— Тетя Иззи, можно, я приглашу к нам Имоджин Кларк в следующую субботу? — выпалила Кейти, вбежав однажды днем в комнату тети Иззи.
— Ради всего святого, кто это Имоджин Кларк? Я никогда раньше не слышала этого имени, — удивленно спросила тетя.
— О, она чудесная девочка! Совсем недавно стала учиться в нашей школе, но мы уже близкие друзья. И она красавица, тетя Иззи. У нее белые как снег руки, и вот такие маленькие. У нее самая тонкая талия в школе. И при этом она милая, скромная и бескорыстная! Мне кажется, она не очень счастлива дома. Разреши мне пригласить ее!
— Почему ты решила, что она милая и скромная, ведь ты знаешь ее совсем мало? — тон тети Иззи не предвещал ничего хорошего.
— О, она мне все рассказывает! Мы каждую перемену проводим вместе. Я уже все знаю о ней, она замечательная! Ее папа был очень богат, но теперь они бедные. Прошлой зимой Имоджин пришлось два раза ставить заплаты на башмаки. И все равно она как цветок в своей семье. Ты не представляешь, как я люблю ее! — заключила Кейти с большим чувством.
— Нет, не представляю, — подтвердила тетя Иззи. — Я не верю в твои внезапные увлечения, Кейти. Не надо приглашать эту Имоджин, или как там ее зовут, пока у меня не будет возможности что-нибудь узнать о ней.
Кейти в отчаянии сжала руки.
— Тетя Иззи! — вскричала она. — Имоджин знает, что я пошла спросить твоего разрешения. Она стоит у ворот и ждет, что ты скажешь. Пожалуйста, разреши один-единственный раз! Мне будет очень стыдно не впустить ее в дом.
— Ну, ладно, — смилостивилась мисс Иззи, тронутая несчастным выражением лица Кейти. — Если она уже здесь, я не могу сказать «нет», конечно. Но, запомни, Кейти, это не должно повториться. Нельзя сначала привести девочку, а потом просить, чтобы я разрешила ее впустить. Это не понравилось бы твоему отцу. Он очень разборчив относительно ваших друзей. Вспомни, чем кончился визит к миссис Спенсер.
Бедная Кейти! Ее страсть влюбляться без памяти в новых знакомых постоянно приводила к неприятностям. С тех самых пор, как она начала ходить и говорить, «близкие друзья» Кейти неизменно становились предметом шуток для домочадцев.
Однажды папа решил составить список этих друзей, но число их росло так быстро, что он, отчаявшись, оставил эту затею. Первой в его списке была маленькая ирландка по имени Марианна О’Рилли. Марианна жила на улице, которую Кейти проходила по дороге в школу. Это была еще не школа миссис Найт, а начальная школа, в которой теперь учились Дорри и Джон. Марианна любила лепить из песка пирожные перед домом, и пятилетняя Кейти нередко останавливалась, чтобы помочь ей. За работой в этой общей «кондитерской» они стали такими близкими друзьями, что Кейти решила удочерить Марианну и спрятать ее в каком-нибудь укромном углу.
Об этом плане она поведала только Кловер. Обе девочки, в восторге от своей потрясающей тайны, принялись каждый вечер прятать оставшиеся от ужина куски хлеба и пирога. Постепенно они скопили большой мешок хлебных корок, сухарей и других пищевых остатков и спрятали его на чердаке. Туда же на протяжении двух недель они носили яблоки, которые им давали за чаем.
В большой пустой коробке устроили постель с кукольными одеялами и подушками, взятыми из кукольного домика. Когда все было готово, Кейти поведала свой план Марианне и без труда уговорила ее удрать из дома и стать ее приемной дочкой.
— Мы ничего не скажем папе и маме, пока она не станет совсем большой, — сказала Кейти Кловер, — а потом приведем ее к ним. Представляешь, как они удивятся? И не будем больше звать ее Марианной — это имя мне не нравится. Назовем ее Саскианна, — Саскианна Карр. Запомни, Марианна, ты больше не должна откликаться на свое имя, только на имя Саскианна.
— Да, мэм, — кротко согласилась Марианна.
Весь день все шло хорошо. Саскианна жила в своей коробке, съела все яблоки и самые свежие пирожки и была счастлива. Обе сестры незаметно ускользали от всех и развлекали «малышку», как они называли Марианну, хотя она была намного крупнее Кловер. Но когда пришла ночь и няня увела Кейти и Кловер спать, чердак показался мисс О’Рилли ужасным. Выглянув из своей коробки, она увидела по углам какие-то черные предметы, которых не заметила днем. На самом деле это был старый хлам: чемоданы, швабры, грелки для постели, но в темноте они казались большими и страшными. Бедная маленькая Марианна терпела изо всех сил, но когда в стене совсем близко от нее начала скрестись крыса, терпению пришел конец, и она заорала во весь голос.
— Что это такое? — удивился доктор Карр, который только что пришел домой и как раз поднимался по лестнице.
— Звуки, похоже, доносятся с чердака, — заметила миссис Карр (она тогда была еще жива). — Неужели кто-то из детей залез туда?
Но нет, Кейти и Кловер были в детской, в своих кроватках. Тогда доктор Карр взял свечу и устремился на чердак, откуда продолжали раздаваться истошные крики. Когда он добрался доверху, крики прекратились. Он стал всматриваться в темноту. Вначале ничего не было видно. Потом из большого деревянного ящика показалась детская головка, и сквозь рыдания раздался жалобный голосок:
— Ах, мисс Кейти, я не могу здесь больше жить — здесь крысы!
— Ради Бога, ты кто? — спросил изумленный доктор.
— Я — малышка мисс Кейти и мисс Кловер. Но больше я не хочу быть их малышкой. Я хочу домой, к маме. — И бедняжка снова заплакала.
Не знаю, смеялся ли доктор Карр когда-нибудь так же сильно, как тогда, когда понял, что Кейти и Кловер «удочерили» ребенка. Конечно, он был очень добр к бедной «Саскианне» и на руках отнес ее в детскую. Там, в постели, рядом с другими детьми она скоро забыла свой страх и уснула.
Маленькие сестры очень удивились, когда, проснувшись утром, обнаружили своего «малыша», спящего рядом с ними. Но очень скоро их радость сменилась слезами. После завтрака доктор Карр отвел Марианну домой, к ее маме, которая была в панике из-за исчезновения дочери, и объяснил девочкам, что о «чердачном» плане надо забыть. Поначалу дети горевали, но постепенно, поскольку Марианне нередко разрешали приходить и играть с ними, их печаль прошла. Через несколько месяцев мистер О’Рилли с семьей отбыл из Бёрнета. Так окончилась первая дружба Кейти.
Следующая была даже забавнее. Рядом со школой в маленьком домике жила старая чернокожая женщина странного вида и с очень плохим характером. Соседи рассказывали о ней ужасные истории, а дети боялись даже проходить мимо ее дома и всегда переходили на другую сторону улицы. Они делали это так регулярно, что протоптали в траве тропинку. Но по непонятной причине Кейти так и тянуло к этому домику. Ей доставляло удовольствие крутиться около двери в полной готовности удрать, если старуха вдруг выйдет и кинется на нее с метлой. Однажды она выпросила у Александра большой кочан капусты и прикатила его к дверям домика. Старухе это явно понравилось, и с тех пор Кейти всякий раз, проходя мимо, останавливалась, чтобы поболтать с ней. Иногда она садилась на ступеньку и смотрела, как старуха работает. И получала особое удовольствие от опасности, которой, как она думала, подвергает себя. Как будто сидишь у раскрытой клетки льва, не зная, когда именно Его Величеству вздумается прыгнуть и съесть тебя.
После этого Кейти воспылала страстью к двум сестрам-близнецам, дочерям немца-ювелира. Они были уже совсем большими, но всегда ходили в одинаковых платьях. Никто не мог отличить одну сестру от другой, так они были похожи. Обе очень плохо говорили по-английски, а поскольку Кейти не знала ни одного слова по-немецки, их общение ограничивалось улыбками да охапками цветов, которые Кейти, перевязав лентой, дарила проходившим мимо сестрам и убегала прочь. Она была слишком застенчива, чтобы выразить свое расположение более определенно. Но близнецам знаки внимания Кейти были очень приятны. Однажды Кловер, стоя у окна, увидела, как они открыли калитку, положили под куст маленький сверток и быстро скрылись. Она, конечно, сразу позвала Кейти, и обе полетели посмотреть, что там в свертке. Там была шляпка — красивая кукольная шляпка из синего шелка, украшенная искусственными цветами. К ней был приколот листок бумаги со словами, написанными непривычной к английскому языку рукой:
«Милым маленьким девочкам, которые так добры, что подарили нам цветы».
Судите сами, понравилось это Кейти и Кловер или нет.
В то время Кейти было шесть лет. Невозможно передать, сколько разных друзей заводила она с тех пор. Среди них были: мусорщик, капитан парохода и кухарка миссис Сойер, очаровательная старушка, которая научила Кейти готовить сладкий крем и бисквит. Среди них была и модистка, хорошенькая и изящная, которую, несмотря на возмущение тети Иззи, Кейти почему-то называла «кузина Эстел». Среди них был и вор из городской тюрьмы. Кейти часто приходила под его окно и говорила голосом, полным сочувствия: «Мне вас так жалко, бедный человек!» Или: «Есть ли у вас маленькие девочки, такие, как я?» У вора была веревка, один конец которой он спускал через окно вниз. Кейти привязывала цветы или фрукты, и вор втаскивал их наверх. Это было так захватывающе интересно, что, когда заключенного перевели в тюрьму штата, Кейти долго горевала. Но через какое-то время она подружилась с Корнелией Пэрхем, очень милой и доброй девочкой, отец которой был торговцем фруктами. Боюсь, что любовь Кейти к сливам и винограду тоже сыграла некоторую роль в этой привязанности. Как восхитительно было приходить вместе с Корнелией в большой магазин ее отца, где специально для них открывали коробки с изюмом или инжиром, а еще — сколько хочешь кататься вверх и вниз на лифте. Но из всех странных привязанностей Кейти самой странной была дружба с миссис Спенсер, о которой упомянула тетя Иззи.
Миссис Спенсер была таинственная леди, которую никто не видел. Ее муж был красивый, но мрачный человек. Он приехал неизвестно откуда и арендовал небольшой дом в Бёрнете. Никто не видел, чтобы он занимался каким-нибудь делом, и почти никогда его не было дома. Говорили, что его жена — инвалид, и удивлялись, как она может справляться одна, если муж постоянно отсутствует.
Кейти, конечно, была слишком мала, чтобы понимать, о чем судачат люди и почему они склонны осуждать мистера Спенсера, но рассказы о постоянно закрытой двери и о леди, которую никто не видел, увлекали ее чрезвычайно. Она любила стоять и смотреть на закрытые окна, сгорая от желания узнать, что же происходит внутри. И однажды она узнала. В этот день она взяла с собой цветы и Викторию, любимую куклу, и смело вошла во двор дома Спенсеров.
Она постучала в дверь, но никто не открыл. Тогда она постучала снова. Опять никакого ответа. Она толкала дверь, тянула ее на себя — все напрасно. Дверь была заперта. Тогда, посадив на плечи Викторию, она завернула за угол дома. Проходя мимо боковой двери, Кейти заметила, что дверь немного приоткрыта. Она постучала и в эту дверь и, так как никто не ответил, вошла и, миновав маленький холл, начала стучаться во все внутренние двери.
Казалось, в доме никого нет. Кейти вошла в кухню. Она была пуста и заброшена. На полу лежала разная посуда; в печи не горел огонь. Гостиная оказалась не многим лучше. Посередине комнаты на полу стояли ботинки мистера Спенсера. На столе — грязные тарелки, на каминной полке — блюдо с обглоданными костями. На всем — толстый слой пыли. Весь дом выглядел так, будто в нем никто не жил, по крайней мере, год.
Кейти пробовала открыть другие двери, но они были заперты. Тогда она поднялась по лестнице. На верхней ступеньке девочка остановилась, сжимая в руках цветы и раздумывая, что же ей делать дальше. И в это время из спальни раздался еле слышный, слабый голос: «Кто там?»
Это был голос миссис Спенсер. Она лежала на кровати, которая находилась в таком беспорядке, будто ее давным-давно не убирали. Комната тоже была неубранной и грязной, как и все остальное в этом доме. Халат и ночной чепчик миссис Спенсер, увы, также не блистали чистотой, но лицо ее было прелестным, и красивые вьющиеся волосы разметались по подушке. По-видимому, она была очень больна, и от всего этого Кейти испытала такую щемящую жалость, какой не испытывала за всю свою недолгую жизнь.
— Кто ты, дитя? — спросила миссис Спенсер.
— Я дочка доктора Карра, — ответила Кейти, подойдя к кровати. — Я принесла вам цветы. — Она положила букет на грязную простыню.
Кейти показалось, что цветы понравились миссис Спенсер. Женщина взяла их и долго вдыхала их аромат, не произнося ни слова.
— Но как ты сюда вошла? — спросила она наконец.
— Дверь была открыта, — нерешительно произнесла Кейти, которая вдруг испугалась собственной смелости. — Все говорят, что вы заболели, и я подумала, вам будет приятно, если я приду навестить вас.
— Ты добрая девочка, — сказала миссис Спенсер и поцеловала ее.
С того дня Кейти стала приходить к миссис Спенсер ежедневно. Иногда женщина была на ногах и ходила, но очень неуверенно. Чаще она лежала в постели, а Кейти сидела около нее. Дом оставался таким же грязным и запущенным, как в первый день, но теперь Кейти каждый день расчесывала волосы больной и обтирала ее лицо полотенцем.
Я думаю, визиты Кейти доставляли радость больной и одинокой женщине. Иногда, когда она чувствовала себя немного лучше, она рассказывала Кейти о том времени, когда сама была маленькой девочкой и жила с отцом и матерью. Но никогда не говорила о мистере Спенсере, и Кейти никогда его не встречала, за исключением одного раза, когда она так испугалась, что несколько дней и близко не подходила к их дому. Наконец Сиси рассказала ей, что видела, как он уезжал на дилижансе с саквояжем в руке. Тогда Кейти отважилась прийти снова. Увидев ее, миссис Спенсер заплакала.
— Я думала, ты больше никогда не придешь, — сказала она.
Кейти была тронута тем, что по ней скучали, и с тех пор не пропустила ни одного дня. Она всегда приносила самые красивые цветы, какие только могла найти, и если кто-то дарил ей персик или гроздь винограда, она прятала лакомство для миссис Спенсер.
Вся эта история весьма беспокоила тетю Иззи, но доктор Карр предпочитал не вмешиваться. Он говорил, что это такой случай, когда взрослые ничего не могут сделать, и если Кейти нравится опекать бедную женщину, он только рад этому. Кейти тоже радовалась; ее визиты были ей приятны не меньше, чем миссис Спенсер. Активная доброта, которую она проявляла к больной леди, сделала ее такой нежной и терпеливой, какой она никогда не была прежде.
Однажды по дороге из школы Кейти, как всегда, подошла к знакомому дому. Толкнула боковую дверь, но та оказалась запертой. Толкнула заднюю — тоже заперта. Плотно закрыты все ставни. Это было странно. Пока она стояла во дворе, в окне соседнего дома показалась голова женщины.
— Бесполезно стучать, — сказала женщина. — Все уехали.
— Куда уехали? — спросила Кейти.
— Кто знает, — ответила соседка. — Хозяин вернулся поздно ночью, а рано утром, перед рассветом, к дверям подъехал фургон, в него погрузили сундук и больную леди, и фургон уехал. С тех пор многие стучались в эту дверь, но ключи у мистера Паджетта, и никто не может войти без его ведома.
Это была правда. Миссис Спенсер уехала, и Кейти никогда больше ее не видела. По городу пошли слухи, что мистер Спенсер был очень плохим человеком: он делал ненастоящие деньги. Фальшивомонетчик — так называли это взрослые. Полиция разыскивала его, чтобы посадить в тюрьму. Вот почему он собрался так быстро и увез свою бедную, больную жену. Тетя Иззи плакала от страха, когда услышала это. Она считала позором, что Кейти навещала семью фальшивомонетчика. Но доктор Карр только смеялся. Он сказал сестре, что микробы преступности не передаются по воздуху, как простуда. Что касается миссис Спенсер, она достойна всякого сожаления. Но тетя Иззи так и не смогла преодолеть своего отвращения. То и дело в состоянии раздражения она вспоминала эту историю, которая случилась так давно, что большинство людей начисто о ней забыли, и даже Фил с Джонни перестали играть в «заключение мистера Спенсера в тюрьму», хотя долгое время эта игра была их любимой.
Кейти всегда было неприятно, когда тетя Иззи плохо отзывалась о ее несчастном больном друге. И сейчас ее глаза наполнились слезами, пока она бежала к воротам, где ее ждала Имоджин Кларк. Она выглядела такой расстроенной, что Имоджин сжала руки и сказала:
— Ах, я понимаю — твоя аристократичная тетя отказала.
Настоящее имя Имоджин было Элизабет. Она была довольно хорошенькой, с нервным, чувственным ртом, блестящими каштановыми волосами, которые обрамляли ее щеки маленькими круглыми завитками. Можно было подумать, что эти завитки приклеены или прикреплены кнопками, потому что они не сдвигались, сколько бы Имоджин ни смеялась или ни трясла головой. Без сомнения, Имоджин была привлекательной девочкой, но она прочла столько романов, что жила будто в выдуманном мире. Это особенно нравилось Кейти, обожавшей всякие истории. Имоджин представлялась ей настоящей героиней романа.
— Нет, это не так, — ответила она, едва удерживаясь от смеха при мысли о том, что тетю Иззи назвали «аристократичной», — она сказала, что очень рада… — но тут Кейти запнулась, и у нее получилось «м-м-м». — Приходи к нам в субботу, дорогая, я так буду счастлива!
— Я тоже! — воскликнула Имоджин, театрально закатив глаза.
С этого дня и до конца недели дети только и говорили о визите Имоджин и о том, как прекрасно они проведут время в ее обществе. В субботу утром, перед завтраком, Кейти и Кловер сидели в саду под аспарагусом и плели красивую беседку из свисавших вниз веток. Внутри беседки были разложены игрушки и пирожки с корицей, которые испекла Дебби. На шее котенка красовался розовый бант, а куклы, включая Пикери, были наряжены в лучшие платья.
Примерно в половине одиннадцатого явилась Имоджин. На ней было платье из голубого шелка с глубоким вырезом и короткими рукавами. Волосы перевиты коралловыми бусами, на ногах — атласные белые туфли, руки — в желтых перчатках. И хотя перчатки и туфли были грязными, а шелк — старый и местами заштопанный, дети, одетые в простую льняную и хлопчатобумажную одежду и белые переднички, были просто потрясены великолепием их гостьи.
— О, Имоджин, ты выглядишь как юная леди из сказки! — сказала простодушная Кейти. В ответ Имоджин вскинула голову и с шелестом расправила свои юбки.
При этом она воображала, что ее манеры не менее прекрасны, чем ее наряд. Она принадлежала к тому типу людей, которые во время визитов ведут себя иначе, чем в обычной обстановке. Это была совсем другая Имоджин. Такой она становилась лишь по воскресеньям и в исключительных случаях. Она двигалась плавно, шепелявила, постоянно смотрела на себя в зеркало и старалась казаться грациозной и совсем взрослой. Когда с ней поздоровалась тетя Иззи, она повела себя так странно, что Кловер не могла удержаться от смеха, и даже Кейти, которая не видела недостатков у тех, кого любила, постаралась поскорее увести Имоджин к себе.
— Пойдем в беседку, — предложила она, обвив рукой обтянутую голубым шелком талию.
— В беседку! — воскликнула Имоджин. — Как это чудесно! — Но, когда они подошли к сплетенным веткам аспарагуса, ее лицо вытянулось. — Что это? Здесь нет ни крыши, ни башенки, ни фонтана! — разочарованно сказала она.
— Конечно, нет, — откликнулась Кловер, пристально глядя на Имоджин, — мы же делали ее своими руками.
— О! — только и сказала Имоджин. Она была явно разочарована. Кейти и Кловер почувствовали себя обиженными, но, если их гостье не понравилась беседка, следовало придумать, чем бы еще ее развлечь.
— Тогда пойдем в мансарду, — сказали они.
Всей гурьбой они пересекли двор. Имоджин старательно выбирала дорогу, изящно ступая в своих белых атласных туфельках. При виде утыканного гвоздями шеста у нее вырвался вопль.
— Нет, мои дорогие, я туда не полезу! — закричала она. — Никогда в жизни!
— Да ты попробуй! Это же очень легко, легче и быть не может, — увещевала Кейти и тут же влезла наверх и спустилась, и так не менее шести раз, демонстрируя, что это на самом деле легко. Но Имоджин была непреклонна.
— Не надо меня уговаривать, — произнесла она трагическим голосом. — Мои нервы не выдержат этого. И потом, мое платье!
— А зачем ты его надела? — спросил Филли. Он был прямодушным ребенком. В это время Джон шепнула Дорри:
— Какая противная девчонка. Давай убежим и будем играть сами.
Один за другим малыши исчезли, оставив Кейти и Кловер самих развлекать свою гостью. Они попробовали занять ее куклами, но Имоджин не интересовалась куклами. Тогда они предложили сесть в тени и читать по очереди стихи — эта игра им очень нравилась. Имоджин призналась, что она обожает поэзию, но не может запомнить ни одного стихотворения. Кончилось тем, что все пошли во фруктовый сад, где Имоджин съела уйму слив и ранних яблок. Теперь она казалась довольной. Но когда больше есть она уже не могла, компанией овладела скука. Наконец Имоджин сказала:
— Вы что, никогда не проводите время в салоне?
— Где? — переспросила Кловер.
— В салоне, — повторила Имоджин.
— Она имеет в виду гостиную! — вскричала Кейти. — Нет, мы не любим там сидеть, только когда тетя Иззи зовет нас к чаю. Знаешь, гостиная у нас темная и тесная. Гораздо приятнее проводить время на воздухе. Ты так не считаешь?
— Да, иногда, — ответила Имоджин неуверенно. — Но сейчас мне бы хотелось посидеть там немного. У меня ужасно разболелась голова под этим палящим солнцем.
Кейти решительно не знала, что теперь делать.
Дети почти никогда не бывали в гостиной, которую тетя Иззи считала чуть ли не святым местом. Все кресла здесь обтянули полотняными чехлами, чтобы уберечь от пыли. Ставни всегда держали закрытыми, чтобы, не дай бог, не влетела муха. И в такую комнату впустить детей в грязных ботинках! С другой стороны, природная деликатность Кейти не позволила ей отказать гостье в просьбе. Кроме того, ее страшила мысль, что Имоджин потом расскажет всем, как Кейти Карр не разрешают находиться в самой лучшей комнате, даже когда к ней приходят гости! С тяжелым сердцем повела она подругу в гостиную, но не посмела открыть ставни, так что комната выглядела совсем темной. Она с трудом разглядела, что Имоджин уселась на софу, а Кловер стала вертеться на табуретке, стоявшей перед фортепьяно. Каждую минуту Кейти боялась, как бы не вошла тетя Иззи. От всего этого пребывание в гостиной стало для нее мучением. «Как славно было бы сейчас нежиться под аспарагусом! — подумала она. — Там мы были бы в полной безопасности».
Имоджин, которой сначала в гостиной понравилось, завела светскую беседу. Говорила она только о себе. Какие только приключения не случались с ней! Все юные леди Бёрнета, вместе взятые, не пережили столько приключений, сколько было их у Имоджин Кларк. Постепенно Кейти и Кловер настолько увлеклись этими рассказами, что уселись на пол у ног рассказчицы и слушали ее, раскрыв рты. Кейти совсем забыла о тете Иззи. Дверь гостиной открылась, но Кейти этого не заметила. Не услышала она и того, как хлопнула входная дверь, когда папа пришел домой обедать.
Доктор Карр, остановившись в холле, чтобы взять сегодняшнюю газету, услышал пронзительный голос, который доносился из гостиной. Он прислушался и услышал следующее:
— О, это было восхитительно, девочки, совершенно удивительно! Я выглядела прелестно — во всем белом, с распущенными волосами. Только одна роза была приколота здесь наверху. Он склонился передо мной и произнес низким, глубоким голосом: — Леди, я разбойник, но я чувствую притягательную силу красоты. Вы свободны!
Доктор немного приоткрыл дверь в гостиную, но увидел лишь неясные очертания нескольких фигур. Зато услышал нетерпеливый возглас Кейти:
— Продолжай! Что было дальше?
— Ради всего святого, кто разрешил детям сидеть в гостиной? — спросил папа тетю Иззи, которую нашел в столовой.
— В гостиной? — вскричала тетя Иззи очень рассерженная. — Никто не разрешал!
Подойдя к двери, она сказала строго:
— Дети, что вы делаете в гостиной? Выходите сейчас же. Я думала, что вы играете в саду.
— У Имоджин болела голова, — пролепетала Кейти. Все трое вышли из гостиной в холл. Кловер и Кейти выглядели испуганно, и даже та, которая очаровала разбойника, совсем пала духом.
— Мне очень жаль, — сказала тетя Иззи тоном вежливым, но явно неприязненным. — Может быть, у вас разлитие желчи. Дать вам камфары или другого лекарства?
— Нет, спасибо, — робко ответила Имоджин. Но потом шепнула Кейти: — Мне кажется, твоя тетя не очень-то любезна. Она похожа на Джакиму, ту ужасную старуху, о которой я вам рассказывала. Она живет у разбойника в пещере и готовит ему еду.
— По-моему, с твоей стороны невежливо говорить мне такое, — резко возразила Кейти, сильно рассердившись на Имоджин.
— Ах, не беспокойся, дорогая, не принимай мои слова близко к сердцу, — ответила Имоджин сладким голосом. — Ты ведь знаешь, мы не выбираем себе родственников.
После всего этого стало ясно, что визит не удался. Папа был очень вежлив с Имоджин за обедом, но зорко наблюдал за ней. Кейти уловила в его глазах насмешливый огонек, который ей не понравился. У папы вообще были очень выразительные глаза. Они видели всё и подчас могли сказать так же много, как его язык. Настроение Кейти упало. Позднее она призналась, что чувствует себя плохо, если за день не пробежится два-три раза вверх по лестнице и обратно, а потом не почитает хотя бы несколько страниц из «Розамунды».
— Ты рада, что она ушла? — шепнула сестре Кловер, когда они стояли рядом в воротах, глядя вслед уходящей по улице Имоджин.
— Кловер, как ты можешь? — возмутилась Кейти. Но при этом крепко обняла сестру, и, думаю, в глубине души она была рада уходу Имоджин.
— Кейти, — заметил папа на следующий день, — ты вошла в комнату точно так же, как твоя новая подруга, мисс Кларк.
— Как это? Не понимаю, что ты имеешь в виду, — ответила Кейти, но сильно покраснела.
— Вот так, — ответил доктор Карр и сделал несколько жеманных шажков по комнате, подняв плечи и согнув руки в локтях. Кейти не смогла удержаться от смеха, так это было забавно и так похоже на Имоджин. Затем папа снова уселся и притянул ее к себе.
— Дорогая моя, — сказал он дочери, — у тебя любящее, нежное сердечко, и я рад этому. Но случается, что человек изливает свою нежность на кого попало. Мне совсем не нравится девочка, которую ты вчера пригласила. Что ты нашла в ней хорошего?
— Вчера она мне тоже не очень понравилась, — неохотно призналась Кейти, — однако в другое время она ведет себя гораздо естественнее, например в школе.
— Рад это слышать, — заметил отец, — а то я готов был подумать, что тебе нравится такая глупая манера поведения. А что это за ерунду она рассказывала про разбойников?
— Это все с ней на самом деле… — начала было Кейти, но, поймав насмешливый взгляд отца, прикусила губу. — Ну, — продолжала она, заливаясь смехом, — наверно, не все, что она рассказывала, произошло в действительности, но это так забавно, папа, даже если она все выдумала. К тому же, Имоджин очень добрая и нравится всем девочкам.
— Выдумки всегда всем нравятся, — сказал папа, — до тех пор, пока рассказчик не пытается заставить вас поверить в них. Тогда это перестает быть приятным и становится слишком похоже на ложь. На твоем месте, Кейти, мне было бы немного стыдно клясться в вечной дружбе такой девочке, как мисс Кларк. Может быть, она и добрая, как ты говоришь, но, поверь мне, через два-три года она не будет тебе казаться столь же милой, как сейчас. Поцелуй меня и беги — там Александр уже подал коляску.