Глава 13 Татары

— И что это было? — Пискнула Ира, вытаращив глаза.

— Я бы и сам хотел знать.

Михаил подошёл к окну, но сквозь изморозь да в полуночной тьме ничего не разберёшь. Машинально протянул руку к выключателю от уличного прожектора и, уже нажимая, вспомнил, что полгода живут без электричества.

— Жаль, — пробормотал он. — А хорошо было бы долбануть…

— Что? — Не поняла Ольга.

— Говорю, был бы свет… В том смысле, что было бы электричество! Классно было бы светом шугануть. Двести ватт светодиодов. Это же почти два киловатта по-старому. Любой зверь ослепнет и испугается.

Ира засомневалась:

— А если наоборот? Если озвереет?

— Хуже не будет. Слышите? Снова ворота ломает.

Действительно, очередной удар тряхнул избу.

— Гасим свечи, — решил вождь. — Вероятно, пока что зверя привлекает запах наших собак. Вот и рвётся в ворота. Но вдруг отсвет увидит.

Они почти одновременно задули все три свечи.

— А кто там?

Голос Ирины снова дал петуха.

— А я почём знаю. — Михаил ответил своей старой присказкой и пожал плечами.

Одеваясь и взяв копьё, добавил:

— Пошёл, разведаю.

— Осторожнее! — В один голос произнесли девушки.

— Я же вообще трус по жизни. Не забыли? Никуда не суюсь без разведки.

— Ага! Как же! — Ольга скептически сморщилась.

Уж она-то знала, как иногда импульсивно действует муж. Но тот уже не слушал, шагнув за порог. Как только он вышел, стали слышнее звуки возни у ворот. Низкое рычание, хрип крупного зверя и скрип ворот. Осторожно спустившись, он выглянул за угол. Ворота сотрясались от напора, но пока держались. Внизу створки, там, где должен светиться собачий лаз, сейчас что-то темнело. Вообще, ночка выдалась лунная. Это только в доме, из-за изморози на окнах, слишком темно. И сами окна маленькие. А здесь большие рамы по верху стены — от угла дома и до конца ворот. Инея нет, и свет луны падает внутрь. Но даже его недостаточно, чтобы увидеть гостя.

А тот, судя по фырканью, уже унюхал человека. Вероятно, зверь попытался влезть в дыру, куда нырнули собаки, но не сумел. Ночной гость тряс створку, пытался приподнять её плечами, но та упиралась в верхний косяк. А опрокинуть, снести ворота мешал длинный засов через всю ширину.

Собаки, почувствовав хозяина, принялись с удвоенной энергией лаять и наскакивать на зверя.

«Хватит стоять», — мелькнула мысль. — «Надо что-то делать».

Михаил шагнул вперёд, ныряя в тень. Теперь свет луны не слепил глаза и не мешал разглядеть огромную морду, кое-как вместившуюся в подворотню. Похож на медведя, но какого-то неправильного. Он как будто с разгона врезался мордой в скалу.

«Медвежий мопс какой-то», — хмыкнул внутренний голос.

Мужчина замер, решая, как быть. Можно попробовать ткнуть в глаз. Если повезёт, то достанет до мозга. Если нет — зверь рассвирепеет. Под воротами мелькнули гигантские когти, ломая мёрзлую землю.

«Да быстрее ты!» — Мысленно пнул он сам себя.

Шагнул вперёд, приноравливаясь к удару. Правая рука всё ещё двигалась заторможено. Пришлось менять хват, что не улучшало точности. Положение, опять же, неудобное — глаза цели глубоко посажены и защищены широким надбровьем. То есть, ударять надо сильно нагнувшись, почти параллельно земле. Качнув корпус, Михаил вогнал остриё в область глаза. Попал куда-то в кость, что погасило основной импульс. Силы соскользнувшего копья хватило только чтобы выколоть глаз. Заднюю стенку глазницы он не пробил.

Зверь дёрнул головой, выбивая копьё из рук. Морда исчезла, а снаружи раздался возмущённый рёв. В доски ворот снова ударило что-то тяжёлое. Засов угрожающе хрустнул, но выдержал. Потом удар пришёлся по окну над воротами. Стёкла зазвенели по настилу двора. Зверь почувствовал слабое место и снова ударил сверху. Лапа вышибла последние осколки и разломала раму. В проломе показалась голова.

До этого Михаил думал, что Машка и есть пещерный медведь. Ведь её рост явно выше современных бурых или даже камчатских. Но у Машки морда вполне походит на обычных медведей. А этот совсем другой. Ещё и рост. Высота ворот около трёх метров, а он спокойно суёт морду поверх. Сколько же в нём? Четыре?

Михаил судорожно вздохнул, нашаривая ногой копьё. Жаль, что у него не рогатина. Хотя, может и хорошо. С рогатиной ещё надо умудриться справиться. Раньше, в детстве, Михаил думал, что рогатина выглядит как рогатка. То есть — с двумя остриями, как деревянные вилы. Только позднее он вычитал, что рогатина, она как копьё, только с поперечиной. Эта поперечина не даёт зверю соскользнуть вдоль древка и достать охотника. Но такую тушу, как сейчас, всё равно на рогатине не удержишь.

А зверь стоял на дыбах и бил передними лапами, вырывая толстые доски, как щепки. Вот сломался и вылетел подгнивший верхний брус косяка. Следующим ударом когти зацепили и вырвали одну из досок с самих ворот. Потом другую. В створке теперь светились две широкие проплешины.

Михаил снова прикинул направление удара. Слева от зверя, да с левой руки, мешает стена, а удар справа может не достать сердце. С отчаянным криком мужчина коротко разбежался и на выдохе ткнул в грудь зверя. Здесь уже не могли помешать его способности попадать только в мишень размером с бочку. Это же не глаз. Тут грудь почти метр высотой. Железо коротко скрежетнуло по рёбрам и утонуло в потрохах. Михаил сразу же дёрнул оружие назад, чтобы его не выбило из рук. Сам зверь тоже отшатнулся. Но ненадолго. Казалось, рана только придала ему сил. Всё-таки удар получился недостаточно глубоким. Михаил пригнулся и напружинился. Он уже был готов сорваться с места, когда услышал сзади двойной щелчок тетивы. Над головой вжикнули стрелы и воткнулись медведю в грудь. Тот пошатнулся. Сразу же послышался скрип заряжаемых арбалетов и снова выстрелы. Вторая пара стрел попала туда же — в левую сторону груди. Жалобно взревев, зверь прокрутил балетное па и рухнул. Попытался встать на ноги — не получилось. Ещё раз. Всё. Затих.

Михаил, не оборачиваясь, нашарил за спиной столбушку и сполз на пол. Нервное свистящее дыхание постепенно успокаивалось. Наконец, через него удалось расслышать хрип зверя. Собаки выбрались через пролом ворот и несколько раз обежали тушу, порыкивая. Вот и они успокоились. Гек лёг на землю и принялся вылизывать себе бок. Тёзка обеспокоенно его понюхал, но потом плюхнулся рядом. Михаил отстранённо смотрел на эти действия. Сначала в душе колыхнулось беспокойство, но потом он понял, что, если псина бегала, то ничего смертельного. Заживёт, как на собаке.

Мимо, переваливаясь уточками, с арбалетами наперевес прошли Ольга с Ириной. Михаил с каким-то тупым удивлением отметил, что самострелы снова заряжены. Девушки одновременно прицелились в зверя сквозь разбитые ворота. Потом Ира осталась контролировать с этой стороны, а Ольга вышла через дверь. Прицелившись, она мотнула Ирине головой и та присоединилась к подруге. Когда только навострились? Всё ведь без слов, как будто сотни раз такое проделывали. Михаил воздел себя и выполз вслед за жёнами.

— Чего попёрлись наружу? — Проворчал он. — Стрелять, если что, можно и с той стороны.

Обе только молча пожали плечами. В свою очередь, тоже пожав плечами — одной загадкой в действиях беременных женщин больше или меньше — мужчина двинулся к туше. Обойдя так, чтобы не перекрывать жёнам траекторию стрельбы, он полюбовался выстрелами — все четыре попадания можно накрыть ладонью. Михаил ткнул копьём в лапу, проверяя. Конечность безжизненно качнулась. Решившись, он ударил, протыкая грудь сбоку. Навалился, погружая копьё до земли. Туша зверя дёрнулась, приподнимаясь, и рухнула окончательно. Михаил облегчённо выдохнул и помахал жёнам — теперь точно кончено.

Зверь впечатлял. Видом он действительно напоминал медведя. Только холка, вполне пропорциональная у обычного бурого, у этого больше напоминала верблюжий горб. Морда, как уже заметил Михаил, сильно укороченная по сравнению с обычным медведем. А вот ноги наоборот, гораздо тоньше медвежьих.

— Или они просто длиннее, а толщина такая же? — По неискоренимой привычке, он рассуждал вслух. — А вы как думаете?

Девушки только кивали и пожимали плечами. Особо расходящихся мыслей они не имели. Михаил померил ширину ступни и присвистнул от удивления.

— Пожалуй, даже толще.

Мужчина задумался. Очень хотелось узнать размеры добычи. Но искать рулетку в потёмках, потом пробовать разобраться с цифрами при свете луны… Возиться с факелами при отсутствии электричества тоже желания не было.

Михаил решил сделать это завтра, а пока замерить шагами. Длина зверюги от носа до копчика получалась шесть шагов, это почти четыре метра. Более низкий круп ровно три шага, а в холке ещё на шаг больше. В метрах, соответственно: почти два и два с половиной.

Ольга покачала головой:

— М-да! Машка просто ребёнок по сравнению с этим гигантом.

— Ага, — согласился Михаил. — И теперь большой вопрос: что нам делать с этой большой тушей? По нормальному, надо его разделать. Будет собачкам пропитание.

— А не по нормальному?

— А не по нормальному, оставить тут и пусть грызут, кто хочет. Можно попробовать утащить его волоком на край леса. Это как вариант, чтобы не начинали грызню у нам под окнами.

Ольга покачала головой.

— Вряд ли сможем утащить. Самый здоровый бык весит больше тонны. А этот гораздо крупнее быка.

— Дилемма… — Хмыкнула Ира.

— В смысле?

— В том смысле, что, либо мучиться всю ночь, разделывая тушу. Либо мучиться всю ночь, слушая концерт под окнами. Падальшики найдутся быстро. Насколько я помню, запах крови звери слышат за несколько километров.

— Да пошло оно! — Психанул Михаил. — Всё! Вырезаем стрелы, а потом — будь, что будет!

— Шкуру тоже не берешь? — Удивилась Ольга.

— Не-а!

— С чего бы вдруг?

Михаил начал загибать пальцы:

— Во-первых, кто её разделывать будет? Мне не интересно, а вы сейчас не в том состоянии. К тому же, делать это на морозе нереально, а в доме испоганим всё.

Ольга хотела его перебить, но Михаил остановил её движением руки:

— Можно было бы бросить прямо так до весны. Зима, мороз и всё такое… Но есть во-вторых. А именно, состояние шкуры. Вы заметили, что наша добыча, скажем так, худощава?

— Хочешь сказать, что это голодный медведь-шатун?

— Как вариант. Если медведь не набрал жирка, то он может так и не лечь спать. Или встать посреди зимы. Машка с медвежатами исчезла ведь. Я думаю, что дрыхнут они в своей пещере. Может, и этот гигант должен спать, но что-то пошло не так. Сала у него нет. Под шкурой сразу рёбра. На брюхе и заднице тоже ничего. Разве что горб. Но очень уж он жидкий. Впрочем, я это к чему?

— К чему? — Повторила вопрос Ира.

— К тому, что у голодающего зверя шкура облезает. Плохая шкура. Видите, какими клочками топорщится?

Девушкам оставалось только покивать.

— Давайте, шагайте в дом. Не мёрзнете здесь. — Скомандовал мужчина. — А я закончу и приду.

Ольга протянула руку:

— Стрелы давай сразу, мы их отмоем.

— А, это сейчас.

Когда жёны ушли домой, он, по уже установившейся традиции, принялся вырезать трофеи: когти и клыки. Сами собой в голове закрутилась мелодия Охотника. И, пока отрезал гигантские когти и выбивал зубы, достойные саблезубого тигра, продолжал бурчать под нос:

Не знаю, что я встречу,

Но я ношу с собой

Один патрон с картечью,

Другой патрон с мечтой.

Па-па. Ба-па-а-а.

Погода злится.

Па-па. Ба-па-а-а.

Гроза грозится.

Па-па. Ба-па-а-а.

Гроза грозится,

Как говорится — быть беде.

Но смелое сердце врага не боится,

Но смелое сердце врага не боится,

И друга не бросит в беде.

Других слов он так и не вспомнил, и песенка повторялась на этом отрывке, как заезженная пластинка. С этой песенкой и зашёл в избу.

— Ты чего так долго? — Встретили его упрёком жёны. — Мы поняли, что решил затрофеиться. Но слишком уж долго.

— Да вот. Распотрошил немного. Держите.

— Фу-у-у!

Ирина рванула к раковине. Рвотные позывы отпустили её только через несколько минут. Тогда и смогла поинтересоваться:

— Что это за гадость? Ты ж ведро испакостил.

Ответила Ольга, разглядывая желтовато-белесую колышащуюся массу:

— Как я поняла, это медвежий жир.

— Угу, — подтвердил муж. — Полезный весчь. Ожоги в детстве лечили и простуду.

И добавил:

— Надо только перетопить.

Продолжил, уже помыв руки от жира:

— А ведро отмоется. Вы лучше разрешите загадку, как вы оказались позади меня? Вы же на лестнице стояли.

— Сапегин, не тупи. Тебя, вроде, по голове не били. Просто вышли из подвала.

Ира кивнула:

— Мы пробовали прицелиться от крыльца, но ракурс не тот. Вот и прошли через отопление.

— Между прочим, знаешь, как трудно с животом спускаться по той лестнице? А мы ещё и спешили. Никакой благодарности. Хоть бы похвалил.

Михаил отвесил шутовской поклон и заголосил:

— Вот спасибо, так спасибо! Расспасибное спасибо! Спасительницы вы мои! Как бы я без вас! Охотницы! Афродиты!..

У девушек обиженное выражение постепенно сменялось на весёлое. Наконец, не выдержали и фыркнули.

— Всё, прекращай.

— …Боевые вы мои подруги! Дайте я вас разлобызаю!

Закончил Михаил по инерции и полез целоваться.

— Прекращай, говорю.

Супруги отбивались, но вяло. Им явно нравились похвалы.

* * *

— А если серьёзно, то зря вы полезли наружу. Контролировать можно и через ворота.

Это было сказано уже за столом. Нервотрёпка и несколько часов тяжёлой работы пробудили зверский аппетит. Михаил оглядел традиционно для России заставленный салатами новогодний стол. Правда, все рецепты пришлось творчески переработать. Отсутствие яиц и растительного масла — как по отдельности, так и в виде майонеза — очень портило меню. Почти все салаты требовали либо то, либо другое, либо всё вместе. Винегрет и картофельный салат без масла, гасившего резкость квашеной капусты, приняли не очень приятный вкус. Оливье без яиц и майонеза ни разу не напоминал привычный салат. А уж про острый сыр с яйцом вообще можно забыть — из всех ингредиентов у них имелся только чеснок. Во всех остальных случаях майонез по возможности заменяли молоком, что тоже вносило странный привкус. Разве что холодец ничем не отличался от привычного. Так там и нет ничего специфического.

От традиционных пельменей тоже пришлось отказаться, заменив их на тефтельки с пюрешкой. Вот с них Михаил и начал. Немного утолив голод, он продолжил рассказ:

— Выдрал я, значит-ся, когти-зубы. (Таким макаром, кстати, скоро ожерелья в два ряда придётся делать). А потом думаю: почему бы не содрать шкуру, чтобы собакам комфортнее мясо рвать. Без всей этой шерсти. Содрал, а на горбу… Или в горбу? Горбе… Короче, на загривке прилично так сала. Вспомнилось, как горло в детстве мазали и лицо, когда болел. Вот и срезал.

Последнюю фразу он произнёс, отчаянно зевая. Пришёл откат после нервотрёпки.

— Давайте спать. А?

Зевал не только Михаил, но и его жёны. Кое-как прикрыв стол, чтобы не обветрилось, уползли в спальню и рухнули.

* * *

Следующий день Михаил объявил выходным. По календарю это и так праздник — день зимнего солнцестояния. Но, не смотря на ночное происшествие, решили не заморачиваться ничем, кроме текущих дел. Непонятно, можно ли отнести к повседневным делам упражнения в постели, но в остальном всё то же самое. Протопили печь, покормили лошадок. Собаки и без этого прекрасно знали, чем себя занять. Объевшись ночью парного мяса, они валялись у крыльца. Лишь изредка то один, то другой отходил и грыз снег, где почище.

Вот и люди занимались обычными новогодними делами. То есть, подъедали прошлогодние салаты и пытались развлекаться. Трудно в отсутствие интернета и телевизора, но очень старались. Сначала песни под завывания гармошки. На ней ещё когда-то играл дед по матери. А Михаил так и не научился. Пытался несколько раз. Частушки там или «На сопках Манчжурии» получалось кое-как. Потом снова забрасывал. Так и валялся обычно инструмент в шкафу. Найдёт раз в несколько лет желание — попиликает и снова забросит, чтобы не бесить остальных. Возможно, научись он играть нормально, то не раздражал бы. Но ведь приходилось учиться заново, всё забывалось. Хотя навыки раз от раза возвращались всё быстрее.

В этот раз нашёл гармошку при разборке шкафа. Тогда же нашёлся и самоучитель среди книг. Но не тянуло музицировать. А сейчас вот попробовал. Через пару часов надоело, как всегда. Мало кому нравится повторять снова и снова, хотя не получается.

Оставшиеся до вечера несколько часов убили на рисование карт. Играли в дурака и в пьяницу.

Уже перед сном вспомнили о такой категории настольных игр, как игры-путешествия. Всякие «шаг вперёд, два шага назад». Долго лежали в темноте, сочиняя карту. Надо было придумать такую, чтобы хватило надолго — ведь бумаги немного. А потом Михаилу пришла гениальная мысль, которую он и высказал:

— Зачем портить бумагу, если можно сделать из дерева.

— Хорошая мысль, — согласилась Ольга. — Только каждая карта много места будет занимать.

— Я не досказал. Карта будет одна, но разборная. Чтобы каждый пункт можно было соединить с любым другим.

— Как паззлы? — Уточнила Ира.

Михаил задумался.

— Скорее, как мозаика. Большая доска с решёткой из планочек. А в каждую клетку можно поставить плашку с направлением, куда ходить. Или нет! — Поправился он. — Лучше шестигранники. Так красивее карта получится.

Тут же посыпались вопросы и предложения: как обозначить переходы на несколько шагов вперёд или назад, как отрисовать направление игры. Какие фигурки вырезать. Какими сделать старт и финиш. Даже саму карту уже не так активно придумывали. Такой вариант отодвигал исполнение на долгий срок, зато универсальность игры била все козыри.

* * *

Судя по следам, гости приходили, но мелкие. Возможно — лис или песцы. Ночью люди слышали лай и рычание. Но звучали они не особо опасно, так что оставили собак разбираться с неизвестными. Утром Михаил обнаружил вереницы следов и капли крови. Свои целы — значит, досталось пришельцам.

Очистка двора заняла несколько дней. Михаил понемногу срубал с костей замёрзшее мясо и откладывал для собак. На сами кости не замахивался, прекрасно представляя, какая там толщина стенок при таких размерах и весе туши. Их только пилить ножовкой по металлу. Наверно, так и поступит. А пока ломал по суставам — хрящи, даже замёрзшие — не так уж крепки. Все трубчатые кости отдал собакам прямо сейчас. Варить из них холодец — никакого желания. Как собачки обгрызут хрящи — выпилит центральную часть, вытряхнет мозги, и будут заготовки. Для чего — сам пока не знает. Но прикольная штука.

Когда туша окончательно промёрзла, дошло дело и до требухи. Ломом и топором выломав и вырубив кишки, Михаил вывез их за пределы своего леса. Так же поступил с грудной клеткой и всем, что в ней находилось. Засорять пейзаж черепом не стал, тоже вывез. Тем более, что с разбитыми челюстями тот не представлял художественной ценности.

Уже на второй раз Михаил увидел следы возле вываленной кучи. Собаки тоже обеспокоенно понюхали. Ругаться и гавкать не стали, но мужчину это не успокоило. Обратно вёл лошадь очень медленно, внимательно оглядываясь и ругая себя на чём свет стоит.

«Расслабился, блин! Забыл, где находишься? Это не городской парк! Это дикая природа, мля! Природа — вообще ни разу не изменённая человеком. Ты здесь такая же добыча, как все, а не вершина пищевой пирамиды».

В следующий раз шли втроём. Девушки прикрывали, Михаил вёл запряжённую в сани Лизку. Жеребёнка не брали во избежание — потом как-нибудь разомнётся. Ходить девушкам на шестом месяце уже не очень легко, но и с санями не побегаешь. Так и брели-ковыляли со скоростью улитки, останавливаясь через каждые двести-триста метров.

Воевать не пришлось. То ли им повезло, что местные волки не очень агрессивные, то ли тем хватало и другой добычи. Что, в принципе, тоже везение: именно на их участке сходятся тропы зверья, бредущего к солевым залежам. А может (и это самое вероятное) просто не настали голодные времена. Возможно, что к концу зимы станет труднее добывать прошлогоднюю траву из-под снега. Значит, и у хищников станет меньше добычи.

В любом случае, стая из восьми волков спокойно дождалась, когда он вывалит новую порцию огрызков. Порычали для приличия друг на друга. Но человек с собаками не ушёл, вот волкам и пришлось ретироваться на другую сторону кучи. Отошли и сели в паре десятков метров. Михаил с трудом удерживал себя, стараясь не показать, насколько ему страшно. Пусть жёны способны сбить волка в прыжке. Но одномоментно — только двоих. Следующего — секунд через пять. Даже если собаки свяжут боем ещё двоих, всё равно волков больше. Вот и держал он копьё под рукой у борта саней. Лошадь близко подходить отказалась. Хотя Гек, к которому она привыкла, должен пахнуть примерно так же, как и волки, но не пошла. Пришлось сваливать метров за двадцать от предыдущей кучи. Так и повелось — каждый раз он подъезжал туда, где волков не было, вываливал мусор и сам сваливал оттуда.

* * *

Это был последний рейс. На сани сгрузили все остатки от туши — обрывки шкуры с вмёрзшим в шерсть снегом, сам грязный снег с кровью и мелкими обрывками мяса. На конечной точке уже никто не ждал. Волки, покачивая раздутыми животами, кильватерным строем уходили к южному лесу. Михаил смотрел про такое в передачах типа «В мире животных» или BBC о природе. Волки именно так переносят добычу, а не на спине, как рисуют недалёкие художники. Сделав им ручкой, Михаил принялся освобождать сани.

И только закончив, он обратил внимание, что Мишка что-то унюхал и рычит на кусты. Добыча или опасность? Мужчина разом почувствовал, что здесь и сейчас он — вождь и охотник. Выставив копьё и немного наклоняясь, чтобы не потерять опору при внезапном нападении, он двинулся к кустам, предварительно показав жёнам знак опасности. Листья на кустах почти опали, зарослей, как таковых, не наблюдалось, всё просматривалось насквозь, поэтому Михаил не мог понять, с чего пёс так заливается. Единственное, что ему пришло в голову — неизвестный зарылся в снег. Но ведь так он сам себя сковывает. Глупо. Но и с глупым противником не стоит расслабляться.

На расстоянии в полсотни шагов Михаил стал постепенно заворачивать вправо, чтобы заглянуть с другой стороны. К сожалению, с этой стороны обходить дольше. Зато он не окажется на линии прицела у лучниц. А ещё — именно с этой стороны он увидел след. След, который встряхнул его и поверг в ужас не меньше, чем понимание о попаданстве в первый день переноса. А ещё любопытство. Такой же ужас и любопытство испытал, наверно, в своё время Робинзон Крузо.

Подав ещё раз сигнал опасности и готовности к стрельбе, Михаил распрямился и поднял копьё вертикально. Постоял, подождал — никого. Трусость и безбашенность часто ходят рука об руку. Всё или ничего. Либо он сейчас сумеет подать себя, как самого главного, либо их племени не выжить.

Мужчина ждал, неизвестный продолжал прятаться. Михаил вытащил и расправил ожерелье на груди. Жаль, пещерного медведя не успел подвесить, но и так вполне представительно. Глядя, на него, жёны тоже достали из-за пазухи показатели боевого мастерства.

Ещё немного подождав, вождь отставил копьё на вытянутой руке и заговорил. Громко, но спокойно. Понятно, что его не поймут, но тут главное — вызвать на переговоры.

— День добрый, однако. Я думаю, что вы уже поняли, что вас заметили. Предлагаю встретиться и спокойно обсудить. Сесть за стол переговоров, так сказать. Вот смотрите, я кладу копьё.

Он медленно положил оружие в снег и снова распрямился. Дождался, таки. Под кустами что-то мелькнуло.

— Ну, здрасьте, гости дорогие. А вот татары вы или казачки засланные — скоро узнаем…

Загрузка...