Чужестранец и завоеватели

Глава 1

Признаки присутствия чужака были настолько незначительными, что лошади не услышали и не почуяли ровным счётом ничего. Однако чувства Оррика из Яннарии были острее, чем у лошадей. Или, может быть, его разум лучше умел выделять важное, из сообщаемого чувствами. В тишине летнего горного леса, где не пели птицы, и ветерок был слишком слаб, чтобы колебать кроны, он мог услышать, как проминается мох под лёгкой ногой, выделить тончайший след странного незнакомого запаха из обычных ароматов.

Может в иное время он бы и пропустил всё мимо ушей – и мимо носа – но сегодня, когда он проезжал мимо предыдущего места у дороги, годного, чтобы разбить лагерь у него создалось впечатление, что не больше пары дней назад там кого-то убили, а трупы уволокли в лес. При всей своей наблюдательности, Оррик был не слишком силён как следопыт, предпочитая глуши город, так что более глубоких выводов на основе не слишком свежих следов сделать не получилось. Но теперь он был настороже. И не был расположен окликать невидимого гостя. По крайней мере, не подстраховавшись.

Оррик привстал, сделал вид, что тянется к сложенным под деревом седельным сумкам – ну мало ли, захотелось ему добавить ещё что-нибудь в кипящий на маленьком костре котелок. Но вдруг схватился за аккуратно приставленное к дереву копьё.

Ни сказать, ни разглядеть ничего толком ему шанса не дали – треснувшие ветки, звук ноги, отталкивающейся от камня, сказали ему, что неведомое существо бросилось и осталось только развернуться со всей поспешностью, выставляя копьё перед собой в направлении звука. Оррик успел и инерция собственного яростного броска насадила незадачливого убийцу на остриё. Но бросок этот был таков, что даже встретив его копьём и Оррик не устоял на ногах – вместе с нападавшим они покатились по маленькой прогалине, опрокидывая котелок в огонь, пугая стреноженных лошадей, огласивших половину леса паническим ржанием. Оррик отпустил копьё, извернулся, избегая острых звериных когтей, которыми заканчивались более-менее человеческие руки, вскочил, выхватил нож и ударил так быстро, что обычный человек даже не понял бы, когда он всё это успел сделать.

Когда нападавший схватился за распоротое горло, попытался подняться на ноги, но сумел лишь забрызгать кровью неведомым образом успевшие разлететься по всей прогалине вещи Оррика, упал снова и умер, Оррик не расслабился. Где был один враг, там могло быть и больше. Тщательно присматриваться к трупу сейчас тоже было не время, но на первый взгляд тот не казался обычным изгоем-разбойником.

Вообще говоря, разбойники, даже оборотни, обычно держались подальше от таких, как Оррик. Был он высок ростом и сухопар, с осанкой опытного бойца и обветренным, загорелым лицом человека, много времени провёдшего в походах или странствиях, небедно одет, вооружён до зубов – шпага и кинжал на отложенном сейчас в сторону поясе, нож, которым он только что воспользовался, в сапоге, дорогой заморский арбалет, копьё. Пара лошадей – основная и заводная, чтобы везти хозяина, его арсенал, да небогатые пожитки. Все атрибуты странствующего героя, или бродячего головореза, в зависимости от того как посмотреть, в общем, человека опасного.

К тому же Оррик был в этих краях явным чужестранцем – значит, был достаточно силён, чтобы пережить далёкое, опасное путешествие. Раскинувшиеся в этой глуши мелкие княжества населял, в основном, народ саклибов, в массе русоволосый и светлоглазый, мужчины у них отпускали бороды, как и полагается вчерашним варварам, лишь какие-то столетия назад успевшим приобщиться к вере Небесных Богов и цивилизации. Оррик не походил ни на саклиба, ни на представителя иных обычных в этих местах людских племён – он был черноволос и черноглаз, носил длинные усы без бороды – вместо которой сейчас отросла колючая щетина, придавшая ему самому вид лихого разбойника.

Наконец тот, кто мог выжить в диком лесу, тем более тот, кому почти удалось застигнуть Оррика врасплох, должен был видеть и чуять гораздо больше простого смертного. Должен был признать в Оррике дваждырождённого, причём не из слабых. Более сильного, быстрого и живучего, чем любой из простых смертных, а в придачу обладателя способностей, которые сложно предугадать, когда имеешь дело с совершенно незнакомым тебе чужестранцем. Разбойник – тот же хищник, ищет лёгкой добычи, а тех, кто может дать отпор, избегает. Так что нападавший простым разбойником не был.

Успокоив лошадей и обойдя всё вокруг, осмотрев следы, какие нашёл, убедившись, что больше никто к нему не подкрадывается, Оррик приступил к осмотру трупа. Но это дало больше вопросов, чем ответов. С виду человек, но на саклиба не похож. Уже немолодой, крепкий, жилистый, черные волосы, жидкая бородка, в одежде из звериных шкур. Босые ноги, выглядевшие так, словно их обладатель всю жизнь бродил по лесам и горам без обувки. Шрамы и странные татуировки. Когти, чуть не пустившие Оррику кровь, как оказалось, принадлежали раньше какому-то здоровенному чудищу и были частью грубо сработанного оружия, примотанного к рукам. Подобными вещами порой пользовались убийцы, которым хотелось свалить свою работу на оборотня или ещё какую нечисть. И покойник не пах как полагалось. Обычный человечий дух сменился чем-то очень слабым и странным, вызывавшим смутные ассоциации с алхимией и колдовством. Даже его кровь воняла куда слабее обычного. Дваждырождённый на Пути Воплощения физических изменений, изменивший своё тело в сторону повышения скрытности?

Ничего из этого не снимало вопроса, какого чёрта ему было надо от Оррика. Или… если кто-то был убит раньше, то Оррик оказался лишь одной из его целей, просто потому, что проезжал по этой дороге?

В памяти всплыл разговор с упитанным гномом, остановившимся переночевать у того же гостеприимного хозяина, что и Оррик, пару дней назад:

— Как там дела дальше на востоке? Вы же из Мераньского княжества едете? — поинтересовался Оррик, как только с любезностями было покончено. — А то доходили до меня всякие нехорошие слухи, что дескать опять зашевелились горные дикари на его границах и без драки там не обойдётся.

— Ах, господин мой! — всплеснул руками средних лет гном, явно обрадовавшись возможности вывалить на кого-нибудь всё, что беспокоило его самого. — Слухи те обернулись правдой. И сам князь Мераньский выступил, чтобы встретить войско безбожных, свирепых курангов, как раз перед нашим отъездом из столицы. Кто знает, как оно обернётся, а куранги ведь и к людям-то жестоки, а уж всех окололюдей убивают на месте, вот мы и решили пока перебраться в Толконту, к родственникам, бережёных знаете ли, боги берегут, так что…

— Но погоди, — оборвал его Оррик. — Мне вот говорили, что саклибы курангов испокон веку бивали. Или зря хвастали?

— Ну не то чтобы так уж зря, нет, случалось, конечно, и саклибам бывать битыми, да только чаще били они, — тут собеседник напустил на себя заговорщический вид. — Но жизни-то у меня и у моей семьи свои, а не заёмные и никто не может сказать наперёд, как дело обернётся теперь, ведь идёт слух, что к курангам примкнуло много прочих племён, и что, только не примите мои слова за оскорбление Восьми, что войско их возглавляет сам их лжебог!

Оррик хмыкнул. Заранее рассылать убийц, чтобы перекрыть древнюю дорогу, которой сейчас пользовались мало, потому что у княжеств саклибов на обеих её концах не было таких товаров, продажа которых у соседа окупила бы даже один прокорм тягловых животных и свою убогую торговлю они вели по рекам? Слишком заумно для дикарей. Может и не слишком для ложного бога. На миг Оррик вновь испытал сильное искушение повернуть назад. Конечно, если не удастся проехать на восток через Мерань, то крюк придётся делать большой, на много месяцев, но соваться в местную войну, в распри, о которых Оррик и услышал-то впервые десятидневье назад?

Затем Оррик оглядел безнадёжно испорченный ужин, оглядел испоганенную кровью запасную одежду, сжал зубы и решил, что весьма неуместно будет для искреннего последователя Восьми Небесных Богов сворачивать с пути лишь потому, что на нём стоит какой-то там варварский идол. К тому же, мераньский князь наверняка будет рад купить его шпагу за достойные деньги.

*****

Укрепления Мерани, княжеского города саклибов, поражали большинство тех, кто их видел, своим размером и красотой. Вместо привычных в этих краях валов с бревенчатыми венцами, прочные стены и приземистые башни были возведены из белого камня, над воротами украшенного расписной резьбой. Возвышавшиеся над стенами серебряные купола храмов и многоцветные крыши дворцов, дополнительно подчёркивали их красоту.

Дургал, однако, смотрел на них и видел лишь препятствие, препятствие, за которым укрылись недобитые саклибские трусы, после того, как армия курангов разгромила их в чистом поле. Препятствие, на которое его и его воинов очень скоро могли бросить, не считаясь с тем, что как бы смертные ни были храбры, их рукам не сокрушить камень. А если выразить ту же мысль языком не барда, а полководца – не считаясь с тем, что у курангов и собравшихся под их знамёна менее значительных людских племён был недостаток в умелых стрелках, хороших доспехах и искусстве штурма крепостей. Силой курангов были отважные бойцы, способные опрокидывать неприятеля яростным натиском или стойко стоять в стене щитов. Стены сводили эту силу на нет. Дургал твёрдо считал, что брать Мерань надо хитростью или долгой осадой.

Вот только считал ли так повелитель курангов? При одной мысли об этом у Дургала мороз пошёл по стене. Дургал не боялся ни людей, ни нелюдей, ни зверей, ни злых духов, случалось ему в одиночку нападать на многих и сражаться с гоблинами в их жутких, тесных норах. Не пристало дваждырождённому и одному из военных вождей курангов кого-то бояться!

Кроме бога курангов, бога войны, великого Кро-Кроаха. Ибо сам Кро-Кроах, Туманный Плащ, Кро-Кроах, Владыка Гончих, Кро-Кроах, Кормитель Воронов сейчас шёл во главе своего народа на покорение земель, принадлежащих развращённым сытой жизнью последователям безымянных и чуждых людям богов. И Кро-Кроах презирал любой намёк на слабость и нерешительность.

На миг Дургалу закралась в голову предательская мысль о том, что бог-повелитель предпочтёт увидеть свою армию в земле, чем увидеть в своём народе недостаток доблести. Он стиснул зубы, что придало его загорелому лицу, обрамлённому седеющими чёрными волосами, ещё более мрачное выражение. Говорили, что Кро-Кроах может читать мысли, хотя сам Дургал не был в этом уверен. Но если всё же может, что он сделает, когда увидит в голове одного из своих вождей такие сомнения?

Так или иначе, способа отвертеться от возвращения к нему с донесением не было.

Кро-Кроах не любил ни яркого солнечного света, ни рукотворных построек. Вот и сейчас он остановился в самой тёмной роще, которую нашёл в ближайших окрестностях Мерани. Когда Дургал достиг её, сумерки уже сгущались, но внутри не горело костра. Военный вождь оставил своего коня у молчаливой почётной стражи, днём и ночью окружавшей местопребывание Кро-Кроаха и вошёл в рощу с невольным трепетом. Трепет был, конечно, вызван не тем, что роща пропахла кровью и не развешанными по веткам кусками тел саклибского юноши и девушки, лучшей добычи, преподнесённой богу войны в благодарность за победу. Эти двое легко отделались – курангу, сочтённому отступником, так не повезёт.

Так что когда в полумраке вспыхнули синим огнём два глаза, взгляд которых словно пронзал насквозь, Дургал на миг замер, скованный сомнением и страхом. Лишь когда Кро-Кроах тяжко шагнул вперёд, военный вождь сбросил с себя оцепенение – и с трудом подавил порыв отступить назад.

Дургал был высок ростом и крепок телом, даже по меркам курангов. Он не привык, чтобы на него смотрели сверху вниз. Но здесь уж было ничего не поделать. Даже останься Кро-Кроах вдруг без своего рогатого шлема и старинного доспеха с плащом, которые он не снимал никогда – если они вообще снимались – Дургал всё равно выглядел бы рядом с ним почти что ребёнком. А его оружие казалось игрушечным по сравнению с копьём бога войны, толщиной с молодое деревце. Сейчас фигуру Кро-Кроаха уже окутывал холодный туман – в полумраке сложно было сказать, где кончаются его длинные седые волосы с окладистой бородой и начинается туманная дымка. Пылающие глаза не отбрасывали света. Голос, на удивление, был тихим и высоким, как шелест ветра в кронах:

— Дургал. Говори, что пришёл сказать.

Дургал заранее обдумал, что он пришёл сказать. Совладав с собой, он повёл своё донесение – тщательно избегая всего, что могло показаться советом, но как можно ярче описывая трудности.

— …среди тех, кто вырывался из города по западной дороге, мои передовые всадники заметили один отряд в пару дюжин верховых, но большая часть тех, что сбежали от нас, ещё прячется за стенами Мерани, — закончил он.

— И уж верно твои всадники перехватили тот отряд?

Дургал снова вздрогнул, потому что на этот раз вопрос исходил не от Кро-Кроаха – а он даже и не заметил, когда в роще появилось третье существо. Он позволил себе на миг перевести взгляд с бога войны на главнейшего из служителей бога.

Когда Дургал был молод, жрецами Кро-Кроаха обычно становились старики, которые уже не могли сражаться в первых рядах. Теперь, когда Кро-Кроах обрёл тело и причитающуюся ему власть, он выбирал лучших дваждырождённых бойцов, чтобы служить себе. Его избранные внушали трепет даже в неробкие сердца – а пуще всех человек, на которого Дургал сейчас глянул. Норан пожалуй и сам бы мог неплохо изобразить бога войны, не будь рядом настоящего бога для сравнения. Норан не уступал Дургалу в росте, был пошире в плечах – но сейчас Дургал не услышал его шагов. Мягкая поступь барса, медвежьи рост и сила, волчье чутьё, змеиный язык и холодные синие глаза, которые можно было сравнить разве что с глазами самого Кро-Кроаха – таким был Норан, изгой, бродяга и убийца, ставший сейчас первым из избранных бога войны, его правой рукой.

— Я послал за ними сорок искусных наездников, — отмахнулся от явной попытки уязвить Дургал. — Если они скроются в городе поменьше, то мы будем знать в каком, свернуть на юг, чтобы достигнуть своих родичей по реке, им там негде, а западная дорога через горы уже должна быть надёжно перекрыта.

— Мало. Пошлите за ними ещё сотню отборных всадников. Пусть Колат-избранный её возглавит. Эти двое тоже пойдут с ним.

Дургал чуть не подскочил, едва ли не шкурой ощутив по сторонам от себя присутствие существ, которые словно сгустились из тумана волшебным образом. Псам войны Кро-Кроаха, поджарым гончим с длинной бледно-серой шерстью, нужно было совсем немного поднять голову, чтобы заглянуть Дургалу в глаза, но при движении они не производили ни звука. Дургалу случалось, бахвальства ради, выходить на медведя с голыми руками, но с этими тварями, пожирателями принесённых жертв и охотниками на дваждырождённых, казалось не ведавшими ни боли, ни страха, он не стал бы связываться без крайней нужды, даже не будь они зверями бога. Ко всему, они были ещё и умны, понимали человеческую речь. Сам Кро-Кроах никогда ничего не объяснял, но все говорили, что перерождение в гончих даёт второй шанс отважным и преданным воинам, которые по воле судьбы умерли недостойной смертью, например от болезни.

— Идите и исполняйте, — подвёл итог Кро-Кроах. Почему преследование незначительного отряда показалось ему неожиданно важным он, конечно, объяснять не стал. В конце концов, он всё же был богом.