Он вихрем ворвался в гостиную, самым наглым образом закрыл лежавший передо мной на столе учебник математики. Отобрал у меня шариковую ручку.

— Хватит зубрить, Серый! — сказал он. — Перед смертью не надышишься!

Кирилл ухмыльнулся.

— Отстань, малой.

Я отмахнулся от брата, будто от надоедливого насекомого.

Но насекомое не сбежало.

— Не отстану! — заявил Кир.

Он сдвинул мои учебники к краю стола.

Я потёр уставшие глаза.

Спросил:

— Что тебе от меня нужно?

— Сегодня вечером мы с тобой ужинаем не дома! — сообщил Кирилл.

Я вздохнул.

— Илья Владимирович звонил, — пояснил Кир. — Он пригласил нас в ресторан!

Я потёр уставшие глаза.

— В какой ещё ресторан, малой?

Взглянул на оставшийся в тетради нерешённым пример.

Кир расправил плечи и объявил:

— Сегодня мы ужинаем в «Московском»!

Он снова ухмыльнулся и добавил:

— Артур сказал, что его папа уже заказал там столик!

Я застегнул пуговицы на рубашке и взглянул на своё отражение в зеркале.

Покачал головой. Потому что невооружённым глазом видел: одежда мне катастрофически мала. И если при поездке в институт меня этот факт не смутил, то сегодня он меня озадачил.

Я хорошо помнил, что ресторан «Московский» в брежневские времена считался заведением для элиты нашего города. Даже днём в будние дни там непросто было отыскать свободное место (именно место — не столик). Вечером на двери «Московского» всегда маячила табличка с надписью «мест нет». И если в будний вечер входным билетом иногда служила переданная швейцару не слишком крупная купюра, то в пятничные и субботние вечера простые смертные в «Московском» не отдыхали: на это время ресторан превращался в закрытый клуб.

Мне о работе того «клуба» рассказывал Артур Прохоров, который раз в месяц обязательно наведывался в «Московский» в компании дяди Саши Лемешева (уже с первого курса института). Из-за чего Артурчику завидовали все наши сокурсники и сокурсницы. От Артура я и узнал, что коммунизм в СССР всё же построили… но не везде и не для всех. Потому что для меня в семидесятые годы рассказы Прохорова о том, что ели, что пили и как веселились в самом элитном ресторане Новосоветска, казались сказочными историями: такими же, как и тот самый «коммунизм».

Я снова взглянул на явно короткие штанины брюк. Вспомнил, как мне не нравилось, когда молодёжь в будущем расхаживала с голыми щиколотками — усмехнулся. Подвернул рукава на рубашке.

«Вопрос с одеждой обязательно решу, — подумал я. — До начала вступительных экзаменов».

Илья Владимирович заехал за нами точно в назначенное время — мы ждали его у обочины дороги, рядом с домом Прохоровых.

Ровно в пять часов вечера к нам величаво подкатил хорошо знакомый мне по прошлой жизни светло-голубой автомобиль ГАЗ-21 «Волга». Я увидел, что директор фабрики сидел на переднем пассажирском кресле справа от водителя. Заметил белое пятно: выглядывавшую из-под пиджака забинтованную руку Прохорова.

Кир, Артур и я забрались на заднее сидение. Мы проделали это суетливо, но почти беззвучно — лишь громыхнули дверью автомобиля. Хором поздоровались, вдохнули запах дорогого мужского парфюма.

«Говорит радиостанция 'Юность…» — вещал вполне соответствовавший ретро-стилю автомобильного салона «Волги» радиоприёмник. ГАЗ-21 плавно покатился. У поворота на Верхнее кладбище он развернулся и снова покатил по улице посёлка.

— Ну что, орлы, гульнём? — спросил смотревший на нас из зеркала заднего вида Илья Владимирович.

Сегодня он уже не походил ни на бомжа, ни на пациента стационара — выглядел преуспевающим советским человеком средних лет.

Артур и Кирилл переглянулись и улыбнулись, будто маленькие детишки перед поездкой в парк развлечений.

Я ответил (и за себя, и за парней):

— Гульнём, дядя Илья. Почему бы и не гульнуть?

Расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке — порадовался, что не надел галстук.

К «Московскому» мы подъехали ещё засветло. Выбрались из машины — Илья Владимирович попрощался со своим водителем «до вечера». ГАЗ-21 поехал в направлении центра города, уступил место автомобилю той же модели, но светло-серого цвета. Директор фабрики будто и не заметил табличку «мест нет». Здоровой рукой он решительно потянул за массивную деревянную ручку, распахнул дверь ресторана и уверенно перешагнул порог. Я пропустил вперёд взволнованных парней. В хвосте нашей процессии вошёл в «Московский», полной грудью вдохнул смесь из запахов общепита и ароматов женских духов.

Илья Владимирович жестом поздоровался с дежурившим у входа швейцаром — тот ответил директору фабрики улыбкой и повёл нашу компанию через заполненный посетителями зал. Я шагал за спиной Кирилла, рассматривал собравшийся в ресторане пока ещё относительно трезвый контингент. Замечал пошитые на заказ костюмы мужчин и блеск дорогих камней на золотых женских украшениях. Рассматривал не самые привлекательные (на мой избалованный вкус) блюда с салатами и закусками на столах, графины с водкой и коньяком, бокалы с вином, бутылки с минеральной водой и с лимонадом.

Звучавшая в зале музыка заглушала пока негромкие разговоры. Я огляделся. Заметил, что сцена пустовала. Хотя Артур рассказывал, что по выходным здесь выступали артисты: не только местные. Иногда, говорил он, к нам в Новосоветск наведывались на «подработку» и гости из Краснодара, бывали даже столичные певцы и музыканты. В этих словах Прохорова, помню, мы с сокурсниками усомнились: нам слабо верилось, что мелькавшие по телевизору лица снисходили до пения в «Московском». Хотя Артурчик с пеной у рта доказывал, что своими глазами видел на сцене в ресторане музыкантов известного ВИА: «тех самых».

По пути к столику Илья Владимирович то и дело пожимал руки мужчинам, раскланивался и любезничал с дамами, здоровался с персоналом ресторана. Я отметил, что среди собравшихся в зале людей он выглядел «своим». В отличие от шагавших следом за ним парней, на которых не обращали внимания ни гости ресторана, ни официанты: Илья и Артур будто брели в шапках невидимках. А вот на мою улыбку многие дамы реагировали (разных возрастов). Они без стеснения осматривали меня с ног до головы (будто оценщики). Как и их спутники, которые провожали меня хмурыми и (как мне показалось) завистливыми взглядами.

Важный швейцар подвёл нас к столику у стены с хорошим видом на сцену и на барную стойку. Взял из руки Прохорова красноватую купюру, поблагодарил директора фабрики едва заметным поклоном. Смахнул с белоснежной скатерти лишь ему заметную пылинку, махнул рукой официанту — будто запустил для нас «механизм ресторана». Илья Владимирович уселся лицом к сцене, усадил по правую руку от себя сына — Кирилл занял место рядом с приятелем. Швейцар снова улыбнулся: персонально директору швейной фабрики. Пожелал нам приятного аппетита и откланялся. Я не смотрел, куда он пошёл: не обернулся.

— Как вам здесь? — спросил Илья Владимирович.

Он махнул здоровой рукой, ухмыльнулся.

Лишь сейчас я сообразил, что его прижатая под пиджаком к груди левая рука не просто забинтована, а в гипсовой повязке.

— Клёво! — за всех ответил Артур.

Он оглядывался по сторонам — в его карих глазах отражался свет ламп и блеск хрустальных люстр. Вертел головой и мой младший брат. Я сообразил, что Кириллу «Московский» виделся сейчас едва ли не раем на земле. Родители лишь дважды водили нас с братом в рестораны. Но те заведения были попроще, чем украшенный зеркалами, красными ковровыми дорожками и хрусталём «Московский». А я восторг комсомольцев не разделял: бывал в местах и получше, чем этот ресторан. Из памяти ещё не выветрились воспоминания о будущем. Поэтому нынешняя советская роскошь не произвела на меня должного впечатления.

К нашему столику подошла официантка. Молодая: лет двадцати восьми. Наряженная в блузу из лёгкой ткани с яркими белыми манжетами и воротником. Манжеты и воротник придавали униформе работницы элитного общепита строгий и аккуратный вид. Хотя блуза плотно прилегала к телу и делала образ официантки женственным. Подол чёрной классической юбки не дотягивался до колен. Белый фартук удачно вписывался в композицию: не просто защищал одежду, а хорошо дополнял образ советской разносчицы. Официантка скользнула по нашим лицам взглядом — быстро сориентировалась «кто есть кто».

— Здравствуйте, Илья Владимирович! — сказала она. — Ждали вас в среду. Я держала для вас столик.

— Спасибо, Светочка, — произнёс Прохоров. — Запиши его в мой сегодняшний счёт.

Он пошевелил левой рукой.

— В среду у меня был трудный вечер, Светочка, — сказал Илья Владимирович. — Уж лучше бы я его провёл у вас.

Прохоров усмехнулся и потребовал:

— Принеси-ка, Света, нам по салатику. «Столичный» отлично сгодится. Грамм по четыреста шашлычка из барашка. Сыр, колбасу на тарелочке. По бутылке минеральной воды. Морса мне клюквенного кувшин принеси: того, что я пил в прошлый раз. И две бутылки хорошего красного вина для юношей: под мясо барашка оно прекрасно сгодится.

Артур и Кирилл переглянулись — будто мысленно обменялись комментариями к заказу.

— Что-нибудь ещё, Илья Владимирович? — спросил официантка.

Она ничего не записала. Сложила ухоженные руки на фартуке. Улыбалась.

— Обязательно будет «ещё», Светочка, — сказал Прохоров. — Обязательно! Но чуть позже. Когда распробуем шашлык.

— Сейчас всё принесу, Илья Владимирович! — пообещала официантка.

Она будто случайно взглянула на меня.

Я заглянул в её зелёные глаза. Отметил, что никогда раньше их не видел. Но вспомнил очень похожий насмешливый и слегка высокомерный взгляд. Отыскал в памяти и имя его владелицы: Женя Рукавичкина. Женя училась со мной на первом курсе в МехМашИне. Но «залетела»; и взяла в академку после летней сессии. Именно вместо Рукавичкиной в комнату к Наташе Тороповой поселили на втором курсе Ларису Широву, которая перевелась в наш институт из Ростова-на-Дону. У Рукавичкиной, сообразил я, в ресторане «Московский» работала старшая сестра Светлана — об этом мне в прошлой жизни говорил Артур.

«Это была сестра нашей Женьки Рукавичкиной, — сказал тогда Прохоров, — Светлана, кажется. Она там работает… работала. Официанткой. Её эти гады подстрелили второй. Выстрелили из обреза ей в живот. В упор! Дробью. Дядя Саша сказал, что у той официантки на пузе дырень была: больше пяти сантиметров в диаметре! Представляете?»