Черный дембель. Часть 5

Глава 9

Бурцева вернулась в свою комнату. А вместе с ней туда же ушли Кирилл и Артурчик. Мой младший брат отправился к Наташе Тороповой. Прохоров вынул из куртки пачку сигарет и поплёлся на перекур: я курить в нашей комнате запретил, поэтому Артурчик дымил в комнате у девчонок (за компанию с Настей). Я подошёл к окну, взглянул на вечернюю Москву. Солнце уже спряталось за горизонтом. Но освещения даже в нынешней столице хватало, чтобы я рассмотрел и кремлёвскую стену, и купола собора.

В одиночестве я пробыл недолго. Услышал решительный стук, обернулся — дверь тут же приоткрылась.

Явилась Лена. Она поинтересовалась, действительно ли я разрешил Бурцевой чтение своих утренних записей.

Я махнул рукой.

— Дай ей блокнот, — ответил я. — Пусть читает.

— Уже дала, — сказала Лена.

Она вздохнула и заявила:

— Пойду, проконтролирую её. В том блокноте ведь не только твой сон. Но и те записи, которые Насте видеть не положено.

Котова поцеловала меня в губы и убежала к Бурцевой. Я улёгся на кровать, зевнул.

Сам себе признался, что устал сегодня от новых впечатлений: нынешняя Москва выглядела непривычно, будто искажённое отражение той Москвы, которую я помнил. Я прикинул, что именно находилось сейчас рядом с моим пока ещё не построенным домом. Бывшие владельцы моего земельного участка (как я вспомнил) хвастали, что по соседству с ними проживал когда-то Солженицын (на даче у Мстислава Ростроповича), и что именно там он писал свой «Архипелаг ГУЛАГ».

«Уже написал, — подумал я. — И укатил за границу». Слово «укатил» напомнило мне о моей коллекции автомобилей, оставшейся в подземном гараже где-то там, в пока ещё далёком будущем. Согласно моему завещанию они перешли в собственность детей и внуков Артура Прохорова. Мы вместе с Артурчиком прикидывали, кому из его потомков какой автомобиль отпишем, когда составляли моё завещание. Потому что других «родственников» у меня тогда не было.

Я почти задремал, когда в комнату ворвалась пропахшая табачным дымом Бурцева. Следом за ней вошла Котова.

Настя взмахнула блокнотом и заявила:

— Это… удивительно! Я не ожидала, Сергей, что у тебя такой образный и зрелый слог. Это… просто восхитительно! Как сказал Сократ: «В каждом человеке солнце. Только дай ему светить».

Она замерла рядом с моей кроватью, смотрела на меня широко открытыми глазами. Я взглянул на Лену — та пожала плечами.

— У тебя превосходное воображение, Сергей, — сказала Бурцева. — Я прочла твой сон на одном дыхании! Даже позабыла о том, что сидела с сигаретой в руке. Прости. Я слегка испачкала пеплом страницы.

Настя показала мне серо-коричневое пятно на странице — я подумал, что сегодня удачный день.

— Сергей, твои записи уже сейчас выглядят прекрасным черновиком будущего рассказа, — сообщила Анастасия. — Этот пожар в нашей гостинице — интересная придумка. У меня при мысли о нём до сих пор мурашки по коже пробегают. Люди охотно желают верить тому, чему желают верить, говорил Цезарь. Я в твой рассказ поверила с первых строк. Поверят и другие. Я даже в какую-то минуту подумала, что просто обязана срочно предупредить папу и дедушку… обо всём об этом.

Бурцева махнула блокнотом. И тут же прижала его к груди, словно великую ценность.

— У меня всё ещё звучат в ушах слова этого твоего пожарного, который прибыл сюда первым: «Тут номер пятый!» Представляю, как он смотрит на вырывавшиеся из окон гостиничных номеров языки пламени. Это замечательная находка: рассказ от лица обычного человека, якобы участвовавшего в этих событиях. Его рассказу я поверила — поверят и другие читатели. Особенно в эту твою выдумку о том, как связывали лестницы, чтобы попасть на верхние этажи гостиницы.

Настя покачала головой.

— А эта выдумка о том, что Аркадий Исаакович Райкин на полтора часа продлил свой концерт, чтобы около гостиницы не случилось столпотворение — это настоящая находка. Советские граждане обожают Райкина. Им такой сюжетный поворот понравится. Как говорится абсит инвидиа вэрбо — пусть сказанное не вызовет неприязни. Вот этот твой ход мне понравился: ты упомянул, что на пожар прибыли Устинов, Щёлоков, Андропов и даже сам товарищ Косыгин. Ты молодец.

Бурцева улыбнулась и тут же добавила:

— Но кое в чём, Сергей, ты просчитался. Во-первых, я бы в рассказе изменила дату пожара.

Она ткнула пальцем в блокнот, словно указывала на конкретное место в тексте.

— Сергей, ты написал, что пожар случился двадцать пятого февраля тысяча девятьсот семьдесят седьмого года. Эту дату в самом начале произнёс твой главный герой. Но я советую тебе перенести её лет на пять или на семь. Ведь это фантастический рассказ. В нём ты, якобы, описываешь будущее. А тысяча девятьсот семьдесят седьмой наступит буквально сразу, как только твой рассказ доберётся до читателей. И они подумают, что ты их обманул. Да! и пусть всё это случится после Летней Олимпиады в Москве.

Бурцева дёрнула плечом.

— И ещё, — произнесла она. — Серёжа, мой тебе совет: сделай концовку рассказа не такой мрачной. Твой герой упомянул, что на том пожаре погибли сорок три человека. Это неправильно. В нашей стране такого бы не произошло. Да и читатели в такой авторский произвол не поверят. Пусть уж лучше эти сорок человек не умрут, а получат ожоги. Вот это будет реалистично. Ведь тушением пожара, как ты написал, руководили Андропов и Косыгин. Наша жизнь есть то, что мы думаем о ней — это сказал Марк Аврелий.

Настя вздохнула. Улыбнулась.

— А ещё бы я немного поработала над текстом. Выбросила бы из него повторяющиеся слова и бесчисленные местоимения. Добавила бы красочных сравнений и вставила бы несколько метких цитат из работ Ленина. Сделала бы в рассказе акцент не только на подвиге советских пожарных, но и на умелом руководстве Юрия Владимировича и Алексея Николаевича. Тогда бы твой рассказ точно напечатали в журнале «Парус» или даже в «Юности». Но я бы сперва всё же показала его моему папе…

— Ты обещала, — напомнил я. — Помнишь? Отцу о содержании моих записей ни слова.

Я указал на Бурцеву пальцем. Настя кивнула.

— Конечно, — сказала она. — Никому ничего не скажу. Клянусь.

И тут же процитировала Аркадия Гайдара:

— Что это за непонятная страна, в которой даже такие малыши знают Военную Тайну и так крепко держат своё твёрдое слово?

В среду мы посетили Центральный универсальный магазин и «Пассаж». Там гости из Новосоветска уже не так бурно реагировали на «богатство» столичных витрин и прилавков. Вели себя относительно сдержано. Они не хватали с полок дефициты, а присматривались к ним и приценивались. Новосоветские комсомольцы сообразили, что в Москве эти товары не вызывали среди местных жителей ажиотаж. Даже девчонки сегодня не спешили с покупками (тем более что большую часть денег они потратили ещё вчера).

В итоге мы посетили два магазина, а не один, как вчера. Но всё равно вернулись вечером в гостиницу нагруженные покупками и уже морально подуставшие от шопинга. После ужина в ресторане Лена и Наташа даже заговорили о Красной площади (вчера мы по ней скорее пробежали, а не погуляли), вспомнили о существовании Третьяковской галереи и Мавзолея Владимира Ильича Ленина. Но их фантазии присмирил Кирилл, который твёрдо заявил, что завтра у нас на повестке дня Московский дом книги.

Утром в четверг мы после завтрака отправились на проспект Калинина (который я по привычке мысленно называл Новым Арбатом). Шли туда с превеликим удовольствием. Все. Кирилл и Наташа спешили за вожделенными книжными новинками. Котова и Бурцева тоже планировали, что подыщут в «самом большом книжном магазине страны» что-то интересное для себя. Я шёл поглазеть на сам магазин. Прохоров отправился вместе с нами, потому что рядом с книжным находился магазин «Мелодия».

В Доме книги Кирилл занял у меня «до стипендии» двадцать пять рублей. Потому что остаток своих денег он и Торопова потратили (пока ещё только мысленно) буквально за первый же час пребывания в заставленных книжными стеллажами залах. Я заподозрил, что СССР сейчас действительно самая читающая страна в мире, при виде той горы из книг, куда мой младший брат и Наташа всё ещё складировали свои будущие покупки. Напомнил Кириллу, что книги придётся не только читать, но и везти в Новосоветск.

В пятницу утром мы после завтрака отправились на Красную площадь. Прошлись мимо Мавзолея, прогулялись вдоль кремлёвской стены. Настя взвалила на себя роль нашего экскурсовода. Она болтала без умолку, буквально засыпала нас историческими фактами и цитатами о Москве из произведений советских и дореволюционных российских писателей. Мы пообедали пирожками в Александровском саду. А ближе к вечеру вернулись в гостиницу. Потому что на сегодняшний вечер у нас были билеты в театр.

До Театра сатиры мы доехали в такси. Не сунулись в метро. Потому что девчонки облачились в свои лучшие одеяния. Настя отвесила не один десяток комплиментов красному платью Котовой, которое Лена ещё и дополнила золотыми украшениями с рубинами. Похвалила она и наряд Тороповой (хотя Наташина блуза и чёрная юбка в сравнении платьем Лены смотрелись более чем скромно). Бурцева тоже принарядилась, словно на приём к королеве: в приталенное перламутровое платье. Мы с Кириллом надели пошитые осенью костюмы. Прохоров облачился в синие джинсовые штаны и рубашку — он единственный из нас выглядел «современно».

В театр мы вошли за полчаса до начала спектакля. Разделились по парам. На этот раз Бурцева шла под руку с Артурчиком. Настя здоровалась едва ли не со всеми встречными. А эти «встречные» называли её по имени и отвешивали ей комплименты. Перепадали комплименты и нам — особенно Котовой, в которой явно заподозрили представительницу нынешней «золотой» молодёжи. Я мысленно поставил «плюс» Марго. С фасоном платья для Лены она явно угадала. Гости театра то и дело задевали Котову взглядами. Женщины с почти нескрываемой завистью и интересом разглядывали наряд Лены. Мужчины плотоядно посматривали на фигуру Котовой.

Лена чужие взгляды словно не замечала. Она отвечала улыбкой на улыбки, комплиментами на комплименты. Не выглядела смущённой. Хотя я чувствовал, как она крепко сжимала мою руку: словно Лена боялась остаться среди этих людей в одиночестве. Вслед за Бурцевой и Прохоровым мы неторопливо прошли в зрительный зал. Спустились к своему ряду. Там я снова окунулся в уже знакомую атмосферу, которой наслаждался ещё в сентябре. Заметил, как заблестели глазища Котовой при виде театрального занавеса (прятавшего за собой сцену). Мне почудилось, что Лена затаила дыхание. Я улыбнулся. Потому что примерно на такую её реакцию и рассчитывал.

Артурчик шутил, Кирилл и Наташа шушукались, Бурцева сыпала историческими справками и цитатами из пьесы Гоголя. Котова молчала, лишь изредка невпопад кивала в ответ на вопросы, рассматривала занавес, лица зрителей, потолок зрительного зала. Она будто онемела в ожидании представления. Сверкала глазами, водила взглядом по сторонам, холодными пальцами сжимала мою руку. Она едва заметно, одними лишь уголками губ улыбалась мне, когда наши взгляды встречались. И вновь поворачивала лицо в сторону сцены. Поднялся занавес, музыка сменила ещё минуту назад звучавшие в зале голоса. На пока ещё слабо освещённой сцене появились актёры.

— Я пригласил вас, господа, — произнёс городничий (которого играл Анатолий Дмитриевич Папанов), — с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор.

Во время антракта я спросил у Лены, которая всё ещё заворожено смотрела на занавес:

— Ты хотела бы выйти на эту сцену?

Котова моргнула и взглянула на меня.

— Зачем? — спросила она.

— Чтобы быть по другую сторону занавеса. Участвовать в спектакле, а не смотреть на него из зала.

Лена неуверенно улыбнулась и сказала:

— Там такие актёры… Я рядом с ними выглядела бы глупой неумёхой.

— Это тебе так только кажется, — заверил я. — Ты бы прекрасно смотрелась рядом с ними.

— Эй, проснитесь! — окликнул нас Артурчик. — Мы сейчас в буфет идём. Пока там всё без нас не съели.

После спектакля Бурцева схватила Лену за руку и увела за кулисы. Нас они с собой не позвали — поэтому мы вместе с подавляющим большинством заряженных положительными эмоциями зрителей побрели к выходу из театра. Я пообещал Лене и Насте, что мы дождёмся их около входа в театр. Но у самого входа места для нас не нашлось: нас оттеснили едва ли не к углу здания. Наташа и Кирилл делились друг с другом впечатлениями о спектакле. Прохоров курил (первую сигарету он выкурил едва ли не в три затяжки, а вторую раскуривал неторопливо, выпускал клубы дыма поверх голов сновавших мимо театра советских граждан).

Котова и Бурцева задержались в театре на сорок минут.

За это время мы не отморозили носы, но уже рассуждали вслух о тёплом укрытии.

До гостиничного комплекса снова ехали в машинах такси.

Поздно вечером, в гостинице, Лена мне рассказывала, с кем из актёров Настя её сегодня познакомила. Перечислила имена и фамилии. Поделилась впечатлениями от общения со знаменитостями.

— Представляешь, Серёжа, — сказала она, — Ширвиндт и Миронов вспомнили, как подписывали для меня фотографию. Настя им меня представила. Они посмотрели на меня и воскликнули: «Так вы и есть та самая Лена⁈»

Котова мне сообщила, что завтра, в субботу, Бурцева познакомит её со своим отцом. Настя пригласила Котову к себе домой в гости: только её — нас (меня, Наташу, Кирилла и Артурчика) Бурцева в гости не позвала.

— Завтра там будет и лейтенант Елизаров, — шепнула Котова. — Настя сама мне об этом сказала.

В субботу Лена и Настя уехали из гостиницы на такси сразу после завтрака. Лишь на пару минут они заглянули перед этим в свой номер: там девчонки переоделись. Котова не нарядилась в красное платье — предпочла скромный наряд. Она поцеловала меня в щёку. Я пожелал ей удачи. Лена в ответ кивнула и показала мне скрещенные пальцы, будто отправлялась не в гости к подруге, а на сдачу важного и ответственного экзамена.

Мы попрощались с Настей и Леной — Артурчик побрёл в комнату девчонок на перекур. А я улёгся на кровать, положил на живот журнал «Техника молодёжи». Наблюдал за тем, как в нашем номере Кирилл и Наташа рассматривали купленные в прошедший четверг книги. Они спорили, смеялись. Шуршали страницами. Звенели монетами — ссыпали в общую кучу всю оставшуюся у них в закромах наличность и обсуждали, какие ещё книги они купят.

Я отметил, что Торопова и мой младший брат не делили книги на «мои» и «твои», словно те сейчас были их общим имуществом. Так же они считали и бюджет, который уже будто бы стал «семейным». Почти не спорили — скорее, вместе планировали. Я не вспомнил, были ли у них подобные отношения «тогда». Потому что в своей прошлой жизни я жизнью младшего брата и Тороповой не интересовался… до того дня, когда Кира арестовали.

После обеда я снова одолжил своему младшему брату деньги: десять рублей. Эту сумму я дал брату «до Наташиной стипендии» (Торопова кивнула, подтвердила долговые обязательства). Обрадованные моей щедростью Кирилл и Наташа снова повели меня в Московский дом книги. Пошёл вместе с нами и Прохоров. Но книжный его не заинтересовал. Артурчик отделился от нашей компании на проспекте Калинина: он свернул в магазин «Мелодия».

Десять рублей растворились в магазине за считанные минуты. Потому что с покупками Кирилл и Наташа определились ещё в гостинице. Но в «Россию» мы из Московского дома книги не пошли — снова отправились на Красную площадь, прогулялись мимо кремлёвских стен. Чуть позже я отвёл комсомольцев из Новосветска к зданию Библиотеки имени Ленина, рядом с которой пока ещё не сидел на камне печальный Фёдор Михайлович Достоевский.

Котова и Бурцева вернулись в гостиницу затемно. Девчонки поприветствовали нас, Бурцева передала мне устный «привет от папы». Настя отправилась на перекур вместе с Артурчиком, а Лена схватила меня за руку и вывела из комнаты.

Она отвела меня по коридору на десяток шагов от двери номера. Посмотрела мне в лицо, радостно улыбнулась. Я посмотрел в её глаза, вдохнул базовый аромат духов «Иоланта» и едва уловимый запашок коньячного спирта.

— Серёжа, я нашла его, — заявила Котова. — Представляешь? Нашла.

Лена улыбнулась, в радостном порыве обняла меня и расцеловала в щёки.

— Что ты нашла? — спросил я.

Котова приблизила губы к моему уху и прошептала:

— Поступок.