Ауртун был очень зорок и обладал незаурядной интуицией. Наблюдая с поднимающегося над плоскогорьем гребня за конным саклибским отрядом в пару десятков человек, подъезжающим к Высокому Лугу, он сразу опознал Чужестранца, хотя раньше никогда не видел его. Одеждой и оружием Чужестранец не выделялся на фоне своего отряда обогатившихся на войне дваждырождённых дружинников – ярко-красный плащ, под ним расшитый кафтан, копьё у стремени, меч на поясе. Но манера держаться этого человека немедленно привлекла внимание Ауртуна, а затем он разглядел и черты лица
По телу предводителя ночных бродяг пробежала дрожь, хотя он был убеждён, что оставался незамеченным. Правильно он поступил, отказавшись от попыток убить этого человека в его стане. Хорошо, что Великий Покровитель на том не настаивал. Хорошо, что Оррик-чужестранец оставил своё войско и сам приехал в западню. Хорошо, что для него был припасён сюрприз, о котором понятия не имели отбросы из Высокого Луга.
Но и так вряд ли удастся убить его без потерь. Ауртун даже не надеялся точно оценить его силы, глядя с такого расстояния, но интуиция прямо-таки кричала – этот человек задёшево свою жизнь не отдаст. Да и отряд его тоже – не зря же говорят, что слабейший из дваждырождённых уже равен сильнейшим из простых смертных.
Ну, да и ладно. После войны уж чего-чего, а сирот и изгоев будет выше крыши. Набрать из них себе новых учеников для Ауртуна труда не составит.
*****
С точки зрения Оррика даже Семикамень, где в богатых домах стеклили окна слюдой и имели понятие о чистоте, был убогой варварской деревней. А Высокий Луг вообще слабо отличался от звериного логова. И ещё непонятно в какую сторону. У многих зверей пахло в логовах лучше, чем в длинном доме, где разместились Оррик и его отряд. Благо, что зимнее стойло для животных находилось здесь же.
При свете лучины Оррик мрачно поглядел на лежащую рядом с ним на скамье курангскую зимнюю одежду. Ему повезёт, если в ней не водится вшей. Затем с сожалением провёл рукой по усам, которые с таким тщанием отращивал и которые для местных были самой приметной деталью его внешности.
– Вспомнили же Восемь об этой дыре, чтобы занести в неё меня, – недовольно пробурчал он, прежде чем взяться за бритву.
*****
На дворе была горная зима, так что никого не удивляло, что вышедший в морозную, ветреную ночь человек натягивает капюшон домотканого плаща себе на глаза. Свету было не так чтобы много – хотя блуждающая луна стояла высоко в ясном небе, от неё сейчас оставалась лишь половина.
Трое курангов, включая Рауха-гонца, потихоньку собравшихся за углом ближайшего к частоколу длинного дома вели себя нервно, то и дело оглядываясь и прислушиваясь. Оррик за минуту полностью скопировал их повадки. Притвориться простым смертным для дваждырождённого не так уж просто. Как говорится, молодца видать по выправке. Множество мелких деталей, от меньшей чувствительности к холоду, до идеального равновесия, могли выдать Оррика куда скорее, чем слишком уж высокий рост или лицо мужчины, а не юноши, при отсутствии бороды. В лицо кто там ещё заглядывать будет. А к подобным деталям дваждырождённые с достаточным опытом присматриваются машинально, чтобы оценить противника. Или жертву.
Но притворство Оррика было искусным. Дваждырождённый, чьё приближение услышал он один, не обратил на Оррика никакого внимания, и прошипел не ему, а Рауху:
– Ну как, готовы?
– Готовы, изглодай мои кости гоблины, готовы, – поспешно забормотал юноша. – Прочие мужи сидят под крышей, одетые и при оружии. Факелы наготовлены. Стог сена сзади дома, где дрыхнут саклибы, вы и сами, небось, видели.
– Видели, – согласился пришелец. Он окинул взглядом встретивших его людей, заметил их страх, счёл его вполне уместным в своём присутствии и, повернувшись к частоколу, издал странный тихий свист, словно очередной порыв ветра пронёс позёмку над землёй.
Словно идущие на добычу барсы, через частокол стали перебираться изгои. В лунном свете они действительно казались оборотнями или полузверями. Движения их были быстры и почти бесшумны, лишь пару раз коготь царапнул по замёрзшему дереву, да снег поскрипывал, когда они мягко соскакивали вниз. Их была добрая дюжина – число, соответствовавшее рассказу обитателей Высокого Луга.
Но Оррик не позволил себе так вот сразу прекратить подозревать последних. Именно напряжённая подозрительность едва не подвела его, когда вслед за ночными бродягами через частокол, чуть более шумно, перебрался человек, совсем на них не похожий.
Оррик видел Норана лишь однажды и мельком. Но он подозревал, что Норан может здесь оказаться. Так что когда он увидел человека могучего сложения, в добротной зимней одежде, с движениями, почти столь же лёгкими, как у изгоев, ему даже не потребовалось заглядывать в обрамлённое аккуратно постриженной бородой лицо или вспоминать описания внешности, чтобы понять кто перед ним. И удивления он никакого не испытал.
А вот почему его не испытала тройка окружавших его курангов? Почему ни один из них не замер, и не охнул? Или они знали, что Норан будет тут? Тот, кто уже пошёл на двойное предательство, пойдёт и на тройное…
В этот момент Оррик был подобен натянутой до предела струне. И вполне возможно, что эта струна лопнула бы, он ударил бы Рауха ножом в шею, отскочил бы прочь, зовя на помощь дружинников, сейчас сидевших в темноте своего длинного дома с оружием наготове… Удержала от этого Оррика простая мысль. Даже не мысль, а скорее образ Нельяны, промелькнувший у него в голове. Княгиня решила поверить этим курангам, несмотря на своё предубеждение. А он вообще не взялся бы добывать для неё престол, если бы не успел убедиться, что она хорошо понимает людские чувства.
Так что Оррик пару ударов сердца оставался недвижим. А затем Раух невольно отступил на шаг, наконец разглядев нового гостя:
– Доблестный Норан?
– Не ори! – прошипел Норан в ответ. – Да, это я. Когда дваждырождённый хочет, чтобы дело было сделано, он делает его сам, так ведь?
У Оррика же сперва отлегло от сердца. А затем его бросило в пот. Раух был единственным дваждырождённым во всём Высоком Луге, но он был сопляком, едва только втянувшим Второе Дыхание, его спутники – вообще смертными. Теоретически их ночное зрение могло быть не хуже чем у Оррика, но потягаться с ним в наблюдательности они никак не могли – даже если видели то же самое, то замечали медленнее. Тем более, что Оррик не предупредил их ни о чём! Усилием воли он подавил порыв начертить звезду Небесных Богов и лишь бросил быстрый взгляд на месяц в небе, возблагодарив Премудрую, Госпожу Тайн, за своевременное вразумление. Хорош бы он был, погубив собственным предательством всё дело и свою душу заодно, чисто от подозрительности и недомыслия!
Взгляд Норана словно бы задержался на Оррике и Оррик сжался, ссутулился, попятился назад, изображая из себя обычного смертного юнца, разве что более рослого, чем другие. Может Оррику вообще почудилось, потому что внимание Норана тут же вернулось к Рауху:
– Ну хватит ртом мух ловить, пошли. Выводи своих чурбанов. Окружаем дом. Я и Ауртун у главного входа. Восемь ночных бродяг сзади. А вы стерегите, если кто попытается проломиться через крышу. Уж на то, чтобы тыкать их копьями даже вас должно хватить.
Крыши в длинных домах Высокого Луга были соломенными, а сами дома наполовину вкопаны в землю, так что проломиться сквозь крышу было возможно даже без сверхчеловеческой силы. Тем более, зимой, когда пламя не сможет охватить её быстро.
Шума стало побольше – тяжёлые шаги, гомон. Тут и здесь потрескивали, загораясь факелы. Повинуясь жестам своих предводителей, люди Высокого Луга выходили в ночь, окружая тот дом, в котором остановились саклибы. Вернее, делали вид, что окружали дом. Большая их часть отчего-то смыкалась вокруг Норана и ночных бродяг. Лишь в этот момент Оррик окончательно поверил, что они будут на его стороне.
И тут же понял, что толпа простых смертных не сможет дурить Норана и его подручных даже пару минут. Выдадут своё двурушничество не жестом, так взглядом, не взглядом, так дрожью. Потому-то он и постарался держаться поближе к человеку, которого Норан назвал Ауртуном и который выглядел предводителем банды изгоев. Если умения Ауртуна были подобны умениям убийцы, с которого и началась для Оррика вся эта война, то почти его сила состояла во внезапности и скорости нападения. А вот держать удар он не сможет. Его точно можно будет прикончить одним махом – в отличие от Норана.
И в тот момент, когда Ауртун вдруг подозрительно оглянулся, втягивая носом воздух, а пара людей Высокого Луга шарахнулись от его взгляда, слишком явно напуганные, Оррик нанёс первый удар.
Он просчитался в одном – Ауртун, хоть и должен был быть застигнут врасплох, извернулся уклоняясь от удара копьём, словно у него имелись глаза на затылке и тем же движением чуть не подрубил ноги Оррика собственным копьём с широким наконечником.
– Бей! – выкрикнул Оррик и вокруг воцарился хаос, но у Оррика не было времени смотреть, что там вокруг происходит. Да и вообще, дружинники, которые повалили наружу по его кличу, вместе с людьми Высокого Луга, слишком сильно превосходили числом застигнутых врасплох, на открытом месте, ночных бродяг. Беспокоиться стоило только насчёт Норана.
Ну и насчёт того, как бы самому не лишиться жизни. Оррик умел владеть самым разным оружием, но простое копьё всегда рассматривал как предназначенное для броска или единственного первого удара. Не как оружие для фехтования! А вот Ауртун явно был другого мнения, тяжёлое копьё так и плясало в его руках, люди Высокого Луга шарахнулись во все стороны от существа, бывшего одновременно и обладателем странных, завораживающих воинских приёмов, и рычащим полузверем. Оррик кое-как отвёл один выпад, другой, третий, пытаясь орудовать копьём как посохом, от древка полетели щепки, когда в него пришёлся рубящий удар.
Но Оррик не дожил бы до своих лет, если бы не умел стремительно адаптироваться к неожиданным ситуациям и причудливым противникам. Или если не старался бы сделать всякий бой насмерть настолько нечестным, насколько мог. Уличив момент, он на миг связал оружие предводителя изгоев своим, шагнул вперёд и пнул Ауртуна в колено. Нога варвара подломилась. А затем ему в спину вонзилась пара копий, брошенных с почтительного расстояния.
Ауртун взвыл и зверем бросился на Оррика, прежде чем тот успел разорвать дистанцию. Они покатились по снегу, когти, которыми заканчивались рукава-лапы мехового одеяния Ауртуна, против ножа, который успел выхватить Оррик. Два дваждырождённых дрались как сцепившиеся коты, снег летел во все стороны, мало кто, тем более, мало кто их простых смертных, смог бы ударить Ауртуна, не рискуя проткнуть Оррика. Если бы Оррика так сбил с ног настоящий оборотень, способный принимать форму двуногого зверя, то ему пришлось бы туго.
Но ночные бродяги настоящими оборотнями не были. И Ауртун уже получил серьёзные раны. Когти располосовали Оррику одежду, бока и предплечья, но его нож проткнул противнику шею и ушёл до рукояти в глаз. Ауртун опрокинулся на снег и затих.
Прежде чем Оррик успел даже сесть, на него с нечеловеческим воем бросился ещё один ночной бродяга, отшвырнув пару людей из Высокого Луга с пути, как если бы они были слабыми детьми. Видно, хотел отомстить за предводителя. Бросился, да не добежал – опрокинулся на снег, получив жестокий удар в спину. Нанёсший этот удар дружинник набросился на упавшего, наотмашь рубя снова и снова.
Оррик проворно вскочил, лихорадочно огляделся, ища Норана. Но предводитель варваров, как видно, соображал и двигался в равной мере быстро – сейчас он нёсся к частоколу гигантскими скачками. Пара человек, по невезению оказавшихся у него на пути, ещё оседали на землю.
Оррик тоже соображал быстро. Смотреть, куда упало его собственное копьё, времени не было – он выхватил другое из рук напуганного курангского юнца, мнущегося рядом с факелом в одной руке и оружием в другой. Метнул в Норана, взлетевшего до верха частокола как летучая тень – и промахнулся. Спасибо свету факела, сбившему ночное зрение в решающий момент. Ещё пара копий и дротиков, пущенных дружинниками, тоже ушли в молоко.
Оррик бросил взгляд вокруг. Норан, похоже, был единственным, кому было достаточно плевать на своих товарищей. Если части ночных бродяг и пришла в голову мысль спасать собственные шкуры, то слишком поздно, когда их уже окружили и зажали. Если кто ещё и был жив, то очень ненадолго
– Дружина! – крикнул Оррик во всю мочь. – По коням! Сам Норан от нас уходит!
У Норана и его подручных были, конечно, собственные кони, сейчас, должно быть, оставленные под прикрытием леса. Да только Оррик сомневался, что им под силу уйти от лошадей княжеской породы, которые имелись у него самого и ещё трёх лучших дружинников. Если, конечно, сейчас не жевать сопли, а пошевеливаться.