Четверо в каменном веке. Том 2

Глава 18 Роды

Михаил плавал в Паратунке[20]. Как же давно он здесь не был! И вот сподобился. Теперь рассекает по широкому, открытому в звёздное небо бассейну. Оттолкнуться от деревянного бортика — и до другой стороны. Вдоль, потом поперёк, и снова вдоль. Стоял лёгкий морозец и волосы на голове постоянно застывали. Приходилось время от времени окунать её, чтобы не совсем уж задубеть. А сверху снежок падает… Михаил наплавался и решил лечь на воду. Никогда не получалось, но тут решил попробовать. Вода в источниках минеральная, плотность выше, а значит — может получиться. Он расслабился, раскинул свободно руки и ноги…

— Ми-и-и-ша-а…

Приятно так, вода накатывает мелкими волнами через грудь.

— Ми-и-и-ша-а…

Кто зовёт, интересно? Не охота открывать глаза. Подождут.

— Сапегин, твою мать!

Вопль над ухом заставил затрепыхаться, мужчина начал тонуть. Но тут же всплыл, разбрасывая волны… из одеяла.

— Сапегин! Полундра! У Иринки воды отошли.

Сон моментально слетел. Михаил огляделся. Ольга с деловым видом помогала устраиваться Ирине в полусидячем положении. А та, откинувшись на подушки, пребывала в прострации. Ещё вчера ей было хоть и тяжело, но уже почти привычно. Сейчас же в глубине живота нарастало непонятное напряжение. Как будто все кишки разом решили сжаться.

Не успел Михаил понять что — к чему, как из подвала выглянула Йв.

— Начялося.

— Знаю, — откликнулась Ольга. — Ты вчера говорила.

— Савсема начялося.

— Предсказательница, блин! — Проворчал Михаил, пытаясь оттереть липкие руки о простыню.

Не до разговоров ему сейчас было. Только руками дело не ограничивалось. Вроде вылилось-то немного, но вляпался он капитально — от колен до самого пояса какие-то сопли размазаны. Липнет так, что можно обмотаться тряпкой и не завязывать — так будет висеть. Теперь понятно, почему бассейн снился. Тепло, сыро стало в постельке. Кайфово, короче.

— Я сейчас обкакаюсь! — Запаниковала Ира.

— Не пи*ди! — Как всегда, при волнении и нервотрёпке Ольга не следила за языком. — Обосрёшься ты позже. А сейчас это у тебя матка начинает готовиться. Первые потуги.

Потом Ольга решила всё-таки провести осмотр пациентки:

— Так, я сейчас. Руки помою и проверим, как у тебя с раскрытием. Никуда не уходи!

— Да куда я денусь! — Усмехнулась Ира в спину «убежавшей» Ольге.

Та, тоже на последнем месяце, передвигалась со скоростью улитки. Как и беременная неандерталка — и эта могла только переваливаться потихонечку.

Михаилу надоело бесполезное занятие по оттиранию рук и, прихватив из серванта маленькое полотенце, он потопал к умывальнику — смыть всю эту гадость.

Жена уже шуршала навстречу.

— Готовь воду и простыни, — бросила на ходу.

Михаил молча кивнул, посторонившись. Весь процесс обговаривался уже много раз. Всю зиму… Всю зиму! Женщины клевали ему мозг, как и что нужно будет делать. И чем ближе к срокам, тем чаще повторяли. Ольга вспоминала и собственный опыт, и всё, что ей говорили врачи или другие рожавшие женщины. И каждый раз инструктаж повторялся в расширенном виде с самого начала.

С усилием стянув липнущие к заднице (и переднице, что оказалось несколько болезненно) трусы, он быстренько подмылся и побежал переодеваться. Ирина всё так же сидела в прострации, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Только ноги раздвинула, да так и не сдвинула после осмотра. Рядом, на другом краю кровати, шёл консилиум. Ольга обсуждала детали с поднявшейся из подвала Йв.

Об этом он не подумал — что придётся голым скакать перед чужой женщиной. Прикрывшись руками, Михаил скользнул к серванту и, быстро схватив чистые трусы, оделся.

— Раскрытие среднее, — услышал он слова жены. — Так что, Миш, не спеши. Успеешь ещё. Часов шесть у нас есть до первых настоящих схваток.

— А сейчас что? Фальшивые? — Ирина говорила, каждый раз резко выдыхая. — Крутит в животе.

— Крутит — это ещё не схватки. Вот когда у тебя всё внутри колом встанет — тогда да. Ну, даже если ребёнок шустрее окажешься, то по-любому часа три есть.

Михаил решил, что нефик греть уши, пора заняться делом — и ушёл на кухню. Снял с печи и сцедил отстоявшуюся со вчерашнего вечера воду. Близость известняковых скал делало воду очень жёсткой — в ней после кипячения выпадал осадок в несколько миллиметров. Вот и приходилось кипятить накануне, а утром аккуратно сцеживать, стараясь не взбаламутить. Так и не запущенное в полную силу отопление медленно наполнялось в том числе и из-за жесткой воды, а не потому что Михаил ленился. Если не очистить воду заранее, то осадок отложится в трубах. Вот и получилось, что батареи он наполнил только к весне.

Пара вёдер остывшей кипячёной воды осталась здесь, а вторую пару Михаил поволок вниз в подвал к Йв и Галё. Неандертальцы переехали в дом через пару недель после Старого Нового Года. Морозы становились всё резче, в бане следить за отоплением становилось всё труднее. Вроде протопишь, но выдувает через несколько часов. Одно дело попариться — тогда и натопить можно сильнее, и падение температуры к утру не так актуально.

Так что, как только ноги Галё более-менее зажили, его перетащили в подвал. Большую комнату, снова приспособленную под общую мастерскую, Михаилу стало жалко отдавать дикарям. Поэтому он активно агитировал жён не селить аборигенов наверху. А потом вообще оказалось, что неандертальцам жарко, когда топится русская печь — а она как раз выходит боком в большую комнату. Зато подвальная температура в пятнадцать градусов оказалась для них вполне комфортной. Во всём плюсы получились: и мастерская осталась, и баня освободилась, и живут ребята — не сравнить с пещерой.

Но сегодня им придётся попотеть. Для нужд роженицы требуется горячая вода и прокалённые простыни. Утюга, чтобы их дезинфицировать, нету. Приходится выкручиваться чистыми противнями, на которых и будут жариться простыни. Именно поэтому задействована подвальная печь — из-за большой плиты, на которой много чего можно разместить.

Спустившись, Михаил по привычке поморщился. Не то, чтобы запах совсем нетерпимый, но отличается от человеческого, немного другой. Хотя за прошедшее время неандертальцы приучились мыться, поэтому того резкого амбре уже нет. И пища у всех пятерых примерно похожа. А это тоже влияет. И всё-таки Михаил чувствовал отличия. Как раньше, придя к кому-то в гости, ощущал неприятный запах чужого дома. Мало того — если один большой род жил семьями по разным домам, но они постоянно ходили друг к другу в гости, то и запахи были примерно одинаковы. Пусть Ольга не поверила, когда он однажды рассказал ей об этом — но он всегда отмечал, если запах в чьём-то доме нравился или не нравился. Из этого зачастую строил отношения.

Вот и Галё с Йв пока отличались по запаху, хотя уже вливались в семью. Или наоборот — уже почти похожи, потому что живут вместе.

Галё, как и его жена, уже не спал. Сидел, вырезал что-то подаренным на Новый Год ножом. Парень уже вполне сносно ходил по горизонтали. Даже костыли, на которых рассекал зимой, уже не нужны. А вот подниматься и спускаться пока тяжело. Да и по ровному месту требуется опираться на посох. Вот и пришлось разрешить работать внизу.

— Галё, ты Лизку утром кормил?

Парень поскрёб ножом поделку, сдул мусор и только потом ответил:

— Лизка есть траву. Недалеко.

Недалеко для неандертальцев, как выяснили опытным путём — это за пределами зрения, но меньше часа ходьбы. То есть, может быть возле Скалы или на западном берегу Медвежьего озера. Может быть и на ягодной поляне. Но тут Михаил вспомнил о другом условии — за пределами зрения. То есть, с таким же успехом, лошадь может гулять где-то во дворе. Такая уж градация дальностей у местного населения.

Если до цели можно дотянуться рукой, то она рядом. Если же она дальше, но в пределах видимости, то цель близко. А вот если цель не видно, но идти недолго, то получается, что недалеко. Ну, а «далеко» — это всё, что дальше часа ходьбы. Примерно часа.

Михаил решил всё-таки уточнить расстояние:

— Сколько шагов?

Галё на несколько секунд прикрыл глаза, прямо в памяти отмеряя шаги. Ответил на неандертальском — на русском аборигены пока умели считать только в пределах пяти, а потом путались в падежах. Да Михаил и не настаивал. Всё равно даже по-русски ребята пытались считать в неандертальской системе счисления. А это такая путаница! Галё разразился чередой цифр. Потом подумал и добавил:

— От тебя на три шага меньше.

«Так. Рука без одного рук. Нет мѣлнѣт — это пара рук, а не одна рука. Рука без одного — четыре. Четыре пары рук, то есть 40. И ещё рука с двумя. Итого 47. Делим пополам — шаги у них мельче человеческих. 23–24 метра. Или, если от меня, 20–21 метр. Это же сразу за воротами!» Только решив задачку, Михаил понял, что ему быстрее было бы просто выйти за ворота.

— А что ты вырезаешь? — Решил он поинтересоваться у паренька.

— Вы резаешь?

— Режешь? Что ты режешь? Что будет?

— Это берёза кусок. Будет хранить мальчик.

Покрутив падежи так и сяк, Михаил переспросил:

— Хранитель для мальчика? Почему ты решил, что родится мальчик?

Галё по-простецки пожал плечами.

— Йв говорить.

— Йв, значит, сказала… — Пробурчал Михаил под нос. — Всё-то она знает.

Странности с юной девушкой, почти девочкой, в отношении невидимых вещей стали понемногу проявляться в течение зимы. Первый раз это случилось, когда Михаил отправился на охоту. Сам отправился. Аборигены, конечно, были не в курсе, а вот жёны только усмехались: слепой и криворукий мазила решил удивить добычей?

Не удивить он хотел, а помочь. Неандертальцы жили в их семье уже почти два месяца, когда у них стала заметна непонятная вялость. День ото дня двум дикарям становилось хуже. Сначала просто вялость, потом слабость. Первой задумалась Ольга, случайно заметив, что у Йв внезапно развилась куриная слепота. Самым логичным было предположить, что в организме чего-то не хватает. Витаминов или микроэлементов. Возможно, у них всегда такая апатия зимой. Но наверняка беременность и сломанные ноги усугубили состояние. Но чем подкармливать? Во-первых, парочка не признавала практически ничего, кроме мяса и рыбы. Ещё могли пожевать лук с чесноком. Почти не ели ни один из корнеплодов. Картошку, морковку, свеклу — не более, чем тот же лук. А такие витаминные блюда, как квашенную капусту или солёные огурцы с помидорами — вообще не переносили. Проносило их, бедных.

Вопрос с витаминами встал очень остро. Языковой барьер к этому времени почти сошёл на нет. Так что допрос провели основательный. Ольга с Ириной терроризировали Йв, а Михаил насел на парня. Трудно выпытывать у человека что-то, если он не понимает сути происходящего и не знает, что отвечать. Пришлось долго выслушивать (из-за слабости интервьюируемых) о жизни в племени. Но по капельке, по маленьким оговоркам удалось найти зацепку.

Все, абсолютно все местные жители регулярно ели сырое мясо или хотя бы пили свежую кровь. Когда это сложилось в мозгу, Михаил вспомнил некоторые заметки о разнице в составе сырого и приготовленного мяса, а также об усвояемости того и другого. Других вариантов они не нашли, так что пришлось цепляться за этот. Правда, требовалось сходить за добычей, ведь все мясные продукты в кладовой прошли термообработку. Вот Михаил и попёрся. А перед выходом, ради шутки, спросил:

— Что скажете? Далеко ли мне идти за хорошей добычей? И в какую сторону?

Жёны посмеялись немного и только решили в шутку послать куда-нибудь, как их перебила Йв.

— Туда не ходи, плохо будет. — Ткнула она в одну сторону, потом показала в другую: — Туда ходи, хорошее мясо найдёшь. К вечеру вернёшься.

— Хорошо, — усмехнулся охотник, повторяя жесты неандерталки. — Туда не пойду. А пойду, значит, туда. А если туда или туда?

Та только пожала плечами.

— Ни хорошо, ни плохо.

«Туда» — это куда-то на норд-норд-вест, чуть западнее цепочки озёр.

А «не туда» — это наоборот, почти ровно на восток. «Совсем не туда» — это оставшиеся направления — запад и юг. Забавно, конечно. «Ты сюда не ходи, ты туда ходи». Михаилу как-то без разницы было, куда отправляться. Но осмотреться всё-таки стоило. Вышел он перед самым рассветом и сразу полез на Скалу. Сумерки уже позволяли разглядеть путь наверх. А когда добрался до вершины, из-за горизонта как раз показались первые лучи Солнца. Первым делом он глянул «не туда». Интересно же. Насмехаться над «предсказательницей» сразу расхотелось. Будь он внизу, то никогда не смог бы разглядеть опасность на востоке, против света встающего Солнца. Но здесь, на высоте, глаза не слепило, а на белизне снежного наста чётко прорисовывались толстые вытянутые тени волков. В эту сторону действительно не стоило идти. В одиночку от стаи не отбиться. Всё-таки зима и волки голодные.

А что же «туда»? Там, левее Скального озера, бродило несколько мелких травоядных. Отсюда можно было рассмотреть только рога среднего изгиба — между почти прямыми козлиными и закрученными в спираль бараньими. Ну, вот и пойдём в этом направлении. Михаил ещё несколько раз осмотрел окрестности, проверяя наличие опасностей, и отправился к козлобаранам невнятной ориентации.

Забавно и немного странно оказалось то, что Йв угадала как со временем — вернулся он к вечеру, так и с добычей…

До рубежа стрельбы охотник добрался всего за час. По мелкому — чуть выше щиколотки — снегу можно было бы идти даже пешком. Но на лыжах — совсем другая скорость. В хозяйстве имелись не только истраченные на сани беговые лыжи, но и малютки для детей. Остались после сына. Вот и пригодились. Это в обуви наст не держит вес человека. А даже на самых мелких лыжах — вполне. Крепление ременное, только размеры поменять — и шуруй. Вот Михаил и шуранул.

Остановился заранее, за пару десятком метров. Встал с подветренной стороны. Дальше оставалось только ждать, когда добыча подойдёт на расстояние выстрела. А эти копытно-рогатые, как назло, шли совершенно непредсказуемым маршрутом. Увидит козочка или козлик пучок вкусной травы — скакнёт к ней. Погрызёт, а потом может прыгнуть снова в непредсказуемом направлении. И так каждый из двух десятков тушек.

Но целиком стадо всё-таки двигалось в сторону продрогшего охотника. Тот, пока добирался — взопрел аж, а теперь приходилось дубеть. Наконец, стадо добралось до зоны уверенного поражения. Понимая, что с его меткостью попасть в определённую цель нереально, Михаил прицелился в середину самой крупной кучки и спустил курок. По взметнувшемуся снегу стало понятно, что в кого-то он всё-таки попал. Животные рванули во все стороны, испугавшись мечущейся в агонии жертвы.

В несколько взмахов Михаил подкатил к пока ещё дрыгающейся, но уже почти успокоившейся козочке. Стрела прошила обе передние ноги, что и не давало ей ускакать. Жертва оказалась невелика — если и прекратила сосать титьку, то совсем недавно. Хотелось бы что-нибудь покрупнее, но не с его меткостью. Он уже хотел прирезать добычу и валить домой с тем, что есть, но пришла в голову одна мысль. Сейчас, пока козочка цела, имеется возможность принести не просто живую добычу, но и напоить жаждущих свежей кровью. Может, это больше пойдёт им на пользу?

Преодолевая вялое сопротивление, Михаил связал козочке ноги у копыт. Потом выдернул стрелу и обмотал раны — не хотелось бы запачкаться. Взвалил на плечи добычу, он покатил в сторону дома.

Молодая козочка действительно оказалась правильной добычей. А на вопрос о том, как Йв узнала о волках и о добыче, неандерталка только пожала плечами и ответила: «Духи сказали». Хотя Михаил склонен был к скептическому материализму, но всё же… Ладно, о наличии хищников и козлобаранов ей мог сказать запах. Очень уж неравномерно дует ветер в округе. А неандертальцы, судя по такому шнобелю, на несколько порядков лучше различают запахи. Но как она могла предсказать, что будет вкусное мясо? Михаил с таким же успехом мог подстрелить старого вонючего козла, а не нежного молочного козлика.

Второй случай такого разговора с духами всполошил всех и врезался в память — только наводка Йв спасла Мишку от смерти. На тот момент собаки куда-то пропали и не появлялись уже два дня. Даже Михаил заметил их отсутствие. Йв внезапно оторвалась от рукоделья — Ира сагитировала её помочь с жилеткой из волчьей шкуры, которую обещала мужу. Склонив голову, девушка как будто прислушалась к только ей слышимому. Потом, прикрыв глаза, она медленно повела головой из стороны в сторону.

— Мищка! — Привлекла она внимание. — Там! Мищка! Плокхо!

Михаил, тут же строгавший плашки, переспросил:

— Что случилось?

Но добился только повторения:

— Плокхо. Больно.

Может, это завихрения в мозгах беременной, но вождь решил, что лучше зря заморочиться, чем ничего не сделать, и из-за этого пёс погибнет.

— Где Мишка? Пойдём на ул…

Михаил оборвал сам себя. В ходе изучения языка неандертальцев многие слова и выражения русского языка пришлось менять. Приходилось приспосабливаться под словарный запас аборигенов.

— Наружу пойдём, покажешь.

Быстро одевшись, они вышли на крыльцо.

— Там! Недалеко. — Махнула Йв рукой.

Недалеко — уже хорошо. Значит, в границах родного бора, а не в соседнем лесу. Михаил засёк азимут по нескольким выделяющимся деревьям и вернулся в дом. Прежде чем идти, требовалось собраться.

Тёзку действительно пришлось спасать. Непонятно каким макаром, но он попал в один из силков, установленных ещё Андреем. Чем больше пёс бился, пытаясь выпутаться, тем сильнее затягивалась петля. Стальной тросик порвать нереально, а ветка, за которую цеплялась ловушка, попала в узкую развилку, где благополучно пережила все рывки.

Пока Михаил вспоминал, печь уже прогрелась. Ещё полчаса — и вода станет горячей. А пока надо прожарить простыни. Михаил поднялся в комнату.

— Оля, какие простыни брать?

— Я же показывала, — захлопала та глазами.

— Да забыл я!

— Ну, ты, блин… — Удивлению супруги не было предела.

— А чего? Нормальный мужик не помнит две вещи: где находится бельё и дату свадьбы.

— Иди уже, «нормальный мужик». Вот простыни и одеяло. Его тоже прогреешь.

Она сунула шерстяной плед.

— Про одеяло не говорили.

— Да подумала я, что на столе на одной простыне слишком жёстко.

— Ага…

Прихватив ещё две большие вилки — из кухонного набора и из набора для пикника, Михаил скатился в подвал. Вскоре он этими вилками перекладывал обрабатываемые вещи. Печь грелась всё активнее, через некоторое время пришлось противни ставить на осколки кирпичей. Так он и вертел туда-сюда, пока сверху не раздался окрик:

— Простыни! Срочно!

Подхватив бельё на вилки, Михаил побежал в большую комнату.

— Давай вперёд, у Иринки уже краснота пошла.

Михаил проскользнул в двери, обгоняя Йв и Ольгу, которые вели под руки роженицу.

— В смысле — краснота? — Испугался он.

Мужчина спрашивал, не прекращая работу. Быстро раздвинул стол, расправил пожелтевшие от жара одеяло и простыть.

— Воды розовые стали. — Пояснила супруга. — Это уже ребёнок лезет.

— Значит, недолго осталось?

— Ага, как же! Ладно, если за день управимся. Не стой. Иди руки мой.

Михаил дождался, пока пыхтящая троица проползёт в комнату, и умчался на кухню. Проверил одежду: штаны надеты те, что не сползают, кроссовки зашнурованы, футболка навыпуск. Вымыл с мылом руки по локоть, лицо и шею. Шею — на всякий случай. Надо бы шапочку, чтобы волосы не падали, но уж как-нибудь. Просто расчесался мокрой расчёской — убрал выпадающие волосы.

Пока умывался, Ира смогла только дойти до стола. Забраться не получалось. Даже на стул — как только ставила ногу, её скрючивало. Пришлось брать на руки и укладывать.

— Ты у меня как маленькая. На ручках в постельку.

— Аг-га… А-а… Подушку да… Айте.

— А тебя, Оль, я так не подниму, — заметил Михаил.

Та только фыркнула:

— Доползу.

Ира при каждом приступе цеплялась за всё, до чего дотягивалась: край стола, спинку стула, руки подруг. Стул у неё отобрали, чтобы не пристукнула кого-нибудь ненароком. Под голову положили плоскую и твёрдую подушку от дивана.

Ира застыла на миг, выпучила глаза. И вдруг, громко, протяжно:

— А-а-а-а!

Михаил попытался удержать ноги жены в приподнятом положении, но его просто снесло.

Крик оборвался.

— Носом. Носом дыши. — Скомандовала старшая.

Девушка посмотрела на неё мутным от боли взором, но потом поняла и старательно засопела.

— Ерунда получается, — высказался Михаил. — Как без кресла обойтись? Этого… Гинекологического… О, Галё! Ты вовремя.

В дверях стоял приковылявший на крики абориген. Парень удивлённо посмотрел на вождя.

— Быстро! Мой руки. Будешь помогать.

В темпе притащил неандертальца к умывальнику, вымыл ему руки по локоть и уволок обратно в комнату.

— Меняемся. Оля к голове. Йв сюда. Ты, Галё, стой здесь. Держи как я.

Михаил подхватил Иру одной ладонью под колено, поднимая ногу, а второй рукой вцепился в край стола у неё над головой. Галё ухватился так же. По идее, Йв тоже справилась бы с задачей. Сил неандерталке не занимать. Но вождь решил, что напрягать живот ей опасно.

— Оля, командуй!

Женщина вытерла вспотевший лоб подруги, спросила:

— Как ты, живот тянет?

— Чуть-чуть.

— Вот как не «чуть-чуть», так ты не стесняйся. Поняла?

— Поняла. Пока нет…

И тут же вытаращила глаза, с силой выдыхая через рот:

— Сейча-а-а-а!

Несколько быстрых вздохов — и снова крик.

В перерывах между схватками Ольга вытирала ей лицо и успокаивала.

— Ощущение, что меня сейчас порвёт.

— Ничего, ничего. Всё зарастёт.

— А если я кровью истеку?

— Всё будет хорошо.

— А если…?

— Всё. Будет. Хорошо.

Час проходил за часом, а ситуация не менялась. Только схватки становились всё чаще. Десять минут криков и удержаний, а потом перерыв — всё короче и короче. Ирина при схватках то выгибалась дугой, то наоборот, поджимала колени. Приходилось сдерживать, чтобы не выпрыгнула со стола и на начала тужиться раньше времени.

И только часа в три пополудни Ольга выдохнула:

— Скоро. Схватки и промежутки сравнялись.

Все уже давно сидели вокруг стола с роженицей. А чего бегать? За несколько часов всё стало привычным. Даже Михаил, переживавший больше всех, успокоился. А уж Галё вообще оставался невозмутим, как индеец.

Будто дождавшись слов подруги, Ира вздохнула полной грудью и поджала ноги. И тут Михаил понял, что ни хрена он не успокоился. Когда твоя женщина рычит от боли, когда её крючит — успокоиться нельзя.

— Галява́, — сообщила Йв.

— Много? — Уточнила Ольга.

Йв замешкалась и Михаил наклонился посмотреть сам.

— Почти ничего не видно. Только самая вершинка купола.

Ольга коротко кивнула.

— Давай, девочка. Подыши. Помнишь, как учили? Отдохнуть надо. Теперь нельзя будет останавливаться.

Это тоже обсуждалось. Показавшаяся головка означала, что скоро животик плода дойдёт до выхода и будет пережата пуповина.

— На, Ирочка, попей. Потом некогда будетю Йв, меняемся местами!

Не успели девушки дойти до мест, как Иру снова скрючило. Теперь потуги пошли сплошняком. Вздохнёт пару раз — и спазм. Но что-то пошло не так, потому что Ольга обеспокоенно посмотрела в глаза мужа.

— Что? — У Ирины тоже поднялась паника. — Что! А-а-а-а!

Очередной спазм окончился резким выдохом и шипением.

— Больно!

Лицо Ольги стало жёстким:

— Режем! Миш, ты инструмент простерилизовал?

— Какое «режем»? — Девушка начала вырываться. — Вы там ох*ели? Мы же говорили, что это крайний случай!

— А это и есть крайний! — Рубанула старшая. — Миш, сам погляди.

Михаил наклонился. Выход расширился на сколько возможно, но этого не хватало. Судя по закруглению, до максимального сечения ещё далеко, а ткать вокруг головки натянулась до белизны и выпирала рукавом. Эдакая кожаная манжета. Михаил вытащил из остывшей уже кастрюльки прокипяченные ножницы.

— Где?

— Мне резали здесь.

Ольга показала немного левее направления на очко.

— Да не дрожи ты!

— Ага…

Михаил попытался поддеть край пальцем. Не ножницами же тыкать? Не получалось. Ещё раз нервно вздохнув, он достал лезвие, как замену скальпелю. Точечно ткнув уголком в самый край, он резко отдёрнул руку: подпёртое давлением, тельце полезло само.

— Давай! — Раздался крик Ольги. — Давай, родная! Через боль. Всё у нас, баб, через боль.

Михаил еле успел бросить лезвие обратно в кастрюльку (чтоб никто не порезался), как показалось плечико. И тут же, почти без перерыва, младенец практически выпрыгнул ему на руки. Дрожащими руками (не уронил!) отец положил заоравшего ребёнка на живот матери. Его тут же подхватила Ольга. Повернула боком, завязала пуповину шнурком. Их заранее выбрали — самые гладкие — и простерилизовали с другими инструментами.

Дальше уже неспешно затянули второй шнурок и перерезали пуповину. Так же неспешно дождались выхода последа. Ольга только его аккуратно, на грани сопротивления вытягивала, чтобы не свернулся внутри. Ира в конце ещё немного потужилась — и выпал.

Все облегчённо вздохнули, расслабленно заговорили. И тут неандерталка застыла.

— Начялося.

— Что?!

Закричали все, кроме Галё. Но он тоже посмотрел удивлённо. Да и роженица тут же замолчала, вслушиваясь в себя.

— Кажется, действительно схватки. Ой!

Мысли Ольги застрочили как пулемёт:

— А этого мы не ожидали. Миша, быстро ещё шнурки. Кипяток остался? Просто ошпарь. Беги, я приму. Стой! Ножницы тоже ошпарь.

Пока психующий отец искал шнурки, пока бежал вниз и набирал кипяток из ведра, пока с ковшиком и инструментом в нём бежал обратно, всё уже закончилось. Старший лежал с одного бока от матери, а младший распластался на животе. Повторилась процедура с завязыванием пуповины и ловлей последа. Помыли малышей, обработали им пупки остатками зелёнки. Мамочку тоже помыли — обтёрли, как получилось, кровавые сопли сырыми тряпками. Шить промежность Михаил не рискнул. Это ж надо хирургический инструмент и специальные нитки. Кровотечение уже остановилось, поэтому только помазали зелёнкой. Чем хороша именно зелёнка — она, в отличие от йода, не сушит и не обжигает. То есть, действует нежнее. Это ещё маленькому Михаилу и его отцу объяснил врач, когда они притопали с разбитой головой. Так и сказал: хорошо, что зелёнкой мазали, а не йодом. А отцу просто первой в аптечке попалась зелёнка.

Иру уже сняли со стола, Михаил уже потащил роженицу в спальню…

И вдруг:

— Начялося.