Черный дембель. Часть 1

Глава 18

Моё появление из аудитории взбаламутило группу абитуриентов, дожидавшихся своей очереди сдать экзамен — около окна с видом на соседний учебный корпус появилось свободное место, которое я тут же занял. Прохоров ко мне не присоседился, потому что отправился на встречу с профессором Барановым. В прошлый раз Артур тоже вошёл в аудиторию позже меня и Кира. И пробыл он там почти полтора часа. На этот раз я сразу засёк время. Уселся на подоконник, потеснив сутулого краснощёкого очкарика (от него пахло потом, табачный дымом и страхом). Скрестил на груди руки. Но в размышления не погрузился. Потому что рядом со мной, будто двое из ларца, нарисовались две нарядные абитуриентки: Лена Котова и Наташа Торопова.

Большущие глаза Котовой приковали к себе моё внимание. Я пару секунд рассматривал в них чётко очерченный на фоне яркого окна силуэт своей головы. Заметил, как зрачки девчонки сузились, словно поймали меня в фокус. Моргнул, насилу опустил взгляд: посмотрел на подбородок Котовой, на её шею с выстроившимися в ровный ряд родинками, на неглубокое декольте в посыпанном белыми горошинами голубом платье. Поднял глаза — взглянул на замершую справа от подруги Наташу Торопову. Та посматривала на меня строго, настороженно. Словно видела во мне угрозу для себя и для Котовой. Мне почудилось, что её уложенные в модную причёску светло-русые волосы искрились от пробегавших по ним электрических разрядов.

— Хорошо выглядишь, Сергей, — сказала Котова. — Рубашка тебе к лицу. Даже больше, чем тельняшка.

Лена выдержала паузу, словно дожидалась ответный комплемент. Я промолчал — лишь устало вздохнул. Сидевший рядом со мной паренёк попался в ловушку Лениных глаз: он замер, пристально смотрел Котовой в лицо.

— Почему ты прячешься от нас сегодня? — спросила Елена. — Сергей, ты обиделся на нас? Или мы тебя пугаем?

Я заметил, как Торопова ухмыльнулась.

— Не бойся, Чернов, — сказала Котова. — Мы с Наташей не кусаемся.

Она взмахнула ресницами. Мой сосед по подоконнику вздрогнул, тряхнул головой, поправил очки. Я подумал, что ряд из четырёх родинок на шее большеглазой девчонки не такой уж и ровный: нижняя родинка явно выбивалась из строя.

— Ага, не кусаемся, — сказала Торопова. — Только сегодня.

Она ухмыльнулась, сощурила глаза.

— Наташка и Артур вчера нашли молодёжное кафе, — сказала Котова. — Здесь, неподалёку от института.

Она указала рукой на моего соседа-очкарика. Тот нервно поёрзал по подоконнику, словно не поверил утверждению девиц о том, что они не кусались. Я снова заглянул в глаза Котовой.

— Наташе там понравилось, — заявила Лена. — Она сказала: там красиво. Там продают вкусное мороженое.

Торопова кивнула — в подтверждение слов подруги.

— Берите с клубничным сиропом, — посоветовала она. — С малиновым тоже вкусное. Но с клубничным лучше.

Котова улыбнулась, погладила родинки на своей шее. Она смотрела мне в глаза, будто с вызовом. Мой сосед по подоконнику смущённо опустил взгляд, двумя руками вцепился в потрёпанную толстую тетрадь с конспектами.

— Сергей, хочешь… зайдём туда? — сказала Котова. — Прямо сейчас. Ты и я. Здесь недалеко…

Я покачал головой.

— Не хочу.

Заметил, как очкарик повернул голову и посмотрел на меня, будто на сумасшедшего. Парень снова поёрзал по подоконнику — отодвинулся от меня. Котова дважды махнула ресницами, она уже не улыбалась.

— Я в это кафе уже сотню раз заходил, — сообщил я. — Оно называется «Весна».

Посмотрел на Торопову.

— В следующий раз обязательно закажите там мороженое с шоколадной крошкой, — посоветовал я. — Не пожалеете.

Наташа бросила тревожный взгляд на подругу и нахмурилась, словно ненавидела шоколад. Котова чуть склонила голову — ряд родинок на её загорелой шее изогнулся. Я заметил, как она сжала в руке край своей сумочки.

— Почему? — спросила Лена.

Я усмехнулся.

— Потому что мороженное с шоколадной крошкой вкуснее, чем с сиропами, — сказал я.

Котова тряхнула каштановыми кудрями. Она внимательно рассматривала моё лицо. На её переносице снова проявилась уже знакомая мне тонкая неглубокая морщина.

— Почему ты не пойдёшь в кафе? — уточнила Лена.

Я покачал головой, сказал:

— С ума сошла?

Пожал плечами. Вдохнул аромат духов «Иоланта». Он напомнил мне о том, что я уже неделю не ночевал у Варвары Сергеевны — поэтому заглядывался теперь даже на прелести сопливых абитуриенток.

— Какое кафе? — сказал я. — У меня время расписано поминутно: на сегодняшний день и на все дни до следующего экзамена.

Постучал пальцем по выпуклому стеклу наручных часов.

— Идите домой, девчонки, — посоветовал я. — Зубрите физику. Вам это тоже не помешает. И не морочьте мне голову своими глупостями.

Кирилл вышел из аудитории — в коридоре ещё витал запах рижских духов Котовой. Хотя Лена и Наташа уже четверть часа, как ушли. Брат отыскал меня взглядом, улыбнулся.

Со стороны взволнованных абитуриентов на него посыпались вопросы:

— Ну, что? Как там? Сколько?

Кирилл посмотрел мне в глаза, и показал правую ладонь с растопыренными пальцами.

— Отлично! — сообщил он.

Я выдохнул. Шагнул брату навстречу, осыпал его искренними поздравлениями. И подумал: «Его средний балл уже четвёрка. Теперь важно, чтобы Кир не опростоволосился на физике».

В четверг я снова беседовал со следователем, что вёл дело о похищении директора швейной фабрики (тот уточнил несколько деталей, на которых до этого следствие не заостряло внимание). Около его (точнее, около её) кабинета я встретился с Ильёй Владимировичем Прохоровым. Пообщался с ним: Прохоров выделил на разговор со мной пять минут из своего «плотного графика».

Илья Владимирович заявил, что потребовал для своих обидчиков «самое строгое наказание». Посетовал, что травмированные пальцы на левой руке ему «мешают полноценно жить и работать». Он поинтересовался здоровьем моих родителей; узнал, как продвигается пошив костюма; поздравил меня с «успехами на экзаменах» (сказал, что Артур его «держит в курсе»).

А ещё он сообщил, что заключил со своим сыном пари. Сказал: признает за Артурчиком право на выбор места проживания во время учёбы в институте. Но только если тот сдаст все экзамены на пятёрки. Пока Артур получил только два из трёх «отлично». И готовился к третьему экзамену. Илья Владимирович признался, что не ожидал от своего отпрыска подобных успехов.

Полученная за устный экзамен по математике пятёрка заметно взбодрила моего младшего брата. Тот снова улыбался, демонстрировал ямочки на щеках. И с удвоенной энергией взялся за повторение физики. Мама и папа твердили ему, что за четыре дня он многое не выучит, а лишь устанет. Но я с ними не согласился. Потому что прекрасно помнил: студенты обычно так и поступали. Они доставали учебники и конспекты за два-три дня до экзамена — этого времени обычно хватало, чтобы заполнить царивший в головах студентов-разгильдяев вакуум хотя бы обрывочными знаниями по предмету.

Кирилл неплохо ориентировался в физике. Не зря же в прошлый раз на вступительном экзамене он получил по этому предмету «отлично». Но я решил: будет неплохо, если Кир освежит в памяти полученную в школе информацию.

— Повторение — мать учения, — процитировал я брату чью-то заумную фразу. — Учись, Кир. В твоём случае уж лучше перебдеть, чем недобдеть. Я так считаю.

Однако сам я своим советом в полной мере не воспользовался. В пятницу, после утреннего спарринга с Кириллом, я метнулся на городской рынок за свежим творогом и сливками. К пугавшим мою маму рыночным ценникам особенно не присматривался — больше ориентировался на качество товара. Вдоволь надегустировался молочной продукции. Хотя к моему появлению ряды продавцов уже поредели: рыночная торговля начиналась на рассвете. Я выпил прямо около прилавка пол-литра свежей ряженки, закусил её румяной коркой каравая, пропахшего свежим дымком из дровяной печи. Затарился не только творогом: от жадности нахапал гору разных вкусностей — на обратном пути едва уберёг их в заполненном людьми салоне трамвая.

Дома я не мелочился: испёк стазу два творожных чизкейка. Украсил торты шоколадной глазурью: сыновья Варвары Сергеевны обожали вкус шоколада. Возня около плиты поняла мне настроение. Я не поленился и не пожадничал: растопил дорогущую по нынешним временам плитку шоколада («Дорожный» — цена: один рубль и восемьдесят копеек). Соорудил из треугольного пакета из-под молока воронку, заполнил её шоколадом. При помощи пакета нарисовал на клеёнке шесть шоколадных бабочек. Остудил их и рассадил на шоколадной глазури тортов. Маму за ужином это нехитрое украшение впечатлило. Она долго с детским восхищением во взгляде рассматривала доставшуюся ей на куске чизкейка бабочку. Восторгалась моей находчивостью и моим кулинарным талантом.

Бабочки, да и сам торт понравились и Павловым. Парни вечером честно поделили шоколадных бабочек. Каждый из мальчишек взял себе по одной, а третью они отдали маме. Но та не приняла подношение — оторвала шоколадному насекомому крылья и раздала их своим сыновьям. За один присест парни чизкейк не осилили. Они похвастались мне надутыми от переедания животами — Варя спрятала остатки творожного торта «на утро». Мальчишки убежали в свою комнату. Но вскоре вернулись с небольшими картонными коробками в руках — похвастались передо мной «ценными» новинками в своих коллекциях конфетных фантиков. Они радостно сообщили мне, что в среду к ним в гости приходил «дядя Илья» Прохоров и принёс «целую кучу» «вкуснющих» конфет.

В воскресенье, накануне экзамена, в посёлок наведался Артур Прохоров. Он привёз от отца гостинцы для моих родителей: две палки копчёной колбасы, изготовленной на нашем новосоветском колбасном заводе (мы его продукцию на городских прилавках встречали очень редко). Чем моих папу и маму немало удивил: директор швейной фабрики раньше не баловал соседей презентами. Артурчик продемонстрировал нам бутылку «Столичной» — водку он припрятал в доме у бабушки «на завтра». Пристал ко мне с вопросом о том, как будем сдавать физику. Он интересовался, что рассказывали об этом экзамене мои «знакомые студенты», которые перед «устной математикой» помогли нам «грамотными» подсказками о привычках и пристрастиях профессора Баранова.

К своему стыду, я не вспомнил фамилию профессора, принимавшего у меня в прошлой жизни вступительный экзамен по физике. Извлёк из памяти лишь прозвище, которое тот получил от студентов: Хоттабыч. Преподаватель во время занятий говорил тихо (будто бормотал заклинания) и часто поглаживал свою жидкую чёрную с проседью бороду. Я вспомнил многое о том интересном товарище… но так и не припомнил его фамилию, имя и отчество. Зато подробно описал брату и Прохорову разработанную «под Хоттабыча» манеру сдачи экзаменов и зачётов. Выдал свои откровения за «инсайдерскую информацию» от тех самых «знакомых студентов» (я вскользь упомянул, что два моих бывших одноклассника перешли на четвёртый курс МехМашИна).

Вечером Прохоров уехал домой. А я усадил младшего брата за стол в гостиной и устроил для него «эмоциональную накачку». Убеждал Кира, чтобы тот не зацикливался на безусловной важности завтрашнего экзамена. Просил, чтобы завтра он сосредоточил внимание именно на физике; и чтобы сегодня ночью Кир хорошо выспался — не рылся в конспектах. В очередной раз я перечислил и объяснил брату, как быстро успокоить нервы (без применения препаратов). Настаивал, чтобы он вновь испробовал мои способы перед сном и во время экзамена (в особенности: дыхательную гимнастику). Мои наставления выслушали и родители. Мама вновь заявила, что армия сделала из меня «настоящего мужчину». А папа вслух усомнился в утверждениях Кирилла о том, что в ВДВ я числился поваром.

В понедельник, когда мы с Киром вышли из салона трамвая, Прохоров уже стоял в условленном месте. Он выглядел взволнованным, сутулился, судорожно затягивался табачным дымом. Он напомнил мне себя же, но шестидесятилетнего: с возрастом Артурчик стал нервным и раздражительным, ещё и приобрёл несвойственные ему в молодости замашки прожженного циника. На этот раз Артур не сразу расстался с сигаретой — он курил её и по пути к зданию МехМашИна. У ступеней к главному входу в институт мы встретили большую компанию так же нервно куривших абитуриентов. Кирилл напомнил приятелю, что у того нет причин для волнения: Артур уже «почти поступил». Прохоров с невесёлой ухмылкой на лице рассказал нам о своём договоре с отцом.

— Если оплошаю сегодня, — произнёс Артурчик, — то из дома он меня фиг отпустит!

Мы посочувствовали ему, пожелали ему удачи. Я отметил, что переживал сегодня за брата, за Артура… но только не за себя. Понимал, что физику не провалю — хоть на тройку, но сдам. А среднюю оценку выше четырёх баллов я рассматривал, как проходную. В пятёрке я сегодня не нуждался. Оценка «хорошо» практически гарантировала мне зачисление в институт. А вот Кирилл и его приятель сегодня целили только на высший балл. Только он гарантировал Киру статус студента МехМашИна, а Прохорову — проживание отдельно от родителя. Четвёрка по физике в прошлой жизни тоже обеспечила бы моему брату зачисление на первый курс. Однако теперь (с появлением Котовой в списке наших конкурентов) я уже не был уверен, что проходной балл останется прежним.

Артур уже выяснил, что Лена Котова будет «трудовиком»: она нацелилась на учёбу в группе «Организация и нормирование труда» («ОиНТ»), где в прошлой жизни числился и я, и мой брат, и Прохоров, и её подруга Наташа Торопова. Кирилла это известие порадовало. А вот меня — не очень. Потому что решение Котовой гарантированно лишало места в группе «ОиНТ-73» одного из тех людей, кто числился «трудовиком» в реальности, которую я помнил. За успехами Тороповой я не следил. Да не помнил, как сдала Наташа экзамены в прошлый раз. Но предчувствовал, что её средний балл в этой реальности скорее вырос (как у Артура), а не уменьшился (как у Кирилла) — потому что на этот раз она не переживала из-за гибели подруги.

Сегодня мы приехали в институт пораньше: надеялись, что в таком случае сдадим экзамен одними из первых. Потому что Хоттабыч обычно завышал оценки, когда пребывал в хорошем настроении. А настроение профессора напрямую зависело от его самочувствия. Усталость портила преподавателю самочувствие — поэтому, как я помнил, сдававшие в последних рядах студенты недосчитались в прошлый раз баллов. К кабинету мы шли по пустым коридорам. Топали ногами, слушали скрип паркета. Обнаружили: вблизи входа в аудиторию, где пройдёт экзамен, уже собралась компания абитуриентов из трёх десятков человек. Котову и Торопову мы среди них не увидели. Зарегистрировались. И потеснили на подоконнике двух розовощёких девчонок.

Я рассказал с десяток «правдивых» армейских историй собравшимся вокруг нас парням и девчонкам (отвлекал Кирилла и Артура от волнительных мыслей) — до того, как явились Котова и Торопова. Лена нас словно и не заметила — она лишь горделиво вздёрнула нос, отходя от стола регистрации. Прохоров и Наташа обменялись приветствиями: на расстоянии. Я рассказал финал очередной байки — собравшаяся рядом с нашим подоконником толпа отреагировала на мои слова дружным хохотом. Но Кирилл и Артур не смеялись: они посматривали на замерших около стены девчонок: на Лену и Наташу. Я заметил недовольный взгляд женщины, регистрировавшей вновь прибывших. Сообщил своим слушателям, что «концерт окончен». Сказал, что до начала экзамена осталось «несколько минут».

Мои расчеты оправдались: наши фамилии оказались среди четвёртой пятёрки, вызванной в аудиторию для сдачи экзамена. В кабинет я вошёл вместе с Кириллом и Артуром. Каким-то чудом с нами в компанию затесалась и Наташа Торопова. На этот раз я выудил не тот билет, что попался мне в прошлой жизни. Но не расстроился. Потому что прекрасно помнил все затронутые в доставшихся мне вопросах темы. Не заметил я растерянности и на лице Кирилла — мой младший брат уже шевелил губами, словно проговаривал ответы. А Прохоров при виде номера своего вопроса так и вовсе: просиял, как отполированный к празднику самовар. Будто он уже представлял, где именно поставит свою койку в комнате общежития.

Задачу я расписал в два счёта. Неторопливо набросал на три страницы подробный конспект ответов на вопросы. Но к столу, рядом с которым поглаживал бороду профессор, я не спешил. Пропустил вперёд сперва Артура, который оттараторил свой билет чётко и без запинок. Хоттабыч лишь выдохнул: «Ух, молодец!» Он воздержался от дополнительных вопросов. И выпроводил Прохорова из аудитории с вердиктом «отлично». Кирилл решительно занял освободившееся перед преподавателем место. Говорил чётко и уверенно, как я ему вчера и велел. Пару раз правое веко преподавателя дёрнулось, будто слух Хотаббыча царапнули неточности в ответах. Но профессор не прервал моего брата — он спокойно наглаживал бороду, рассматривал решение задачи.

— Нет, так-то вы молодец, Чернов… — едва слышно пробормотал преподаватель. — Ладно. Вы свободны.

Он придвинул к себе ведомость, сделал в ней пометку. Мой младший брат вытянул шею, заглянул в записи профессора. И тут же улыбнулся. Кир распрямил спину, резво вскочил со стула и ринулся к выходу. Но около двери он притормозил. Кирилл обернулся, отыскал меня взглядом. И продемонстрировал мне свою ладонь с пятью оттопыренными пальцами. Я кивнул брату, показал ему поднятый вверх большой палец. Мысленно отметил, что у Кира теперь тот же средний балл, что был у меня в прошлой жизни. Мне этих оценок в тот раз хватило. Велика вероятность, что их будет достаточно для поступления в институт и Киру. Я выдохнул, подхватил со столешницы исписанные моим размашистым почерком страницы, поспешил к преподавательскому столу.

Шагнул в коридор, прикрыл дверь.

— Ну, что? — спросил Кирилл.

— Сколько получил? — сказал Прохоров.

Я заметил взволнованный взгляд стоявшей за спинами парней Котовой.

— Расслабьтесь, пацаны, — ответил я. — Профессор сказал, что я отличный парень. Он так и начиркал в ведомости: «отлично».

Ко мне потянулись сразу несколько рук для поздравительных рукопожатий.

Первым делом я пожал руку своему брату.

Кирилл и Артур предложили, чтобы мы задержались около кабинета, где проводили экзамен. Парни ждали, когда «отстреляется» Наташа Торопова — она уселась к столу перед Хоттабычем после меня. Я лишь пожал плечами и отошёл к окну. Щуплые абитуриенты потеснились, уступили мне место рядом с подоконником. А троица низкорослых, похожих друг на друга девчонок тут же набросилась на меня с вопросами — их голоса дрожали от волнения и испуга. Я не отказал девицам в ответах. С трудом припомнил лицо лишь одной из них (она в моей прошлой жизни училась в группе «лётчиков»).

Появление Тороповой мы ждали почти тридцать минут.

Наташа вышла из кабинета на прямых ногах, с блестящими от слёз глазами. Артурчик и Лена Котова наперегонки кинулись к ней с расспросами. Следом за Прохоровым подошёл к Наташе и Кир.

А через пять минут Артурчик мне сообщил:

— Тройку схлопотала. Не повезло. Как думаешь, Серёга, Наташка поступит?

— Что у неё по другим экзаменам? — спросил я.

— «Отлично» за письменную математику и «хорошо» за устную, — ответил Прохоров.

«Ровно четвёрка средний балл, — подумал я. — Меньше, чем у Кирилла. Это замечательно».

Пожал плечами и сказал:

— Скорее всего, пройдёт. Но точно мы узнаем это в следующий вторник. Когда обнародуют списки зачисленных на первый курс.

«Интересно, — подумал я, — если Торопова сейчас не поступит в МехМашИн, спасёт ли это её от гибели в тысяча девятьсот семьдесят пятом году?»