Лена листала страницы блокнота, переворачивала их указательным пальцем. Хмурила брови. Плотно сжимала губы, словно строгая учительница. Я поймал себя на мысли: мне действительно интересно, к каким выводам она пришла, пока изучала интересы и привычки Насти Бурцевой. Хотя в прошлой жизни я по пальцам рук пересчитал бы среди своего окружения тех, чьи рассуждения вызывали у меня интерес. Я наблюдал за Котовой со своего места около кухонного окна (сидел спиной к хищно ощетинившемуся колючками кактусу). Пил маленькими глотками из чайной чашки горячий кофе. Слушал шуршание листов блокнота.
— Вот, — сказала Лена.
Она указала пальцем на страницу. Резким движением отбросила с лица прядь каштановых волос. Взглянула на меня, но тут же опустила взгляд на свои записи.
— Серёжа, мне кажется: главная Настина черта в том, что она очень легка на подъём, как сказал бы мой папа. Любит путешествия и приключения. Вспомни, как она примчалась к тебе в Новосоветск. Одна, в незнакомый город, к малознакомым людям. А эта её поездка на море с подругой? Или путешествие вместе с отцом в ту же Венгрию, где она беседовала с Высоцким. Сомневаюсь, что она отправилась туда вынужденно — скорее поверю, что это она вынудила папу взять её с собой в эту поездку.
— Она экстраверт, — сказал я. — Не устаёт от перемены мест и жаждет новых впечатлений.
Котова кивнула. Заметила направление моего взгляда — поправила у себя на груди рубашку (по съёмной квартире Котова обычно расхаживала в моих рубашках, будто те ей нравились больше, чем домашний халат).
— Новые впечатления её не утомляют, — согласилась Лена. — Она ищет их если не в поездках и в новых приключениях, то в книгах. Вспомни, какую книгу она подарила Кириллу на море. «Одиссея капитана Блада» — это не лучший выбор для девицы, но хороший вариант для любителя приключений. А эти её книги по философии! Настя штудирует их, будто моя мама журналы «Крестьянка» и «Работница». Но не в поисках кулинарных рецептов. Бурцева ищет там новые идеи и впечатления: пищу для своего мозга.
— Согласен с тобой, — сказал я. — Сейчас ты описала Настю, как идеальную спутницу жизни для офицера КГБ.
— Ты думаешь?
— Я уверен. Будут ей и новые впечатления, и заграничные поездки, и приключения, и встречи с интересными людьми. Если Елизаров служит в отделе Настиного отца. Он ведь не армейский лейтенант. И не парнишка из советской глубинки, раз живёт в отдельной квартире в центре Москвы. Сомневаюсь, что его пошлют в далёкий гарнизон посреди тайги или в военную часть на краю пустыни. У него уже сейчас приключений вагон и маленькая тележка. То билеты в театр достаёт, то сопровождает внучку члена Политбюро ЦК КПСС.
Котова взглянула на свои записи и озадаченно хмыкнула, будто взглянула на собственные выводы под иным углом. Я допил кофе, отодвинул от себя чашку. Потрогал пальцем верхнюю губу, на которой уже вторую неделю отращивал усы.
— Тогда второй пункт моего списка тоже в пользу лейтенанта Елизарова… получается, — сказала Лена. — Бурцева мне часто говорила о своём отце. Намного чаще, чем о маме. Настя восторгалась им. И при наших беседах, и в письмах. Даже говорила, что ты на него немножко похож. Но я почти уверена… теперь, что лейтенант Елизаров тоже походит на Настиного папу. Уже хотя бы тем, что тоже служит в Комитете государственной безопасности СССР. Да и сопровождает её часто: ты сам об этом говорил.
Я развёл руками, улыбнулся.
— А ты утверждала, что у них ничего общего. Да они почти родственные души! Что там у тебя дальше в списке?
Котова провела пальцем по строкам.
— Настя читает на трёх иностранных языках. Обожает философию и литературу. Восторгается высокими и сильными мужчинами…
— Это про Елизарова.
— Он читает труды философов? — спросила Лена.
— Понятия не имею, что он читает. Но он с меня ростом. И явно не слабак.
Котова кивнула и продолжила:
— Бурцева любит животных; но у Настиной мамы аллергия и на собачью, и на кошачью шерсть.
Лена накрыла страницу рукой, подняла на меня глаза.
— Может, щенка Елизарову подарим? — спросила она. — Или котёнка?
Я пожал плечами.
— Как вариант. Возможно.
Снова потрогал свои пока ещё лишь едва наметившиеся усы и сказал:
— Котёнок это здорово. Твой список мне внушает надежду на успех нашей операции. Меня смущает другое: почему они всё ещё не вместе? Ведь ты сама видишь, что Кириллу и Наташе хватило меньшего: они лишь пару раз поболтали о книгах и уже поцеловались. Вуаля! Молодые организмы. Природа им шепчет: «Любите и размножайтесь». Елизаров и Бурцева знают друг друга не первый день. Миша не женат. Настя болтала о каком-то Володьке, но это всё несерьёзно, я уверен. Чего же им не хватает?
— Поступка?
— Возможно, Лена. Вполне возможно.
Я постучал пальцем по столешнице, усмехнулся и сказал:
— Ещё меня удивило вот что: сейчас, когда ты озвучила свой список. Бурцева и Елизаров вполне подходят друг другу. Во всяком случае, как любовники. Высокий овеянный ореолом приключений мужчина и жадная до новых впечатлений девица. А Настин отец, я уверен, совсем не глупый человек. И понимает всё то, что мы только что с тобой проговорили. Настя и Миша не сегодня, так завтра проснутся в одной постели. Не верю, что полковник этого не осознаёт. Но если он это понимает… то тут у нас вырисовывается два варианта.
— Он запретил Михаилу даже думать о романе со своей дочерью? — спросила Лена. — Запугал его? Приказал?
— Возможно. Очень даже. Это первый из возможных вариантов.
— А какой вариант второй?
— Второй вариант, — сказал я, — это что Бурцев нарочно подсовывает дочери этого высокого лейтенанта. И точно так же, как и мы с тобой, недоумевает: почему Анастасия всё ещё не клюнула на такую привлекательную наживку. Квартира в центре Москвы… Кем работают родители этого лейтенанта? Кем были его дед и бабка, которые оставили внучку такую роскошь? Почему именно его приблизил к себе Настин отец? Я тут подумал… уж не Мишу ли Елизарова назначили Бурцевы главным кандидатом в Настины мужья?
— Ты думаешь?
Котова выпрямила спину — стул под ней скрипнул.
— Я надеюсь на это.
— Почему? — спросила Лена.
Она закрыла блокнот.
— Потому что в этом случае Евгений Богданович Бурцев и его жена не помешают нашим замыслам, — ответил я. — А мы с тобой окажем им услугу. О которой они, очень надеюсь, узнают не сразу.
Я купил билет не на самый популярный поезд до Москвы. Раньше я этим рейсом не пользовался. Обычно из Новосоветска выезжал утром, чтобы примерно в то же время приехать в столицу. Но теперь я предпочёл, чтобы мы явились в столицу вечером. Объяснил это Котовой и Кириллу тем, что в такое время Насте будет проще нас в понедельник встретить. Да и для нас так лучше: приедем в гостиницу, поужинаем и завалимся на кровати. А уже утром с новыми силами ринемся на покорение столицы.
На вокзал в воскресенье мы отправились вчетвером — Артурчик пообещал, что доберётся туда самостоятельно. Меня и Кирилла девчонки загрузили вещами. Словно они ехали в Москву не на экскурсию, а перебирались в столицу на постоянное место жительства. Лена и Наташа заверили нас, что прихватили с собой только «самое необходимое». Мы с братом невольно переглянулись, словно задумались о том, почему у женщин «самого необходимого» обычно едва ли не в два раза больше, чем у мужчин.
Моё предложение вызвать такси ни Кирилл, ни Лена и Наташа не поддержали. Назвали его напрасной тратой денег, которые мы «с большим толком потратим в Москве». В салоне трамвая я загрустил об оставшемся у родителей в посёлке Братце Чижике. Так же, как ещё недавно с грустью вспоминал о своём оставшемся в прошлой жизни внедорожнике. Признался себе, что уже снова отвык от толкучки в общественном транспорте. Потому что теперь ездил на мотоцикле даже по заснеженным дорогам.
Поезд следовал через Новосоветск транзитом и останавливался у нас только на пять минут — поэтому Лена и Наташа переживали, что те самые «пять минут» случатся не по расписанию. Благодаря их тревогам мы три четверти часа просидели в здании вокзала в компании таких же страдающих повышенной тревожностью людей. Там нас и нашёл Артур Прохоров, приехавший на такси за четверть часа до посадки в вагон. Артурчик с ухмылкой посмотрел на наши чемоданы, поставил рядом с ними свою сумку.
— Вы только представьте, товарищи комсомольцы, — сказал он, — уже на этой неделе мы с вами увидим Высоцкого.
Непрезентабельный внешний вид нынешних советских поездов сегодня меня не удивил. Я уже насладился им во время летней поездки к морю. Вдохнул привычный запах поезда. Спокойно выслушал скрип и скрежет двери вагона. Посмотрел на раскрасневшиеся щёки выглянувшей наружу молодой проводницы. Почувствовал запах табачного дыма, вареных яиц, копчёной колбасы и жареной курицы. Проводница ловко спустилась по лесенке на перрон, скрипнула валенками по снегу. Поздоровалась с нами, выдохнула клубы пара.
В спину меня подтолкнул нетерпеливый Артурчик. Я сделал шаг вперёд — проводница запрокинула голову, доверчиво мне улыбнулась. Её тут же потеснили ринувшиеся в вагон нетерпеливые Кирилл и Наташа. Лена взобралась в вагон следом за подругой. Ей едва ли не на пятки наступал Артурчик. Я подмигнул проводнице (румянец у той на щеках стал заметно гуще и ярче). Забросил в вагон свою сумку (где её подхватил Артур Прохоров). Резво взобрался по ступеням с громоздким чемоданом Котовой в руке.
Споров на тему того, кто и на каких местах поедет, не было. Потому что я сразу заявил: «Мальчики сверху, а девочки снизу». Сказал, что усажу всех своих подопечных комсомольцев в седьмое купе («чтобы были на виду»), а сам поеду на верхней полке в шестом. Котова не порадовалась моему решению. Но согласилась с ним. Я прошёлся мимо зашторенных окошек по коридору. Добрался до приоткрытой двери, из-за которой звучали громкие голоса Тороповой и Артурчика. Замер в дверном проёме, поставил на пол чемодан.
При моём появлении споры в купе закончились. Комсомольцы привычно выполнили мои распоряжения: разложили по указанным мною местам сумки и чемоданы. Свои вещи я пристроил в этом же купе: решил, что не побеспокою пока соседей. Снял шапку и куртку, повесил их около двери. Уселся — потеснил Котову. Выслушал тихое хоровое «ура!», когда поезд дернулся, а за окном медленно поплыли в сторону привокзальные часы и здание новосоветского вокзала. Почувствовал, как пальцы Лены сжали мою руку.
Поезд едва отъехал от перрона, как к нам в купе наведалась проводница. Она взглядом посчитала нас по головам, выслушала мои объяснения о том, что «я из соседнего купе». Забрала у нас билеты, ловко сложила их и рассовала по кармашкам своей папки. Сразу же взяла с нас плату за пользование постельным бельём. Заявила, что принёсёт нам чай, если попросим — взглянула при этом мне в лицо. Я ответил ей, что с чаем определимся чуть позже. Проводница мне мило улыбнулась, не взглянула на сидевшую радом со мной Лену.
Проводница ушла, оставила дверь приоткрытой. Я повернул голову, посмотрел ей вслед и встретился взглядом с глазами проходившего по коридору подростка. Мы с парнем смотрели друг на друга примерно секунду. Тот показался мне хмурым и серьёзным. Именно таким я его и помнил. Подросток прошёл мимо — я услышал, как громыхнула дверь соседнего купе (того самого, в котором находилось моё двадцать четвёртое место). «Как интересно», — подумал я. Сообщил своим спутникам, что прогуляюсь: покажусь соседям.
Сказал Котовой:
— Иди за мной. Я тебя кое с кем познакомлю.
— С кем? — спросила Лена.
— Сейчас узнаешь.
Я вышел в коридор. Бросил взгляд через плечо — проверил, что Котова последовала за мной. Подошёл к шестому купе, постучал в дверь. Убедился, что Лена вышла в коридор, поманил её к себе рукой. Котова неуверенно улыбнулась, выполнила мою просьбу. Я взял её за руку и сдвинул дверь шестого купе в сторону. Услышал тихие голоса, которые тут же смолкли. Сидевшие в купе около стола люди повернули в мою сторону лица: два худых похожих друг на друга черноволосых подростка и женщина пенсионного возраста.
Я поздоровался с ними и порадовал известием, что я их сосед. Похлопал по верхней полке рукой, заявил: у меня билет на двадцать четвёртое место. Отметил, что и подростки, и женщина не пришли в восторг от моего сообщения. Только младший из парней (он смотрел на меня с любопытством) сдвинулся ближе к окну, словно освобождал для меня место. Второй парень (серьёзный и неприветливый с виду) скрестил на груди тонкие руки и нахмурился. Седовласая женщина улыбнулась и устало вздохнула.
Я чуть посторонился — взгляды моих соседей по купе сместились на замершую позади меня Котову.
— Знакомься, Лена, — сказал я. — Это братья Смирновы.
Подростки и женщина вновь перенесли фокус своего внимания: они снова уставились на меня.
— Вот это Павел. Ему четырнадцать лет.
Я показал на старшего парня.
— А это Никита. Ему уже исполнилось двенадцать.
Теперь я показал на младшего, который сидел под моим спальным местом.
— Здравствуйте, — произнесла Лена.
Седая женщина и подростки её словно не услышали — они не спускали с меня глаз.
— Откуда вы нас знаете? — спросил Паша. — Мы с вами знакомы?
Я почувствовал, как моё сердце при звуках его голоса пропустило удар. Парень смотрел на меня без испуга и словно вызывающе. Он убедил меня этим взглядом, что я не ошибся: передо мной сейчас действительно был тот самый Паша Смирнов, которого Артурчик прозвал Мирным за его колючий характер, и которому мы в тысяча девятьсот девяносто втором году поставили мраморный памятник в полный рост на Ваганьковском кладбище. На том памятнике Мирный смотрел хмуро, исподлобья: в точности, как делал это сейчас.
— Мы не знакомы, — ответил я. — Это фокус такой. Называется «чтение мыслей».
Поинтересовался:
— Так я угадал, парни? Вы Павлик и Никитка Смирновы из Москвы?
— Павел, — поправил меня старший из братьев Смирновых (он ненавидел, когда его называли «Павликом»).
— Угадали, — сказал Никита.
Он тут же удостоился недовольного взгляда от старшего брата.
Но не обратил на него внимания, спросил:
— А вы любые мысли умеете читать? Или только имена угадываете?
— Читать мысли невозможно, — ответила ему седая женщина.
Покачала головой. Я посмотрел на неё и догадался, от кого Мирный унаследовал свой знаменитый хмурый взгляд.
— Вы правы, — сказал я. — Это просто фокус. Как в цирке.
— А как вы его делаете? — сказал Никита. — Расскажите, пожалуйста!
Он не обращал внимания ни на брата, ни на седую женщину — пристально смотрел на меня.
— Это секрет, — тихо ответил я.
Поднял руки и заявил, что «может быть» свой секрет и раскрою. Но сделаю это точно не сейчас. Потому что в соседнем купе меня дожидались друзья. Пояснил: сюда я пришёл, чтобы ночью меня не приняли за грабителя, когда полезу на свою полку. Младший из братьев Смирновых улыбнулся в ответ на мою шутку — старший и бровью не повёл, как и сопровождавшая их женщина. Я улыбнулся, попятился в коридор и прикрыл дверь в купе, закрыл себя от пристальных взглядов черноволосых подростков и седой женщины.
Котова дёрнула меня за руку, вопросительно вскинула брови.
— Серёжа, что это за фокус такой? — спросила она. — Ты знаком с этими людьми? Как ты узнал их имена?
Я приложил палец к губам, отошёл от двери соседского купе — Котова последовала за мной.
Тихо сказал:
— Я видел только Павла Смирнова. Но выглядел он тогда лет на десять старше, чем сейчас.
— Старше? — спросила Лена. — Как такое может быть?
И тут же ответила на свой вопрос:
— Ты видел его во сне?
Она сжала мою руку.
— Я говорил тебе, что скоро погибнут дети. Помнишь?
Лена кивнула.
— Среди этих детей будет Никита Смирнов, — сказал я и указал на дверь шестого купе. — Мне об этом рассказал его старший брат Павел. И даже показал фотографию Никиты. На ней Никита был в точности, как сейчас: двенадцатилетним мальчишкой.
О той фотографии я вспомнил, едва только увидел пару минут назад Смирновых. Мирный всегда носил с собой чёрно-белую фотографию покойного младшего брата. В кармане около сердца. Часто смотрел на неё, несколько раз показывал её и мне, и Артурчику. Рассказывал нам, что чувствовал свою вину в смерти брата. С этой фотографией мы его и похоронили. Я лично сунул это фото, пропитанное Пашкиной кровью, ему в нагрудный карман пиджака. В фотографии тоже была дыра от пули, как и в груди Мирного.
— Но ведь… он не умрёт? — произнесла Лена. — Мы же с тобой его спасём? Как и других детей?
Она смотрела мне в глаза.
— Обязательно спасём, — ответил я. — В том числе и для этого мы с тобой сейчас едем в Москву.
— Это случится сейчас?
Котова напряглась. Я покачал головой.
— Нет. Весной. Но уже сейчас мы подготовимся к их будущему спасению. Я тебе объяснил, как. Всё будет хорошо.
— Серёжа, а что с ними случится? — спросила Лена. — Почему они умрут… могут умереть?
— Сейчас тебе об этом не скажу, — ответил я. — Рано. Но обещаю: ты прочтёшь рассказ Павла Смирнова сразу же, как только мы вернёмся из Москвы в Новосоветск.