Черный дембель. Часть 5

Глава 19

Лена словно не замечала стоявшую перед ней на кухонном столе чашку с кофе. Она недоверчиво смотрела на моё лицо. Будто высматривала на нём признаки того, что я пошутил, когда сообщил ей о ночной поездке в столицу. Котова так и не принесла в нашу съёмную квартиру халат — она упрямо носила здесь мои рубашки. Сейчас Лена сидела за столом в голубой венгерской рубашке, которую я в январе приобрёл в ГУМе. Её каштановые кудри блестели. В глазах Котовой отражался проникавший с улицы в кухню яркий солнечный свет. Я вдыхал запах кофе, смешавшийся с ароматом духов «Иоланта». Слушал тиканье часов, чириканье прятавшихся в листве деревьев птиц и рычание проносившихся по шоссе автомобилей.

— Серёжа, зачем нам в Москву? — спросила Котова. — Ты говорил: в мае что-то случится. Что-то, из-за чего тебя могут арестовать. Это произойдёт в Москве? Ты обещал, что расскажешь мне об этом.

Лена взглядом указала на папку с «документами», которую я положил на кухонный стол.

— Ты расскажешь мне об этом сейчас? — спросила она.

— Расскажу, — пообещал я. — А ночью ты уедешь. В Москву.

Котова вскинула брови.

— Одна?

Я открыл папку, достал оттуда билет на поезд, протянул его Котовой. Лена взяла его, прикоснулась к моей руке холодными кончиками пальцев. Она опустила взгляд на билет, но тут же вновь посмотрела мне в лицо.

— А как же ты?

Котова накрыла мои пальцы своей ладонью. В её взгляде я прочёл тревогу.

Ответил:

— Этой ночью я уехать не смогу.

— Почему? — спросила Лена. — Что именно завтра случится? Скажи, Серёжа. Ты обещал.

Она тряхнула головой. Я высвободил руку из-под её холодной ладони, достал из папки соединённые канцелярской скрепкой листы серой бумаги, исписанные моим размашистым почерком. Положил этот «документ» на столешницу рядом с Котовой.

— Прочти. Это описание судебного заседания. На котором я присутствовал.

Лена спросила:

— Ты присутствовал на нём во сне?

— Тогда мне казалось, что я всё это увидел и пережил наяву.

Котова опустила взгляд на «документ», прочла несколько строк — я заметил, как она вздрогнула. Лена пальцем пометила строку, на которой прервала чтение и вскинула на меня глаза.

— Это суд над Кириллом? — спросила она. — Что он натворил?

— Читай. Там всё написано.

Я выбрался из-за стола и сообщил:

— Сварю ещё кофе.

За кухонный стол я не сел. Налил себе в чашку новую порцию ароматного напитка, замер около окна (в шаге от ощетинившегося колючками кактуса). Ветерок поглаживал меня по голове. Я пил кофе. Наблюдал за тем, как Котова переворачивала страницы и роняла на них слёзы. Слушал всхлипывания Лены, шуршание бумаги, тиканье часов и птичье чириканье. Время от времени Котова смотрела на меня блестевшими от влаги глазами — я сказал, чтобы она не спешила с вопросами.

После отчёта о заседании суда я положил перед Леной пересказ моего разговора с младшим братом, который случился уже после вынесения приговора (Кир мне тогда показался сломленным, лишённым надежды). Вслед за вторым «документом» я вручил Лене ещё один: написанный, якобы, со слов Артура Прохорова (там я от лица Артурчика высказал собственные предположения). Затем четвёртый — мой разговор с отцом, случившийся в прошлой жизни после маминых похорон.

Котова помотала головой.

— Этого не может быть, — заявила она. — Кирилл так не поступит.

Лена положила руку на стопку «документов», будто отвергала содержавшуюся в них информацию. Её глаза влажно блестели, губы всё ещё едва заметно дрожали.

— Кирилл любит Наташу, — заявила Котова. — Я это точно знаю. И он не убийца.

Она шмыгнула носом, моргнула (по щекам скользнули две большие капли) и дрогнувшим голосом спросила:

— Ведь… правда? Он этого не сделает? Он ведь не виноват?

Я покачал головой.

— Не виноват.

— Почему же тогда…

Лена не договорила, приподняла руку и посмотрела на прижатые сейчас к столешнице лишь тенью от её руки «документы». И тут же вновь подняла взгляд на меня.

— Наташа умрёт? — едва слышно спросила она.

По её щекам вновь наперегонки заскользили к подбородку слёзы. Котова судорожно всхлипнула. Она встала со стула, подошла ко мне и прижалась лицом к моему плечу.

Я обнял её, погладил по спине. Запустил пальцы в волосы на её затылке. Почувствовал, как Лена вздрогнула. Она беззвучно рыдала. Тельняшка у меня на плече намокла от слёз.

— Не умрёт, — ответил я. — Ни Наташа, ни её брат, ни их отец. Обещаю. Завтра я отправлюсь туда и во всём разберусь. Узнаю, что случилось… тогда. И кто в этом был виноват.

Котова запрокинула голову, заглянула мне в лицо.

— А если… это Кирилл? — спросила она.

Я покачал головой.

— Кирилл этого не делал. Что бы там ни говорили. И не сделает. Ты же прочла: он сам об этом сказал. Я ему верю.

Убрал прилипшие к влажным щекам Котовой каштановые локоны. Вдохнул аромат духов.

Сказал:

— Я мало кому доверяю. Такой уж я недоверчивый. Но своему брату верю.

Котова вздохнула.

— Сергей, а мне ты тоже веришь? — спросила она. — Так же, как и Кириллу?

Я почувствовал, как она напряглась в ожидании моего ответа. Улыбнулся, поцеловал её в лоб.

— Тебе верю, — произнёс я. — В том числе и поэтому ты сегодня ночью поедешь в Москву.

Взглянул поверх головы Котовой на циферблат настенных часов.

Лена спросила:

— Сергей, но почему ты говорил, что тебя арестуют?

— Могут арестовать, — поправил я. — Потому что мы понятия не имеем, с кем именно я столкнусь в квартире Тороповых.

Я уселся на стул — Лену усадил к себе на колено.

— Наташин отец оказал сопротивление, — сказал я, — перед тем, как его убили. Ты сама знаешь: он крепкий мужчина. Но погиб. Как и Наташа, которая тоже не робкая беззащитная девица.

— Так может, ты пойдёшь туда не один? — спросила Лена. — Я позову Олега. Мой брат тебе поможет. К тому же, он милиционер…

— Не надо, Лена. Я справлюсь. Сам.

— Серёжа, но ведь ты говоришь…

— Я говорю, что допускаю: Тороповых убил не один человек. Это во-первых. А во-вторых, сколько бы их ни было, я не отпущу их из той квартиры целыми и невредимыми. Понимаешь? Я слишком долго жил с мыслью о том, что из-за этих людей умрут Тороповы, расстреляют Кирилла, а в итоге и раньше положенного срока умрут мои родители.

Я покачал головой.

— У милиции не будет повода для задержания этих людей. Ведь мы же не позволим им убить Наташу? От Олега в этом случае не будет никакого толку. Он только заработает неприятности из-за того, что я там сделаю. А я не отпущу тех людей из квартиры Тороповых целыми и невредимыми. Ни в коем случае. Это было бы величайшей глупостью.

Котова вздохнула.

— Сейчас они безнаказанно уйдут, — сказал я. — Но кто поручится за то, что они не вернутся в другой день? Сейчас я им помешаю, но через неделю они всё равно добьются своего. Разве не так? Придут в квартиру Наташи и совершат задуманное. Кто при этом пострадает? Наташи, наверное, в тот день не будет дома. Но вместо неё погибнет её мама? Разве это хороший вариант?

Я вопросительно вскинул брови. Лена покачала головой.

— Нет, — едва слышно ответила она.

В уголках её больших глаз вновь скопилась влага.

— А потом они снова подбросят нож… или это уже будет пистолет… в вещи моего брата, — сказал я. — Или сюда, в эту нашу квартиру, чтобы в смерти Наташиной семьи обвинили меня. Мы будем знать, кто это сделал. Но кто же нам поверит? Милиционеры раскроют тройное убийство «по горячим следам». Получат повышение по службе, звёзды на погоны и премии.

Усмехнулся и тихо добавил:

— А меня или моего брата расстреляют. Как это случилось вон там.

Я указал на папку с «делами».

Добавил:

— Если, конечно, мы сюда не приплетём ещё и Олега. Тогда, вполне возможно, что ты и твои родители тоже пройдёте через все эти разбирательства, через какие прошли мои папа и мама. Ты помнишь, что рассказывал мой отец? О том, что они пережили до и после казни Кирилла. Ты ведь не хочешь поучаствовать в этих событиях… наяву?

Лена помотала головой, всхлипнула.

Я пожал плечами и сказал:

— Вот поэтому я так и поступлю. Другого выхода я не вижу. Кто бы завтра ни пришёл к Тороповым, на свих ногах они из той квартиры не выйдут. По-другому нельзя. Ты и сама это теперь понимаешь. Я не убью их, обещаю. Но обвинения в нанесении особо тяжких телесных повреждений заработаю. Жалости у меня к этим людям нет. Я их ещё не знаю, но уже ненавижу.

Лена размазала по щеке слезу. Её пальцы сжали моё плечо.

— Неужели нет другого выхода? — спросила Котова.

Я покачал головой.

— У нас есть только один верный шанс спасти Наташу, её семью и моего младшего брата. Он будет завтра. И другой возможности уже не случится, если мы спугнём или упустим эту. Поэтому я раньше тебе ни о чём и не говорил. Чтобы мой рассказ не повлиял на завтрашние события. Всё случится, как сказано в моих записях. Вот только завтра никто не умрёт.

Я пальцем смахнул с Лениного подбородка слезу и уточнил:

— Потому что я этого не допущу.

Котова вздохнула. Склонила голову.

— Серёжа, ты гонишь меня в Москву, чтобы я завтра ничего не испортила? — спросила она.

— Ты поедешь в Москву, потому что завтра начнутся очень неприятные вещи. Меня задержат и посадят под замок: я не сбегу и не стану прятаться. В общежитии и в институте обо мне будут говорить очень неприятные для нас с тобой вещи. Не хочу, чтобы ты всё это слушала и во всём этом участвовала. Если ты побудешь у Насти — тебя к этому всему точно не приплетут.

Я погладил Лену по спине.

— Погостишь немного у Бурцевых. Я рассчитываю, что пробуду под замком недолго: один или два дня. Вижу вариант решения этой проблемы. Использую его. Но стопроцентной гарантии моего скорого освобождения из-под стражи он не даст. Поэтому ты отправишься в Москву и возьмёшь с собой вот это. На всякий случай.

Я показал рукой на белу картонную папку с «документами» (на её уже потёртой обложке всё ещё не было никаких надписей, кроме стандартной «Дело №_»).

— Её наверняка изымут при обыске. Я не хочу, чтобы она затерялась. Ведь тогда произойдёт многое из того, что мы с тобой пока не предотвратили. Погибнут люди: много людей — наших, советских. Почти наверняка. Потому что я уже не сомневаюсь, что описанные в моих «документах» события случатся на самом деле.

Лена повернула ко мне лицо.

— Серёжа, ты хочешь, чтобы я их спасла? — спросила она. — Сама?

Я покачал головой.

— Нет, конечно. Это слишком опасно. Да и не все эти события можно изменить в одиночку.

Заглянул в карие глаза Котовой.

— Отвези эту папку в Москву к Бурцевым, — сказал я. — Погости у Насти, посмотри на Москву. Попрошу Марго, чтобы раздобыла тебе справку-освобождение от занятий. Жди моего звонка. Я позвоню тебе, как только разберусь… здесь. Надеюсь, что позвоню тебе в день твоего приезда в Москву, либо в воскресенье или в понедельник.

— А если ты не позвонишь? — спросила Лена. — Ведь такое может случиться?

Я кивнул.

— Вероятность такого поворота событий существует. Поэтому я попрошу Николая или Марго, чтобы они тебе об этом сообщили. Оставлю им Настин домашний телефон. Как бы всё не обернулось, ты об этом обязательно узнаешь. Обещаю. В худшем случае… если я не дам о себе знать в течение недели, отдашь эту папку Евгению Богдановичу Бурцеву.

Котова шмыгнула носом.

— И что я ему скажу? — спросила она.

— Правду, — ответил я. — И только правду. Обо всём. Ничего не скрывай. Мы с тобой преступлений не совершали. Стыдиться нам нечего. Самое страшное, что случится — тебе попросту не поверят. Настя и её отец признают твои слова ложью, а мои «документы» обзовут фантастическими рассказами. Я бы и сам в такое не поверил.

Я похлопал рукой по папке и добавил:

— Но другого варианта нет. Если не мы…

Я пожал плечами.

Сказал:

— Надеюсь, что у меня всё получится. И мы с тобой через пару дней увидимся. Тогда Бурцевы о моей папке ничего не узнают.

После полуночи я отвёз Котову на железнодорожный вокзал. Поезд до Москвы останавливался на нашей станции в два часа ночи. До его прибытия мы с Леной стояли около Братца Чижика (рядом со зданием вокзала). Держались за руки, будто пионеры на первом свидании. Смотрели друг другу в глаза. Я вновь и вновь повторял Лене, что «всё будет хорошо». Котова кивала мне в ответ, смотрела на меня встревожено и едва ли не жалобно. У меня никак не получалось согреть её пальцы, будто сейчас был январь, а не май месяц. Вещи для поездки Лена уложила в мою дорожную сумку (взяла с собой лишь ту одежду, что была в нашей съёмной квартире). Она оповестила родителей о своём отъезде из Новосоветска вчера вечером. Вчера же она позвонила и Насте Бурцевой.

Поезд известил нас о своём приближении протяжным гудком — Лена вздрогнула, сжала мои пальцы. Я улыбнулся, достал из бокового прицепа мотоцикла сумку. Мы обошли здание вокзала, направились к платформе. Смотрели, как длинная вереница вагонов проползала мимо застывших на перроне пассажиров. Поезд в очередной раз вздрогнул, громыхнул и остановился — люди на перроне ожили, схватили сумки и чемоданы, ринулись кто вправо, кто влево. Вагон Котовой замер напротив привокзальных часов. Дверь в него со скрипом приоткрылась. Выглянула сонная проводница, спустилась по ступеням на землю. Она смотрела на нас с надеждой, что мы протопаем мимо вагона. Но мы её разочаровали: направились к ней. Котова показала проводнице билет.

Та взглянула на него одним глазком и буркнула Лене:

— Проходите.

Но Котова не пошла к ступеням. Она обернулась, посмотрела мне в глаза. Я поцеловал её. В губы. Лена не оттолкнула меня — прижалась ко мне, положила руки на мои плечи. Раньше она стеснялась подобных поцелуев (на глазах у посторонних). Но сейчас позабыла о стеснении. Не отпускала мои губы, смотрела на меня сощуренными глазами.

— Вы как будто навсегда прощаетесь, — буркнула проводница.

Она не отводила взгляда — следила за нашим поцелуем.

Я прервал поцелуй и шепнул:

— Скоро увидимся.

Лена кивнула, провела ладонью по своей щеке. Она не взглянула ни на проводницу, ни на стоявших рядом с нами выбравшихся из вагона «подышать» пассажиров поезда. Котова схватилась за поручень и ловко взобралась по ступеням; приняла из моих рук сумку. Я увидел, что на её лице сверкали в свете уличных фонарей слёзы.

Сказал:

— Всё будет хорошо.

От железнодорожного вокзала я поехал по проспекту Мира. Но не к Калининскому мосту, за которым находился дом с моей съёмной квартирой — повернул в противоположную сторону. Проехал мимо главного здания Новосоветского механико-машиностроительного института, но не направил Братца Чижика к общежитиям. Мчался по ночному городу, прислушивался к шуму ветра и к рычанию мотоцикла. Сердце в груди билось размеренно, спокойно. Слева от меня мелькали огни автомобильных фар, справа проплывали силуэты покрытых листвой деревьев и островки света под уличными фонарями.

К дому Уваровых я приехал до рассвета: на небе ещё не было и намёка на скорый восход солнца. Братец Чижик прокатил меня мимо фасада дома, следившего за нами чёрными пятнами окон. Во дворе я увидел непривычное для современного Новосоветска скопление автомобилей. Проехал мимо притаившихся рядом с аккуратно подстриженными кустами машин, отыскал между ними место для стоянки своего мотоцикла. Припарковал Братца Чижика. Отметил, что рядом с автомобилями «Волга», «Жигули» и «Москвич» мой ИЖ-56 выглядел бедным родственником, приехавшим в город из деревни.

Мотошлем я оставил в коляске. В очередной раз порадовался, что горожане пока не закрывали на замок подъезды своих домов. Поднялся к квартире Уваровых, решительно вдавил кнопку дверного звонка.

Дверь мне открыл Николай, наряженный в длинные (почти до колен) красные трусы. Он сонно и недовольно сощурил глаза, почесал пальцем свой голый живот. Коля узнал меня — устало и обречённо вздохнул.

Он не поздоровался, спросил:

— Серёга, ты знаешь, сколько сейчас времени?

— Конечно, знаю, — ответил я. — Сейчас самое время выпить по чашке кофе. И поговорить.

Шагнул через порог — Уваров посторонился. Я почувствовал в квартире запах женских духов и едва уловимый аромат кофе. Мой желудок тоскливо заурчал.

Я сбросил обувь и сказал:

— Не беспокойся, друг Коля. Кофе я сам сварю. И себе, и вам. Буди жену. Жду вас на кухне.

Паркет под моими ногами скрипнул. Я прикрыл входную дверь. Зашагал по скудно освещённому коридору — у меня за спиной прозвучал горестный Колин вздох.

Николай и Маргарита Лаврентьевна вошли на кухню, когда я уже разливал по маленьким кофейным чашкам ароматный горячий напиток. Коля пропустил вперёд жену, застыл в дверном проёме, скрестил на груди руки. Марго поздоровалась со мной, уселась за стол, поправила на груди халат.

— М-да, — произнёс Николай. — Рассказывай, Сергей. Что у тебя случилось?

Я пожал плечами и сообщил:

— Лену только что отвёз на вокзал. Она уехала в Москву.

Уваровы переглянулись.

— Вы поссорились? — спросила Марго.

— Нет, — ответил я. — У нас всё нормально. Я к вам по другому поводу нагрянул.

Уселся за стол, придвинул к себе чашку. Посмотрел на хмурого Николая и тут же перевёл взгляд на Маргариту Лаврентьевну.

— Марго, — сказал я, — ты говорила: твой отец собрал компромат на наших городских начальников. Помню, что этот архив после смерти твоего папы присвоил себе Наиль Рамазанов. Не знаешь, где именно Рамазанов эти бумаги сейчас хранит?

На кухне в квартире Уваровых я просидел до рассвета. Николай и Марго составили мне компанию. Мы пили кофе, разговаривали, спорили (спорили между собой Коля и Маргарита Лаврентьевна — я в споры с ними не вступал). Я составил для Коли и его жены инструкцию на грядущий день (отменил поездку Уваровых в Колину деревню). Написал им на листе отрывного календаря номер телефона московской квартиры Бурцевых. Нагнал в свои речи туману, который очень не понравился Николаю (но который нисколько не смутил Марго). Небо за окном расцвело красноватым заревом, когда я всё же воспользовался приглашением уже подрастерявших сонливость хозяев квартиры и вздремнул пару часов на диване в гостиной.

Проснулся я за пару секунд до того, как прозвучал сигнал будильника. Протёр глаза и тут же взглянул на циферблат. Подсчитал, что до убийства семьи Тороповых осталось чуть меньше пяти часов.