Если бы в тот первый день каникул кто-нибудь сказал Кейти, что к концу недели она все еще будет лежать в постели и испытывать постоянную боль, и никто не будет знать, когда она сможет встать, я думаю, это могло бы ее убить. По натуре она была так активна и неугомонна, что лежать неподвижно ей было просто невыносимо. А лежать с постоянной болью в спине — еще хуже. Каждый день она с дрожанием верхней губы спрашивала папу: «А сегодня мне можно будет спуститься вниз?» И когда отец отрицательно качал головой, губа начинала дрожать еще сильнее и глаза наполнялись слезами. Если она пыталась встать, боль усиливалась настолько, что бедняжка рада была снова упасть на мягкие подушки и перины, на которых было все-таки не так больно.
Потом настало время, когда она уже не спрашивала, можно ли встать. Время, когда непрерывная острая, сильнейшая боль, какой раньше она и представить себе не могла, полностью овладела ею. Время, когда ночи и дни смешались, а тетя Иззи, казалось, вообще не ложилась в кровать. Время, когда папа почти не выходил из ее комнаты, а другие доктора приходили и стояли над ней, ощупывая ее спину и переговариваясь тихим шепотом. Это было похоже на долгий, кошмарный сон, которому не было конца, как ни старалась она проснуться. Время от времени Кейти приподнималась немного и слышала разные звуки: Кловер или Элси стояли перед ее дверью и тихо плакали или тетя Иззи ходила на цыпочках по комнате. Потом звуки стихали; она погружалась в темноту, в которой не было ничего, кроме боли, и только сон мог помочь ей хоть ненадолго забыть о боли и потому казался великим счастьем.
Спешу миновать в моей повести это время — слишком тяжело думать о том, какие страдания пришлось пережить нашей славной, милой Кейти. Но постепенно, день за днем, боль становилась тише, а сон — спокойнее. В одно прекрасное утро Кейти проснулась и поняла, что, как и раньше, стала замечать все, что происходит вокруг. Ей снова захотелось задавать вопросы.
— Давно я болею? — спросила она тем утром.
— Вчера минуло четыре недели, — ответил папа.
— Четыре недели! — повторила Кейти. — Не думала, что так долго. Я была тяжело больна, папа?
— Очень тяжело, девочка моя. Но теперь тебе гораздо лучше.
— Что я повредила, когда упала с качелей? — спросила Кейти, необычайно возбужденная.
— Не уверен, что ты поймешь, дорогая.
— Постарайся, чтобы я поняла, папа!
— Хорошо. Знаешь ли ты, что у нас вдоль спины проходит целая череда косточек, которая называется позвоночником?
— Я думала, что это название болезни, — ответила Кейти. — Кловер сказала, что кузина Элен страдает позвоночником.
— Нет, позвоночник — это собрание костей. Он состоит из ряда маленьких косточек — позвонков. В середине каждого позвонка — отверстие, и через все отверстия внутри позвоночника проходит пучок нервов, который называется «спинной мозг». А, как ты знаешь, благодаря нервам мы чувствуем. Спинной мозг для безопасности обернут мягкой тканью, которая называется «мозговой оболочкой». Когда ты упала с качелей, ты ушибла один из позвонков и повредила оболочку внутри него. Нерв воспалился и вызвал боль в спине. Поняла?
— Немножко, — ответила Кейти. Она поняла не все, но слишком устала, чтобы еще задавать вопросы. Немного отдохнув, она спросила: — А теперь воспаление прошло, папа? Можно мне встать и спуститься вниз?
— Боюсь, что еще нет, — ответил доктор Карр, стараясь говорить бодро.
Больше Кейти вопросов не задавала. Миновала еще неделя, потом другая. Боль в спине почти прошла, возвращаясь время от времени всего на несколько минут. Кейти могла теперь спокойно спать, есть и садиться в постели, не чувствуя головокружения. Но руки и ноги, раньше такие подвижные, стали тяжелыми и слабыми. Без посторонней помощи она не могла ни ходить, ни даже стоять.
— Мои ноги такие тяжелые, — сказала Кейти однажды утром, — будто это ноги принца из сказок «Тысячи и одной ночи», превращенные в черный мрамор. Почему это, папа? Скоро они станут нормальными?
— Не скоро, — ответил доктор Карр. Про себя он подумал: «Бедная девочка, наверно, лучше сказать ей правду». И произнес вслух: — Дорогая, тебе надо приготовиться к тому, что ты останешься в постели надолго.
— Как надолго? — спросила испуганно Кейти. — Больше месяца?
— Не могу сказать точно, — отвечал отец. — Доктора думают, да и я тоже, что травма позвоночника такого рода, что постепенно ты ее перерастешь, ведь ты молода и сильна. Но все-таки лежать придется долго — месяцы, может быть, дольше. Единственные средства при такой травме — время и терпение. Это тяжело, дорогая, — продолжал он, потому что Кейти горько разрыдалась, — но время и терпение в конце концов помогут тебе. Не надо терять надежды. Думай о бедной кузине Элен, которая провела долгие годы без малейшей надежды!
— Ах, папа, — задыхаясь, шептала Кейти между всхлипами, — разве это не ужасно: несколько минут на качелях привели к таким тяжелым последствиям. Всего несколько минут!
— Да, всего несколько минут, — печально повторил доктор Карр. — И еще такая мелочь, как непослушание. Ведь тетя Иззи запретила вам тогда качаться на качелях. Маленький гвоздик выпал из «подковы послушания», Кейти.
Годы спустя Кейти рассказывала, что самыми длинными в ее жизни были шесть недель, которые протекли после того разговора с папой. Теперь, когда она знала, что нечего и рассчитывать на скорое выздоровление, дни тянулись неимоверно долго. Каждый казался еще скучнее и отвратительнее, чем предыдущий. Ею овладела апатия; ничто ее не интересовало. Тетя Иззи принесла книги, рукоделие, но ей не хотелось ни читать, ни вышивать. Ничто не занимало ее. Кловер и Сиси приходили посидеть с сестрой, но, слушая рассказы о том, как они играли и что делали, она начинала плакать так горько, что тетя Иззи попросила их приходить пореже. Девочки очень жалели Кейти, но комната была такой мрачной, а Кейти — такой раздраженной, что им и самим не очень хотелось приходить к ней. В те дни Кейти пожелала, чтобы тетя Иззи плотно закрыла ставни, и лежала в темноте, думая о том, как она несчастна и какой жалкой будет отныне вся ее жизнь. Все были очень терпеливы и добры к ней, но она слишком погрузилась в свое горе, чтобы замечать это. Тетя Иззи беспрестанно бегала по лестнице вверх и вниз. Целый день она была на ногах, стараясь хоть чем-нибудь порадовать Кейти, но девочка холодно говорила «спасибо», не замечая усталого лица тети Иззи. Все это тяжелое время Кейти не проявляла никакой благодарности за все, что для нее делали.
Но как ни плохо было днем, ночами ей было еще хуже. Тетя Иззи засыпала, а Кейти лежала с открытыми глазами, одолеваемая долгими, безнадежными приступами рыданий. Она думала о своих прежних планах на будущее, о делах, которые собиралась совершить, когда станет взрослой. «А теперь я никогда и ничего не сделаю, только буду лежать здесь. Папа говорит, я скоро стану здоровой, но это неправда, я знаю, что не буду здоровой никогда. Но даже если мне когда-нибудь станет лучше, все равно я буду слабой. Другие вырастут и обгонят меня во всем, и мне будет горько и обидно. О, Боже! Боже! Как все ужасно!»
Первым событием, которое утешило Кейти в ее горе, было письмо от кузины Элен, которое папа принес однажды утром и вручил тете Иззи.
— Элен пишет, что на этой неделе едет домой, — сказала тетя Иззи. Стоя у окна, она читала письмо. — Мне очень жаль, но она, наверно, права, что решила не останавливаться у нас. Двое больных в доме одновременно — это слишком тяжело. Мне хватает и одной Кейти.
— Тетя Иззи! — воскликнула Кейти. — Пусть кузина остановится у нас хоть на день! Уговорите ее! Я так хочу ее видеть! Пожалуйста! Пожалуйста, папа! — Она почти плакала.
— О, конечно, дорогая, если ты так сильно хочешь этого, — ответил доктор Карр. — Тете Иззи, конечно, будет трудно, но она так добра, что навярняка согласится, раз тебе это доставит большое удовольствие. Не правда ли, Иззи? — И он умоляюще посмотрел на сестру.
— Ну, конечно, я постараюсь! — сказала мисс Иззи самоотверженно. Кейти так обрадовалась, что первый раз в жизни по собственному желанию обвила руками шею тети Иззи и поцеловала ее.
— Спасибо, милая тетушка! — сказала она.
Тетя Иззи была счастлива. Под ее суетливыми манерами скрывалось доброе сердце, только Кейти до своей болезни не понимала этого.
Всю следующую неделю Кейти сгорала от нетерпения. Наконец кузина Элен приехала. На этот раз Кейти не стояла на ступеньках, приветствуя ее, но через какое-то время папа принес Элен на руках в комнату Кейти и посадил в большое кресло около кровати.
— Как здесь темно! — воскликнула Элен после того, как они поцеловались и обменялись несколькими фразами. — Я совсем не вижу твоего лица. У тебя болят глаза, если света больше?
— Нет, — отвечала Кейти, — глаза не болят, но я не люблю, когда в комнату светит солнце. Я от этого хуже себя чувствую. Приоткрой ставни, Кловер.
Кловер выполнила просьбу.
— Теперь хоть что-то видно, — сказала кузина.
И она увидела ребенка с несчастным, горестным выражением лица. Лицо Кейти стало худым, вокруг глаз от частых слез образовались красные круги. Тетя Иззи уже дважды в то утро расчесывала ей волосы, но Кейти нетерпеливо запускала в них пальцы, и теперь они торчали над головой, как неухоженный куст. На ней была ситцевая ночная рубашка, чистая, конечно, но какого-то уродливого фасона. Комната, хотя и опрятная, тоже выглядела некрасиво из-за стульев, составленных вдоль стен, и множества бутылок с лекарствами на каминной полке.
— Разве это не отвратительно? — вздохнула Кейти, заметив, что Элен оглядывает комнату. — Мне здесь все противно. Но теперь стало лучше, потому что вы приехали. Ах, кузина, это было такое ужасное, ужасное время!
— Я знаю, — сказала кузина с глубоким сочувствием. — Я знаю все, что с тобой случилось, Кейти, и мне тебя очень, очень жаль. Это тяжелое испытание, дорогая моя девочка.
— Но как вам удается переносить все? — заплакала Кейти. — Как вы можете быть такой милой, красивой и терпеливой, когда вам всегда больно и ничего нельзя исправить, и вы не можете ходить и даже стоять? — Ее голос потонул в рыданиях.
Кузина Элен некоторое время ничего не отвечала, только гладила Кейти по голове.
— Кейти, — произнесла она наконец. — Папа разве не говорил тебе? Он думает, что ты скоро поправишься.
— Да, — ответила Кейти, — говорил. Но, может быть, это случится совсем не скоро. Я хотела сделать так много разных дел. А теперь я не могу делать вообще ничего!
— О каких делах ты говоришь?
— Учиться и помогать людям, и стать знаменитой. Я хотела учить детей. Мама просила меня заботиться о них, и я собиралась как раз начать. А теперь я не могу ходить в школу и учиться не могу. И даже если я когда-нибудь поправлюсь, к тому времени дети уже вырастут и я им не буду нужна.
— А зачем ждать, пока ты поправишься? — спросила, улыбаясь, Элен.
— Но что я могу сделать, лежа здесь, в постели?
— Очень многое. Сказать тебе, Кейти, то, что я сказала бы себе самой, будь я на твоем месте?
— Да, конечно, прошу вас! — удивленно вскричала Кейти.
— Я сказала бы себе следующее: Кейти Карр, ты хотела ходить в школу и учиться, чтобы стать умной и полезной людям. Теперь у тебя есть такая возможность. Бог поможет тебе посещать Его школу, где он учит людей многим прекрасным вещам. Возможно, ты будешь посещать эту школу один семестр, а может быть, — три или четыре. Но сколько бы ни продлилась эта новая учеба, ты не должна упустить этот шанс, поскольку его дал тебе Он.
— Но что это за школа? — спросила Кейти. — Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Она называется школой Боли, — ответила Элен со своей самой очаровательной улыбкой. — Уроки проходят здесь, в твоей комнате. Правила в этой школе суровы, но прилежные ученики, которые всегда следуют этим правилам, через какое-то время начинают понимать, что становятся лучше и добрее. Уроки в этой школе нелегкие, но чем дольше ты учишься, тем интереснее они становятся.
— А что это за уроки? — спросила Кейти, которой становилось все интереснее слушать кузину, будто та рассказывала ей сказку.
— Ну, во-первых, урок Терпения. Он один из самых трудных. Какое-то время ты ничего не сможешь усвоить. Но каждая часть урока, которую ты выучишь, поможет легче усвоить следующую часть. Потом идет урок Бодрости. А потом — такой урок: Делать все как можно лучше.
— Иногда бывает нечего делать — ни лучше, ни хуже, — заметила Кейти уныло.
— Всегда найдется что делать! Каждое дело можно делать двумя путями. Ты этого раньше не знала? Один путь — спокойный и мирный. Если ты выбираешь этот путь, то делать дело становится легко и приятно. Но если ты делаешь свое дело грубо, кое-как, то и дело становится трудным. Есть люди, которые всегда выбирают второй, неприятный путь.
— А тетя Иззи — это «дело»? — спросила Кейти. Кузина Элен была рада услышать ее смех.
— Да, тетя Иззи — конечно, тоже дело, потому что в отношениях с ней надо стараться найти путь мирный и дружелюбный, и тогда она выберет такой же. И дети, в известном смысле, тоже «дела»; все они выбирают разные пути. Ты ведь знаешь, люди все разные, в отличие, скажем, от цветочных горшков. Мы должны чутко относиться к людям, с которыми общаемся, понимать их состояние, прежде чем вступать с ними в контакт. Это очень интересно. Я советую именно так поступать с людьми, которые тебя окружают. И, если ты будешь стараться понять других, ты научишься помогать людям.
— Если бы я только смогла, — вздохнула Кейти. — А чему еще учат в этой школе, кузина?
— Там есть еще урок Оптимизма, Надежды на Будущее. В этом классе очень много учителей. Первый — это Солнце. Оно стоит за окном целый день и ждет возможности проскользнуть в комнату и порадовать своего ученика. Это самый лучший учитель, Кейти, и я на твоем месте не закрывала бы от него ставни. Каждое утро, просыпаясь, я бы прежде всего говорила себе: «Я обязательно поправлюсь, так сказал папа. Может быть, это случится завтра. И если сегодня — последний день моей болезни, я хочу провести его красиво и сделать свою комнату красивой и уютной, чтобы каждый, кто увидит ее, вспоминал бы о ней с удовольствием». Есть еще один урок, Кейти, — урок Опрятности. Ты знаешь, что комнату надо содержать в порядке. Больной человек должен быть всегда свежим и благоуханным, как роза.
— Но это так трудно, — запротестовала Кейти. — Вы не представляете, как мне тяжело быть всегда милой и аккуратной. Вы не такая беспокойная, как я. Вы — прирожденная аккуратность.
— Ты так думаешь? — спросила кузина. — Ладно, Кейти, мы не будем больше обсуждать это. Лучше, если хочешь, я расскажу тебе сказку о девушке, которую я когда-то знала и которая отнюдь не была прирожденной аккуратностью.
— Да-да, расскажите! — Кейти пришла в восторг. Элен уже сделала ее здоровее. Взгляд стал веселее, исчезла появившаяся во время болезни апатия.
— Эта девушка была еще совсем молода, — продолжала кузина. — Сильная и активная, она любила бегать, прыгать, качаться на качелях и делать еще много всяких веселых вещей. Но однажды произошел несчастный случай. Ей сказали, что всю оставшуюся жизнь ей придется лежать на спине и терпеть боль, и никогда она не сможет ни ходить, ни заниматься интересными делами, которые она так любила.
— Это про вас и про меня, — прошептала Кейти, сжав руку кузины.
— Скорее, про меня, чем про тебя, потому что мы все надеемся, что ты скоро поправишься. Та девушка вначале не думала о том, что ей сказали врачи: ей было так больно, что она готовилась к скорой смерти. Но когда ей стало лучше, она задумалась о долгой жизни, которую ей предстояло прожить, более страшной, чем мучившая ее боль. Несчастье сломило ее; все ей стало безразлично. У нее не было тети Иззи, и скоро ее комната приобрела ужасный вид. В ней был полный беспорядок, везде разбросаны вещи, грязные ложки и пузырьки из-под лекарств, и все это — под слоем пыли. Ставни она не открывала, волосы не расчесывала. Все вместе являло собой ужасное зрелище.
— У этой девушки был любимый старый отец, — продолжала Элен. — Он приходил каждый день и сидел у ее постели. Однажды утром он сказал ей:
«Дочь моя, боюсь, тебе придется долго жить в этой комнате. Я прошу тебя сделать одну вещь ради меня».
«О чем ты просишь?» — спросила она, удивленная тем, что еще может удовлетворить чью-то просьбу.
«Я прошу, чтобы ты выбросила все эти пузырьки и сделала бы свою комнату красивой, чтобы мне было приятно приходить сюда и оставаться с тобой. Ведь я провожу здесь так много времени. Мне не нравится, что тут пыльно и темно. Мне нравятся цветы на столе и солнечный свет в окне. Сделаешь это ради меня?»
«Да», — ответила девушка, но тяжелый вздох выдал ее страх перед предстоящими переменами.
«И еще одна просьба, — продолжал отец. — Я хочу, чтобы ты выглядела красивой. Нельзя ли отделать твои халаты и ночные рубашки оборками, чтобы они стали более изящными и похожими на платья? Больная женщина, да еще неопрятная производит отталкивающее впечатление. Окажи мне услугу, пошли за красивым вещами, стань снова привлекательной. Не могу видеть, как моя Элен превращается в неряху».
— Элен! — воскликнула Кейти, широко открыв глаза. — Вы это рассказали про себя?
— Да, — ответила кузина, улыбаясь. — Это была я, хотя мне и не хотелось признаться в этом так скоро. Когда отец ушел, я попросила принести зеркало. Какое разочарование испытала я, Кейти! Мои волосы были похожи на мышиную нору, и я так часто морщилась от боли, что на лбу появились морщинки, как у старухи.
Кейти пристально разглядывала гладкий разлет бровей Элен, ее блестящие волосы.
— Не могу поверить в это, — сказала она наконец. — Ваши волосы никогда не могли быть спутанными.
— И все же были, и во много раз хуже, чем теперь твои. Но взгляд в зеркало помог мне. Я задумалась о том, как эгоистично вела себя, и мне захотелось стать лучше. Теперь, когда боль возвращалась, я лежала и пальцами разглаживала лоб, старалась, чтобы мое лицо не выдало страданий. Вскоре морщины разгладились, и, хотя сейчас я намного старше, чем тогда, морщин на моем лице нет.
Поначалу мне даже думать неприятно было о том, чтобы сделать мою комнату и себя красивыми, но постепенно это вошло в привычку и стало нетрудно. А вознаграждением мне была радость, которую получил от этого мой отец. Он гордился дочерью, когда она была здорова и подвижна, но, мне думается, что больной дочерью, прикованной к постели, он гордился еще сильнее. Моя комната стала для него любимым местом отдыха, и он проводил в ней так много времени, что и поныне комната и все ее убранство напоминают мне о нем.
Когда кузина Элен замолчала, глаза ее наполнились слезами. Но взгляд Кейти был полон света и энергии. Казалось, вместе с чувством удивления ей стало легче оттого, что кузина не всегда была таким совершенством, как сейчас.
— Вы думаете, я смогу сделать все так, как вы рассказали? — спросила она.
— Что сделать? Расчесать волосы? — Элен улыбалась.
— Нет, не только! Быть милой, и терпеливой, и приятной людям. Вы знаете, что я имею в виду.
— Я уверена — сможешь, если постараешься.
— А что бы вы сделали прежде всего? — спросила Кейти. Теперь, когда ею завладела новая идея, ей не терпелось начать претворять ее в жизнь.
— Ну, прежде всего я бы открыла ставни. Комната сразу станет выглядеть лучше. Ты принимаешь все лекарства, которые тут стоят?
— Нет, только из одной большой бутылки с синей этикеткой.
— Тогда попроси тетю Иззи убрать остальные. А я скажу Кловер, чтобы она каждый день ставила тебе на стол букет свежих цветов. Кстати, где твоя белая вазочка?
— Ее нет — я разбила ее на следующий день после вашего отъезда, и в тот же день упала с качелей, — сказала Кейти горестно.
— Ничего, моя девочка, смотри на жизнь веселее. Я знаю дерево, на котором растут такие вазочки, и у тебя скоро будет другая. Потом, когда комната станет нарядной, я на твоем месте взяла бы учебники и повторяла пройденное пару часов каждое утро.
— Ой! — вскричала Кейти, сделав недовольную гримаску.
Кузина Элен улыбнулась:
— Я понимаю, тебе будет скучно снова и снова повторять географию и арифметические действия. Но, мне кажется, что преодоление вскоре начнет приносить тебе радость. А если ты не будешь повторять пройденное, очень скоро начнешь все забывать, и это повредит твоей учебе. Ученье подобно работе в саду — ничто не дается само собой. Каждый цветок, который расцветает в саду, — это плод твоего труда, и чем больше ты будешь за ними ухаживать, тем больше будешь их ценить.
— Что ж, — вздохнула Кейти, — я попробую, хотя это очень скучно — учиться в полном одиночестве. Что еще надо делать?
В эту минуту дверь скрипнула. В щель робко просунулась голова Элси.
— Беги отсюда, Элси. Мы беседуем с кузиной. Не мешай нам.
Тон Кейти не был злым, но лицо Элси омрачилось. Она выглядела разочарованной. Однако ничего не сказала, закрыла дверь и убежала.
Элен молча наблюдала эту сцену. Несколько минут она сидела задумавшись.
— Кейти, — сказала она наконец, — ты говорила, что одна из потерь, которую принесла твоя болезнь, — невозможность полноценно общаться с детьми и быть полезной им. Я думаю, ты неправа.
— Неужели? — удивилась Кейти.
— Ты можешь быть им полезной и, мне кажется, даже больше, чем когда ты была здоровой и носилась по дому и саду, как метеор. Ты и сейчас можешь делать с ними все что захочешь.
— Я не очень хорошо понимаю, что вы имеете в виду, — печально ответила Кейти. — Ведь я почти никогда не знаю, где они сейчас находятся и чем заняты. И не могу пойти и посмотреть, вы же знаете.
— Но ты можешь сделать свою комнату такой уютной, что они сами будут прибегать к тебе! Видишь ли, у лежачего больного есть одно преимущество: он всегда на месте. Каждый, кто хочет проведать его, может сделать это. А если близкие к тому же любят его, он становится сердцем всего дома.
— Дай почувствовать детям, что каждый может прийти в твою комнату, если он устал, счастлив или огорчен, или жалеет о чем-нибудь. Ведь тут живет Кейти, которая всегда примет их с любовью, — и дело сделано. Запомни: мы никого не исправим нравоучениями, но если мы живем жизнью других, помогая немного тут, немного там, — тогда люди становятся лучше. И если наша собственная жизнь на какое-то время замирает, вот как твоя теперь, самое время принять участие в жизни других людей, ведь это нелегко сделать, когда мы кружимся в водовороте и суете собственных дел. Но я вовсе не хотела читать тебе проповеди. Боюсь, ты устала.
— Нет, нисколько, — возразила Кейти, крепко сжав руку кузины. — Вы даже не представляете, насколько лучше я себя чувствую. Ах, кузина, я буду стараться жить, как вы учите!
— Не думай, что это будет легко, — предупредила Элен. — Тебя могут мучить головная боль, или раздражительность, или беспричинное волнение, и тебе не захочется думать ни о ком, кроме самой себя. А может случиться и так, что придут Кловер и все остальные, вот как Элси забежала сегодня, а ты будешь занята каким-нибудь делом и воспримешь их приход как помеху. Однако ты должна помнить, что, проявив нетерпение или раздражительность, огорчишь их и отдалишь от себя. Сейчас они так жалеют тебя, что простят любую холодность. Но скоро привыкнут к твоей болезни, и, если ты не сохранишь их дружбу, отвыкнут от тебя и вырастут чужими.
В этот момент в комнату вошел доктор Карр.
— Ой, папа, ты ведь пришел не за тем, чтобы увести кузину? — вскричала Кейти.
— Именно за этим, — ответил отец. — Я думаю, что два инвалида — большой и маленький — беседуют уже слишком долго. Элен выглядит усталой.
Кейти почувствовала, что сейчас заплачет, но сдержала слезы. «Мой первый урок Терпения», — сказала она себе и попыталась улыбнуться, когда отец взглянул на нее. Улыбка вышла бледной и жалкой.
— Молодец, дорогая, — прошептала кузина, наклонившись поцеловать ее. — И еще кое-что, Кейти.
У этой школы, в которой мы с тобой учимся, есть одно преимущество: твой Учитель всегда с тобой. Он никуда не уходит. Если жизнь ставит нас в тупик — он тут как тут, рядом, готовый помочь и поддержать. Старайся всегда помнить об этом, дорогая, и не бойся просить его о помощи, если урок покажется тебе слишком трудным.
Этой ночью Кейти приснился странный сон. Ей снилось, что она старается выучить какой-то урок по книге, которую никак не может открыть. Она видит совсем немного текста, но не знает языка, на котором написана книга. Все усилия напрасны: она не может прочесть ни одного слова. И все-таки, несмотря ни на что, книга кажется ей такой интересной, что она вновь и вновь пытается читать ее.
— Вот бы кто-нибудь помог мне! — кричит она нетерпеливо.
Вдруг чья-то рука опускается на ее плечо и берет книгу. Та сразу раскрывается, видны все страницы. И тут рука начинает водить указательным пальцем по строчкам, и по мере того как он движется, смысл слов становится понятным. Кейти может легко прочесть их. Она поднимает глаза и видит, что над ней склонилось большое, красивое лицо. Глаза встречают ее взгляд, губы улыбаются.
— Почему ты не позвала меня раньше, маленькая ученица? — спрашивает голос.
— Ты Тот, о котором говорила кузина Элен! — кричит Кейти.
Она собирается говорить с ним еще и еще, но тетя Иззи спрашивает полусонным голосом:
— Что с тобой? Тебе что-нибудь надо?
Сон был прерван. Кейти поняла, что лежит в постели и первые лучи солнца пробиваются в окно, а тетя Иззи, приподнявшись на локте, удивленно смотрит на нее.