БМВ медленно катился мимо здания дворца спорта. Владимир Высоцкий придерживал руль левой рукой. В правой руке он держал ещё не прикуренную сигарету. Сквозь приоткрытые окна в салон проникали уличные звуки: шуршание по асфальту шин, рычание моторов проносившихся по проезжей части автомобилей и далёкие, приглушённые стенами и расстоянием голоса людей (хоккейный матч в «Сокольниках» ещё не закончился — судя по времени, игра была в самом разгаре). Я отметил, что на территории спорткомплекса ярко светили фонари. Их свет отражался в окнах припаркованных около забора автомобилей. Горел свет и в самом дворце спорта. А вот звёзды на небе пока не появились, хотя облаков над Москвой я сейчас не видел.
— Владимир Семёнович, видите те автобусы? — сказал я. — Думаю, что это транспорт для иностранцев. Вон там метро: за теми деревьями. Вон та узкая лестница и есть злополучный юго-восточный выход.
— Сергей, ты в этом уверен? — спросил Высоцкий. — Ты раньше-то здесь уже был?
Я покачал головой.
— Не доводилось. Но автобусы иностранцев стоят. И к метро этот вход ближе других. Мне сюда. Это точно.
БМВ ускорился, словно определился с маршрутом. Свет автомобильных фар скользил по трещинам в асфальте, по местами разбитому бордюрному камню и по газонам, где блестели остатки сугробов. Он добрался до спускавшегося со второго этажа дворца спорта лестничного пролёта (в самом начале которого я приметил металлические ворота). БМВ замер в трёх метрах от массивной бетонной колонны, что подпирала здание будто свая. Свет его фар растворился в уличном освещении, которого сейчас около юго-восточного входа было предостаточно. К нашей машине от распахнутых ворот устремилась невысокая человеческая фигура (контролёр?). Она тут же повернула назад, когда я приоткрыл окно и выставил напоказ корочки с надписью «КГБ СССР».
Высоцкий закурил — свет зажигалки на секунду осветил его лицо. Я увидел, что Владимир Семёнович задумчиво смотрел на лестницу, с которой начинался вход (номер один) во дворец спорта. По пути в «Сокольники» я подробно пересказал Высоцкому тот самый составленный мною «документ», что касался давки «из-за жвачки» в «Сокольниках». Выдал ему примерно ту же информацию, какую получила Котова. Не ответил лишь на вопрос о том, откуда я сам эти сведения о грядущем событии получил. Заявил Высоцкому, что у меня «нет материальных доказательств». Поэтому я «никого ни о чём не прошу» и «никому ничего не доказываю». «Всё сделаю сам», потому что иного варианта у меня сейчас попросту не было. И потому что «не могу поступить иначе».
— Сколько сейчас человек на матче? — спросил Владимир Семёнович.
Он запрокинул голову, посмотрел на освещённые изнутри окна дворца спорта. Я пожал плечами.
— Думаю, не меньше четырёх тысяч человек. Это третья игра канадцев. Уже пол Москвы знает, что они раздают жвачку. Детский билет на игру всего десять копеек стоит. Я полагаю, что на сегодняшней игре аншлаг.
— Может быть, может быть…
Высоцкий опустил глаза. Он курил, шарил взглядом по территории вблизи лестницы. Посматривал он и на автобусы.
Владимир Семёнович стряхнул за окно пепел (тот полетел в направлении метро) и спросил:
— Каков твой план? Что ты сделаешь дальше?
Я отмахнулся от табачного дыма.
— Директор дворца спорта сейчас в больнице. Его заместитель ушла или скоро уйдёт домой — ещё до окончания матча. Там сейчас электрик и максимум пара человек из персонала. Это не считая милиции и солдат.
— И комитетчиков.
— Наверное, — сказал я. — Мне важно, чтобы во дворце спорта не погасили свет. И чтобы не закрыли вот эти ворота. Позабочусь об этих вещах — решу основную часть проблемы. Хотя и сомневаюсь, что даже в этом случае всё завершится без трагедий.
Я показал на лестницу, над которой в этот миг взлетел похожий на маленькое облако дымок — это курил контролёр.
— Толпа будет большая. Места здесь мало. Кто-то наверняка пострадает, когда тут ломанётся народ. Перестроить выход я сейчас не смогу. Но то, что могу, обязательно сделаю. Надеюсь, что сегодня обойдётся без жертв. А кости срастутся. И синяки заживут.
Я взглянул на Высоцкого — тот рассматривал лестницу юго-восточного входа.
В лобовом стекле отражался яркий красный кончик его сигареты. По салону машины в направлении приоткрытых окон расползались щупальца из табачного дыма.
— Кто закроет эти ворота, ты знаешь?
Владимир Семёнович сигаретой указал на лестницу. Я отметил, что он уже вслух не сомневался в моём предсказании. Будто узкая лестница и доносившиеся из дворца спорта голоса убедили его в правдивости моих слов.
— Понятия не имею, — ответил я.
Развёл руками. Кресло подо мной тихо скрипнуло.
— А если комитетчики? — спросил Высоцкий. — Ты ведь сам сказал, что свет в здании погасят пораньше, чтобы помешать иностранным фотографам. И этот вход, наверняка, запечатают с той же целью. Без указания сверху, администрация так бы не поступила.
Я дёрнул плечом и заявил:
— Сегодня эти ворота не закроют. Пока люди не покинут дворец спорта. На фотографии в иностранной прессе мне наплевать. Обидно, конечно. За нашу страну. Так по-глупому опозоримся из-за какой-то фигни. Но мы сами виноваты.
— В чём? — спросил Высоцкий.
Мне показалось, что спрашивал он серьёзным тоном — я не услышал в его голосе ноты иронии.
— Космические корабли запускаем. Танки строим. А жевательную резинку для детей не производим. Чем не позор? Стыдно. Мы сегодня наверняка опозоримся. Но я не откуплюсь от этого позора детскими жизнями. И другим этого не позволю.
Я тут же добавил:
— Даже если мой поступок кому-то покажется непатриотичным. Пускай. Наплевать.
Владимир Семёнович стрельнул в меня взглядом и тут же вновь повернул лицо в сторону лобового стекла. Он постучал рукой по рулевому колесу, затянулся табачным дымом и прищурил правый глаз.
— Что ты придумал, Сергей? Как справишься с электриком и с… тем, кто закроет эту дверь? Застрелишь их?
Высоцкий указал на лобовое стекло. Я заметил, что он ухмыльнулся.
— Есть варианты, Владимир Семёнович.
Я достал из кармана чекушку и показал её Высоцкому.
Сказал:
— Для электрика у меня есть вот это.
— Водка? Тёплая, небось. Гадость.
— Выпьет. Я его уговорю. Я это умею. Через полчаса он уснёт. До окончания матча.
Высоцкий вскинул брови.
— Спецсредство КГБ? — спросил он.
Владимир Семёнович уронил на пол автомобиля сигаретный пепел, но будто не заметил этого.
— Водка со снотворным, — ответил я. — «Русская». Не лучший выбор, понимаю. Для нашего электрика сойдёт. Я растворил в ней три таблетки. Импортное средство. Вреда не нанесёт. Но усыпит гарантировано. Что мне и нужно.
Я надавил пальцем на пробку, показал Высоцкому этикетку на бутылке. Виктор Семёнович кивнул.
— Как пройдёшь мимо контролёра? — спросил он.
— Покажу ему удостоверение Бурцева, — ответил я. — В закрытом виде, разумеется. Не засвечу здесь фото полковника.
— Второго тоже водкой угостишь? Того, что закроет ворота.
Светящийся кончик сигареты показал на юго-восточный вход во дворец спорта. Над лестницей снова взлетело и умчалось в направлении автобусов облако дыма.
— Со вторым я договорюсь иначе. Не сомневайтесь, Владимир Семёнович: ворота он не закроет.
Я улыбнулся, надел кепку, поднял воротник куртки.
Сообщил:
— Дальше я уже сам. Спасибо, что подвезли меня, Владимир Семёнович. Рад, что пообщался с вами. Знаю теперь, чем похвастаюсь детям и внукам. Вы гениальный поэт и артист. Удачи вам. Не болейте.
Я протянул Высоцкому руку — тот её снова проигнорировал. Он выдохнул за окно дым.
Владимир Семёнович повернул голову, посмотрел на меня и сказал:
— Ладно, Сергей, давай мне свою бутылку.
Он махнул рукой, разбросал по салону пепел.
— Поднимусь к твоему электрику, — сказал Высоцкий, — напою его водкой. Уж со мной-то он выпить точно не откажется.
Владимир Семёнович хмыкнул.
— Даже если это всего лишь розыгрыш, я хоть развлекусь за счёт КГБ, — заявил он. — Жаль, что они на хороший коньяк не расщедрились. Его бы я и сам выпил. Ну да ладно. Не сегодня. Повеселил ты меня, Сергей. И озадачил. Давно меня так никто не озадачивал.
Теперь уже Высоцкий протянул ко мне руку. Я передал ему чекушку.
Владимир Семёнович поморщил нос и произнёс:
— «Русская». Тёплая. Ты уверен, что электрик не отправится после этой выпивки к праотцам?
— Не отправится, — заверил я. — Проверено на бывшей невесте моего младшего брата.
— Бывшей, говоришь? Это в смысле, что она… того?
Высоцкий глазами указал на небо.
— Это в том смысле, что они расстались. Но она после этих таблеток прекрасно себя чувствовала. И выглядела неплохо.
Владимир Семёнович сунул чекушку в карман. Поправил шарф.
— Возьмёте удостоверение? — спросил я.
Высоцкий покачал головой.
— Нет, благодарствую. Это уже совсем другая статья. Такие проблемы мне сейчас ни к чему. Я и без того всех нормальных пластинок в этом году лишился. Отберут ещё и эту… мягкую. Сергей, да и зачем мне это удостоверение? Меня в Москве каждая собака знает.
Владимир Семёнович выбросил за окно окурок. Убрал в карман зажигалку и пачку с сигаретами. Провернул в замке зажигания ключ — заглушил двигатель.
В салоне сразу стало тише. Я услышал, как тикали мои наручные часы.
Услышал это и Высоцкий — потому что он опустил на них глаза и спросил:
— Сколько у нас осталось времени?
— Сорок пять минут, — ответил я.
Не взглянул на циферблат.
— Пора.
Высоцкий дёрнул головой и заявил:
— Волнуюсь. Как в молодости перед началом спектакля. Рассчитываю, что усну сегодня в своей постели, а не там, наверху. Тёплая водка. Нет, принципиально вообще ни глотка этой гадости не выпью. Постараюсь.
Он взглянул на окна дворца спорта. Вздохнул. Протянул мне руку — я осторожно её пожал.
— Удачи тебе, Сергей. Клянусь: до мая месяца я о встрече с тобой никому ни полслова. Как и обещал.
— Даже Евгению Богдановичу Бурцеву?
Высоцкий тряхнул головой.
— Ему тоже ничего не скажу.
Владимир Семёнович усмехнулся и сообщил:
— Надеюсь, что ты всё же пошутил: на полу в квартире на Кутузовском проспекте нам с Мариной спать не придётся. Проверю это. Скоро. Твой адрес я запомнил. Новый автограф для твоего друга Артурчика я тебе пришлю, обещаю.
Мы выбрались из машины — я аккуратно захлопнул дверь (чем заслужил благодарность Высоцкого). Владимир Семёнович втянул голову в плечи, сунул руки в карманы и поспешил к входу во дворец спорта. Он стучал по асфальту высокими массивными каблуками. По пути ни разу не оглянулся. Я наблюдал за ним, стоя около серо-голубого БМВ. Придерживал рукой воротник: прятал шею от холодного ветра. Этот ветер вскоре донёс до меня хрипловатые звуки голоса Высоцкого — когда Владимир Семёнович прошёл через ворота. Я расслышал лишь обрывки фраз. Но не уловил их смысл. Вновь раздался стук каблуков: теперь он доносился со стороны ступеней. Я огляделся по сторонам и неспешно прогулялся до стены дворца спорта.
Остановился на тёмном островке за массивной колонной, куда не добирался свет фонарей. Как я и прикинул ещё в машине, отсюда были прекрасно видны незапертые пока ворота юго-восточного выхода (и висевший сейчас на правой от меня створке большой амбарный замок). Контролёра я около выхода не увидел. Но заметил, что над ступенями поднимался серый сигаретный дым — ветер тут же уносил его в направлении припаркованных на площадке около дворца спорта автобусов. Долгого ожидания в моих планах на сегодняшний вечер не было. Но встреча с Высоцким внесла в них правки. Поэтому я спрятался за колонной от ветра и от посторонних взглядов. Поглаживал пальцем спрятанное в левом кармане удостоверение.
Четырежды за время моего ожидания мимо моего укрытия проезжали автомобили. Свет их фар беспомощно упирался в широкую колонну, не добирался до служившего мне укрытием тёмного островка. Дважды я видел на ступенях лестницы невысокую фигуру контролёра (ту самую, которую я недавно отпугнул от БМВ красными корочками «взятого на прокат» удостоверения). Изредка менял направление ветер — тогда до меня долетал от первого выхода резкий горьковатый запах табачного дыма. Я то и дело возвращался взглядом к воротам. Убеждался, что они открыты нараспашку, а замок по-прежнему висел на правой створке.
В очередной раз я взглянул на циферблат часов, когда заметил суету около автобусов для иностранцев (поднёс часы ближе к глазам — присмотрелся к положению стрелок). Тут же прикинул, что до окончания матча осталось около десяти минут (время окончания матча я знал лишь приблизительно, со слов Мирного). Снова просканировал взглядом пространство вокруг себя. Людей я увидел только рядом с автобусами. Отметил, что давно не подавал о себе вестей контролёр. Его фигура уже минут пять не мелькала на фоне ступеней. Не взлетали над лестницей клубы дыма, не доносилось со стороны юго-восточного входа и шарканье шагов.
Шаги я услышал за семь минут до предполагаемого окончания хоккейного матча. Донеслись они со стороны лестницы юго-восточного выхода. Я увидел, как через ворота вышли три подростка (лет по пятнадцать-шестнадцать на вид). Они свернули вправо от лестницы, в сторону газонов. Закурили. Я слышал обрывки их разговоров, смех. Фонарь рядом с парнями мигнул и погас. На территорию вокруг дворца спорта словно легла гигантская тень. Она накрыла собой газоны, дорожки, замершие на стоянке автобусы. Я посмотрел на лобовое стекло БМВ — в нём отражался свет, что по-прежнему лился из окон дворца спорта «Сокольники».
Курившие неподалёку от первого выхода подростки не прервали разговор. Они будто не заметили, что исчезло уличное освещение. Я отметил, что оно исчезло только рядом с дворцом спорта: фонари за деревьями около дороги работали. Свет из окон слегка освещал и газоны, и тротуары. Со второго этажа на лестницу первого выхода тоже падал свет. Но он почти не добирался до металлических ворот. Теперь я лишь с трудом видел очертания створок. А висевший на них замок словно растворился в полумраке. Я присмотрелся. Но замок из своего засадного места так и не увидел. Зато заметил, как на фоне створки ворот мелькнула тень, похожая на человеческую фигуру.
Мне почудилось, что на фоне звонких голосов подростков и тихого завывания ветра под крышей я различил скрежет отпираемого замка. Он повторился. Но в тот же миг его заглушил смех подростков. Я снова заметил около выхода из дворца спорта похожего на тень человека. Услышал, как жалобно пискнули петли ворот. Вынул из карманов руки, втянул голову в плечи и сошёл с места. Ринулся к воротам — ступал бесшумно, будто во время охоты. Увидел, что створки ворот поочерёдно пришли в движение. Теперь я уже чётко видел рядом с ними человеческую фигуру — она выделялась на фоне скудно освещённой лестницы, ведущей на второй этаж.
Мужчина — это я определил ещё на ходу по очертаниям фигуры и по её движениям. Прикинул, что спустился этот человек из дворца спорта по той самой лестнице юго-восточного выхода. Иначе бы я почти со стопроцентной вероятностью заметил бы его приближение раньше. Створки чиркнули друг о друга — снова скрипнули несмазанные петли ворот. Я краем глаза увидел, как зажглись фары автобусов. Их свет проредил тьму на стоянке около дворца спорта. Я чётко рассмотрел автомобиль Высоцкого и стоявших в десятке шагов от БМВ подростков. Увидел я и спину человека, который замер около ворот первого выхода. Я тихо свистнул.
Человек резко обернулся. Я увидел блеск его глаз и очертания его лица. «Двоечка» сработала превосходно. Как и всегда. Мужчина дёрнул головой. Его тело обмякло — я ухватил его за воротник куртки. Звякнул упавший на землю у моих ног замок. Звон повторился, но прозвучал теперь в другой тональности (приземлился ключ?). Я придержал человека, усадил его около ворот. Сунул руку ему под воротник, нащупал его пульс. Вцепился в куртку мужчины двумя руками, приподнял его и оттащил в левую сторону от выхода (в противоположную той, где дымили подростки). Усадил бесчувственное тело, прислонил его спиной к лестнице.
Вытер о свою куртку ладони и пробормотал:
— Я же сказал, что и с этим договорюсь.
Вернулся к воротам и открыл их нараспашку. Подобрал с земли замок. Нашёл и ключ от него — ключ я сунул себе в карман. Взглянул наверх. Прислушался. Новые звуки не услышал — по-прежнему лишь справа от юго-восточного выхода звучали разговоры подростков, да тихо завывал вверху ветер. Я одёрнул куртку, поправил на голове кепку. Прогулочным шагом отошёл к БМВ. Зашвырнул на газон замок — тот беззвучно приземлился на прошлогоднюю траву. Парни заметили меня, замолчали. Уронили сигареты (или папиросы?), растоптали их подошвами ботинок. Неспешно двинулись в направлении дороги (наверняка, к метрополитену).
Я запрокинул голову, взглянул на окна дворца спорта «Сокольники» — там по-прежнему горел свет.
— Превосходно, — пробормотал я. — Молодец, Владимир Семёнович.
Сердце у меня в груди билось спокойно и монотонно — будто отчитывало секунды до окончания хоккейного матча. Я повернулся лицом к юго-восточному выходу из дворца спорта, прислонился бедром к холодному металлическому корпусу БМВ. Прохладный ветер погладил мои нос и щёки, взъерошил мне на затылке волосы.
Я скрестил на груди руки и тихо сказал:
— Ворота открыты. Свет горит. Заканчивайте уже свой матч, товарищи хоккеисты.