О задержании Кирилла в прошлой жизни я узнал третьего мая вечером. О нём мне и моим родителям сообщил Артурчик. Рассказал нам Прохоров и об убийстве семьи Тороповых (всех, кроме Наташиной мамы, которая на майские праздники уехала к своей матери в деревню). Артур тогда приехал в посёлок — первым делом заглянул во двор моих родителей. Сейчас я уже не помнил, чем именно я в тот день занимался. Но хорошо запомнил тот вечер, когда я примчался в отделение милиции, где содержали под стражей моего младшего брата.
В отделении я устроил небольшой погром, за который едва не схлопотал «реальный» срок вместо «условного», висевшего на мне с начала года (за избиение сына второго секретаря Новосоветского горкома КПСС). Моё так и не родившееся «дело» тогда замял приехавший на зов Артурчика дядя Саша Лемешев. Меня под утро отпустили. Но не моего брата. Дядя Саша тогда покачал головой и заявил, что Кирилла нам «не отмазать». Он сказал, что «скоро явятся из Москвы». Да и улик, что указывали на вину моего младшего брат, «слишком много».
Случившееся с Наташей Тороповой и её семьёй было трагедией. А вот то, что произошло с Кириллом, выглядело чередой нелепостей, случайностей и… чьим-то злым умыслом. Второго мая тысяча девятьсот семьдесят пятого года (в день убийства Тороповых) мой младший брат вместе с Артурчиком и дядей Сашей Лемешевым во второй половине дня уехали на рыбалку с ночёвкой (в тот самый дом, где в подполье я нашёл уже в этой жизни Илью Владимировича Прохорова). Но перед рыбалкой Кирилл побывал в квартире Наташи Тороповой.
Мой брат говорил, что приходил предупредить Наташу о той поездке. Потому что рыбалку Кирилл и Артурчик задумали едва ли не спонтанно, уже после того, как Торопова первого мая уехала к родителям. Третьего числа Кирилл и Наташа договорились, что встретятся утром. Поэтому мой младший брат и рванул к своей невесте: перенёс встречу на вечер — так он сказал не только мне, но и следователю на допросе. Он твердил, что пробыл в квартире семьи Тороповых «чуть больше получаса». Наташа в это время готовила обед, а её отец смотрел телевизор.
Кирилла видела соседка Тороповых, когда спускалась утром по ступеням. Как и когда Кир от Тороповых уходил — этого никто в тот день не заметил. Зато живший через стену от Наташиных родителей (но в соседнем подъезде) пенсионер слышал, как в квартире Тороповых ругались. Он чётко различил мужские голоса, которые спорили на повышенных тонах. И женский — Наташин — который пригрозил, что вызовет милицию. Один из мужских голосов (во время следственного эксперимента) показался пенсионеру похожим на голос моего младшего брата.
Следствие выяснило, что убийца явился в тот день в квартиру Тороповых один (об этом я Котовой не сказал). Предположили, что это был «крупный и сильный мужчина» (мой младший брат подошёл под это «описание»). Из оставленных в квартире следов и со слов соседа-пенсионера выяснили обстоятельства убийства и предшествовавшие ему события. Я выслушал предположения и выводы следствия во время судебных заседаний. Тогда они мне показались вполне логичными. За исключением того момента, что убийцей «назначили» Кирилла.
По версии следствия, убийцу в квартиру впустили хозяева (следов взлома на замке входной двери не обнаружили). Из этого заключили, что человек был либо хорошо знаком Тороповым, либо представился представителем власти (от этого варианта милиционеры отмахнулись, как от маловероятного). Человек прошёл в квартиру и вступил в спор с Наташиным отцом (в тот самый спор, который слышал проживавший по соседству с Тороповыми пенсионер). Спор перешёл в драку (экспертиза показала, что хозяина квартиры дважды ударили по лицу).
Далее последовала угроза со стороны явившейся из кухни Наташи (которая в это время варила обед) — прозвучали те самые слова, воспроизведённые после соседом: Торопова пообещала гостю, что вызовет милицию. Тогда (по версии следствия) и появился нож — его принесла из кухни Наташа, чистившая им овощи (она прибежала на звуки драки с ножом в руке и с неочищенной морковью, найденной потом на полу рядом с Наташиным телом). Действия в квартире сместились в прихожую, где на полке около настенного зеркала стоял телефонный аппарат.
Наташа добралась до телефона (на тумбе обнаружили следы от моркови). Но не позвонила. Потому что гость ударил её по лицу (на этот факт указала судмедэкспертиза). Следствие предположило, что Торопов бросился на защиту дочери… которая упала на пол и выронила из руки кухонный нож с прочным стальным лезвием. Беспорядок в прихожей намекал, что там случилась потасовка между гостем и Наташиным родителем. Но хозяин квартиры гостя не бил — следов от ударов на его руках не нашли. Мужчины боролись. Гость подобрал с пола в прихожей нож.
Торопова дважды ударили ножом в правую руку, ещё четыре удара пришлись в печень. Следствие предположило, что тогда и раздался «истошный» женский вопль, о котором после рассказал милиционерам сосед Тороповых (после этого вопля пожилой мужчина оделся и поспешил на автобусную остановку, где стояли таксофонные будки — вызвал наряд милиции). Наташу убили двумя точными ударами в сердце. Она будто оцепенела от страха, не мешала своему убийце прицелиться. Третьим получил ножевые удары выглянувший из своей комнаты семилетний Наташин брат.
Кирилла задержали, когда он третьего мая примчался (по возвращении с рыбалки) к дому Тороповых. Он наткнулся на опечатанную дверь Наташиной квартиры. Сам подошёл к милиционерам, опрашивавшим около подъезда жильцов. Поинтересовался, «что случилось». Соседи Тороповых тут же окрестили его Наташиным ухажёром: тем самым, кого видели в подъезде «тогда» (в день убийства). Сопротивления при задержании мой младший брат не оказал. Он добровольно отправился в отделение милиции. Где ему и предъявили обвинение в тройном убийстве.
В воскресенье утром в комнате Кирилла (в общежитии) и в доме наших родителей провели обыски. У родителей ничего «подозрительного» не нашли. Хотя я после прикидывал, что годился на роль злобного убийцы больше, чем мой младший брат. Но второго мая меня видели и слышали едва ли не все обитатели посёлка (тогда я знатно погулял) — времени на поездку к Наташиному дому у меня попросту не нашлось бы. А вот у Кирилла алиби не было. Более того: соседка второго мая действительно видела, как он поднимался на Наташин этаж.
У Кирилла в общежитии нашли футболку со следами Наташиной крови и «тот самый» завёрнутый в чужое полотенце кухонный нож. Кровь на футболке принадлежала Тороповой: этого не отрицал и Кирилл. Он сказал, что Наташа «разволновалась» во время разговора с ним, и у неё пошла носом кровь. Он доказывал, что подобное «бывало и раньше». Вот только Наташина мама и соседки Тороповой по общаге заявили: с Наташей подобного раньше не случалось. В этой (в новой) жизни ни я, ни Котова подобных случаев с кровью Тороповой пока тоже не замечали.
Кровь на белой футболке моего младшего брата «тогда» выглядела подозрительно (даже для меня). Но её там было мало: всего лишь одно пятно размером с пятикопеечную монету. А позже (в девяностых годах) я убедился, что «мясники», зарезавшие даже одного человека, обычно выглядели не столь опрятно. Поэтому и тогда, и сейчас я больше верил Кириллу, нежели его обвинителям. Да и пятно крови в те годы (насколько я сейчас помнил) почти не исследовали. Только определили группу крови, которая совпала с Наташиной. Но группа была далеко не редкой.
Главной уликой против Кирилла на суде стал окровавленный нож. Его обнаружили в комнате Кирилла и Артурчика (в шкафу с одеждой). Артурчику (как и мне) повезло: его алиби на время Наташиного убийства было «железным». А вот для Кирилла этот нож в шкафу (вместе с показанием соседки, кровью на футболке и тем фактом, что сосед-пенсионер «узнал» голос Кира) стал приговором. Никого на суде не удивил тот факт, что хранение в шкафу орудия убийства — идиотский поступок, свойственный только слабоумному и психически нездоровому человеку.
Я своего младшего брата слабоумным не считал, как не замечал у него и прочих психических отклонений (кроме наивности и излишней честности). Для меня этот нож в шкафу всегда выглядел наглой и откровенной «подставой». Об этом я во весь голос кричал и на судах (меня трижды выводили из зала). Я не сомневался в том, что нож Кириллу подбросили. Вот только тогда не представлял, кто это сделал. Хотя и предполагал, что мой брат стал жертвой «подставы» неслучайно: уж очень удобной кандидатурой он оказался. Удобной, в том числе и для следствия.
«Тройное убийство в Новосоветске» раскрыли в показательно короткий срок. Прибывшая из Москвы следственная группа на страницах городской газеты похвалила своих коллег за «хорошую работу». Милиционеры поделили награды, партийные работники отчитались «на самый верх» о результатах своих трудов во благо спокойствия жителей Новосоветска. Кирилла приговорили к «исключительной мере наказания» и в начале тысяча девятьсот семьдесят девятого года расстреляли. Моя мама слегла с инсультом. Отец запил. А я лишь каким-то чудом в то время не угодил в тюрьму.
После я осознал, что от «необдуманных действий» меня в те годы удерживала забота о родителях. Я понимал, что очередные «плохие» известия моя мама попросту не переживёт. Поэтому до перестройки я вёл себя относительно скромно. Пока были живы родители. Хотя и в те годы о Чёрном знали не только в Новосоветске. Вот только теперь (в новой жизни) у меня были иные планы на будущее. В которых расстрел Кирилла и убийство семьи Тороповых не значились. Да и Чёрный в этой реальности был иным: моя озлобленность на мир не исчезла, но она давно не руководила моими действиями.
Мой подход к «делам» со времён прошлой юности изменился. Я уже не мчался на своих врагов с шашкой наголо. И не приступал к «работе» без тщательной подготовки. Артурчик поговаривал, что «на старости лет» я стал осторожным и «слишком продуманным», не похожим на «прежнего» Чёрного. Но я давно уже сравнивал любой свой «бизнес» с изготовлением тортов. Помнил, что во всех делах, как и в кулинарии, важен правильный выбор «ингредиентов» и хорошее оборудование. Теперь я не допускал спешки. Уделял много времени и внимания подготовке.
Сегодня утром (проснувшись в квартире Уваровых) я отметил: подготовка к очередному «делу» вошла в завершающую стадию. Остались лишь финальные штрихи. Но и они уже значились в моём заранее заготовленном «рецепте».
Второго мая (за час до полудня) я приехал на мотоцикле к дому Тороповых. Наташины родители проживали в первом подъезде. Я к нему не поехал. Пристроил Братца Чижика в глубине двора под ветвями каштана, неподалёку от ароматного контейнера с мусором. Отсюда я прекрасно видел подходы к подъезду. Но меня здесь заметить Наташиным гостям было бы сложно. Я бросил в боковой прицеп мотошлем, зевнул. Пару минут наблюдал за тем, как сидевшие в центре двора за столом мужчины «забивали козла». Послушал споры игравшей в «ножички» (в десятке шагов от меня) ребятни. Потёр глаза и развернул взятую в квартире Уваровых газету («Советский спорт» за тридцатое апреля этого года).
Прочёл на первой странице газеты заметку «Чествуют чемпионов». Там сообщали: «Вчера в Москве в спортивном дворце ЦСКА в присутствии трёх тысяч зрителей состоялось чествование хоккеистов сборной СССР — 14-кратных чемпионов мира и 17-кратных чемпионов Европы. Под звуки популярной песни „Трус не играет в хоккей“ на льду появились герои Мюнхена и Дюссельдорфа…» Я пробежался по тексту заметки глазами. Узнал, что «за выдающиеся спортивные показатели в чемпионате мира и Европы 1975 года, проявленные высокие моральные качества, стойкость мужество и самоотверженность сборная СССР по хоккею награждается переходящим Красным знаменем ЦК ВЛКСМ».
Чтение не отвлекало меня от слежки за подъездом. Хотя я и представлял, что в ближайшие полтора часа ничего интересного (для меня) около дома Тороповых не увижу. Просмотрел газету в поисках отчёта о матче нынешнего Чемпионата СССР по футболу между московскими клубами «Спартак» и «Динамо». Коля мне утром сообщил, что москвичи сыграли между собой вничью. Но в газете об этом не было ни слова. Зато я нашёл заметку о том, что «соперники киевских динамовцев в предстоящем 14 мая в швейцарском городе Базеле футбольном матче розыгрыша Кубка обладателей кубков — футболисты будапештского „Ференцвароша“ выиграли очередной матч чемпионата Венгрии у команды „Печ“…»
Я улыбнулся: вспомнил, как смотрел вместе с папой в «том» мае матч между киевским «Динамо» и клубом «Ференцварош» из Будапешта. Финал Кубка обладателей кубков. На время матча мы с отцом даже позабыли о свалившихся на нашу семью неприятностях. Дружно вопили от радости, когда Владимир Онищенко забил первый гол. Радовались, и когда Онищенко ещё в первом тайме удвоил преимущество «Динамо». Нашему счастью не было предела после третьего гола в ворота «Ференцвароша». Его забил Олег Блохин, ставший лучшим бомбардиром Чемпионата СССР по футболу тысяча девятьсот семьдесят пятого года и вторым после Льва Яшина советским футболистом обладателем награды «Золотой мяч».
Я свернул газету в трубочку, посмотрел на часы. Провожал взглядом пролетавших над детской площадкой птиц и спешивших по своим делам пожилых женщин, помахивавших сетками-авоськами. Уже в прошлом месяце я догадался, кто именно сегодня явится в квартиру Тороповых. Его я сейчас и высматривал — не обращал внимания на случайных прохожих. Ни подростки, ни пенсионерки не вызывали у меня подозрения. Не подозревал в преступных намерениях я и игравших сейчас в домино мужчин (но не выпускал их из поля своего зрения — на всякий случай). За час до предполагаемого времени убийства я заметил шагавшего через двор человека. Невольно вскинул от удивления брови. Потому что узнал своего младшего брата.
Кирилл шагал через двор неторопливо и словно нехотя. Смотрел себе под ноги — не по сторонам. Выглядел задумчивым и печальным. Он шёл к Тороповым. Я в этом убедился, когда Кирилл вошёл в первый подъезд.
— Как интересно, — произнёс я.
И тихо спросил:
— Каким ветром тебя сюда занесло, малой?
Спросил я сам у себя. Потому что Кирилл меня, наверняка, не услышал. Мой младший брат сейчас уже поднимался по ступеням лестничных пролётов к квартире родителей Наташи Тороповой.
В подъезде, где находилась квартира Тороповых, мой младший брат пробыл тридцать семь минут (время я засёк по своим наручным часам). На улицу Кирилл вышел хмурый. Он нервно покусывал нижнюю губу. Прятал руки в оттопыренных карманах брюк. Меня Кир заметил не сразу. А лишь когда я его окликнул (с ветвей абрикоса, что рос около первого подъезда, вспорхнула стая испуганных звуками моего голоса и отчаянно чирикавших воробьёв). Кирилл обернулся, отыскал меня взглядом. Я прочёл удивление в его взгляде. Заметил, как Кирилл неуверенно улыбнулся. Переступил бордюр, шагнул на заасфальтированную дорожку, подошёл к брату.
Пробежался взглядом по его одежде. Заметил на боку белой футболки Кира бурое пятно: размером примерно с пятикопеечную монету. Там же, где оно было и «тогда». Пятно крови. Свежее.
— Серый? — сказал Кирилл. — Как ты здесь оказался?
Кир пристально посмотрел мне в глаза. Он не вынул из карманов руки. Я отметил, что Кирилл не прятал взгляд. Мой младший брат выглядел удивлённым, слегка смущённым. Но не испуганным.
— Лена попросила меня заглянуть к Тороповым, — ответил я. — Ну а ты-то, малой, здесь что делаешь? Или ты забыл, о чём мы с тобой договорились?