В комнате пахло расплавленным воском, духами «Иоланта» и шампанским. А вот запахи комнатных растений я не ощущал. Хотя вокруг меня растений сейчас было предостаточно: квартира походила на теплицу, где росли и фиалки, и кактусы, и даже финиковая пальма. Котова уселась на меня, будто наездница на коня. Надавила ладонью на мою грудь. Под моими прижатыми к влажной простыне лопатками едва слышно хрустнула пружина дивана. На потолке, над головой Лены, застыла стайка солнечных зайчиков. Эти яркие пятнышки света едва заметно дрожали, будто тоже с нетерпением дожидались моего ответа. Я чувствовал тепло женской кожи. Смотрел в карие глазища Котовой — видел в них отражение окна, за которым уже рассвело.
— Сергей, я задала тебе вопрос, — напомнила Лена. — Не делай вид, что ты его не услышал. Ты на мне женишься?
Она нахмурила брови (едва сдерживала при этом улыбку) и потребовала:
— Отвечай немедленно, соблазнитель. Или я сейчас…
Котова взглянула мимо моего лица. Что-то заметила. Усмехнулась.
— … Или я сейчас поколочу тебя подушкой! — пригрозила она.
Лена дёрнула головой, отбросила со своего лица каштановые кудри. Я положил ладони на её бёдра, тут же скользнул руками вверх. Большими пальцами погладил шелковистую кожу на животе Котовой.
— До мая точно не женюсь, — сказал я. — Даже не уговаривай.
Котова распрямила спину, приосанилась. Она сжала бёдрами моё тело, подпёрла кулаком правый бок — её острый локоть указал на стену, оклеенную салатового цвета обоями.
Солнечные зайчики на потолке испуганно задрожали.
— Соблазнил девицу, — сказала Котова, — и сбежал в кусты?
Она кивнула на финиковую пальму.
— Все вы, красивые мужики, такие, — сказала Лена. — Правду мне мама о вас говорила.
Она вздохнула и уже серьёзным тоном спросила:
— Серёжа, а причём тут май? Что случится в мае? Я же… пошутила насчёт свадьбы. Помню, что ты не влюбляешься. И что женишься только по расчёту.
— В мае меня арестуют, — ответил я. — Велика вероятность того, что меня осудят на восемь или даже на десять лет. Вряд ли тебе нужен муж, который сидит в тюрьме.
Лена взмахнула ресницами.
— Осудят? За что?
Котова плюхнулась ягодицами на мои бёдра. Теперь уже она хмурилась не в шутку.
— Правильно осудят, — ответил я. — За преступление. Которое я обязательно совершу.
Лена дёрнула плечами (её волосы блеснули).
Она спросила:
— Серёжа, зачем… ты это сделаешь?
Я заглянул в её глаза, улыбнулся. Погладил колено Котовой.
— Потому что я пообещал это.
— Кому?
— Сам себе. И сдержу это обещание.
Лена дёрнула плечами.
— Ничего не поняла, — сказала она. — Ты снова видел сон с предсказанием? Я правильно догадалась?
Котова убрала рукой со лба так и норовившие прикрыть ей глаза каштановые пряди волос.
— О чём он был? — спросила Лена. — Что произойдёт в мае? Почему ты… мы это не исправим?
Она снова привстала, потревожила пятна света на потолке: те заметно дёрнулись. Я пожал плечами.
— Не всё так просто.
Вздохнул.
— Да и рано пока об этом рассуждать, — сказал я. — До мая столько воды утечёт…
Махнул рукой.
— Какой ещё воды, Серёжа? Не понимаю. Что ты видел?
— Я много чего видел. И кое о чем тебе уже рассказывал.
— Помню.
Я зевнул, прикрыв рот ладонью. Потёр глаза.
— Скоро мне понадобится твоя помощь, Лена, — сказал я. — Раз уж ты сама о ней заговорила.
Котова решительно тряхнула головой. Я отметил: сонной Лена не выглядела, хотя ещё недавно мне казалось, что она задремала.
— Что и когда нужно сделать? — спросила Котова. — Я готова. Обязательно помогу. Рассказывай.
— Сейчас расскажу, — пообещал я. — Только не здесь. Идём на кухню. Я сварю кофе.
Молотые кофейные зёрна я привёз в эту квартиру вместе с шампанским. Потому что не сомневался: сегодня понадобится и то и другое. Пустая бутылка из-под игристого вина стояла сейчас рядом с мусорным ведром. О кофе я вспомнил утром. Сварил его в эмалированном ковшике на газовой плите, разлил ароматный напиток по чайным чашкам. Котова от кофе не отказалась. Только подпортила его вкус двумя ложками сахара. Она сидела на табурете, закутавшись в мою рубашку. Размешивала сахар. Наблюдала за тем, как я изгонял из себя сонливость крохотными глотками крепкого кофе. Лена лишь один раз продегустировала сваренный мною напиток — до того, как я поставил свою пустую чашку в раковину.
— Совсем другое дело, — заявил я. — Взбодрился.
Прогулялся в комнату, натянул там штаны.
Вернулся в кухню, бросил на стол картонную папку с надписью «Дело №_». Уселся около неё на стул. Я распутал узлы завязок, откинул крышку.
Лена поставила чашку, чуть вытянула шею — рассматривала выглянувший из папки исписанный моим размашистым почерком лист серой бумаги.
— Что это? — поинтересовалась Котова.
— Костыли для памяти, — ответил я.
И тут же пояснил:
— Память у меня не идеальная. А с возрастом лучше не станет. Поэтому я теперь записываю то, что видел. На всякий пожарный случай. Чтобы в будущем не позабыл те или иные детали. Ну и просто на память. Вот взгляни.
Я достал из папки лист, положил его на столешницу рядом с Котовой. Лена уткнулась взглядом в страницу. И тут же вскинула на меня глаза.
— Это обо мне? — сказала она. — Твой сон о том случае с самолётом.
Я кивнул.
— Да. Записал его. Чтобы не забылся.
Котова вернулась к чтению. Я видел, как она закусила губу.
Заглянул в холодильник, достал оттуда тарелку с сыром и колбасой, которую припрятал там для сегодняшнего завтрака. Поставил её на стол. Нарезал хлеб.
Лена покачала головой, накрыла страницу рукой.
— Серёжа, а ты не видел, кто сейчас там похоронен? — спросила она. — На моём месте.
Я покачал головой, признался:
— Не смотрел. Но если ты хочешь, смотаемся на Верхнее кладбище в следующее воскресенье…
— Не хочу, — сказала Лена. — Как-то… жутко становится, когда о таком думаю.
Она поёжилась, запахнула на груди рубашку, будто на неё подуло холодным воздухом из окна. Снова мазнула по странице взглядом и посмотрела на папку.
— А что ещё там есть? Какие сны? Есть что-то новое?
— Там всё разложено по порядку, — сказал я. — В хронологической последовательности. Возьми верхнюю страницу.
Котова шустро цапнула из папки верхний лист, бросила его поверх того, который положил рядом с ней я. Сделала глоток кофе. Прочла на странице первые строки.
— Илья Владимирович, — сказала она, — это папа нашего Артурчика?
— Он самый.
— Так ты видел его похороны? Правда? Это те самые похороны, на которых Артурчик рассказал тебе обо мне и о самолёте?
Котова дождалась, пока я кивну, и снова взглянула на страницу.
Я поставил на плиту ковшик с кофе — одной чашки мне не хватило.
Лена завершила чтение второго «документа» (так я мысленно называл свои записи), когда у стенок ковшика поднялась тёмная кофейная пена.
— Ничего себе, — сказала Котова. — Кирилл мне рассказывал о том случае. Я думала…
Она замолчала, убрала со лба волосы.
— Получается, — тихо произнесла Лена, — я и Илья Владимирович Прохоров сейчас должны были быть соседями по кладбищу. Не верится. Жутковато. А дальше там что?
Котова показала указательным пальцем на папку. Выждала, пока я наполню горячим напитком взятую из шкафа большую чашку с яркими красными маками на боках.
— Я… возьму ещё одну бумагу? — спросила она.
— Конечно. Бери.
Лена бережно вынула из папки следующий «документ» (четыре листа, скреплённые канцелярской скрепкой). Пробежалась глазами по первому абзацу. Хмыкнула.
— Я помню это, — сказала она. — Это тот случай в ресторане «Московский», куда ты позвал моего брата. Я угадала? А почему ты мне не говорил, что его тоже видел во сне?
Я дёрнул плечом, пригубил чашку с парящим кофе. Сделал крохотный глоток и тут же пальцем снял с кончика языка кофейные крошки. Недовольно скривил губы.
Подумал о том, что к отсутствию в Советском Союзе интернета и сотовой связи я уже привык. А вот с отсутствием тут приличного кофе я всё ещё не смирился.
Наблюдал за тем, как Котова всматривалась в написанный шариковой ручкой текст.
Лена вдруг вздрогнула, подняла меня взгляд.
— Вот, значит, откуда взялась официантка Светочка, — сказала она. — Дырка в животе. От дроби. Страшно представить. А мой братец говорил о том походе в ресторан, как о забавном приключении.
Она прижала ладонь к щеке, задумчиво посмотрела поверх моего плеча за окно.
— Страшно… — произнесла Котова.
Она снова протянула руку к папке, но остановила её на полпути.
Спросила:
— Возьму ещё один?
— Конечно, — ответил я.
Очередной «документ» перекочевал из папки на кучку бумаг, что уже скопилась на столешнице около Котовой. Лена тут же ткнула в страницу пальцем.
— А вот и Рита Баранова, — сказала она. — Помню, как я тогда неслась сломя голову к таксофону. И как мой брат размахивал скалкой перед лицом у тех мужчин. Этот твой сон помог сразу двоим. И Рите, и Олегу.
Лена усмехнулась.
— Они теперь образцовая парочка. Гуляют вместе по вечерам. Олежик приструнил всех хулиганов в Ритином доме. Он ведь только дома и рядом с девочками такой скромный. А у себя на работе он… ух!..
Котова потрясла кулаком.
— Во всяком случае, Олег мне так рассказывал.
Лена аккуратно уложила «документ» поверх предыдущих и (с моего разрешения) достала из папки другой. В него она вчитывалась примерно минуту. Прежде чем кивнула и ткнула в страницу пальцем.
— Это я тоже помню, — сообщила она. — Это твой сон о поездке в колхоз. В котором я вязала венки из травы. Я этому, кстати, так и не научилась. А ты ту поездку пропустил: из-за перелома.
Лена чиркнула взглядом по моей руке.
— Жаль, что тебе не приснился тот несчастный случай, когда ты повредил руку. Других ты спасал. А сам…
— Не было никакого перелома, — сообщил я.
Котова недоверчиво спросила:
— То есть, как это не было?
— Я его придумал. Лонгету мне наложили на здоровую руку. А справку от врача я купил.
— Зачем? — удивилась Лена. — Что за глупость? Почему ты с нами не поехал?
Я прикоснулся к папке и пообещал:
— Скоро узнаешь. Этот случай я тоже записал.
Котова пробежала глазами по письменному пересказу сна, в котором я заменил ею Ларису Широву. Покивала головой, будто согласилась с некими моими утверждениями.
— Ниночка в следующем году в школу пойдёт, — сообщила она. — Мне об этом Николай сказал. Она уже выучила алфавит. Читает по слогам. И считает до ста.
Лена улыбнулась и взяла следующий документ. Но посмотрела не на него, а на зеленоватый паспорт гражданина СССР, который лежал в папке, прикреплённый большой скрепкой к очередному комплекту записей.
Котова указала на него рукой.
— А это ещё что такое? — спросила она.
— Вещественное доказательство. Не отвлекайся.
Я сделал себе бутерброд. Неторопливо жевал его, пока Лена перечитывала пересказ интернетовской статьи о судьбе Анастасии Бурцевой. Наблюдал за тем, как брови Котовой снова сместились к переносице.
— Настя мне рассказывала об этом Фёдоре, — сказала Лена. — Описала его, как безобидного дурачка. А о том случае на скале говорила, как об обычной ссоре с пьяным приятелем. Чаще вспоминала, как гуляла той ночью с тобой.
Котова фыркнула.
Она отложила на кучу бумаг рассказ о теперь уже несостоявшейся судьбе Анастасии Бурцевой. И тут же потянулась к «документу» с паспортом. Отделила от бумаг паспорт и лотерейные билеты. Но в паспорт не посмотрела — взглянула на мои записи.
— Девятого сентября, — заметила она в тексте дату. — Это когда мы уже поехали в колхоз?
— Это тот случай, ради которого я «сломал руку».
Вкратце рассказал Котовой, как выслеживал лже-бородача.
Лена снова задела взглядом паспорт, но тут же вернула взгляд на «документ» и продолжила чтение.
Я допил кофе, сполоснул в раковине под краном чашки. Заметил, как Лена повернула голову.
— Серёжа, это правда? — спросила Котова. — У тебя есть два выигрышных лотерейных билета? По ним действительно можно получить новые машины?
— По ним можно получить тюремный срок, — сказал я. — Их бывший владелец его обязательно получит. Но только позже.
— Серёжа, а почему ты не отнёс билеты в милицию?
Лена постучала подушечкой пальца по столешнице рядом с паспортом и лотерейными билетами.
— Потому что мне они ещё пригодятся, — ответил я. — Для другого дела. В следующем году.
Я вытер о полотенце руки и добавил:
— К тому же, способ получения этих лотерейных билетов получился не самым законным.
Уточнил:
— В уголовном кодексе он значится, как «грабёж, соединённый с насилием, опасным для жизни и здоровья». Наказывается лишением свободы на срок от трёх до десяти лет. С конфискацией имущества или без таковой.
Лена поправила на груди рубашку. Будто почувствовала на себе взгляды судьи и прокурора.
— Но ведь ты же напал на преступника, — возразила она. — Предотвратил преступление.
— Сути случившегося это не меняет, — ответил я. — Ограбление, оно и в Африке ограбление. Хотя допускаю, что наличие этих билетов и паспорта немного скостит срок присужденного мне тюремного заключения. Но не обнулит его.
Снова уселся напротив Котовой — осторожно: на подоконнике за моей спиной стоял ощетинившийся длинными иглами кактус.
— Так тебя арестуют в мае из-за этих поддельных лотерейных билетов? — спросила Лена.
— Из-за этого случая с билетами меня могут задержать в любой день, — ответил я. — Но вероятность этого мала. Пока эти билеты и паспорт спокойно лежат в папке. В том числе и поэтому я их придержал пока у себя.
Вынул из папки листы с записями, сделанными мной четыре дня назад. Пару секунд разглядывал их, будто отыскивал в тексте орфографические ошибки. Бросил их на столешницу, подтолкнул к Котовой.
Сказал:
— Это событие ты точно не забыла.
— Что там?
Лена склонилась над моими записями. Опёрлась о стол локтями. Я наблюдал за тем, как она водила взглядом по строкам, покусывала губы, хмурилась, перелистывала страницы.
Котова дочитала, подняла на меня глаза.
— Жалею: не видела, как ты набил этому гаду Венчику морду, — сказала она. — Я бы ему глаза выцарапала. Ещё и плюнула бы в них. Жалко Ингу. Хорошая девчонка. Не заслужила такое. Она ведь действительно не вернётся к нам.
— Почему ты так решила?
Лена повела плечом.
— Она ведь комсорг… была. Гордая. А тут вдруг напилась до бесчувствия. Ведь все так и подумали. Да ещё и оказалась голой в квартире с тремя мужиками. Об этом в институте не знают. Но она сейчас уверена: узнают в любой момент.
Котова смахнула на стол прилипшую к странице хлебную крошку.
— И Кирилла жалко, — сказала она. — Он ведь ни в чём не виноват, а тоже пострадал. Мучается теперь. Прямо, как Наташка Торопова в сентябре. Последствия для него были бы куда хуже, если бы случилось, как здесь написано.
Лена постучала по бумаге.
— А Инга… нет, не вернётся она. Заберёт зимой документы, как это сделала летом Светка Миккоева. Думаю, комсоргом вместо неё выберем Лару. Широва ведь уже была комсоргом там, в своем прошлом институте.
Котова показала на папку, в которой осталось «документов» не меньше, чем лежало сейчас на столе (по соседству с недоеденными бутербродами и вазой с конфетами).
— Что там? — спросила Лена. — Тоже сны?
Я накрыл папку рукой, ответил:
— Это ещё не случилось.
— Кто-то умрёт?
— Да.
— Кто? Я их знаю?
— Кого-то знаешь. Кого-то нет.
Котова вздохнула. Она смотрела на прижатые моей ладонью серые листы. Будто силилась прочесть на них хоть что-то.
— Серёжа, тебе так часто снятся страшные сны? — спросила она. — Об убийствах, о кладбище, о несчастных случаях. Не представляю, как ты с этим справляешься. Я бы на твоём месте неделями не спала. Чтобы не видеть… всего этого.
Лена показала на папку. Я усмехнулся.
— Не только страшные. Всякие. И записал я воспоминания не только о трагедиях.
Я заглянул в папку, отыскал в ней нужные «документы». Протянул их Котовой.
— Вот, взгляни.
Лена пробежалась глазами по строкам на первой странице, удивлённо приподняла брови и спросила:
— Ты написал о том, как вы с отцом смотрели телевизор?
— Я написал о том, как мы с папой смотрели футбол. Матч за Кубок обладателей кубков УЕФА. Играли киевское «Динамо» и венгерский «Ференцварош». Это был финал турнира. Представляешь?
Котова дёрнула плечами. И тут же поправила рубашку.
— Что в этом необычного?
— Это финальный матч, который состоится в следующем году, в мае. Понимаешь? Наши победят! Футбольный клуб из СССР завоюет Кубок обладателей кубков УЕФА!
— Серьёзно? — удивилась Лена.
Она вновь взглянула на мои записи о «просмотре телевизора» и сказала:
— Мой папа и Олег обрадуются. Они любят футбол.
— Вся страна обрадуется, — заверил я. — Взгляни и вот на это. Здесь тоже о просмотре телепередачи.
Передал Котовой «документ».
— А там что?
— Международный музыкальный фестиваль «Золотой Орфей», который пройдёт следующим летом в Болгарии, — сказал я. — Алла Пугачёва получит там Гран-при — золотую статуэтку Орфея.
— Алла Пугачёва?
— Сейчас она выступает вместе с ВИА «Весёлые ребята».
Мои воспоминания о фестивале, транслировавшемся по Центральному телевидению СССР (четвёртого июля тысяча девятьсот семьдесят пятого года), Котова удостоила лишь мимолётным взглядом.
— Но там ведь у тебя остались записи не только о телепередачах? — сказала она, показала на папку.
— Не только.
Я взял следующий «документ», показал его Лене.
Сказал:
— Это событие произойдёт седьмого ноября. Через полторы недели. Это не про футбол и не про пение. Тут речь о человеческих жизнях. В этом деле мне понадобится твоя помощь.