Дождь лил ещё почти неделю. Температура держалась в районе десяти-двенадцати градусов, позволяя проветрить овощную яму — не выстужая её, и спустить вниз урожай. И только потом потоки воды ослабли. Одновременно температура покатилась вниз. Выждав ещё сутки, Михаил собрал экспедицию на чердак. Возможно, уже завтра градусник покажет ниже ноля. Тогда работать с раствором не получится.
Ольге стало откровенно лень ползать по приставным лестницам и глотать пыль на чердаке.
— Зачем нам-то идти? Ты что, один не справишься?
— Без вас труднее. Банально нужно свечку держать. А лучше — сразу несколько.
— Фонарь же был.
— У фонаря акум сел. Я сейчас проверял.
Ирина решила поддержать мужа.
— Оля! Я иду. Знаешь, как интересно полазить среди старых вещей.
— Да что там смотреть? Ничего особенного… Ладно, я с вами. А то знаю вас. Только оставь вдвоём — работы не дождёсии.
Путь не занял много времени, хотя залезали медленно, оберегая каждый своё: мужчина — повреждённые рёбра, девушки — пока ещё незаметную беременность.
— Вот! А ты говорила «ничего особенного». Смотри, какое весло. Только какое-то неудобное…
Ирина крутила в руках верхнюю часть прялки. Ольга улыбнулась неграмотности городской жительницы в вопросах деревенского быта.
— Это не весло. Вон ту деревяшку достань. Вот, это две части прялки. Смотри, это «весло» называется «лопасть» или «лопата» и вставляется сюда… Сюда… Не получилось. Короче, это «копыл», на нём сидят, чтобы прялка не двигалась. А лопасть перед лицом, на неё крепят кудель — это большой пук шерсти. Ну, там нить вытягиваешь, веретеном крутишь…
— А! Поняла. Это я видела в сказках. Только там лопасть красивая: резная и разукрашенная.
— Ну, у нас простая, деревенская. Как ты сказала — веслом.
— Так, кудельницы-рукодельницы! — Донёсся голос мужа. — Вы куда должны светить?
— Ой! Извини.
Девушки повернулись обратно к трубе. В каждой руке они держали чашки с зажжёнными свечами. Их приходилось держать на весу. Как сказал Михаил — чтобы огонь не зацепил пыль или паутину. В чашках же — для экономии. Парафин не успевает весь выгорать, а ведь его можно на новые свечки пустить.
Девушки подошли поближе. Здесь, возле трубы, было слишком далеко до единственного источника света — двери, через которую залезали внутрь. Мужчина ходил кругами и рассматривал перекошенную трубу, но ничего не делал. Только хмыкал и угукал. Это было совершенно непонятно, а потому — неинтересно. Ира поманила Ольгу, и когда та наклонилась, зашептала супруге на ухо:
— Давай возьмём… эту… прялку. Я хочу попробовать нитки делать.
— Да взять-то можно. А шерсть где возьмёшь? И вряд ли получится нить сделать. Из шерсти только пряжа получится.
— Какая разница, как называется? Нить или пряжа… А шерсть у Лизки состригу. Вон как заросла.
— Ну, хорошо. Только надо веретено найти, оно где-то в ящиках серванта лежало. А вот где чесалки — не помню.
— Чесалки я в конюшне несколько лет назад видел. — Михаил обронил фразу, не отвлекаясь от осмотра трубы.
— Ты сколько любоваться там будешь? — Проворчала Ольга. — Не отвлекайся! Хотя, за чесалки спасибо. Если они ещё целы.
— А я уже закончил.
Девушки развернулись к выходу.
— Э… Вы куда?
— Ну, ты же закончил.
— Закончил осматривать. Дело не закончено. В принципе, нам повезло. Выбило несколько рядов кладки, но выше и ниже труба цела. Убрать осколки, выровнять, замазать — до весны простоит. А может, и дольше.
— И когда доделаешь?
— Сегодня-завтра.
Если бы Михаилу требовалось готовить всё с нуля, то работа могла затянуться на месяц или больше: выкопать глину, замочить, промыть от камешков; отстоять, постоянно сливая лишнюю воду; песок высушить и просеять. И только после этого делается раствор. А его тоже требуется проверить: высушить образец и посмотреть, чтобы не трескался и не рассыпался. Но, к счастью для всех, у него сохранилось немного правильного раствора после ремонта печи. Надо только развести — и пользуйся.
Поэтому уже к вечеру основная работа была завершена. На следующий день Михаил только обмазал трубу жидкой штукатуркой из того же раствора — запечатать мелкие дырки и трещины. Через неделю повторить — тогда точно пожар не опасен.
Ещё два дня — и дождь сошёл на морось, а потом и вовсе исчез. Температура каждый день падала, пока к воскресенью четырнадцатого числа пятого месяца (второго ноября по старому стилю) не ударил первый морозец. Впервые за много дней выглянуло солнце, даря праздничное настроение. Как раз в этот день у Ирины появилась обновка — Михаил отремонтировал прялку. Растрескавшиеся чесалки тоже пришлось укреплять.
Яркое солнышко в окошке, внезапно найденная работа по душе — девушке так понравилось это ощущение, что она целый день занималась только пряжей. Остригла Лизку — постоит в тёплом подвале, пока снова не обрастёт.
— Оля, а шерсть можно мыть в горячей воде?
— Нет-нет, только в тёплой. — Женщина ответила автоматом и только через несколько минут до неё дошла ситуация. — Стой! Ты это новую шерсть собралась стирать?
А Ирина уже готовила в тазике воду нужной температуры.
— Ну, да.
— Отставить! Если постираешь сейчас, то прясть неудобно будет — ты все выделения, от которых волоски клеятся, смоешь мылом. А если неудачно постираешь, то вообще получишь комок войлока, а не шерсть. Лучше готовую вещь постирать.
— Понятно. Дальше-то что с этим делать?
— Берёшь чесалки — и чешешь, чешешь, чешешь.
Чесалки были похожи на большие расчёски-массажки с короткими проволочными зубьями-крючочками. Ольга оторвала клок шерсти, положила на одну чесалку и провела другой.
— Поняла?
— Поняла. А как долго?
— Пока не уберётся весь мусор, все катышки. Шерсть должна стать равномерной и ровной.
Женщина, рассказывая, продолжала работать руками.
— Вот, готово… Куда бы положить. Газетку расстели.
Пока Ира искала газету, Ольга расчесала ещё два клочка и выложила на подоконник.
— Ну, вот. Всё понятно?
— Вроде.
— Тогда держи, а у меня книжка интересная.
Ольга не ленилась, как можно подумать. Но вся работа составляла час-полтора утром и столько же вечером. И делилась на двоих, а иногда и на троих. Из скотины только лошадь с жеребёнком. Заниматься хлебом, как обычно в деревне, не требуется. Молоко тоже не надо доить. Вся еда — полуфабрикаты из мяса или овощей. Максимум, что требуется — разогреть, а захочется жиденького супчика — бросить в кипяток и немного поварить. Водяным отоплением занимался муж, что у него тоже много времени не занимало. Вот и пытались развлекаться, как получалось. Всё чаще стали замечать, что организм требует не просто работы для рук, а чего-то душевного. Хотя бы пения. Вот и сейчас Ольга с Ириной, занимаясь каждая своим, что-то мурлыкали под нос.
К вечеру на газетке скопилась приличная горка расчёсанной шерсти. Пришлось даже переехать с подоконника на стол. А под ногами у девушки и вокруг неё — не меньшая гора всякого мусора и пыли.
— Ну, что, девчонки? Чем ужинать будем?
Михаил зашёл в дом, хлопнула дверь…
— А-а-апчхи!
— Апчхи!
— Апчхи! Ух!
— Пчхи! Да чтоб тебя. Пчхи!
— Хва-а-чхи! Не двигайтесь! — Ольга застыла сама и остановила других. — Миша, пока не зашёл в комнату, найди на кухне половую тряпку, намочи её и давай сюда.
Весь остаток вечера убирали в комнате. Пыль от шерсти залепила всё: пол, сервант, стол, подоконники. Обивку дивана тоже пришлось протереть мокрой тряпкой. Последний раз отжав тряпки и умывшись, девушки присели за стол.
— Вот теперь можно спать ложиться, — устало улыбнулась Ира.
— Без ужина я не лягу. Что там наш благоверный настряпал, интересно?
— А что он обычно делает? — Улыбнулась Ирина.
— Ну, да. Картошка, мясо и немного овощей. Миша! Ужин готов?
Михаил, как только речь зашла о внезапной капитальной уборке, отговорился готовкой ужина. Есть, ведь, все захотят, а чтобы готовить — девушки уже будут без сил. Но, раз уж он отлынивал при уборке, то ужином решил удивить.
— Так… Что тут у нас? — Голодные девушки потёрли ладошки.
— Новое блюдо: шуба под рыбой.
— Это как? И… Это же роллы. О, и палочки принёс. Но ведь риса у нас не было…
— Они не из риса.
Ира повернула тарелку, рассматривая:
— Похоже, что здесь картошка… Ну, я же говорила, — она посмотрела на старшую жену, — что у Миши все блюда с картошкой. Так, дальше… В центре — это, наверно, свекла и морковка. Так?
— Угу… И сверху — пластинки из той большой рыбины.
— Вкус, конечно, какой-то странный. Какой-то немного солёно-пресно-прогорклый. Ты что сюда добавил?
— Ну… Надо же было чем-то закреплять… Пришлось в свеклу и морковь добавить топлёного жира.
— Фу-у-у! — Ирина передёрнулась. — А что, по-другому никак?
— Я пробовал. Картошка держится, а остальное расползается. А жир, когда остынет, немного держит. Да вы в соус попробуйте макать. Тоже странный вкус, но острота всё перебивает.
— А из чего соус? — Ольга настороженно помешала ложкой белую жижу с красными вкраплениями, принюхалась. — Чую чеснок и острый перец. Но почему белая?
Мужчина засмущался.
— Вы интересовались, чего Лизка ржала. Так вот, я умудрился надоить полстакана молока.
— Она тебя там не затоптала?
— Я привязал. И ноги, и голову. Ещё и хвост пришлось. Всё время по лицу бил. Да вы не бойтесь, — успокоил он жён. — Молоко кипячёное. Просто оно очень сладкое, и соус получился странноватый.
— Ничо так, — вынесла вердикт Ольга. — Съедобно. Хоть и странно.
Ира поддакнула:
— Если привыкнуть, то что-то в этом есть. И это даже можно есть. Читала я, из чего евреи свой цимес готовят — та ещё шняга. Овощи, сливочное масло и сахар. Бр-р-р! А тут по-своему вкусно. Ты сам-то пробовал?
— Конечно. Не понравилось бы — выкинул. Если вам всё-таки не нравится — я таки выкину.
— Я тебе выкину! — Ольга замахнулась палочками. — Не видишь, что ли: мы едим.
Ирина закивала с набитым ртом:
— Угум… Гооф луфая пыпава.
— Чего?
— Голод, говорю, лучшая приправа. Но действительно вкусно. Просто сочетание непривычное. А с молоком — вообще герой. Я бы побоялась к кормящей лошади подойти.
— Кстати, о лошадях. Конюшню я проконопатил. Можно переселять. Об этом как раз хотел сказать, когда зашёл.
— И устроил вместо этого генеральную уборку, — усмехнулась Ольга. — Короче, Ира, с шерстью надо в другом месте работать.
Михаил предложил:
— Так давайте в прирубе устроим мастерскую. Я бы пилил-строгал, а вы своё рукоделье. Давно уже думал об этом. Зимой ведь холодно на улице работать.
Ира покачала головой:
— Нет, та комната на закат. Большинство времени в ней темно. А здесь — окна с трёх сторон.
— Ну, хорошо, и что предлагаешь? — Ольга нахмурилась. — Нам всем туда переселяться, что ли?
— А почему бы и нет? Если в спальне только спать, то нам места хватит. А здесь можно всем работать. Миша верстак поставит, мы за столом.
— Хорошо, я согласна. — Ольга кивнула. — Завтра, тогда, и займёмся.
— Завтра я хотел на Скалу сходить. Дожди кончились, подморозило. Надо осмотреться, что происходит вокруг.
— Да, сходить надо. Ну, что, Ира? Пока придётся отложить пряжу.
Ира возразила:
— А мне кажется, что на Скалу идти рано. Сейчас температура чуть ниже ноля — ещё слишком скользко, лёд покрыт водой. Вот замёрзнет окончательно, тогда и сходим. Но и шерстью заниматься не хочу. Честно говоря, я морально надорвалась перебирать. Никакого желания не осталось шерстью заниматься. Может, через несколько дней вернусь. Нам ведь всё равно не к спеху?
— Конечно. Как говорит наш вождь — работа должна быть в охотку.
— Я разве так говорил?
— Ну, что-то такое. Что перетруждаться не надо. Всё, давайте спать ложиться. Завтра большой переезд.
Через десять минут Михаил погасил свечу и нырнул под одеяло.
— Спокойной ночи!
— Угу, спокойной…
— Спокойной ночи… Мой господин. Хи-хи.
— Твою же! Ира, не беси.
— Да спите вы уже, — проворчала сонная Ольга.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Кто бы мог подумать, что переезд из комнаты в комнату может так затянуться. Сначала освободили место в маленькой комнате: Разобрали и утащили под сарайку старую железную кровать, которая тут стояла. Шкафы переехали в большую комнату. Переехали… Это только говорится просто. А их надо сначала освободить и разобрать — слишком уж тяжёлые ДСП в советской мебели, сплошной клей, а не стружка. Повезло хоть, что конструкция разборная, на уголках. Куда тяжелее с сервантом — это два огромных тяжеленных ящика, склеенных в ласточкин хвост, и окрашенных толстым слоем полировки. Но до него ещё далеко.
Шкафы переехали. Их так и бросили, не собирая. Из шкафных панелей Михаил хотел соорудить стеллажи для материалов и инструментов. Всё лёгкое, поэтому ДСП должны выдержать. Ещё в прирубе, не считая цветов, обитала тумбочка со старым телевизором и пара стульев. Телевизор ушёл на консервацию в подполье. Тумбочку тоже пока убрали, как и цветы — может вселятся обратно, а может и нет.
Потом девушки приступили к тому, ради чего активно домогались до мужа — полному мытью помещения.
— Да, блин! Вы офигели что ли? Я думал — сегодня закончим. Давайте в другой раз.
Ольга пресекла нытьё в самом начале.
— В другой раз — это когда? Ещё немного, и нам будет трудно заниматься уборкой. А потолок? Надо его отмыть, пока мебели нет. И вообще, наступили морозы, надо всю пыль смыть. Тогда до весны большой грязи не будет.
— Так это ж сколько воды таскать!
— Много. И всё на тебе. Мы распаренные будем, нам опасно — продует ещё.
Ира в кои-то веки спелась со старшей женой и добавила нагрузку:
— Насчёт распаренности… Баня вечером не помешала бы.
— Понял… — Михаил вздохнул и поплёлся на выход.
Закончили уборку только к вечеру. Девушки отмыли всё: пол, потолок, люстру, крашенные стены, окна. Потолок неожиданно посветлел — он как-то незаметно закоптился за годы. Дым отопления, вырываюшийся из подвала, за много лет превратил его из белого в жёлто-серый. Заменили шторы и вытрясли половики. Пыльные шторы тоже похлопали и отложили до лета — уж на стирку муж не согласился.
— Вот тепло станет, тогда и займёмся: чем таскать дека- и гектолитры воды, лучше сразу возле бочага стирать.
— Ну, ладно… — Ольга готова была всё постирать, несмотря на трудности. — Давай тогда, люстру обратно вешай, и продолжим.
— Зачем? — Спросила Ирина.
— Зачем продолжать?
— Зачем вешать. Смысла в ней нет. Разве что для красоты. Я бы ещё и провода сняла. Только мешаются. А появится электричество — можно достать и использовать.
— Провода лучше не дёргать, — возразил мужчина. — Изоляция за многие годы высохла. Начну сворачивать-разворачивать — потрескается и рассыплется. Лучше пусть так и висят. Потребуются — перенесу в прямом виде.
— Но люстру давайте упакуем, пусть лежит до лучших времён.
— Пусть, — согласилась старшая. — А её можно на чердак? А то телевизор ты на мороз не разрешил, пришлось в подвале ставить.
— Люстру можно. И выключатели с разетками постепенно сниму, им тоже пофик на мороз или жару. Лишь бы не сырость.
— Ну, на чердаке не сыро.
После помойки занялись переносом мебели. И начали с койкомест. Так как ночевать решили уже на новом месте, то спальные места тоже подверглись экзекуции. Пока девушки мыли-драили, Михаил избивал кровать и диван. Пыли внутри обивки накопилось предостаточно. Чтобы не заморачиваться вытаскиванием мебели на улицу (что нереально — болезненность в рёбрах оставалась), он раскочегарил отопление и открыл окна. Трубы чуть не закипели — упустил процесс. Зато в доме запахло сухостью даже с открытыми настежь окнами — стены за лето успели накопить влагу.
В этот день, кроме дивана с кроватью, ничего перетаскивать не стали. И без этого вымотались. Зато вечером легли в пахнущей чистым воздухом комнате, на чистую кровать со свежим бельём, и сами помытые и отпаренные.
Если Михаил думал, что на этом трудный этап закончится (а он так думал), то жестоко ошибался. Во-первых, он забыл про сервант. Только этот гроб стоил семье кучу пролитого пота… И бухты порванных нервов — лично ему. Девушки не дали просто перетаскать вещи. Нет, каждую мелочь, каждую безделушку они отмыли в тёплой воде с мылом, а потом прополоскали в холодной. И начался АД. Как там у Высоцкого? «Я ненавижу… Когда железом по стеклу!»
Почти так — девушки всё стекло: раздвижные витрины, полки, хрусталь, а так же фарфоровый набор — всё-всё-всё протирали старыми газетами.
Вот-вот: «…или когда ГАЗЕТОЙ по стеклу!»
Не выдержав табуна мурашек по всему телу, некоторые размером с гуся — вот не вру! — Михаил взвыл в голос и выскочил из дома. Девушки проводили его зловещим смехом.
Через два часа жёны нашли его гуляющим с лошадьми и долго уверяли, что они закончили. И что осталось только перетащить сервант в маленькую комнату. Почти не обманули. Просто никто не подумал, что только что отмытый сервант после переноса окажется заляпан потными пальцами. И вот, когда ничего не подозревающий…
Короче, Михаил только расслабился на диване после таскания тяжестей, когда его подбросило от скрипа — девушки в четыре руки заново протирали стекло и полировку. Мужчине оставалось только покрыть их матом и ретироваться. Ответом ему снова был тонкий колокольчик смеха одной жены и буйное ржание другой.
Составление обратно фарфора и хрусталя, складывание вещей в другие отсеки — всё это надолго. Чтобы не мучиться зряшным ожиданием Михаил занялся изготовлением стеллажей из старых шкафов. Параллельно топил баню — вечером снова будут пыльные и потные.
Без циркулярки, лобзика, шуруповёрта — этих электрических помощников — дело двигалось неспешно. Хорошо хоть, он не вздумал в своё время брать крутой электронный уровень. Красиво, конечно, когда всё подсвечено лазером. Но непрактично при отсутствии электричества. Мужчина отмерил от бруса первую из восьми стоек и приступил к выравниванию по вертикали, когда в его уши ворвался скрип.
Взвыв, он обернулся. Пока глава семейства столярничал, ничего не замечая, его жёны успели загрузить сервант, а теперь освободили трельяж и… Правильно! Вымыли его и протирали газетами.
— Да почему вы в той комнате не могли его помыть?!
На что ему в два голоса зачитали короткий список, что:
— Во-первых, мы испачкали бы свежеотмытый пол.
— Во-вторых, нам скучно без мужа. А здесь можно посмотреть, как ты работаешь.
— И в-третьих, ты так смешно дёргаешься и воешь от скрипа!
И смех в голос! В два голоса.
Насчёт «посмотреть» — это они правы. От физической работы Михаила распарило и он скинул рабочую тужурку. За лето мужчина сбросил жирок, мышцы немного налились. Посмотреть было на что. Учитывая, что перед глазами женской части населения только он, то даже жуткие багровые шрамы во всю правую сторону, не отталкивали. Михаил почувствовал себя как зверушка в зоопарке. Устроили, блин, бесплатный просмотр. Насупленный вождь молча вышел в тамбур, накинул куртку и взялся за копьё.
— Миш! Ты куда? — Ольга, на правах старшей, спросила первая.
— Пойду, проверю лошадок.
— Чего их проверять? — Ира пожала плечами. — Их из окошка видно.
С утра Лизку привязали на внешнем дворе, поставили корыто с водой и бросили немного сена: как подъест траву и кусты, так перейдёт к сухпайку.
— Значит, притащу сена с покоса. — Не растерялся мужчина.
— И много ты притащишь? В твоём-то состоянии.
Ольга откровенно насмехалась. А вот Ира забеспокоилась.
— Миша, не ходи один. Сам же говорил о безопасности.
— Но сено действительно надо притащить.
— Оль, давай закончим с этой зеркальной тумбочкой и сходим? Честно говоря, надоело уже мыть.
— О'кей! Миша, помоги утащить трельяж. И смотаемся, пока не стемнело.
На следующий день Михаил взбунтовался: они уже третий день мучаются с переездом из комнаты в комнату, а конца этому не видно. В принципе, комната в прирубе обставлена. Теперь надо облагораживать большую комнату, переквалифицированную в мастерскую. А такая работа — не на день и не на два. Он мастерскую под сарайкой год за годом улучшает, и конца-края этому не видно.
— Значит, сегодня на Скалу? — Уточнила старшая жена.
— Да. Температура окончательно устаканилась. Как упала до минус восьми, так и держится который день.
Жена кивнула.
— Пойдём, Ир. Соберём поесть.
Михаил всю дорогу поглядывал на женщину подозрительным взглядом: чего это она такая покладистая? Ольга даже забеспокоилась, принялась осматривать себя: может дырка где. Наконец, не выдержала:
— Ты чего?
— Да так, просто… — Мужчина отвёл взгляд.
В этот момент Скала проглянула между деревьев.
— Ё-маё!
И дальше — маты в три горла, кто на что горазд.
Путь на вершину Скалы в этот раз будет явно не прост. Лёгкая прогулка, как они считали, не задалась. Прошедшие дожди и наступившие резко морозы — офигеть какой коктейль. Родник и ручей пока не замёрзли, но весь пригорок возле Скалы представлял сплошной гололёд. Уже на этом этапе пришлось затормозить на пол дня. Требовалось прорубить ступени в склоне, чтобы добраться до подножия Скалы — слишком сгладилась горка во время осенних ливней, а потом и вовсе замёрзла катком. На такой выверт судьбы они не рассчитывали. Пришлось возвращаться за инструментом, а потом долбить ломиком и жегалом этот долбанный склон.
На этом мучения только начинались. Второй этап — откалывание льда на скальных ступенях. Потоки воды, стекая с вершины, намёрзли панцирем, не давая ни зацепиться за верхнюю ступень, ни оттолкнуться от нижней. Больше полусотни метров ледяных уступов, какие-то всего по полметра, какие-то — по грудь. Каждый надо было освободить от ледяного плена. И если с вертикальной стороной всё просто — сбить наросты и сосульки не представляет труда. То каждый горизонт давался упорным размахиванием железа. В хозяйстве как раз существовал для подобных случаев старый тупой топорик.
Удача, если попадалась ступень с тонким слоем льда. Тогда удавалось быстро добраться до каменного основания, сбить весь лёд и продолжить путь. Но если воды намёрзло много, тогда работа превращалась в муторную каторгу. Вырубить несколько глубоких канавок, за которые можно зацепиться. Вычистить от осколков — чтобы руки не скользили. Потом кому-нибудь помогали забраться наверх, и он (или она) уже долбили жегалом в полный рост. Только очистив практически всю площадку, становилось возможным забраться выше.
Да, для срочного осмотра можно было бы залезть хоть как-то. Но на вершину требуется ходить регулярно (не для простого же любопытства они туда лезут, хотя и ради любопытства тоже). А значит, и дорога должна быть удобной. Стоило также учитывать риск поскользнуться на обледенелых ступенях, упасть и переломать кости. Лучше медленно, но верно.
Только к вечеру семейству удалось добраться до вершины Скалы. Уставшие, но гордые от проделанной работы, они смотрели на замерший пейзаж. Солнцу оставалось ещё пара ладоней до горизонта, и мужчина с девушками мог осмотреть округу во всех подробностях. Только подробности их не радовали.
— Никого.
Михаил передал подзорную трубу по цепочке. Сначала Ольга, а потом Ирина, пытались рассмотреть хоть что-то на равнине между перелесками.
— Никого.
— Надеюсь, это только на время межсезонья. — Нахмурился глава семьи. — Если звери ушли от гнуса и проливных дождей, то должны вернуться.
Ольга тоже обмозговывала ситуацию:
— Придётся пересчитать запасы. Особенно мяса. Рпзделить примерно до весны.
— Но на разведку по округе сходим. Вдруг у них маршрут поменялся. И вообще, хотели ведь экспедицию на восток замутить. Вот и проверим.
Молодая уточнила:
— А когда пойдём? Нам…
Михаил успокоил:
— Пойдём, пока вам не тяжело. Не тяжело с расчётом сроков возвращения — чтобы и назад спокойно дойти. Сколько у вас уже беременность? Месяца три?
— Четыре, — кивнула Ольга. — У Иры начало пятнадцатой недели, у меня — конец.
— Конец той же пятнадцатой недели?
— Ага.
Ира растерянно переспросила:
— Подожди, у меня получалась тринадцать недель.
— Ты просто не рожала ещё.
Не давая возразить, продолжила:
— Дело не в разнице организмов, а в знаниях. Просто я уже сталкивалась. Гинекологи ставят сроки примерно на две недели раньше. Именно тогда происходит зачатие. А не во весь срок между менструациями. Короче, поверь — так и есть.
— Хорошо, хорошо. — Прервал стрёмный для него разговор мужчина. — Ты лучше скажи, сколько до того времени, когда трудно и опасно в экспедицию идти.
— Опасно может быть на любом сроке. Слышал, что кладут на сохранение?
— Что-то такое говорили про сестру.
— Это когда существует опасность выкидыша или преждевременных родов. Особенно опасно тем, кто первый раз рожает. — Она кивнула на младшую. — Но всё индивидуально. Я со Славкой спокойно на работу ездила, пока живот не начал мешать.
— То есть, лучше вообще никуда не ходить? — Уточнил муж.
— Почему же? Без соли организму плохо. Беременным — тем более. Только затягивать с выходом не стоит. Сейчас самый спокойный период. А вся жесть начнётся недель через пять. Дефицит кальция, гормоны попрут рекой. Кстати, надо что-то с кальцием придумать. Оставаться без зубов или поломать ноги неохота.
— Пять недель… Значит, у нас меньше месяца на всё про всё. Это я накидываю двойную проблему Ирины. Она маленькая и хрупкая, и рожает первый раз.
— Блин, сама не ожидала, что выходить требуется ещё вчера. — Удивилась Ольга.
Вождь подвёл итоги:
— Тогда завтра же готовимся к походу. Два дня. Я успею поставить на лыжи какой-нибудь короб, чтобы соль везти. Если повезёт, конечно, с солью.
— Готовь двое саней, — поправила жена. — И вещи тащить. И, если что, часть добычи сохранится.
— Давайте возвращаться! Темнеет.
Ира уже стояла в начале спуска.