Что делала Кейти

Глава VIII ЗАВТРА

«Прямо завтра и начну», — думала Кейти, засыпая тем вечером. Как часто все мы так поступаем! И как жаль, что когда наступает утро и «завтра» превращается в «сегодня», мы подчас просыпаемся совсем в другом настроении. Опять становимся беззаботными, и нетерпеливыми, и вовсе не склонными выполнять серьезные обязательства, взятые на себя вчера.

Иногда кажется, что на свете существуют зловредные маленькие бесенята, которых кто-то держит на привязи, пока светит солнце. Но стоит нам заснуть, они прокрадываются в наши спальни, чтобы соблазнять нас и смущать наш дух. Иначе почему, ложась в кровать добрыми и покладистыми, мы просыпаемся злыми и раздражительными? Так случилось и с Кейти. Ее мысли перед сном были полны благих намерений стать отныне почти ангелом и стараться изо всех сил во всем походить на кузину Элен. А утром она проснулась не в духе, беспокойная и непредсказуемая, как медведь! Старая Мери сказала, что она встала не с той ноги. Хотелось бы, кстати, чтобы кто-нибудь объяснил, с какой же ноги надо вставать. Как прекрасны были бы наши самочувствие и поведение!

Всем известно, что если мы проснулись в плохом настроении, день сулит все возможные неприятности, чтобы оно стало еще хуже. Первое, что случилось с Кейти, — она разбила ту очаровательную вазочку, которую накануне подарила ей Элен.

Вазочка с букетиком мелких красных роз стояла на бюро. У бюро была откидная стеклянная крышка. Когда Кейти расчесывала волосы, крышка слегка отклонилась. В другое время Кейти не придала бы этому значения. Но, будучи с самого утра не в настроении, рассердилась и сильно толкнула крышку, чтобы она встала на место. От толчка бюро качнулось — раздался звон разбитого стекла. Обернувшись, Кейти увидела рассыпанные по полу розы и осколки любимой вазочки.

Кейти села на ковер и заплакала так же громко и неутешно, как вчера плакал Фил. Тетя Иззи услышала ее вопли и вошла в комнату.

— Мне очень жаль, — сказала она, осторожно собирая куски стекла, — но именно этого я и ожидала. Ты так неосторожна, Кейти. А теперь что ж сидеть и плакать, как маленькая. Встань и иди одеваться, а то опоздаешь к завтраку.

— Что случилось? — спросил папа, когда Кейти садилась за стол: он заметил, что у дочери красные глаза.

— Я разбила мою вазочку, — ответила Кейти уныло.

— С твоей стороны было крайне неосторожно поставить ее на такое опасное место, — опять начала читать нотацию тетя. — Ты могла бы сообразить, что крышка может качнуться и ваза упадет. — И, увидев большую слезу в тарелке Кейти, прибавила:

— Право, Кейти, ты уже слишком большая, чтобы вести себя, как малыши. Даже Дорри постыдился бы. Держи себя в руках!

Этот выговор не исправил настроения Кейти. Она доедала свой завтрак в угрюмом молчании.

— Что вы собираетесь делать сегодня? — спросил доктор Карр, надеясь хоть немного приободрить дочку.

— Качаться на качелях! — хором ответили Джон и Дорри. — Александр обещал смастерить нам качели под навесом.

— Нет, не сегодня, — вмешалась тетя Иззи скучным голосом. — Качели будут готовы только завтра. И запомните: качаться будете не раньше, чем я разрешу.

Это было неправильно со стороны тети Иззи — говорить сейчас неприятные вещи. Она могла сказать об этом позже. Дело в том, что Александр, прилаживая качели, сломал одну из скобок, которыми они крепились к крыше. Он собирался сегодня же смастерить другую, а пока предупредил мисс Карр, чтобы никто не лез на качели, потому что это небезопасно. Она могла бы объяснить все это детям, но тетя Иззи считала, что дети должны повиноваться старшим без объяснений.

И Джон, и Элси, и Дорри — все надули губы, услышав этот приказ. Элси утешилась первой.

— Ну и пусть, — сказала она. — Я сяду писать письмо кузине Элен. Мне надо кое-фто ей сказать. (Элси до сих пор не всегда выговаривала буквы правильно.)

— Это о чем же? — спросила Кловер.

— Кое о фем, — ответила Элси, с таинственным видом покачав головой. — Никто из вас не должен ничего знать, она сама так сказала. Это секрет, мой и ее.

— Не верю, чтобы кузина так сказала, — сердито возразила Кейти. — Не станет она доверять секреты такой маленькой глупышке, как ты.

— Нет, станет, — обиженно ответила Элси. — Она сказала, что мне можно доверять секреты, как большой. И еще она сказала, что я — ее любимица. Вот так, Кейти Карр!

— Прекратите спорить, — одернула их тетя Иззи. — Кейти, верхний ящик твоего бюро в ужасном беспорядке. Я ничего подобного никогда не видела. Прежде чем идти играть, ступай наверх и разложи все вещи по местам. Дети, сегодня вы должны играть в тени. Слишком жарко, чтобы бегать на солнце. Элси, сходи на кухню и скажи Дебби, что мне надо с ней поговорить.

— Хорошо, — сказала важно Элси, — а потом я вернусь и сяду писать письмо кузине Элен.

Кейти, еле передвигая ноги, поплелась наверх. День был жарким и душным. От слез у нее немного болела голова, веки были тяжелыми, резало глаза. Все казалось скучным и ненавистным. Она подумала, что нехорошо со стороны тети Иззи заставлять ее работать в каникулы, и потянула ручку верхнего ящика бюро, который открылся с противным скрипом.

Надо признать, что мисс Иззи была права. Содержимое ящика не могло выглядеть хуже, чем сейчас. Будто кто-то мешал в ящике палкой, приготовляя адскую смесь, в которой было все, начиная от промокашки и кончая сургучом и бездымным порохом. Были там еще и книги, и коробки с красками, исчерканные листы бумаги, графитовые карандаши и щетки. Чулки были обмотаны вокруг мешочков с носовыми платками, лентами и льняными воротничками. Кружевные манжеты потеряли форму, придавленные лежавшими сверху более тяжелыми предметами. Наверху этой кучи валялись пустые бумажные коробочки. Сокровища, которые когда-то в них хранились, давно высыпались на дно ящика и исчезли из виду под всей этой массой нужных и ненужных предметов.

Понадобилось много времени и терпения, чтобы привести в порядок весь этот хаос. Но Кейти знала, что тетя Иззи скоро придет и проверит, поэтому не смела уйти, не закончив работу. Когда все было сделано, она почувствовала себя очень усталой. Спускаясь вниз, она встретилась на лестнице с Элси, которая поднималась с грифельной доской в руке. Увидев Кейти, она спрятала доску за спину.

— Тебе нельзя читать, — сказала она. — Это мое письмо кузине Элен. Никто, кроме меня, не знает нашей с ней тайны. Письмо уже написано, и я иду на почту, чтобы отправить его. Смотри, вот и марка приклеена. — И она приоткрыла уголок доски, уверенная, что к ней приклеена марка.

— Ты гусенок, — нетерпеливо произнесла Кейти. — Нельзя отправлять доску. Дай ее мне, я перепишу твое письмо на бумагу, а папа даст тебе конверт.

— Нет, нет, — вскричала Элси, вцепившись в доску, — не трогай. Ты увидишь, что я написала, а кузина не велела никому рассказывать. Это наш с ней секрет. Отдай доску сейчас же! Я напишу кузине Элен, какая ты плохая девочка, и она не будет тебя любить ни вот столько.

— Бери, бери свою глупую доску! — воскликнула Кейти, с досадой толкнув сестренку. Элси поскользнулась, вскрикнула, ухватилась было за перила, но, потеряв равновесие, выпустила их и, покатившись с лестницы, с глухим стуком упала на пол.

Удар не был очень сильным, Элси пересчитала только шесть ступенек из двенадцати, но шуму было много: Элси заорала так, будто ее убивают. На шум прибежали тетя Иззи и Мери.

— Кейти… толкнула… меня, — рыдала Элси. — Она велела мне рассказать мой секрет, а я не захотела. Она плохая, скверная!

— Кейти Карр, неужели тебе не стыдно? — спросила тетя Иззи. — Вымещать свое плохое настроение на младшей сестре! Думаю, кузина Элен удивилась бы, узнав об этом. Полно, Элси! Перестань плакать, дорогая. Сейчас мы с тобой пойдем наверх, и я приложу арнику к твоим ушибам, а Кейти больше не будет тебя обижать.

И они пошли наверх. Кейти, оставшись одна, чувствовала себя ужасно: раскаяние, раздражение и досада обуревали ее. Все казалось мрачным и безнадежным. Она, конечно, не собиралась причинять Элси боль и раскаивалась в том, что толкнула ее. Но намек тети Иззи на то, что кузина Элен узнает о ее поступке, рассердил ее, и она никому, даже самой себе не призналась бы в своем раскаянии.

— А мне все равно! — прошептала она, сдерживая слезы. — Элси просто плакса. А тетя Иззи всегда на ее стороне. Ведь я правильно сказала маленькой глупышке, что нельзя посылать по почте тяжелую доску!

Она вышла во двор и, проходя мимо навеса, увидела новые качели.

«Как это похоже на тетю Иззи, — подумала она, — запретить нам качаться на качелях, пока она не разрешит. Наверно, думает, что сейчас слишком жарко. А я не буду ее слушаться!»

И села на качели. Они оказались первоклассными, с удобным деревянным сидением и толстыми новыми канатами. Высота сидения позволяла легко садиться. Александр был большим мастером в изготовлении качелей, а деревянный навес — лучшим для них местом.

Под навесом было много места и крыша у него была очень высокая. Досок там было мало, и все они лежали по краям, оставляя большое пространство посередине. Здесь было прохладно и темновато, а когда качаешься на качелях, чувствуешь легкий ветерок. Он обдувал волосы Кейти и навевал дремоту и покой. Странные видения проносились в ее голове сквозь эту дремоту. Качаясь туда-сюда, как маятник больших часов, она, как ей казалось, становилась все больше и больше и то взлетала вверх, то опускалась вниз, каждый раз слегка касаясь ногой пола. Вот она уже вровень с высокой аркой двери. Вот почти касается поперечной балки над дверью и через маленькое окошко видит голубей, которые сидят и чистят перышки на карнизе крыши коровника, и белые облака, плывущие по синему небу. Качели, на которых она качалась раньше, не взлетали так высоко. Ей казалось, что она летит, и она наклонялась вперед и назад все сильнее и сильнее, стараясь взлететь все выше и выше, и уже при взлете касалась крыши носками туфель.

Вдруг на самой верхней точке ее полета раздался оглушительный треск. Качели сильно завертелись и выбросили Кейти с сиденья. Она схватилась за канат, но не сумела удержать его и стала падать — ниже — ниже — ниже. Затем все погрузилось в темноту, — она потеряла сознание.

Когда Кейти открыла глаза, она поняла, что лежит в столовой на диване. На коленях около нее с бледным, испуганным лицом стоит Кловер, а тетя Иззи кладет что-то влажное и прохладное на ее лоб.

— Что случилось? — спросила Кейти слабым голосом.

— Она жива, жива! — и Кловер, зарыдав, обвила руками ее шею.

— Тише, дорогая, — голос тети Иззи звучал необычно нежно.

— Ты упала с большой высоты, Кейти. Разве ты не помнишь?

— Упала? Ах, да, качели закрутились, — сказала Кейти, с трудом припоминая. — Что случилось, тетя Иззи? Лопнул канат? Я ничего не помню.

— Нет, Кейти, не канат. Из крыши вырвало крюк. Он был ненадежный — видимо, в нем была трещина. Ты помнишь, я просила вас не качаться на качелях сегодня? Или ты забыла?

— Нет, тетя Иззи — я не забыла, я… — тут Кейти не выдержала, закрыла глаза, и крупные слезы потекли у нее по щекам.

— Не плачь, — прошептала Кловер и сама заплакала. — Пожалуйста, не плачь. Тетя Иззи не будет ругать тебя. — Но Кейти была слишком слаба и не могла унять дрожь и слезы.

— Я пойду наверх и лягу в постель.

Но когда она попыталась встать с дивана, все поплыло перед глазами, и она снова упала на подушку.

— Я не могу встать, — задыхаясь, сказала Кейти, не на шутку испуганная.

— Боюсь, ты растянула где-нибудь связки или вывихнула сустав, — сказала тетя Иззи, сама не в силах скрыть испуг. — Тебе лучше лежать тихо, дорогая, и не двигаться. А, вот и доктор! Я очень рада.

И она пошла навстречу доктору. Это был не папа, а доктор Олсоп, их сосед.

— Я так рада, что вы смогли прийти, — сказала тетя Иззи. — Моего брата нет в городе, он вернется только завтра, а одна из наших девочек сильно расшиблась.

Доктор Олсоп сел около дивана и пощупал у Кейти пульс. Потом стал ощупывать все тело.

— Можешь шевелить этой ногой? — спросил он.

Кейти слабо кивнула.

— А этой?

Кивок был утвердительный, но еще слабее.

— Так больно? — спросил доктор Олсоп и увидел, что лицо девочки исказилось от боли.

— Да, немного, — ответила Кейти, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать.

— Боль в спине, да? Отдается вверху или внизу? — Доктор несколько минут простукивал позвоночник Кейти, заставляя ее невольно вздрагивать от боли.

— Похоже, она повредила спину, — сказал он наконец, — но пока нельзя установить, что именно. Это может быть вывих, смещение или просто растяжение, — прибавил он, заметив ужас в глазах Кейти. — Ее надо перенести наверх, мисс Карр, как можно скорее раздеть и уложить в постель. Я выпишу мазь, чтобы растирать ей спину.

Доктор Олсоп достал бланк и стал писать.

— Мне надо лежать в постели? — спросила Кейти. — Как долго, доктор?

— Это зависит от того, как пойдет выздоровление, — ответил доктор. — Надеюсь, недолго. Может быть, только несколько дней.

— Несколько дней! — повторила Кейти в отчаянии.

После ухода доктора тетя Иззи и Дебби осторожно подняли Кейти и медленно понесли ее вверх по лестнице. Это было нелегко, потому что каждое движение причиняло ей боль. Больше всего ее огорчало ощущение своей полной беспомощности. Все время, пока ее раздевали и укладывали в постель, она не переставала плакать. Все было так ужасно и необычно. «Если бы папа был здесь», — подумала она. Но доктор Карр поехал в одну из деревень навестить тяжелобольного и не мог вернуться раньше следующего дня.

Как долго тянулся этот день! Тетя Иззи прислала обед, но Кейти не могла есть. Во рту пересохло, губы запеклись, страшно болела голова. Солнце переместилось и залило комнату, стало очень жарко. У окна жужжали мухи и страшно изводили больную, садясь на ее лицо. Маленькие иголочки боли пробегали вверх и вниз по спине. Она лежала с закрытыми глазами — яркий дневной свет причинял боль — и самые мрачные мысли проносились в ее голове.

«Если и вправду какой-нибудь позвонок сместился, мне придется пролежать здесь целую неделю, — говорила она себе. — О, Господи, я не вынесу этого! Каникулы длятся только восемь недель, а у меня были такие чудесные планы! Откуда у людей берется терпение, когда они вынуждены, как кузина Элен, лежать без движения? Ей стало бы жаль меня, если бы она узнала. Неужели она уехала только вчера? Мне кажется, что прошел год. И зачем только я влезла на эти отвратительные качели?!»

И Кейти стала представлять, что было бы, если бы она не ослушалась тетю Иззи и не села бы на качели, и как они с Кловер отправились бы в «Райские кущи», и как весело провели бы время в прохладной тени деревьев. Чем больше подобных мыслей проносилось в ее мозгу, тем горячее становилась голова и тем неудобнее было лежать.

Внезапно она почувствовала, что слепящий солнечный свет из окна стал мягче и что ее овевает свежий ветерок. Она подняла отяжелевшие веки: шторы были опущены, а около ее кровати сидела Элси, махая над ней веером из пальмовых листьев.

— Я не разбудила тебя, Кейти? — спросила она робко.

Кейти испуганно посмотрела на сестренку.

— Не пугайся, — сказала Элси, — я не хотела волновать тебя. Нам с Джонни так жалко, что ты заболела. — У нее задрожали губки. — И мы решили вести себя очень тихо и не хлопать дверью в детскую и не шуметь на лестнице, пока ты не выздоровеешь… Я принесла тебе что-то очень хорошее — половину от меня, а половину — от Джонни. Смотри! — И Элси торжествующе показала на стул, который подвинула поближе к кровати. На нем были разложены подарки: оловянный чайный сервиз; коробка со стеклянной крышкой, разрисованной цветами; кукла с подвижными суставами рук и ног; переносная грифельная доска и, наконец, — два новых грифельных карандаша!

— Это все твое, навсегда, — сказала великодушная Элси. — Ты можешь еще взять Пикери, если хочешь. Только он слишком большой, и, я боюсь, не будет ли ему одиноко без Джонни? Тебе нравятся наши подарки, Кейти? Правда, они замечательные?

Кейти показалось, что ей в голову засунули кусок горящего угля, когда она взглянула на сокровища, разложенные на стуле, а затем на личико Элси, которое светилось нежностью и радостью от принесенной жертвы. Она попыталась что-то сказать, но вместо этого начала плакать, чем очень испугала Элси.

— Ты так сильно ушиблась? — спросила она, тоже заплакав от сочувствия и нежности.

— Нет, я плачу не поэтому, — рыдала Кейти. — Я была так груба с тобой сегодня утром, Элси, и толкнула тебя. О, прости, прости меня!

— Что ты, у меня все прошло, — сказала Элси, искренне удивленная. — Тетя Иззи налила немного лекарства из бутылки на платок и приложила к моей шишке. И шишки скоро не стало. Хочешь, я пойду и попрошу ее, чтобы она и тебе сделала примочку? Я быстро. — И она кинулась к двери.

— Нет! — вскрикнула Кейти. — Не уходи, Элси. Лучше подойди и поцелуй меня.

Элси повернулась, будто сомневаясь, что эти слова могут относиться к ней. Кейти раскрыла объятия. Старшая и младшая сестры обнялись так крепко, что сердца их сблизились, как никогда прежде.

— Я тебя больше всех люблю, девочка моя, — шептала Кейти, крепко прижимая к себе Элси. — Я была несправедлива к тебе. Это больше не повторится. Ты будешь играть вместе с Кловер, Сиси и со мной, сколько захочешь. И будем писать друг другу записки и прятать их в разных местах, и еще что-нибудь придумаем.

— Милая, милая! — шептала Элси в порыве нежности, сотрясаясь от рыданий. — Какая ты хорошая, Кейти! Я люблю тебя даже больше, чем кузину Элен и папу. И… — она жаждала отблагодарить Кейти за ее доброту: — я расскажу тебе мой секрет, если ты этого очень хочешь. Я думаю, кузина Элен разрешила бы мне.

— Нет, — сказала Кейти, — не надо. Лучше посиди около меня и помаши еще веером.

— Нет! — настаивала Элси. Решив поделиться с Кейти своим драгоценным секретом, она уже не могла остановиться. — Кузина Элен дала мне полдоллара и попросила передать Дебби и поблагодарить за вкусные кушанья. И я это сделала, и Дебби сказала, что ей очень приятно. И я написала кузине Элен письмо, и рассказала, что Дебби очень рада ее подарку. Вот в чем мой секрет! Разве это не чудесно? Только ты не должна никому говорить об этом никогда в жизни!

— Нет, — сказала Кейти, слабо улыбнувшись. — Никому не скажу.

Весь остаток дня Элси просидела около кровати Кейти, обмахивая ее веером из пальмовых листьев, отгоняя мух и не пуская других детей, когда они заглядывали в дверь.

— Ты вправду хочешь, чтобы я сидела возле тебя? — часто спрашивала она и торжествующе улыбалась, когда Кейти говорила: «Да!» Однако мне кажется, что «да» Кейти было только полуправдой: вид бедной, маленькой, все простившей девочки, которую она так зло обижала, доставлял ей больше боли, чем радости.

«Я всегда буду доброй к ней, когда выздоровлю», — думала она, с трудом ворочаясь с боку на бок.

Той ночью тетя Иззи спала в комнате Кейти. Девочка металась в лихорадке. Когда на следующее утро приехал доктор Карр, он нашел дочь лежащей в жару после бессонной ночи, с широко открытыми глазами, в которых были тревога и боль.

— Папа, — вскричала Кейти, увидев его, — неужели мне придется пролежать так целую неделю?

— Дорогая моя, боюсь, что да, — ответил отец с очень серьезным и озабоченным лицом.

— Боже, Боже! — рыдала Кейти. — Как я это вынесу?