Я вышел за калитку и первым делом убедился: учебник физики по-прежнему лежал на табурете под шелковицей. «Библиотечная книга», — напомнил я себе. Переступил через толстую мохнатую гусеницу. Махнул рукой парням, провожавшим меня взволнованными взглядами. Отметил, что своим сегодняшним поведением смутил и шокировал комсомольцев. В очередной раз усомнился в том, что пожалевший незнакомого мужика Кир через пять с лишним лет зарежет сразу троих человек (в том числе и семилетнего ребёнка). Я решительно подтянул штаны, пригладил ладонью волосы (в очередной раз мысленно пообещал себе, что до первого сентября подстригусь).
Вспомнил вдруг (пятьдесят лет спустя!) любимую цитату своего командира взвода: «Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый». Я выпятил грудь и втянул живот — именно так мы реагировали на те слова командира. Изогнул губы в хорошо отрепетированной глуповатой улыбке. Походкой бывалого бойца (расставив локти) зашагал по центру дороги. Солнце светило мне в лицо — я сощурил глаза. Горделиво приподнял подбородок, вдыхал полной грудью дорожную пыль. Посматривал по сторонам. То и дело сплёвывал на местами выгоревшую траву сквозь стиснутые зубы. Изображал человека, у которого нет цели, а есть только путь.
В двадцати метрах от перекрёстка меня обогнал новенький РАФ-977ИМ с белой надписью «03» на красной дверце: тот самый, который поехал спасать мотоциклиста и в моей прошлой жизни. Я сместился к обочине — наблюдал за тем, как автомобиль лихо свернул в направлении Верхнего кладбища. Отметил, что мне с медиками не по пути. Потому что похитители директора швейной фабрики припарковали свой автомобиль не в стороне кладбища, а в противоположном направлении. Уже подходил к перекрёстку, когда краем глаза заметил тот самый голубой горбатый «Запорожец», о котором меня предупредил гость Прохоровых. Но я не повернул в его сторону голову.
Достал из-за уха сигарету, сунул её в рот. Демонстративно похлопал себя по карманам в поиске спичек. Скорчил недовольную гримасу. И лишь тогда огляделся по сторонам. Радостно оскалился, когда отыскал глазами прятавшийся около кустов и деревьев «Запорожец». Вытянул шею: присмотрелся. Заметил внутри автомобиля белобрысую голову водителя. Выдохнул: «Оба!» Расставил руки, будто в радостном порыве. Двумя пальцами вынул изо рта сигарету, смачно сплюнул на обочину дороги. Всё той же вальяжной походкой приблизился к «Запорожцу». Заглянул в салон — водитель нервно постукивал рукой по рулевому колесу, но не смотрел в мою сторону, будто не замечал меня.
— Здорово, землячок! — произнёс я. — Кого это ты туточки поджидаешь? Рожа у тебя незнакомая. К Варьке Павловой, что ль приехал? Новый хахаль ейный?
Белобрысый взглянул на меня.
— И ты будь здоров, земляк, — сказал он. — Приятеля к знакомым подвёз. Жду вот теперь, когда он с родичами полялякает. Измаялся уже на жаре. Задремал.
Я радостно оскалил зубы и заявил:
— Так если он к нашей Варьке побежал, то до вечера она его не отпустит! Огонь, а не баба! Это тебе любой мужик из нашего посёлка подтвердит! Её все знают!
Я подмигнул водителю — тот пожал плечами.
— Друг попросил подождать, — сказал он. — Вот я и подожду. Ещё немного.
— Не, ну если друг попросил…
Я развёл руками и добавил:
— Друг — это святое! Друзья — это… о-го-го! Это не какие-то там бабы!
Белобрысый кивнул, будто согласился с моими утверждениями.
Я увидел влажный блеск на его висках. Заметил, как мужчина стиснул зубы, и как нервно дёрнулось его левое веко. Мазнул взглядом по синим рисункам на руках водителя. Пошатнулся, будто неуверенно стоял на ногах.
Я взглянул на зажатую в моей руке сигарету, удивлённо вскинул брови и сказал:
— Землячок! Так я чего пришёл-то!
Помахал сигаретой.
Указал сигаретой на лицо мужчины, будто прицелился в него волшебной палочкой.
— Землячок! — сказал я. — Огоньком меня угости, будь другом! Кто-то спички у меня спёр! Какой-то гад…
Пожал плечами и сообщил:
— Наверное, я у Варьки их оставил.
Белобрысый постучал себя по карманам, мазнул взглядом по салону. Покачал головой.
— Прости, земляк, — сказал он. — Спичек у меня нет. Не курю.
Я развёл руками, чуть присел и выдохнул:
— Оба-на!
Наклонился, заглянул в салон через водительское окно.
— Земеля, да ты гонишь! — сказал я. — На машине и без спичек⁈ Так не бывает. За слона меня принял?
Положил руку на горячую крышу «Запорожца».
— Ты пошарь по карманам, зёма! — потребовал я. — Хорошенько пошарь! Зажимать для дембеля огонь — это ж западло!
Я заметил, как вздулись у водителя мышцы на лице под скулами.
Белобрысый упёрся взглядом в мою тельняшку, нахмурился.
— Нет у меня спичек, парень, — сказал он. — Говорю тебе: я не курю. Так что иди своей дорогой, земляк. Не задерживайся.
— Ха! Вот те раз! Приехали!
Я ударил ладонью по крыше автомобиля и заявил:
— Не зёма ты мне, мужик! Понял⁈
И снова саданул рукой по автомобилю — будто стукнул по металлическому тазу.
Водитель вздрогнул.
— Ты чмо, а не зёма! — заявил я. — Самое настоящее чмо! Понял⁈
Выронил из руки сигарету, смял тельняшку на своей груди, спросил:
— Ты десантуру не уважаешь, чмо⁈ Плюнуть в полосатую душу хотел⁈
Я склонился влево, с громким звуком смачно харкнул на ветровое стекло — струя слюны перечеркнула лобовуху наискосок, от неё вниз потекли похожие на пену капли.
— Вот так-то! — сказал я.
Белобрысый встрепенулся.
— Ты что творишь, пацан⁈ — сказал он.
— Не уважаешь десантуру, да⁈ — повторил я. — А если вот так⁈
Картинно замахнулся и будто молот опустил кулак на капот. «Запорожец» отозвался на издевательство глухим жалобным стоном. С ветвей ближайших деревьев вспорхнули стайки мелких птиц.
— Как тебе такое⁈ — сказал я. — Нравится, чмо⁈ Да⁈
Рукавом стёр с губ слюну.
Водитель среагировал на жалобы автомобиля цветастым матерным выражением. Он впился в мою переносицу взглядом. Блеснул золотой коронкой.
— … Рамсы попутал, балетный⁈ — завершил свою тираду мужчина. — Вали отсюда, чушкан!
На пустырь за моей спиной приземлилась стая ворон. Птицы громким карканьем будто спародировали возмущённый голос белобрысого водителя «Запорожца».
Я усмехнулся и выдохнул:
— Чё⁈
Сунул руку в салон и схватил мужика за воротник, потянул его вверх.
— Чё ты сказал, чмошник⁈ — спросил я.
Приподнять водителя не сумел — поэтому я толкнул белобрысого.
Тот едва не повалился на пассажирское сидение, вцепился в рулевое колесо.
Я попятился от «Запорожца» на слегка согнутых ногах. Будто случайно споткнулся о камень — пошатнулся, но устоял. Жестом поманил к себе сверкавшего глазами и золотым зубом водителя.
— Выбирайся из коробочки, чмо! — потребовал я. — Никто, кроме нас! Слышал о таком⁈ Сейчас я тебе это объясню!
Я заметил на земле свою сигарету — неуклюже поднял её, сдул с неё пыль и сунул сигарету за ухо. Засучил рукава, сквозь зубы сплюнул на переднее колесо автомобиля.
Сжал кулаки, потребовал:
— Выходи, чмо синюшное! Накажу тебя! Узнаешь, что такое советская десантура!
Белобрысый покачал головой. Он тихо выругался, стиснул зубы. Из-под бровей взглянул через грязное лобовое стекло в направлении поворота к посёлку. Со стороны Верхнего кладбища донеслось рычание мотоциклетного двигателя и громкие щелчки. Я повернул голову; вскоре увидел уже знакомый мне «ИЖ-56» с коляской и восседавшего на нём Степана Кондратьевича. Мужчина ехал неторопливо; без мотошлема и без очков. Почти не пылил. Степан Кондратьевич заметил меня. Но не махнул рукой и не просигналил. Коляска дребезжала, двигатель мотоцикла рычал и щёлкал, будто отмерял пройденное расстояние. Мотоциклист свернул в посёлок — рычание и щелчки стали тише.
Я снова взглянул на белобрысого; стукнул себя кулаком по груди и крикнул:
— Выходи, чмо! Я тебя щас на карантин отправлю! Или ты уже обоссался от страха⁈
Моё требование громким карканьем поддержали оккупировавшие пустырь вороны. Я взмахнул согнутой ногой: изобразил карикатурное карате. Топнул сандалией по дороге, поднял облако пыли.
Белобрысый шумно выдохнул. Произнёс красивую фразу, которая в переводе с матерного на литературный язык прозвучала бы как: «Сударь, вы сами меня вынудили вас жестоко наказать». Он распахнул дверцу.
«Кар!» — среагировали на появление водителя «Запорожца» вороны. Две крупные чёрные птицы уселись на большой камень, будто заняли места в зрительном зале. Пристально рассматривали меня и моего соперника.
«Согласен с вами, — мысленно ответил я птицам. — В машине он выглядел… поменьше». Расставил локти, перешагнул с ноги на ногу. Двумя руками подтянул почти до пупка штаны.
Белобрысый выпрямил спину, расправил плечи. Я отметил: ростом он мне заметно уступал, но был шире в плечах и на десяток килограмм тяжелее. «Это плохо», — подумал я.
Водитель сунул руку в карман брюк. Угрожающе ухмыльнулся. «Нож или кастет?» — прикинул я. Шагнул белобрысому навстречу. «Двоечка»: в лоб, в челюсть.
Мужчина взмахнул руками, ударился об автомобиль и повалился на землю. Рядом с ним о придорожные камни звякнул металлический кастет. «Это плохо, — снова подумал я. — Как же я тебя понесу?»
— Ничего, Сергей Леонидович, — пробормотал я. — В этой жизни тебе не только тощих девиц придётся на себе носить.
Я взял белобрысого за грудки, усадил его, прислонил спиной к «Запорожцу». Изо рта водителя потекла подкрашенная кровью слюна. Я брезгливо скривил губы, но всё же забросил мужчину себе на плечо.
— Да, уж. Это не Котова…
«Кар!» — обиженно прокричали вороны.
— Ну, а что вы хотели? — ответил я им. — Всё. Цирк уехал. У клоунов закончился рабочий день.
Подбросил свою ношу, чтобы та удобнее расположилась на моём плече; шагнул на дорогу и произнёс коронную фразу волка из старого советского мульфильма про козлят:
— Баста, карапузики, кончилися танцы.
Я занёс водителя «Запорожца» во двор Прохоровых. Белобрысый ещё не шевелился, помечал наш путь тонкими прерывистыми струйками красноватой слюны. Врезал я ему не в полную силу, но и не аккуратничал. Но всё же предполагал: его челюсть треснула в паре-тройке мест. Меня это обстоятельство не беспокоило: я не собирался с белобрысым вести беседы. Всё, что хотел, я уже узнал у его напарника: расспрашивал того тщательно, настойчиво. На проведение очной ставки для похитителей Ильи Владимировича у меня не осталось ни времени, ни желания.
Артур и Кирилл сидели за столом около летней кухни, когда я ударом ноги распахнул калитку. Комсомольцы вскочили со своих мест при моём появлении, рванули мне навстречу. Они рассматривали мою ношу, пугливо озирались по сторонам. Забросали меня вопросами, от которых я отмахнулся. Краем глаза я заметил глубокую яму под кустом пиона. Но не остановился рядом с ней — сразу проследовал к сараю. Уложил белобрысого на землю около вольера. Из будки выглянула собачья морда — пёс жалобно тявкнул и заскулил. Кирилл схватил меня за руку. Я обернулся, заглянул в глаза брата.
Успокоил его:
— Живой он.
Показал парням свои ладони, сказал:
— Я ж не зверь, пацаны. Несильно его приложил.
Толкнул белобрысого ногой.
— Но очнётся он не скоро. Вырубил я его своей «коронкой».
Поправил тельняшку; убедился, что не испачкал её.
Велел Артуру принести верёвку.
Спросил у младшего брата, о темноволосом пленнике.
— Уже не стонет, — сказал Кирилл. — Немного пошумел и затих. Мы не заходили к нему. Как ты и просил.
— Вот и молодцы.
Я приоткрыл дверь сарая. Вдохнул запахи мочи, мышей и гнили. Встретился взглядом с пленником. Мужчина смотрел на меня не грозно — испуганно: он не забыл о нашей беседе. Пленник взглянул на оставленные мной на ящике инструменты. Замычал. Я приободрил его улыбкой. Пинками откатил мужчину к дальней стене, освободил место на полу для второго тела. Прохоров принёс мне бельевой шнур. Я упаковал белобрысого качественно: связал ему руки и ноги, соединил их вместе. Убедился, что водитель «Запорожца» дышит — заткнул ему рот подвернувшейся мне под руку мешковиной.
Свет в сарае я погасил. Закрыл дверь на щеколду. Взглянул на выбравшегося из будки пса — тот поджал хвост. Часы подсказали, что я возился с похитителями директора швейной фабрики меньше часа. Прохоров и Кирилл внимательно наблюдали за мной. Я вернул Артуру испачканную дорожной пылью сигарету — Прохоров тут же прикурил её (будто по команде), выдохнул в собачий вольер струю дыма. Кир озадаченно поглядывал на красноватое пятно, что осталось на том месте, где я связывал белобрысого водителя. Я прошёл мимо парней, мазнул взглядом по яме под пионом, сполоснул в умывальнике руки.
— Что нашли под кустом? — спросил я.
Кирилл и Артур переглянулись.
Прохоров провёл пальцем по усам, снова затянулся дымом.
Мой младший брат сказал:
— Серый, там…
— Сам посмотри, — предложил Артур. — Мы занесли банки в кухню. Мало ли… Ещё увидит кто-то.
— Банки? — переспросил я.
Вытер о полотенце руки, посмотрел на лица парней.
Комсомольцы стояли навытяжку, будто солдаты на торжественном построении.
Ветер шевелил их волосы, помахивал листвой пиона.
— Некогда мне разглядывать ваши банки, — сказал я. — Что там? Деньги? Или золото?
— Деньги, — ответил Прохоров. — Много. Я… не знал, что у отца есть… столько.
— И жестянка с монетами, — сказал Кир. — С золотыми, царскими.
Я ухмыльнулся, покачал головой.
Подумал о том, что Артур почти угадал: тогда, в прошлой жизни. Вот только оказалось не «или, или» — Илья Владимирович прятал под пионом и золото, и деньги.
Я указал пальцем на парней и скомандовал:
— Яму под кустом засыпать. Быстро и качественно. Сейчас же! Вам ясно?
Комсомольцы кивнули — синхронно, словно предварительно потренировались.
— Во-вторых, — сказал я, — о своей находке не говорите никому.
Посмотрел на лица парней и уточнил:
— Вообще никому! Наказание за покупку и хранение золотых монет — вплоть до расстрела. Это не шутки, пацаны. Вам понятно?
— Да, — хором отозвались парни.
Позабывший о сигарете Прохоров нервно потирал усы.
Кирилл покусывал губы.
Парни стояли плечо к плечу, не сводили с меня глаз.
— Банки… и жестянку заверните в старые мешки и спрячьте в погребе, — сказал я. — У дальней стены. Забросайте картошкой. Илья Владимирович вечером сам с ними разберётся.
— Ладно.
Я указал в направлении сарая, из которого пока не доносилось ни звука.
— Следите за пленными, — напутствовал я парней. — До вечера они под вашим присмотром. Им не нужно ни есть, ни пить, ни писать. Потерпят. Главное, чтобы они просидели в сарае до моего возвращения. Уяснили?
— Да.
Я спросил:
— Артурчик, у тебя водка есть?
Прохоров заморгал, будто его мозг с трудом перестраивался на новую тему.
— Есть, — ответил он. — «Столичная». Три бутылки.
— Давай две, — сказал я.
И тут же произнёс:
— Нет! Стоп. Неси все три.
Махнул рукой.
Попросил:
— Заверни их в газеты и положи в сумку. Я скоро их у тебя заберу.
Я бросил взгляд на циферблат часов и направился к калитке.
— Серый, ты куда⁈ — спросил Кирилл.
— Сейчас вернусь, — ответил я. — Ждите меня здесь.
Дома я бросил на стол учебник физики и переоделся в свою парадную армейскую форму. Сменил сандалии на кеды. Заломил набок берет, застегнул белый ремень. Придирчиво осмотрел своё отражение в зеркале.
«Среднего роста, плечистый и крепкий, — мысленно продекламировал я, — ходит он в белой футболке и кепке…»
Достал из-под кровати свой старый чемодан, вытряхнул его содержимое на кровать. Защёлкнул замки, взвесил чемодан в руке. Даже пустой он весил немало, будто содержал чугунные вставки.
В парадной форме и с пустым чемоданом я вернулся во двор Прохоровых. Забрал у дымившего сигаретой Артура тряпичную сумку с бутылками. Вручил своему младшему брату трофейный кастет.
— Это на всякий случай, — сказал я.
Кирилл надел оружие на пальцы, сжал кулак.
«Кастет в руке боксёра — это страшное оружие», — подумал я.
— Серый, а ты куда? — повторил Кир.
Он закусил губу.
— На вечер у меня запланирован подвиг, — ответил я. — Прогуляюсь за Ильёй Владимировичем…
Прохоров встрепенулся, шагнул ко мне.
— Сергей, я с тобой! — сказал Артур.
Я покачал головой. Похлопал Прохорова по плечу.
— Нет, Артурчик. Сам справлюсь. Вы с малым стерегите пленных.
Посмотрел на серьёзные лица парней.
— Если до темноты не вернусь, звоните в милицию, — сказал я. — Но не раньше! Вы меня поняли, пацаны?
Комсомольцы кивнули.
В вольере тявкнул пёс.
— Вот и молодцы, парни, — сказал я.
Взял в правую руку и чемодан, и сумку. Обёрнутые газетами бутылки ударились друг о друга — отозвались на мои действия приглушённым стуком. Я решительно зашагал к забору.
— Чёрный, а зачем тебе водка? — крикнул мне вслед Кир.
Я обернулся, хмыкнул и ответил:
— Как это, зачем? Малый, запомни: без водки в нынешние времена — никуда…