Из кухни доносился звонкий женский смех. Он и заставил Михаила очнуться. Или нет. Очнулся он ещё позавчера. А сегодня — проснулся. Михаил прислушался к организму — пожалуй, разбудили его в первую очередь естественные потребности, а не смех. Естество требовало. Теперь ещё встать бы и дойти. Очень уж не хочется ещё раз пережить тот стыд, когда женщины подсовывали ему утку, приспособив под это дело какую-то неглубокую посудину. Впрочем, «по-маленькому» — это вполне ничего. Хуже было позавчера, когда устраняли запор. Очнувшись от рези в животе, он через какое-то время сообразил, что болезненность — последствие высокой температуры. Высохло там всё. Пришлось терпеть и боль, и противные ощущения, и стыд.
Он решил было в тот день самостоятельно добраться до туалета, но не смог даже сесть. Пришлось терпеть. Зато сегодня сил явно прибавилось. Единственно что — вставать неудобно. Для свободного доступа к ране он лежал повреждённым боком к краю. Поворачиваясь на здоровую сторону, Михаил оказывался, так сказать, спиной к выходу. Кое-как удалось извернуться, спустить ноги с дивана, одновременно разворачиваясь. Рану всё-таки зацепил. На непроизвольное шипение прибежали жёны.
— Ну? И чего это удумал?! — Ольга грозно руки, подперев великолепную грудь третьего размера.
— Да, больной, вам прописан постельный режим! — Ирина ещё не отошла от рассказанного анекдота и продолжала шутить.
— Да идите вы с этим постельным режимом!
Раны в боку и руке продолжали пульсировать. Жгли болью, выводя из себя. Увидев обиду на лицах женщин, Михаил почувствовал, что переборщил. Пришлось сдать позиции:
— Да поймите вы, я лучше полчаса буду ползти до очка, чем снова…
Ольга отмахнулась:
— Как хочешь!
И обе отошли, наблюдая за его копошениями. Чувствовалось, что обида у них ещё не прошла: девушки решили отстраниться и не помогать. Впрочем, подступиться всё равно невозможно: единственная рука, за которую его можно поддержать, уже используется, а противоположный бок трогать нельзя. Так Михаил и полз от опоры к опоре, положив раненую руку на пояс, чтобы не бередить нежную плёнку только-только нарастающей кожи.
Несмотря на утреннюю прохладу, до туалета он добрался бледной лягушкой. Полученная вместо тряпки старая футболка промокла насквозь, пока он сидел на ведре и отдыхал, набираясь сил для обратного рывка. По окончании похода пришлось ещё раз просить что-нибудь, чем обтереться. Старшая фыркнула, но вынула хозяйственное полотенце. Мокрую футболку бросила на верёвку. Вот ещё — застирывать! Всего лишь жидкий пот, в нём и жира почти нет, высохнет — можно снова использовать.
Аккуратно устроившись на диване — теперь целым боком к краю, Михаил сумел, наконец, отдышаться. Лёгкая истома прокатилась волной, расслабляя мышцы. Даже боль отступила на мгновение.
— Я ещё поссс…
И вырубился.
Девушки переглянулись, одновременно приподняв брови, и приступили к обычным процедурам, которые по несколько раз на день повторяли вот уже неделю как. Сначала осмотр, потом чистка и смачивание. Чистка уже третий день, как не требовалась — из ран окончательно пропал гной. А какой ужас они пережили, когда обнаружили Михаила в первое утро без сознания, горящего от жара и с жёлто-красными разводами на повязках. Раны тогда протёрли, наложили новые бинты, но… Вечером ситуация только ухудшилась. А развязав повязки, девушки передёрнулись: по всему периметру раны приняли противный розово-серый оттенок. И запах — явно потянуло тухлятиной.
Взяв себя в руки, они решились на операцию. Остро отточенный и прокипячённый нож пластал омертвевшую ткань. Закончили часа за два, делая перерывы, чтобы продышаться, снова наточить нож на мелком оселке и прокипятить лезвие. Нашли ещё несколько щепочек и кусочков ткани, забившихся в раны. Всё смазали раствором зелёнки в самогоне. Флакончик единственный, так что решили сэкономить. Что будет, когда закончится даже такой слабый раствор — пока неизвестно.
Боясь повторного загнивания решили больше не бинтовать. Возможно, открытая рана лучше заживёт. Зажило. Быстрее или нет — непонятно. Но гной больше не появлялся, а раны через несколько дней затянулись розовой плёнкой. Правда, с этого момента появилась другая напасть — плёнка лопалась от любого движения и начинала кровить. Приходилось регулярно смачивать её, чтобы не высыхала.
Вместе с затянувшимися ранами пропал и жар. Теперь не приходилось каждые полчаса-час менять высыхающие тряпки на теле мужчины.
Со двора донеслось тоненькое ржание. «Гаря», — вспомнила Ирина. Присев возле спящего мужчины, девушка снова вспомнила тот первый день после неудачной охоты. Мало того, что не до конца опробованный муж валялся без сознания, а сосупружница двигалась с активностью вяленой рыбы, так задремавшую Ирину в обед разбудило ржание лошади. Когда Ира спустилась во двор, ржание перешло в сипение и хрип. Испуганная девушка заглянула за стенку сарайки и обнаружила лежащую на боку Лизку. Спускаясь, Ира предполагала, что лошадь испугалась какого-нибудь запаха. Той же медведицы, например. Но вид сине-зелёных внутренностей, вываливающихся из лошади, вверг девушку в ступор.
— Рожает… Наверно, вчерашние скачки сказались. А может, срок подошёл.
Голос Ольги за плечом заставил вздрогнуть. Девушка так ужаснулась открывшейся картине, что не заметила прихода подруги. Теперь Ирина поняла, что сине-зелёный пузырь, торчащий между ног лошади, это не кишки, на которые она насмотрелась за последние месяцы, а околоплодная оболочка. В простонародье — рубашка. А как она называется по-научному, девушка не могла вспомнить.
— Может, надо помочь?
— Не говори ерунды. Это ж не наши рафинированные скакуны. Это дикарка. Сама справится. И вообще, треснуть копытом может.
И действительно, роды завершились через несколько минут. Лиза сразу же перекусила пуповину. А ещё немного погодя новорождённый сбросил последние лоскуты амниона и встал на ноги.
— Я, конечно, роды не принимала, — заметила Ольга. — Но ещё бабка, а потом и мать, говорили, что скотина не должна есть послед. Следить, короче, надо.
— Послед? Это остатки плаценты, что ли? А почему есть нельзя?
— Да кто его знает! — Ольга махнула рукой и сразу же поморщилась от головной боли.
— Ладно, ты следи. — Продолжила она. — Вон, вилами отгребёшь в сторону. А я пойду, хотя бы цитрамону выпью. Или анальгин? Нет, аспирин и кофеин лучше справятся. Тут главное — усиленное кровообращение.
Бурча под нос доказательства превосходства одного лекарства над другим, женщина поползла вверх по лестнице.
— Я чайник поставлю, — обернулась она на ходу. — Наверняка понадобится.
Ирина присоединилась к Ольге через полчаса, сразу же налила себе чай. Она судорожно прихлёбывала напиток, время от времени сдерживая рвотные позывы. Потом успокаивалась, но через минуту снова стучала зубами.
— Какая же это гадость! — В очередной раз скривилась девушка. — Вилами эту дрянь не удалось подцепить. Я большую лопату использовала. Вынесла подальше, за… За поваленные деревья. Потом о траву вычищала. Бррр! А она вылизывает. Он весь такой склизкий, а она вылизывает. Фууу!
— Да успокойся уже! — Прикрикнула старшая. — Или тебя по щекам?
— Не надо по щекам. — Твёрдо ответила Ира.
— Ну, и хорошо. Жеребёнок как?
— Нормально. Титьку сосёт. Как бы его назвать?
— Может, Юрой? Как первого Гагарина. Тьфу ты! Как первого космонавта. Он же первый.
— Так ведь был уже один жеребёнок, — возразила Ирина.
— Не, там не щитово. — Ольга хлебнула настойки иван-чая и откинулась к стенке. — Это первый, рождённый в неволе. Изначально прирученный. То ещё достижение, но всё же…
— Тогда сразу назвать Гагариным. Всё-таки Юра — это имя, и когда-нибудь будет использовано. А фамилия Гагарин — вряд ли.
— Пусть так. Гагарин — так Гагарин.
В очередной раз Михаил пришёл в себя под завывание желудка. Организм напоминал, что неделю не жрамши.
— О… Гы… Кхм… Оля!.. — Наконец справился с пробкой в горле, и добавил: — Ира!
Обе снова сидели на кухне, занимаясь чем-то по хозяйству. А может, не хотели мешать ему разговорами. Но переборка между помещениями немного не доходила до потолка и звуки прекрасно гуляли туда и сюда.
— Чего тебе? — Жёсткий окрик старшей.
— Эээ… Поесть бы… — Потом прислушался к организму: — А лучше пожрать.
— Шуткуешь? — Ольга уже появилась в дверях. — Значит, выздоравливаешь. Ира, помоги ему сесть, а я пока подогрею.
И ушла. Пока женщина гремела посудой на кухне, он попытался устроиться за придвинутым к дивану столом.
— Нет… Так трудно очень. Ира, стул поставь, пожалуйста.
Переполз и расслабленно вытер испарину, откинувшись на спинку. Как раз пришла Ольга и девушки в четыре руки пододвинули стол вплотную к груди мужчины. Оголодавший хмуро посмотрел на выданную ему порцию: в бульоне плавали несколько жёлтых пятнышек жира, ещё в глубине угадывались пара кусочков картошки.
— Аааа… Мясца бы.
— Сам должен понимать, что сейчас нельзя. — Жёстко отрезала Ольга.
Ирина только развела руками. Впрочем, Михаил и сам вспомнил многократно встречавшиеся предупреждения: после голодовки пища должна быть легкоусвояемой. Куриный бульон подошёл бы лучше, но уж что имеем… А имеем копчёное мясо бизона. Или всё-таки зубра? Да какая разница? Говядина, короче.
Величина порции тоже не представляла чего-то грандиозного, и мужчина быстро расправился с ней, несмотря на слабость. Приятная тяжесть в животе растянула губы в глупой улыбке:
— Спасибо.
— Подожди спасибкать. Чай ещё. Ира, принеси.
— Угу.
Вскоре перед ним появилась кружка с отваром. Он настороженно принухался:
— Эт чего это?
— Иван-чай и мята.
— Ты не гони, мать. Тут ещё что-то. Вроде ёлкой пахнет.
Ольга кивнула:
— Хвоя для витаминов. И тысячелистник ещё. Он… Короче, он должен помогать при ранениях, как я поняла из справочника. Противовоспалительное, кровоостанавливающее.
Михаил поморщился, дзюргая горький отвар.
— Воды простой дайте, смыть эту гадость.
— Сначала выпей.
Вздохнув тяжко, тот приступил к самоистязанию. От горячего варева снова выступил пот. Наконец, оставив только одёнки, Михаил расслабился.
— Может, я обратно в кровать?
— Так иди, — удивилась старшая жена. — А, ну да. Ира, помоги стол отодвинуть.
Всё так же молчавшая девушка взялась за столешницу. Оставив быстро заснувшего пациента, ушли на кухню.
— Ты чего молчишь-то?
Ольга быстро разлила остатки супа по чашкам. В отличие от больного, им достались и куски мяса, и свежевыкопанный молодой картофель, и куча других овощей.
— Да так. Грустно что-то стало.
— Это ты брось. Еды пока хватает. К зиме дрова бы ещё подготовить. Но пока и этих хватит. А потом по снегу спиленные деревья притащим. И на охоту сходим. Мишка ведь выздоравливает. Сама видишь, что рана лучше стала.
— Угу… Тоскливо. Там мама…
Девушка неожиданно заревела в голос и прижалась к старшей подруге.
— Тише, тише… А впрочем, поплачь.
Услышав странные интонации, девушка подняла взгляд на Ольгу. Та сидела, запрокинув полные слёз глаза. Но влага всё-таки прорвала плотину и покатилась по щекам.
— Прости, — спохватилась Ирина. — Я тут разнылась, а у тебя там сын остался.
Ольга только кивнула, вытирая слёзы.
— Он… Он справится. Взрослый почти. А я просто расслабилась. — Она грустно улыбнулась. — Всё это время некогда было, а тут — дел почти нет, вот и растеклась, квашня. А потому — в огород!
Ольга припечатала ладонями по коленям и поднялась.
— Впрочем, сначала посуду помоем.
Мытьё посуды в каменном веке — занятие долгое и в чём-то даже опасное. Сначала надо разогреть воду почти до кипятка. Это обязательное условие. Иначе не отмыть. Жидкость для мытья посуды на днях закончилась — даже бутылку отмыли так, что запаха не осталось. Выкидывать не стали — пластик ещё годами служить будет. А проблему с мытьём Ольга решила древним, как говно мамонтов, способом — чем горячее вода, тем легче мыть. Только в детстве приходилось тряпку руками держать, а сейчас щётка с длинной ручкой есть. Непонятно, почему тогда никто не додумался намотать тряпку на палку? Странно и непонятно. Приходилось руки распаривать до красного цвета и противных складок, как у шарпея. И ведь был же пример — корыта для мытья обуви стояли возле каждого дома, а к ним в комплект подобная палка с тряпкой. В грязную воду никто не лез руками, а в горячую — изволь испортить ручки. Это не считая того, что можно обжечься о печку или обвариться кипятком.
— Так чего из-за трёх тарелок мучиться? — Заныла Ирина, вспомнив, сколько трудностей предстоит. — Может, вечером сразу всё вымоем?
— Пожалуй… — Согласилась Ольга. — Вот только засохнет ведь. А впрочем, можно замочить.
— Сейчас воды принесу! — Подорвалась Ира. — Тёпленькой, из-под солнышка.
— Ну, давай, давай… Лентяйка. — Усмехнулась Ольга в опустевший дверной проём.
Для натурального хозяйства, к которому переходило семейство, важно и за огородом следить, и скотину кормить. Происходи всё в современном мире, девушки просто разделились бы: одна — в огород, другая — на выпас. Но каждая боялась оставаться в одиночестве против всего мира. Ходили строго парой. Поэтому приходилось выкручиваться. В первый день пасли лошадь и косили траву. Часть ранее заготовленного и уже подсохшего сена тащили на волокушах домой. На второй день лошадь оставалась под крышей сарайки и кормилась вчерашними заготовками, а девушки шли пропалывать грядки и собирать урожай.
Вот и сегодня они подбросили сена коняжке и отправились к скале. Вытащили инструмент из специально построенного шалашика — чтобы поутру росой не мочило. Оглядели поле деятельности. Не всё ещё выросло. Например, капуста с морковкой ещё не готова. А вот помидоры, перцы, огурцы, кабачки — они быстро тянулись и вызревали на ярком летнем солнце. После тяжёлой мясной диеты девушки ежедневно наслаждались салатами. Вызывал опасение только один вопрос: как хранить? С одной стороны такое количество посадок позволяло есть только с грядки, без гипотетического магазина. Кустов росло так много, что Ольга даже выбрала несколько с самыми красивыми, крупными и аккуратными плодами — на семена. Теперь с них ничего не срывали — выбранные помидоры, огурцы и прочее зрели «на корню». Для чего их даже оградили от полива, потому что в последней стадии созревания полив наоборот — вреден. Потом полузавядшие плоды будут высушены, а семена вышелушены.
С другой стороны, отсутствие соли вызывало сомнение, что удастся зимой поесть консервированные помидоры или огурцы. Некоторые рецепты можно попробовать совсем без соли. Например, сварить кабачковую икру и томат-пасту. Пастеризованные и закатанные в банки продукты должны долго прожить. Капуста тоже может закваситься без проблем. Кое-что, как зелень и перцы с ягодами, можно засушить. Но для огурцов ни Ольга, ни Ирина подобных рецептов не знали. Впрочем, огурцы — сплошная вода, с ними можно не мучиться. Ягод тоже ещё не было. За ними девушки хотели сходить на днях — на кустах как раз только сухие малина и жимолость остались.
Прошлись тяпками по мелкой траве, успевшей проклюнуться между кустами. Ольге в очередной раз вспомнилась утерянная при переносе теплица, в которой Михаил соорудил высокие — по пояс — грядки.
— Мы же туда машину перегноя привезли. Эх, хорошо! Идёшь спокойно, кланяться каждой травинке не надо. Глубина грядок с полметра. А внизу — полки для инструментов, удобрений и прочего.
— Да-а-а, хорошо бы так.
Ира не стала напоминать, что эту речь она слушает регулярно весь последний месяц. Хочет человек помечтать, да и ладно.
Собрав очередную партию созревших овощей, засветло вернулись домой. Михаил ещё не проснулся после первого за много дней приёма пищи. Шум возвратившихся девушек как раз разбудил его.
Сами поели и мужчину покормили.
Стопку посуды, хоть и устали, решили не оставлять на завтра. Разогрели воду всё на той же буржуйке-коптильне. Помыли в кипятке, потом ополоснули дважды и вытерли чистым полотенцем. Всё по канонам, выученным в детстве. И сами ополоснулись в конце трудового дня.
Через пару суток общая слабость прошла и Михаил смог выбраться во двор. Хотелось сделать то, ради чего отправились в поход. Из-за чего он получил раны, а жена — сотрясение мозга. Да, правую руку надо всё ещё беречь, но кое-что можно и одной сделать. Тем более он никогда не мучился, если сподручней было поработать левой рукой. Амбидекстер — не амбидекстер, но многие вещи Михаил мог делать обеими руками. Разве что писать не получалось. Хотя, если потренировался… Но смысла не видел заморачиваться.
Сейчас мужчина хотел провести подготовительные работы. А именно — проварить рога. Жёны обещали вернуться с огорода сразу после полудня. Тогда все вместе вычистят подготовленные рога и засунут их в станок для правильного изгиба.
Засунув большой палец за ремень — чтобы не дёргать руку, нарубил и натаскал дров. Уже проверенным способом утопил в тазу заготовки и сел поддерживать огонь.
К обеду Михаил весь извёлся: девушки обещали вернуться, но всё ещё отсутствовали. Он уже вышел со двора в лес. Хотел проверить, может, что-то случилось. В этот момент обе, наконец-то, появились.
— Девочки, вы так больше не пугайте! Полдень уж наступил, а вас всё нет.
— Да чего ты испугался? — Хмыкнула Ольга.
— Как чего? Хищники всякие…
— Какие? Здесь территория Машки. Никого больше нет. Даже волки наши умотали куда-то. А чужие опасаются.
— Всякое может случиться. Могут случайно забрести… Ладно! Давайте рога обработаем, они уже совсем готовы.
— А обед? — Удивилась Ирина.
— Лучше сейчас всё сделать. Боюсь, испортятся, если переварить.
Вздохнув, девушки прошли к печке, надевая на ходу толстые рукавицы.
— Фу-у-у! Ну, и вонизма!
Вопль прозвучал почти одновременно. Михаил только пожал плечами. В этом вопросе он ничего изменить не мог.
Работа заняла меньше часа — и рога в этот раз вываривались дольше, и технология уже отработана. Михаил поменял только профиль деревяшки, на которую насадили рога. Сделал её плоской, чтобы плечи арбалета за счёт формы получились менее жёсткими, чем в прошлый раз.
Ещё три дня ушло на выстругивание приклада. Приходилось зажимать деревяшку в тисках и работать ножом одной рукой. Это было трудоёмко, но просто. Трудности начались, когда приходилось сверлить. Особенно заготовку спусковой скобы. Девушки в этом деле тоже не смогли помочь. Женские руки оказались не способны жёстко держать дрель. После долгих раздумий Михаил сумел приделать к верстаку деревянные направляющие с переносными тисками. Теперь дрель крепилась в основные тисы, и девушки по очереди крутили ручку. А Михаил плавно двигал закреплённую в маленьких тисках заготовку.
Он думал, что изготовление тетивы тоже задаст ему задачку. Но к этому времени бок основательно зажил. Хотя всё болело, но придерживать правой рукой плоскогубцы стало возможным.
Дело продвигалось медленно, но верно. На восьмой день Михаил отложил готовый агрегат и переключился на стрелы. Через две полноценных смены он остановился на шестнадцати снарядах.
— Пожалуй, хватит. Принимайте товар!
Арбалет и пучок стрел заняли место на летнем столе перед ужинающими девушками. Нетерпеливые амазонки решили, что еда может и подождать. А вот испытания — вещь срочная. Первая стрела пробила доску забора, после чего ту пришлось расколоть. Иначе при вытаскивании попортили бы либо наконечник, либо оперенье.
— Давайте на этом закончим, — остановил тренировку Михаил. — Завтра всё равно на пастбище идти. Вот там постреляете в склон обрыва. Ирина со вздохом протянула уже взведённый, но не заряженный арбалет.
— А можно…
Михаил переглянулся с женой.
— Ой, да стреляй уже! — Махнула Ольга.
Через секунду пришлось ломать ещё одну доску забора.
Через шесть дней, после активных тренировок, девушки могли попасть в мишень размером с ладонь на расстоянии двадцати метров и в две ладони — с пятидесяти. Они и раньше стреляли прилично, в отличие от Михаила, каждая стрела у которого уходила на плюс-минус пять метров во все стороны. До ранения ещё можно было говорить о попадании в слона с двадцати шагов. Теперь же даже прицеливание с левого, здорового плеча давалось с трудом, а каждый выстрел отдавался в покорёженном боку. Взводить же арбалет вообще не получалось.
Для определения величины натяжения Михаил пошёл немного другим путём, чем в прошлый раз. Когда оружие оказалось полностью готово, кроме спусковой скобы, девушки попытались натянуть арбалет изо всех сил. Сначала Ирина, потом Ольга. Михаил отметил, докуда у них получилось. Здесь будут два из трёх выступов, за которые будет цепляться тетива. Затем Михаил отступил ещё раз на то же расстояние, нарисовал место третьего зацепа — гипотетически он сможет натянуть до этой отметки, когда выздоровеет. В прошлый раз все три точки он отмечал сам, только на основании своих сил. Привлечение девушек позволило не только обойти вопрос больной руки, но и отметить мощность лука конкретно под пользователей.
Уже расчерчивая спусковую скобу, мужчина понял, что третью точку натяжения придётся убрать. Точнее, перенести в это место ось. Плоский профиль рогов сделал их более гибкими, и шаг натяжения получился гораздо больше, чем в прошлый раз. Для плавности спуска требовалось уменьшить эту сторону, что получалось лишь за счёт отказа от третьей точки натяжения.
Всё это время Михаил не забывал о ранении. Да и как забудешь, если болит, не переставая. Уже на третий день он понял, что раны начинает стягивать. Рубцы, если им позволить, могут обездвижить всю сторону. Ежедневно с утра и вечером он старательно разглаживал все узлы, преодолевая боль. Новая кожа, мало того, что пока ещё тоненькая и болезненно-нежная, так она наросла прямо на мышцах, сковывала их. Неизвестно, появится ли в дальнейшем скользящая жировая прослойка, но сейчас каждое движение давалось только через боль — приходилось растягивать едва зажившие раны. Подъём руки, сгибание и разгибание локтя — всё шло медленно и через муки.
Немного помогала баня. Но и разогревать приходилось очень осторожно. Это только кажется, что рёбра ничем не прикрыты. Под нормальной кожей достаточно жира и мяса, чтобы разогрев шёл плавно и равномерно. Сейчас же голая кость болезненно реагировала, разнося жар вглубь лёгких. Ощущение от клеймения удавалось снять только регулярным поливанием. Чтобы не занести заразу, в воде запаривали чистотел — его сок прекрасно справляется со всякой гадостью. В чистом виде даже выжигают всякие бородавки. На зиму тоже запасы сделали: Ольга не поленилась и собрала на покосе веники из этой и других трав, что удалось идентифицировать.
Понимая, что с арбалетом у него не получается, Михаил переключился на тренировки с копьём: махи во все стороны, упор пятки в землю при прямом нападении. Метать оружие он отказался после первого же раза — для этого надо напрягать весь корпус, но из-за болей работать в полную силу не получалось.