Чужой

Лепесток двадцать первый

Время действия: девятнадцатое мая

Место действия: гараж

— Нормально себя чувствую. — стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее, говорю я в прижатый к уху телефон. — Не нужно никаких обследований!

На другой стороне линии связи — мама. Которая по телевизору увидела, как я швыряюсь бутылками в витрину магазина. Сие зрелище способствовало возникновению у неё идеи, что мне следует показаться врачу. И она пытается внедрить её мне в мозг. Но я этому сопротивляюсь.

— Денег нет. — вздохнув, ссылаюсь на обстоятельства непреодолимой силы. — Они все уйдут на поездку в Японию.

Мама сейчас напомнила о поступившем от Икута-сан транше за «Гангстерский рай». В принципе, если быть экономным, возможно и получится растянуть его сразу на две «совы». Но снова заниматься скаредничеством в отношении себя — абсолютно нет никакого желания. Считаю, эскулапы прекрасно проживут без моих денежных вливаний в их кошельки.

— Если им больше делать нечего, пусть пытаются…

Теперь я комментирую действия идиотов, устроивших флешмоб под девизом — «Напиши сунын на ноль баллов!» Телевиденье вообще крышей поехало, показав в прайм-тайм группу подростков, которая в преддверии самого значимого события в жизни каждого корейца, попыталась его опорочить. Причём, постоянно упоминая моё имя всуе. Если кратко, — олигофрены, на камеру, выполняли задания экзаменов прошлых лет, стараясь получить итоговую оценку — зеро. Никто из пятнадцати человек её так и «не выбил». Каждый, пусть по чуть-чуть, но баллов набрал. Что могу сказать об участниках эксперимента? Идиоты, — если одним словом…

— Мама, — экзамены нужны, если ты решила стать наёмным работником… — теперича пошла «песня о главном», — не пойти ли доче сдать сунын?

— Нет, ещё не придумала. — в данный момент о песне, для выступления в Токио. — Ну и что, что — «непредсказуемая»? От предсказуемой работы за год, в окна выходит гораздо больше офисных работников, чем умирает от голода поэтов…

— Хорошо, я всё поняла. Приеду из Японии и сразу начну. Да, именно так, как ты сказала… С обследования.… Серьёзно. Слушай, давай обсудим это попозже? У меня сейчас непродуктивное время для разговора. Голова постоянно думает о новой песне. Спасибо, мама. До свидания. Я тебя тоже люблю.

Закончив разговор, кладу телефон рядом с собою на стол.

Пфф… Как же хорошо, когда живёшь один! Просто райское наслаждение! Не, конечно приятно, когда о тебе беспокоятся и заботятся, но как же порой это не вовремя происходит! Бывает, иногда просто мечтаешь, чтобы хоть кто-нибудь взял, да и кинулся расспрашивать о твоих душевных переживаниях, — ан нет никого! Но, когда ты в заботах по самое горло, вот тогда-то все прямо-таки спиной начинают ощущать наступление того самого момента, когда нужно звонить и узнавать, — КАК У МЕНЯ ИДУТ ДЕЛА⁇ А не дай бог в этот момент они — «не очень», то это «плюс пятьсот» к желанию у знакомых позвонить и поговорить! Что в том мире, что в этом, — одна и та же бодяга…

Раздаётся звонок во входную дверь, потом ещё один и ещё. Поднявшись с кресла, иду смотреть — кого там такого нетерпеливого «принесло прибоем»?

— Это я! — радостно вопит снаружи голос СунОк, неожиданно вызывая абсолютное незнакомое доселе желание — перекреститься.

— Я буду теперь с тобой ночевать! — жизнерадостно объявляет онни, протискиваясь в открытую мною дверь и затаскивая за собой здоровенный чемодан на колёсиках.

Не удержавшись, таки осеняю себя крестом.

— Ты чего? — вытаращивается на меня нежданная гостья. — Верующей стала?

— Просто захотелось. — дипломатично уклоняюсь от ответа и спрашиваю. — А как же мама? Ты её одну оставила?

— Вместо меня там две монахини. — закрывая за собою выход на улицу, сообщает СунОк. — Из Пэннён. Я их попросила помочь. Они обрадовались и согласились.

— А мама?

— Она тоже была рада.

— Почему?

— Возле дома снова появились журналисты. Если буду ездить сюда как раньше, то они легко за мною проследят. Мы с мамой подумали и решили, что в квартире мне лучше пока не появляться.

Понятно. Они подумали и решили. Меня, как обычно, не спросили.

— Чего? — спрашивает онни, смотря на меня. — Ты же хотела сохранить это место в тайне? Что опять не так?

— Ситуация изменилась. — вздыхаю я. — С таким ажиотажем в СМИ, шансов на то, что не найдут, никаких. Вопрос времени.

— Нечего было привлекать к себе внимание. — недовольным голосом, нравоучительно, произносит СунОк. — Зачем бутылками кидалась? Сидела бы тихо, никто бы тебя сейчас не искал.

Не отвечая на выговор, иду следом за направившейся внутрь помещения онни. Думаю, — возможно ли, в принципе, объяснить? Так, чтобы слушатель прочувствовал эмоции, когда ты, уже практически буквально вот, решил, что свободен, но внезапно оказался перед выбором. И, поскольку считаешь себя хорошим человеком, принимаешь решение не в пользу себя, а кого-то, которого, по сути, совсем не знаешь. А после не чувствуешь радости за своё человеколюбие и правильность, а одно лишь недовольство неспособностью быть эгоистом, как все нормальные люди. Плюс, — ощущение использования твоей природной порядочности для чьих-то неясных целей. Такое кого хочешь выбьет из колеи и выбесит. Но, думаю, об этом рассказать не получится. Не поймут-с…

СунОк в этот момент докатывает чемодан до своего стола.

— Ты песню придумала? — обернувшись, спрашивает она.

— Нет ещё.

— А когда?

— Как только, так сразу.

— Я помогу. Говори, что нужно.

— Если бы знала, сама давно бы уже сделала.

— Разве нет никакого способа? — удивляется онни.

— Вообще-то… есть один. — подумав, признаюсь я.

— Какой?

— Расширения сознания. Только…

— Что?

— У меня со здоровьем, сейчас не очень…

— Здоровье можно поправить! А заявить о себе тебе нужно прямо сейчас! Хочешь быть знаменитой, — придётся потерпеть.

— Запомни, ты это сказала. Не я.

— А что такое? — настораживается сеструха.

— Технологию нужно точно выдерживать.

— Я могу составить график! По минутам!

— Нужно подумать. — увиливаю я от принятия на себя ответственности.

(позже, гараж)

— Что значит, — «у них их нет»? — не понимаю я, удивлённо смотря на ЁнЭ.

— Решением администрации исправительного учреждения «Анян», музейные экспонаты, — «Золотой граммофон» и «Золотая ракета», переданы на временное хранение в школу искусств «Кирин». — похоже цитирует мне фразу из документа мой персональный менеджер.

Она взялась «состыковывать» в пространстве и времени съёмку моего портфолио. Но в этом процессе возникли неожиданные проблемы.

— Кто им это разрешил?

— Босс, к сожалению, у меня нет оригинала или копии договора, заключённого между вами и исправительным учреждением. Скажите, — было ли в нём требование хранить призы исключительно в музее «Анян»?

— Нет, такого не было. — отвечаю я, припомнив содержание текста документа.

— По-видимому, тогда нарушений нет, раз этот момент не был отдельно обговорен. Обмен фондами — обычная музейная практика.

«Вот чёрт! — недовольно думаю я, — Хотел, чтобы на первые в истории страны премии „Грэмми“ и „Хьюго“ корейцы бегали смотреть в тюрьму, но меня опять обвели вокруг пальца. Юридически, — всё законно. А по факту, — надо мной поглумились!»

— Но это решаемая проблема. — успокаивает ЁнЭ, возможно приняв моё молчание за огорчение или растерянность. — Вы можете обратиться с просьбой в музей «Анян». Они официально подтвердят своё согласие документом, который нужно будет предъявить в «Кирин». Администрация школы, получив разрешение, сможет предоставить вам во временное пользование хранящиеся у них экспонаты…

!!! Я должен вымаливать свои призы⁇!!

—… Для оформления потребуется ваше личное присутствие. Босс, вам придётся приехать в «Анян» с документами, подтверждающими личность.

— Не поеду. — коротко отвечаю я.

— Тогда портфолио и композитная карточка модели не будут сделаны так, как вы хотите.

— Обойдусь.

— Если опасаетесь, что на бюрократические процедуры уйдёт много времени, я могу обратиться в администрацию «Кирин». Думаю, они не откажут вам в проведении фотосессии в своём музее.

— Кукиш им, а не фотосессию! Пусть мою справку об окончании школы фотографируют!

Менеджер, молча, с вопросом во взгляде, сморит на меня.

— Не собираюсь выпрашивать разрешение на возможность подержать в руках свои награды. — объясняю ей причину своей негативной реакции и добавляю. — Пожалуйста, узнай, каким образом я могу забрать из музея «Анян» граммофон и ракету.

ЁнЭ кивает и, взяв в руки свой органайзер, записывает задание.

— Будет сделано. — обещает она.

— Онни, — поворачиваюсь я к СунОк простоявший весь разговор с отвисшей челюстью. — Обстоятельства складываются так, что без «расширения сознания», — не обойтись. Вся надежда теперь только на тебя.

— Что нужно делать? — закрыв рот, с готовностью спрашивает та.

— Необходимо приобрести ингредиенты по списку, который я тебе сейчас дам. Замена компонентов и покупка низкокачественных, — недопустимы!

— Хорошо. — увидев понятную для неё задачу, онни подбирается, готовясь действовать. — Пиши!

(немного времени спустя)

— Водка⁈ — ошарашено произносит СунОк, подняв голову от листка с перечнем и неверяще смотря на меня.

— Основной ингредиент. — киваю, постаравшись сделать это солидно, — Без него, — никак. И обрати внимание на производителя. Бери только русскую экспортную.

— Целый литр⁈

— Самое страшное, когда внезапно не хватило. Пусть лучше останется.

Поняв, что это не шутка, СунОк опускает голову к листку.

— Красная и чёрная икра? — спустя секунду уточняет она.

— Купи в указанном объёме. Лишнее подсохнет, потеряет эстетику. Минус сто ко вкусу.

— Крабы?

— Свежие.

«Посыльная», дочитав список до конца, возмущённо машет им в воздухе насколько раз.

— Знаешь, — сколько это будет стоить⁈ — восклицает она.

— А ты знаешь, — сколько стоит производство одной песни? — вопросом на вопрос отвечаю я. — От тридцати до сорока тысяч долларов! А мой заказ и на тысячу не тянет. Одна сплошная экономия.

— Босс, — пока СунОк обдумывает мои слова, осторожно вступает в разговор ЁнЭ. — Ваше здоровье недавно подверглось сильному испытанию. «Водка» — очень крепкий напиток. Может, вы замените её на «соджу»?

— Как раз собираюсь позаботится о своём здоровье. — отвечаю я. — Рюмка водки, — это минимум две бутылки местного самогона, после которого голова будет просто разламываться. А мне нужно кристально чистая ясность мышления.

Две девушки молча смотрят на меня с непонятным выражением на лицах.

— А вообще хочу отметить аванс, полученный от Икута-сан. — признаюсь я. — Раз никто меня не любит, буду сама себя любить! Буду пить, гулять и веселиться! Вечером. После того как выполню всё запланированное на день, — сразу и начну. Присутствие вас двоих обязательно. И никакого соджу! СунОк, ты меня слышала?

— Пфф… — презрительно выдыхает в ответ та.

(позже. Гараж)

— Директор Пак, — обращаясь к СунОк, произносит ЁнЭ. — Вы опечалены, или мне просто показалась?

— Немного, — признаётся та. — Я беспокоюсь о своей сестре. О её поступках.

—Директор, мне кажется, поведение вашей тонсен наоборот, указывает на то, что всё улучшается. Я работаю с госпожой ЮнМи с самого начала её карьеры. Скажу вам, что сейчас она становится похожей на ту девочку, которой была, когда работала с президентом СанХёном.

— Правда? — удивляется СунОк.

ЁнЭ утвердительно качает головою в ответ.

— Да. — говорит она. — После возвращения из «Анян», ЮнМи была тихой и утомлённой, словно энергия в ней иссякла. А сейчас я вижу, как она оживает. Вечеринка, — это очень хороший сигнал.

— Разве нельзя обойтись без крепких напитков? — прокрутив у себя в мыслях услышанное, уже тихо возмущается СунОк. — Обязательно нужно что-нибудь… порицаемое?

— Ваша сестра очень талантливый человек. Её мозг работает несколько иначе чем у большинства людей. Поэтому, причина некоторых её действий не всегда понятна остальным. Но раз она так делает, — значит, ей это нужно.

— Но ведь так можно и избаловать, если разрешать всё!

— Уверена, подобного не случится. Считаю, ЮнМи обладает сильной волей и развитым самоконтролем. А ваше присутствие рядом, дополнительно поможет избежать соблазнов.

СунОк некоторое время молчит, думая.

— Хорошо. — повеселев, наконец произносит она. — Спасибо, ЁнЭ. Твои слова действительно меня успокоили.

— Пожалуйста, директор Пак. — отвечает ей менеджер.

(гараж. Поздний вечер)

Просыпаюсь, словно от толчка. Не понимая причины дискомфорта, смотрю на стол, уставленный чашечками с закусками и одинокой большой бутылкой водки среди небольших бутылочек. Онни соджу не купила, но вместо неё приволокла пиво. Выкрутилась.

Меняю направление взгляда и обнаруживаю рядом со столом, спящих на стульях СунОк и ЁнЭ. Не понимая, с чего я очнулся, перевожу взгляд в сторону и вижу проплывающую мимо меня кошатину, у которой вместо лап какие-то крутящиеся спирали.

«Вот кто меня разбудил! — понимаю я, провожая взглядом, извивающийся длинный хвост Мульчи. — Фигасе, какие у неё шурупоходы! Ишь, как шурует на них… в «прекрасное далёко»…

Неожиданно в голову приходит мысль: Ведь оно же не должно быть жестоко, да?

А за ней, спустя секунду, — следующая: Ни к кому. «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!» Вот что я исполню в «Токио Доум»!

(несколько часов спустя, раннее утро следующего дня. Здание гаража содрогается от рёва акустической системы работающей на максимуме мощности. Динамики изрыгают из себя жёсткий ритм[45]. ЮнМи, перед зеркалом размахивает руками, словно дирижируя невидимым оркестром. Рядом с ней, на полу сидит Мульча, в такт музыке качая головой и наблюдая за своим отражением. Вдоль стены, хватаясь за неё руками, в направлении музыкального центра с трудом ползёт не протрезвевшая СунОк. Вот она добирается до цели и, прицелившись, тыкает пальцем в кнопку выключения.)

— Что за шум⁈ — кричит полуоглохшая онни, пользуясь тем, что её теперь слышно.

— Где? — удивляется, обернувшаяся в ответ на наступившую тишину, ЮнМи.

— Здесь! — восклицает её сестра, сердито тыкая рукой в сторону ближайшей к ней акустической колонки. — Я уже горло сорвала, пока орала! А ты меня не слышишь!

— Это не шум, а песня для выступления в Японии.

— Вот этот грохот⁈ — СунОк неверяще вытаращивается на свою тонсен. — А где слова?

— Всё будет. И слова, и хор. Может быть…

— «Может быть»? Хор вместо электрогитары? Да ты пьяная!

— Я — нормальная! — гордо заявляет ЮнМи. — Пиво с водкой не мешала, в отличии от некоторых!

— Трезвые такую ерунду не напишут!

— Да что ты понимаешь в свиных шкурках!

— Чего⁈

— Директор СунОк, — выглядывая из коридора, дипломатично произносит ЁнЭ. — По промежуточным вариантам обычно сложно судить. Давайте дождёмся финальную версию о которой говорит ваша сестра.

— Половину работы не показывают. — поддерживает её ЮнМи и спрашивает. — Класно ведь получилось?

— Босс, — у нас нет электрогитары. Откуда вы её взяли?

— «Korg». — просто отвечает ЮнМи. — «KingKorg», «Русская водка» и капля таланта.

— Я думаю, здесь гораздо больше одной «капли». — льстит ЁнЭ. — Гораздо.

ЮнМи несколько секунд, улыбаясь, с довольным видом смотрит на неё, потом поворачивает голову к СунОк.

— Онни, включи! — требует она. — Послушаем ещё раз. Тебе обязательно понравится!

(примерно неделю спустя)

Место действия: Япония. Токио. Стадион «Токио Доме».

Время действия: вечер.

(над внимательно вслушивающимся в мелодию и слова стадионом, на японском языке, звучит песня, знакомая почти всем жителям СССР другого мира[46])

Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко,

Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь…

Запертая дверь кошачьей переноски внезапно распахивается и из неё выглядывает мордочка Мульчи. Повернув острые ушки, она внимательно прислушивается к голосу своей хозяйки.

От чистого истока в прекрасное далёко,

В прекрасное далёко, я начинаю путь!

Музыка умолкает, показывая, что песня закончилась. Кошка подбирает под себя лапы и прижимается к полу ящика так, словно готовится выскочить.

— Большое спасибо. — после смолкших аплодисментов раздаётся со стороны сцены усиленный акустикой голос ЮнМи.

Мульча открывает пасть и издаёт негромкое, но угрожающее шипение.

—… Для меня большая честь стоять сегодня на этой сцене, — продолжает говорить ЮнМи. — Хочу выразить всей Японии свою искреннюю благодарность и глубокую признательность за предоставленную возможность участвовать в таком значимом мероприятии. Пользуясь возможностью, хочу пожелать всему нихон-миндзоку, чтобы с этого дня, никогда больше…

Негодующе взвыв, Мульча пулей выскакивает из своего убежища.

(сцена, устроенная с одной стороны огромного стадиона. Телекамеры транслируют увеличенное изображение выступающего артиста на три огромных телеэкрана так, чтобы его мог видеть каждый зритель, находящийся на трибунах.)

—… чтобы с этого дня, никогда больше, — произносит ЮнМи в микрофон, который держит рукой. —… ни один школьник Ниппон коку…

Внезапно она сбивается, делая шаг назад. Сильно зажмурясь и мотая головой, словно её что-то ослепило или ударило.

— Оу! — удивлённо произносят зрители.

Из-за левой кулисы, появляется чёрная тодук-конъяти с задранным хвостом и с недовольством, чувствующимся в её движениях, трусит в сторону своей хозяйки.

— Ха! — секунду спустя выдыхают наблюдатели, увидев на кошачьей морде, показываемой во весь размер телеэкранов, выражение мрачной решимости.

Мульча добирается до ЮнМи, которая никак не может справиться с внезапно постигшим её недомоганием. Останавливается и, задрав голову, смотрит вверх. Мяукает, широко раскрывая маленькую красную пасть, демонстрируя острые белые клыки.

— Маа, — впечатляются трибуны.

—… Я хочу, — справившись с дурнотой, с усилием поднеся микрофон ко рту двумя руками, ЮнМи делает попытку закончить начатую речь. —…Чтобы больше никогда, в Японии…

В этот момент у неё подламываются ноги, и она падает на колени. Замирает, опустив голову и упершись руками в пол. Микрофон, выпав у неё из рук, откатывается в сторону.

— Ари! — раздаются испуганные крики людей.

Мульча испускает яростное шипение, удивительным образом услышанное каждым пришедшим на концерт и, распахнув пасть, впивается зубами в руку своей хозяйки. Камера, снимающая кошку крупном планом, честно транслирует происходящее на центральный экран. Некоторые из зрительниц, глядя на происходящее, испугано визжат. ЮнМи же, будто у неё отключилась нервы, просто мотает головой, не реагируя на укус. Волосы, свесившись вниз, закрывают ей лицо.

Спустя некоторое время до кошатины доходит, что её потуги не замечают. Выпустив конечность хозяйки из пасти, она задирает мордочку и несколько раз мяукает, пытаясь привлечь к себе внимание. Но ЮнМи по-прежнему не реагирует на внешние раздражители. Мульча поворачивает голову и некоторое время смотрит в глубь сцены. Всё её тело выражает напряжение. Внезапно резко сорвавшись с места, она начинает носиться вокруг стоящей на коленях девушки, словно натаптывая большой круг. Сделав несколько оборотов, кошка, ударом лапы, поддевает валяющийся на полу микрофон, отправляя его в сторону ЮнМи.

— Ха! — выдыхают в зале, увидев, как он подкатывается прямо к её руке и останавливается.

Секунду спустя пальцы айдола, приподнявшись, накрывают собой его держатель.

Мульча, оскалившись, кидается в сторону двух мужчин, появившихся на краю сцены и направившихся в сторону ЮнМи, видимо желая оказать помощь. За несколько секунд, превратившись в разъярённого тигра, она долетает до них, и встаёт, преграждая путь. Пригнувшись, кошка неожиданно издаёт низкое горловое рычание, громкость которого подобает скорее крупному хищнику, чем небольшому домашнему животному. При этом звук снова слышен по всему стадиону. Спешившие на выручку аджосси, вместе со всеми зрителями замирают, испугавшись. Под крышей стадиона наступает тишина. Замерев, люди неотрывно смотрят на сцену.

Держа голову у самого пола, Мульча испускает ещё один рык и угрожающе делает шаг вперёд. Мужчины, окаменев, не двигаются с места. Внезапно кошка резко поворачивает голову и вновь смотрит в глубину сцены. Потеряв интерес к двум застывшим представителям стаффа, она бросается в сторону и останавливается, встав между ЮнМи и чем-то приближающимся. Шерсть на ней поднимается дыбом, делая её похожей на чёрный шар. Стегая себя хвостом по бокам, хищница несколько раз испускает исполненный ярости вой.

Продолжая хлестать хвостом, она некоторое время внимательно изучает пустое пространство, и, внезапно, словно решив, что успеет, молнией бросается к продолжающей находится в прострации ЮнМи. Подбежав, вытягивает конечность с выпушенными когтями и без малейшего колебания засаживает их хозяйке в руку около локтя. Резко тянет лапу вниз, оставляя глубокие царапины, тут же напитывающиеся ярко-красной кровью.

— Ах! — как один человек восклицают зрители.

Словно испугавшись сотворённого, кошка бросает драть любимого человека и вновь мчится к месту, которое только что оставила. Заняв оборону, она опять заводит угрожающее ворчание, словно предупреждая, что просто так через неё пройти не получится.

В этот момент, ЮнМи, закончив камлать, согнувшись над микрофоном, медленно подтягивает под себя ногу, и, собираясь подниматься, ставит её на стопу. На экране чётко видно, как с её лица, скрытого волосами, летят вниз крупные капли.

В этот момент за её спиной Мульча взвывает дурным голосом, в котором слышатся нотки страха. Собравшись, ЮнМи делает усилие и встаёт. Видно, что это даётся ей с трудом. Она поднимает голову, одновременно плавным движением поднося микрофон ко рту. Зал дружно ахает и разражается испуганными женскими криками и визгами. Всё лицо девушки, скрытое до этого момента волосами, оказывается залитым кровью, текущей из носа и глаз. Несколько секунд ЮнМи стоит, молча смотря на трибуны. Потом выплёвывает изо рта скопившуюся в нём кровь. Какая-то зрительница визжит, заглушая всех.

— Я хочу… — с трудом ворочая языком, произносит ЮнМи, — чтобы в Японии, больше никогда…

Что-то невидимое толкает её в спину, снова сбивая с ног и вырывая микрофон из руки, отбрасывая его далеко в сторону. Буквально взревев, Мульча бросается вперед, нанося по воздуху удары лапами. Несколько секунд мелькания когтей, клацанья зубов, прыжков в разные стороны, и она отскакивает назад, снова замирая в угрожающей позе. За ней, в луже крови слабо возится ЮнМи, пытаясь найти опору под скользящими ладонями. Наконец, ей удаётся вновь встать на колени. Люди в зале, замерев, в полной тишине, наблюдают за разворачивающейся на их глазах драмой.

Быстро оглянувшись, Мульча снова поворачивается к своему невидимому врагу и делает несколько «голосовых предупреждений». Тут же, бросив пост, она вновь мчится к хозяйке, которая опять только мотает головой, не находя в себе сил подняться. Подбежав, кошка, встав на задние лапы, передними бьёт по склонённой голове ЮнМи: бац, бац, бац!

Вставай! — словно требует она. — Ну вставай же!!

Надавав оплеух, и увидев, что девушка начала шевелиться, Мульча стрелой летит к оставленному месту. ЮнМи же, по новой подтягивает под себя правую ногу. Второй подъём даётся ей явно тяжелее. Видно, что её качает, а колени подгибаются. Тем не менее ей удаётся утвердиться на нетвёрдых ногах, и она снова поднимает залитое кровью лицо.

— Кто-нибудь! Ну помогите же ей! — раздаётся со зрительских рядов истеричный женский крик.

ЮнМи, разыскивая микрофон, несколько секунд шарит глазами вокруг себя и обнаруживает его валяющимся метрах в трёх от неё. Выплюнув кровь, она решает обойтись без него.

— Я хочу, — произносит она, и её голос неожиданно слышит каждый человек, смотрящий на неё, — чтобы в Японии…

Словно предупреждая, взвывает Мульча.

—… чтобы в этом году не было самоубийств школьников! — чуть запнувшись, быстро произносит ЮнМи, снизив уровень своего притязания.

— Я так хочу. — после мига тишины, добавляет она.

Внезапно, у всех, находящихся на стадионе, возникает ощущение, что им стало свободнее дышать. Мульча, перестав топорщить шерсть, садится на задницу, смотря перед собой. Среди зрителей раздаются крики облечения. ЮнМи, ещё несколько мгновений покачавшись на ногах, падает на бок, и, перекатившись на спину, лежит, широко раскинув руки. Обернувшись на звук удара головы об пол сцены, кошка несколько раз нервно лижет языком шерсть на своём плече, а потом, отвернувшись, зло шипит, словно требуя от кого-то, чтобы он быстрее проваливал.

Люди начинают вставать со своих мест, пытаясь рассмотреть, что происходит с лежащей на полу девушкой. Камеры в этот момент показывают её сбоку, под ракурсом, с которого почти ничего не видно.

Мульча медленно поворачивает голову, холодными глазами следя за движением уходящего невидимки. Закончив наблюдение, она встаёт на лапы и, опустив хвост, устало бредёт к валяющейся без движения ЮнМи. Подойдя, — несколько раз тыкается носом ей в лицо. Не получив реакции, кошка поворачивает голову и с недоумением смотрит на двух остановленных ею аджосси, продолжающих торчать соляными столбами. Вздохнув, Мульча напрягается и неспешно трусит в их направлении, заходя по дуге к ним за спины. Оказавшись в нужной, по её мнению, точке, кошатина грозно рявкает, намереваясь разморозить застывших мужчин и гнать их на помощь своей хозяйке.

(несколько позже. В переходах за сценой)

Четверо пожарников несут на носилках находящуюся без сознания ЮнМи. Рядом с ней, широкими шагами, идёт врач скорой помощи и медсестра. Последняя держит в руках бутылку с физраствором, от которой вниз идёт трубка, исчезая под повязкой на локте ЮнМи. Люди, попадающиеся на встречу кавалькаде, отступают в стороны, освобождают дорогу, при этом испугано смотря на носилки, с которых медленно падают капли крови, оставляя ярко-видимый след.

Внизу, под носилками, там, где она не будет путаться в ногах у людей, с сосредоточенным видом бежит Мульча.

— Что случилось с моей сестрой⁈ — испуганно кричит СунОк, догнав переносчиков.

— Это станет понятно после обследования в больнице. — уклончиво отвечает врач.

— Я поеду с вами!

— У вас есть документы подтверждающие вашу личность или личность вашей родственницы?

— Да, у меня есть мои документы!

— Хорошо. Мы возьмём вас. Не отставайте.

(радиопереговоры скорой помощи)

— Дежурная машина 1347. Прошу указать адрес ближайшего медицинского учреждения, способного принять пострадавшую с большой кровопотерей. Сейчас отъезжаю от стадиона «Токио Доум». Находились там в качестве дежурной бригады во время проведения массового мероприятия.

— Тринадцать сорок семь. Сообщите причину кровопотери.

— Анамнез непонятного происхождения. Выглядит, словно кровь просачивается сквозь кожу.

— Тринадцать сорок семь. Направляйтесь в больницу Кудандзака, это полтора километра от вас . В данный момент лечебное учреждение располагает достаточным запасом материалов для переливания крови.

— Понял вас, гиму-сан. Больница Кудандзака.

(больница)

Белая машина скорой помощи, с красной полосой по периметру корпуса, стоит у дверей приёмного покоя. На её крыше переливаются красным не выключенные водителем «тревожные огни».

Санитары вытаскивают из салона автомобиля носилки с ЮнМи.

Оу! — не сумев удержаться, изумлённо восклицает один из них, увидев, что пострадавшая буквально лежит в луже крови.

— Быстрее! — торопит мужчин парамедик, сопровождающий транспортировку, — Пациентку нужно срочно доставить в реанимацию!

Из медицинского фургона, не замеченная занятых работой людьми, на асфальт тяжело спрыгивает чёрная кошка, намереваясь и дальше следовать за своей хозяйкой.

(несколько часов спустя. Чат, который никогда не спит)

[*.*] — Вы видели происшествие в «Токио Доум»? Агдан стало плохо во время выступления!

[*.*] — Что такое? Наша дурочка переволновалась?

[*.*] — Ей реально стало нехорошо и она упала на сцене. Японцы выкладывают кучу видео с концерта.

[*.*] — Так ей и надо, предательнице!

[*.*] — Похоже, ЮнМи сильно разбила лицо. Когда её уносили на носилках, там было видно много крови.

[*.*] — Не скажу, что мне сильно её жаль, но если бы меня спросили, то я бы не хотела, чтобы она так сильно страдала.

[*.*] — Агдан вышла на сцену со своей тоду-коянъи, которая носилась вокруг неё словно сумасшедшая, пока сама валялась, кх-кх-кх…

[*.*] — А мне кажется это очень мило, когда животные так любят своих хозяев…

[*.*] — К коянъи это не относится. Они любят только свою помойку, кх-кх-кх…

[*.*] — Кто знает, что там вообще случилось? Видео много, но все, которые я видела, сняты издалека и весьма непрофессионально. По ним трудно что-нибудь понять.

[*.*] — Чего неясного? Агдан выступала с цирковым номером, показывая свою хвостатую мерзость со свалки. Трюк не удался, она поскользнулась, упала, разбила нос! Всё!

[*.*] — Я тоже ничего не поняла по этим съёмкам. Изображение прыгает, слышно, как зрители кричат, а в конце ЮнМи уносят на носилках. И никаких комментариев от операторов.

[*.*] — Эти ролики прямо с концерта, без всякой обработки. Их выложили желавшие хайпануть на происшествии . Нужно подождать нормального контента.

[*.*] — Не везёт Агдан.

[*.*] — Это ей наказание за предательство нации!

(где-то примерно в это время, в больнице)

— У нас получилось частично стабилизировать состояние вашей сестры, СунОк-сан. Но нам не удалось определить природу возникшего кровотечения. Скажите, у ЮнМи-сан есть какие-нибудь редкие заболевания?

— Откуда у ЮнМи столько крови?

— Она у неё вытекает сквозь кожу. Никто никогда такого не видел. Мы использовали кровеостанавливающие препараты и ввели ей больше двух литров донорской крови. Крововыделение замедлилось, но не настолько, как ожидалось. Поэтому, я хочу знать, — есть ли у вашей родственницы орфанные заболевания?

— Доктор! У меня есть кровь! Возьмите у меня её для ЮнМи!

В этот момент открывшись, хлопает входная дверь и в кабинет заскакивает женская фигура, плотно упакованная в медицинскую систему индивидуальной защиты так, что наружу видны только глаза.

— Прошу прощения, доктор-сан. — глухо, сквозь повязку, поклонившись, произносит она. — Проблемы в реанимации. Kuroneko не подпускает нас к пострадавшей Пак ЮнМи. Сидит рядом с ней и бросается на всех, кто рискнёт приблизиться! Нам нужно вызвать охрану?

— Чёрная кошка в реанимации? — изумляется доктор. — Откуда она взялась?

— Это Мульча! — восклицает СунОк, поняв о ком говорят японцы. — Это нэко моей сестры!

— Вы пронесли её с собой в больницу? — настораживается врач.

— Нет, я вообще не знала, что она здесь!

— СунОк-сан, животное не может находиться рядом с больными. Вы можете её забрать?

— Да, конечно! Она меня слушается.

— Пойдёмте! — приглашает мужчина, вставая из-за стола.

(немного позже)

В коридор, сопровождаемые злобным, потусторонним воем, последовательно вылетают: медицинская сестра, СунОк и доктор. Последний, как мужчина, захлопнув за собою дверь, держит её за ручку, создав тем самым рубеж обороны между женщинами и какой-то хренью, с которой ему ещё ни разу в жизни не доводилось сталкиваться.

— Что с вашей neko, СунОк-сан⁉ — перепугано кричит он, изо всех сил налегая на запорный механизм.

— Она раньше никогда так не делала… — растеряно оправдывается та. — Не знаю, что с ней такое случилось…

Спустя секунд десять, японец приходит к выводу, что никто не пытается вырваться из палаты. Уменьшив прилагаемые к ручке усилия, он заглядывает в имеющееся в двери узкое длинное окно и видит совершенно обычную с виду чёрную кошку, устроившуюся у правого бока ЮнМи. Закрыв глаза, она словно дремлет, при этом повернув морду ко входу.

— Это не neko. — понаблюдав за ней, тем не менее констатирует мужчина и, повернув голову, объясняет, почему. — Эти маленькие зверьки не издают таких громких звуков…

Сестра ЮнМи молчит, не зная, что возразить.

—… И я никогда не видел, чтобы кровь просто вытекала сквозь неповреждённую кожу… — сообщает ещё об одном удивившем его факте, врач.

— СунОк-сан, вы ничего не хотите сказать? — спрашивает он. — Ваша сестра нуждается в лечении, но я не могу ей помочь, потому, что просто не способен к ней подойти.

— Некоторые люди говорили, что Мульча, — дух убитой женщины. — помолчав, под взглядом врача неохотно признаётся СунОк.

— Что за — «убитая женщина»?

— Самая верная служанка правительницы Мён СонХва…

— В нашем прошлом это была очень знаменитая королева. — предположив, что иностранец может не знать историю её страны, кореянка решает добавить подробностей в свой рассказ. — Однажды она исчезла, но никто не видел её мёртвой.

— «Верная служанка»… — задумчиво повторяет японец и спрашивает, — СунОк-сан, а что говорили в Корее о вашей имоуто-сан?[47]

— Называли реинкарнацией пропавшей королевы… — совсем уже неохотно признаётся та.

— А почему?

— Ну… моя тонсен участвовала в концерте, в Сеуле, против самоубийств подростков. И за целый год после этого, никто из школьников не покончил с собой. А у ЮнМи глаза стали голубыми, как у королевы Мён СонХва…

— Вашу сестру доставили со стадиона «Токио Доум»… Сегодня вечером там проходит мероприятие, направленное против подросткового суицида…

— ЮнМи — обычный человек! — внезапно рассердившись, восклицает СунОк. — А Мульча, — обыкновенная коянъи!

— От которой мы только что бежали, спасаясь. Что произошло на стадионе?

— Я не видела точно, господин. Организаторы сказали, что с артистом за кулисами может находиться только его менеджер. Мне предложили пройти в зал и смотреть за выступлением оттуда. Но это были не места для зрителей, а для стаффа, где можно только стоять. И ещё — они были сбоку, откуда плохо видно, даже если смотреть на экраны. Все вдруг начали кричать, а ЮнМи упала. Я попыталась сразу попасть к ней, но пришлось расталкивать толпу, и охранники сразу не пропустили, хотя у меня был пропуск. Тонсэн я увидела, когда её уже уносили на носилках.

— Понятно, — кивает врач и снова заглядывает в окошко на двери.

«Манэки-нэко! — словно вспышка приходит ему в голову озарение от вида Мульчи. — Спутница богини милосердия! А девочка — это сама Каннон!»

«Разве я действительно в это верю? — мгновением спустя начинает сомневаться он, испугавших собственных мыслей. — Это не выдерживает никакой критики! Например, — что должно произойти, чтобы Высшая сущность оказалась в больнице? А почему — нет? Каннон способна перевоплощаться. Но не в каждой инкарнации она так же сильна, как в своём истинном обличии. Пострадавшая боролась за жизни подростков. В Корее — раз, в „Токио Доум“ — два. И там, и тут — одно и тоже! И Мульча, — это точно, не просто нэко»!

«А почему — я? — приходит ему в голову следующая мысль. — Отчего именно мне выпал жребий повстречать бодхисаттву? Может быть меня испытывают, желая узнать — достоин ли я высокой судьбы? Полно таких историй, в которых боги притворяются простыми людьми, желая узнать истинную сущность человека…»

Услышав звук шагов, мужчина поворачивает голову и видит двух приближающихся женщин, в традиционном одеянии корейских монахинь. Подойдя, они останавливаются и два раза кланяются. Сначала СунОк, потом доктору. Выпрямившись, молча делают шаг назад и становятся возле стены, словно ожидая указаний.

— Это кто? — наклонившись вбок, осторожным шёпотом спрашивает японец у сестры ЮнМи.

— Это бхикшу из храма Пэннён, — так же тихо отвечает ему та. — Они помогают моей тонсен…

— Как они попали в больницу?

— Не знаю…

— Хорошо, — произносит решивший всё для себя в этот момент доктор. — Нужно договариваться с Манэки-нэко.

— Какой ещё — «Манэки-нэко»? — сразу не врубается СунОк.

— Спутницей богини Каннон.

— Аджосии, что вы такое говорите⁈

— Я пошёл. — вместо объяснения сообщает врач.

Набрав воздуха, он резко выдыхает и решительно взявшись за ручку, распахивает дверь. Прибежавшая за подмогой медсестра, всё это время проторчавшая за спинами СунОк и доктора, и слышавшая весь их разговор, провожает его ошарашенным взглядом.

(несколько мгновений спустя)

Открыв глаза, Мульча с интересом смотрит на то, как взволнованный мужчина в белом халате низко кланяется, едва переступив через порог.

(в этот момент, в коридоре)

— Госпожа СунОк… — почтительно произносит одна из монахинь, неспешно приблизившись к девушке, наблюдающей сквозь окно в двери за происходящим внутри палаты. — Прошу прощения за беспокойство, но я хотела узнать, — вам есть где жить?

СунОк поворачивает голову и с удивлением смотрит на женщину.

— Мы с сестрой остановились в гостинице… — непонимающе отвечает она. — Завтра вечером хотели уехать…

Не договорив, сестра ЮнМи округляет глаза и восклицает: Мне нужно продлить проживание!

— Позвольте предложить вам нашу пищу и кров… — предлагает монахиня, вежливо наклоняет голову.

— Ой, мне неудобно вас стеснять… — засмущавшись, отказывается СунОк.

— Вам будут нужны деньги. Администрация больницы Кудандзака потребует оплатить расходы на лечение госпожи ЮнМи.

— Пфф… — выдыхает СунОк, поняв, что ей придётся решать один из самых сложных вопросов в жизни — отсутствие средств в тот момент, когда они позарез необходимы.

— Мне нужно позвонить домой… — пару секунд подумав, неуверенно произносит она, видимо слабо представляя, как преподать для мамы произошедшее таким образом, чтобы нахождение ЮнМи в больнице выглядело всего лишь досадным недоразумением, которое будет исправлено в самое ближайшее время.

(две недели спустя. Япония. Токио. По коридору гостиницы, катя за собою чемодан на колёсиках, идёт ЧжуВон)

(позже. Больничная палата ЮнМи)

ЧжуВон, только что перешагнул через порог, оставив за дверью, готовых прийти на помощь, врачей. Остановившись, парень внимательно смотрит на чёрную кошку, лежащую на постели рядом с ЮнМи. Та в ответ тоже, тщательно разглядывает посетителя. Молчаливое взаимное изучение затягивается примерно секунд на тридцать. Наконец Мульча переводит взгляд на цветы, секунду смотрит на них. Насмешливо фыркнув, спрыгивает на пол и бежит, направляясь к напрягшемуся ЧжуВону. Встав возле выхода, она поднимает голову и молча смотрит на парня. Поняв, что от него ждут, оппа поворачивает ручку и открывает дверь, позволяя кошке выскочить в появившуюся щель. Из коридора раздаются испуганные крики и исчезают, отрезанные вновь закрывшейся дверью. ЧжуВон, поудобнее взявшись за букет, идёт к кровати. Садится на стул и некоторое время разглядывает бледное лицо на подушке. Потом переводит взгляд на мониторы показателей жизнедеятельности, затем возвращает его к ЮнМи. Откашливается.

— Привет. — негромко произносит он. — Я к тебе.

Некоторое время ничего не происходит. Внезапно, на одном из экранов, рисовавшим ровные линии, в углу появляется мигающая зелёная точка, а линии искажаются, плавно загибаясь кверху. На других мониторах тоже начинают изменяться значения, намекая на то, что пострадавшая, — просыпается.

ЮнМи глубоко вздыхает.

— Снова ты, Зоркий глаз? — не поднимая век, хриплым голосом, тихо спрашивает она.

— Снова я, старая скво.

Неожиданно, в одном из медицинских аппаратов начинает громко звенеть звонок, требуя присутствия персонала. На звук, в палату, вваливается команда врачей, за спинами которых, стараясь заглянуть внутрь, маячит СунОк. В этот момент ЮнМи открывает глаза. Смотрит ими сначала на врачей, потом на розы, затем на ЧжуВона.

— Розовые… — под общий изумлённый вздох всех присутствующих, недовольно констатирует она, глядя на мир небесно-голубыми очами.

Конец книги