Да родится искра

Глава 14 - Побег

Снежинки медленно падали из хмурой непроглядной вышины. Казалось, они могут порхать вечно, взмывая от дуновения легкого ветерка и вновь опадая на стылую землю.

Откуда каждая знает, где ее место?

Жердинка провожала их отчужденным взором, полным странного умиротворения. Она будто уверилась, что все худое осталось позади. Будто дала себе слово, что слезы больше никогда не оросят ее щек. Будто вступающая в права зима выстудила и обратила в лед сердце.

Снег это или пепел?

Под утро Искорку окутывала томительная мертвенная тишина, и если бы не редкие огоньки, изредка вспыхивающие подле сторожек, можно было подумать, что всякая жизнь оставила город, и он никогда не проснется. Но лиловое небо прояснялось, и с рассветом пробуждались привычные звуки. К княжьему холму несло отголоски неясных фраз, угрюмую перебранку псов и мерное бренчание колокольцев — где-то запрягли первые сани. Но не веселье чудилось в этом перезвоне, а проводы к посмертью.

Княжна предполагала, что без крови не обойдется, но случившееся на домстолле не пригрезилось бы ей и в самом жутком сне. Она закрывала глаза и снова слышала те крики. Перед ней восставали залитые кровью, искаженные от ужаса и боли лица умирающих, и дрожь пробегала по всему телу. Виделся ей и этот безумный взгляд — свирепая самодовольная улыбка, упивающаяся страданиями и смертью. Именно Крассур оказался тем, кого более всего следовало опасаться.

О Феоре нет никаких известий, Астли мертв, Тильн мертв, Раткар мертв, многие сварты также полегли — и искровцы, и загривчане. Крассур умудрился одним махом разделаться со всеми, кто мог ему помешать. В зал ворвались едва ли не семь дюжин его людей вместо обещанных четырех. Никто и вообразить не мог, что он успел набрать так много. Численный перевес позволил легко сломить всякое сопротивление. Они пощадили лишь тех, кто тут же поклялся Крассуру в верности.

Что теперь будет?

Вопрос этот звенел в ее голове, словно отголосок Погибели.

Отчаяние настолько поглотило ее, что разум отказывался связно мыслить, то и дело возвращая ее к кровавой бойне. Первые часы она билась в истерике и ревела, исторгнув из себя столько слез, что хватило бы наполнить целый пруд. Потом чуть успокоилась и уступила сну, но на утро накатывающий волнами мрак только стал гуще. Реальный мир затмил жестокостью самый дикий кошмар, и сбежать из него было некуда.

В ночи перед домстоллем среди осколков прошлого и будущего Аммии удалось отыскать нечто важное, однако тревоги и волнения так поглотили ее, что воспоминания об этом улетучились, едва она с рассветом открыла глаза.

Старкальд жив. Отчего-то Аммия была убеждена в этом заранее и оказалась права. Она набрела на него в тенях. Во сне он видел ее, как Тряпичник или тот странный человек в склепе. Желала бы она знать, откуда у сорнца такой дар. Все это так непросто.

Ее детские заботы меркли перед тем, с чем столкнулся он сам. Раненый, продрогший, безоружный, очутившийся в самом сердце логова порченых. Она попыталась помочь и указала путь к выходу, но видение растаяло, и Старкальд потонул во мраке. Связывающая их тонкая нить оборвалась, больше ей не удавалось нащупать ее. Должно быть, он погиб.

Впрочем, теперь все это потеряло какой-либо смысл. Нет нужды обличать ложь Раткара, ибо изрубленный труп его уже глодают черви. Взамен появился другой властитель, еще безумнее и свирепее.

На дверь ее вделали с наружной стороны засов. Ее пускали только до отхожего места, и то под присмотром. Аммия жутко боялась, что Крассур распорядится запереть и ставни. Тогда покои ее окончательно превратятся в клетку, и от одиночества она сойдет с ума.

Остывший завтрак приносил один из ее новых стражников — лысый наемник с Белых островов, что едва-едва понимал наречие снегов. Лицо у него было каменное, чуждое всяких эмоций. Одним своим видом он показывал, что с ним шутки плохи.

— Где Кенья? — спросила она у него на второй день.

Тот не ответил, а когда Аммия повторила, коротко гаркнул, не удостоив и взгляда:

— Закрой рот!

Сегодня с прислугой переселился сам Крассур, и Аммии оставалось лишь надеяться, что ее челядь просто прогнали, а не пустили под нож. Властные окрики нового хозяина то и дело гремели за стеной, заставляя ее съеживаться у окна, где она проводила почти весь день.

Город бурлил, будто котелок, под которым ярился жаркий огонь. С улицы временами слышались вопли, ругань и конское ржание. К воротам подходили какие-то люди и что-то настойчиво горланили. Они сбивались в ватаги, выкликали брань, и тогда стража Крассура разгоняла их. Во двор въезжали посыльные и поверенные с лицами отнюдь не безмятежными. То и дело сапоги их отбивали дробь на лестнице.

Аммия смогла подслушать лишь обрывки разговоров. Они докладывали Крассуру о стычках с простолюдинами, взявшими в руки ножи, вилы и косы в ответ на убийство их братьев и отцов, о вспыхнувших на окраинах столицы бунтах и разъездных отрядах глиняной дружины, которые постепенно стекались в Искру после очередного оборота по трактам. Крассур раздраженно приказывал горожан не трогать, а возвращающихся свартов вербовать в свои ряды и тут же выплачивать подъемные серебром.

Но низовцев не так просто было унять. Она уже привыкла, что в дом прилетали камни и тухлые овощи, а потому не сильно удивилась новому обстрелу.

Чуть приоткрыв окошко, княжна увидала на сосне в небольшой рощице за забором какого-то незнакомого паренька. Он умостился на ветке у самого ствола, скрытый от любопытных глаз. Одного только его взгляда — жесткого и решительного — вышло достаточно, чтобы понять — это друг. Не каждый низовец посмеет так смело зыркать на первородца. Заметив ее, он вытянул локти на уровень плеч и жестом показал ей полностью распахнуть створки.

— Что тебе надо? — озадаченно буркнула Аммия себе под нос. На таком расстоянии он бы ее не расслышал.

Мальчишка повторил жест.

Княжна пожала плечами и сделала, как он хотел. Тогда мальчишка достал из-за спины короткий лук и махнул ей рукой, чтоб отошла.

— С ума сошел? — шикнула Аммия и отскочила.

Спустя несколько мгновений в комнату навесом залетела тупоносая стрела, к древку которой было что-то привязано. Записка.

Едва она стала ее разворачивать, как за стеной донеслись шаги. Аммия мигом выбросила стрелу во двор, затворила окно, вложила кусок мятого пергамента в первую попавшуюся на столе книжицу, но не успела отдернуть от нее руку, ибо дверь уже отворялась.

— Решил проведать будущую женушку, — ощерился вошедший Крассур. Темные зубы его кривились в разные стороны.

Раньше Аммия почти никогда не задерживала на нем взгляда, ибо даже внешность его отталкивала — это был кряжистый мужлан с широкой мордой, как у свиньи, и хитрыми глазками, посматривающими из-под кустистых черных бровей, что почти сходились у переносицы. Волосат он был безмерно: помимо густой бороды и усов, волосы торчали и из ноздрей и из ушей. Толстенные черные руки его вовсе походили на обезьяньи. Выпирающий живот он стягивал широким золоченым поясом, на котором посверкивала самоцветами рукоять короткого палаша. Несмотря на тучную фигуру, Крассуру была присуща изрядная расторопность и сноровка — от его меча на домстолле приняло смерть немало дружинников.

На мгновение Аммии вновь привиделось его жуткое окровавленное лицо и угли черных глаз, горящие пустотой и смертью.

— Уйди, чудовище! Никогда не стану я твоей женой! — процедила Аммия, вперив в него взгляд, полный ненависти и презрения.

Крассур не воспринял ее всерьез.

— Мурзишься, как кошка. Поучить бы тебя уважению, да не хочется портить милую мордашку, — с дурной ухмылкой произнес он, осматриваясь в комнате, словно медведь, забредший в чужую берлогу.

— Что тебе нужно?

— Родишь мне двух-трех сыновей и будешь жить спокойно.

— Не бывать этому! — вспыхнула княжна.

— Что ты там читаешь? — вдруг спросил рассматривавший портрет Эгелизы Крассур, не поворачиваясь к ней.

— Стихи, — выпалила застигнутая врасплох Аммия.

— Прочти их мне. Мне по нраву поэзия.

— Найми себе певцов. За монетку любой из них споет славу великому изменнику.

Крассур резко развернулся к ней, в два шага подскочил и выбил книгу из рук. Записка вылетела и опустилась прямо ему под ноги. Аммия едва удержалась, чтобы не проводить ее взглядом. Крассур, однако, не обратил на нее внимания. Мимолетная ярость, вспыхнувшая в его глазах, тут же преобразилась в хитроватую усмешку.

— Не беспокойся, обязательно споют. А еще споют о двух дураках, вздумавших купить меня и предлагавших один больше другого. Не ждали от Крассура такой прозорливости и прыти, да?

Аммия фыркнула и отступила к окну. Вблизи это животное наводило страха не меньше порченого.

— Что с Феором?

— Живехонек. Он мне еще нужен, — Крассур засмеялся, и бесцветные глаза его заискрились весельем. — Представь себе, я выполнил его просьбу и убрал с дороги Раткара, а он даже спасибо мне не сказал. Неблагодарный. Надеюсь, ты не такова?

Он снова подплыл, дохнув изо рта хмелем и зловонием. Одной рукой, будто пушинку, вдруг подхватил Аммию за пояс, а второй придержал за ноги. Девушка дернулась в попытке выскользнуть, но хватка его оказалась железной.

— Пусти!

— Ха-ха! Кричи-кричи! Может, какой-нибудь славный сварт услышит тебя и прискачет на помощь. Прямо как в твоих глупых книжонках.

Его здоровенная безобразная рука стала поглаживать ее бедро, и у Аммии дух перехватило от омерзения.

— Ничего, скоро станешь послушной. Ты ведь еще девочка?

Впервые Аммия почувствовала себя настолько беззащитной. Пронзила дикая мысль, что теперь он волен сотворить с ней все, что пожелает: мог пытать, издеваться, вытирать ноги, мог даже изнасиловать. И никто во всем мире не заступится. Из глаз помимо воли вновь брызнули слезы.

Крассур хохотал и распалялся. И кто знает, чем это закончилось, если бы из коридора не послышались настойчивые возгласы. Мучитель зло зарычал и, будто тюк с бельем, кинул лягающуюся княжну на кровать.

— Что еще там?! Войди!

В комнату влетел запыхавшийся белобрысый парень в сизом наемничьем кафтане. Даже не посмотрев в сторону Аммии, он забормотал:

— Князь, хворь! Хворь объявилась! Вели приказы раздать!

— Чего ты городишь?!

— Как есть говорю. Поветрие на окраинах!

— Сколько человек?

— Двоих нашли пока что.

— Кто такие? Приезжие?

— Вроде местные.

— И с чего вы взяли, что поветрие?

— Пятна и шея набухла.

Какое-то время Крассур буравил парнишку взглядом. Один глаз у него дергался, ноздри раздувались, будто кузнечные меха. Он хотел прогнать глупца, однако новость была слишком грозной.

— Пошли, покажешь. Обпились, верно, брагой!

Дождавшись, пока за стеной стихнут шаги, Аммия подобрала записку. Раз за разом она пробегала ладные дорожки рун, и на лице ее отражалось то изумление, то недоверие.

«Алая тряпица позовёт,

Вздохнёт старый дуб.

Луны свет прольется,

Улыбнется друг.»

Стихи. И не только.

Мальчишка от Феора. Это верно, как-то, что реки бегут под гору. Должно быть, старый советник озаботился запасным планом на случай, если что-то пойдет не так. Значит, бежать из города, и наверняка совсем скоро. Ее охватило тревожное возбуждение.

Девушка вновь растворила окно, но ни мальчишки, ни условного знака нигде не нашла. Ничего, денек-другой потерпит.

Скоро проведать ее пришла Фандира, седовласая старушонка с дрожащими руками — одна из шатаровых помощниц. Она посетовала, что мастеру нездоровится.

— Кашляет и из дому носа не кажет. Все заботы на мне, — бубнила она, пока слушала дыхание и подслеповатыми глазами оглядывала кожу на лице, руках и шее Аммии.

— Крассур боится, что и я могла заразиться? — спросила Жердинка.

— Осторожность не повредит, — пожала плечами старушка и протянула трясущуюся руку, дабы пощупать ее лоб, но княжна отпрянула.

— А не думает он своей глупой головой, что скорее я заражусь от тебя? Ты ведь наверняка прикасалась к больным.

Фандира вперилась в нее недоуменным рыбьим взглядом, потом опустила взор на свои пальцы, будто ожидая увидеть на них гнойные пузыри.

— Так я ведь не больна…

— Вот и я не больна, и лоб у меня холодный. Не прикасайся ко мне, — оборвала ее Аммия и добавила чуть мягче: — Осторожность не повредит.

— Хатран убережет нас, — понимающе произнесла Фандира, — Хатран убережет.

Бледные губы ее тронула улыбка. Аммия подумала, что в юности она наверняка считалась красавицей.

От знахарки княжна узнала про умершего в лечебном доме парнишку, что пошел с Тимпаем. Верно, его посылали с вестями о продвижении отряда, который отправился за змеем Нокташем, но в пути бедняга где-то подцепил гибельную болезнь. Ужасная смерть.

Храмовник не зря предупреждал их о великой опасности и грозящей беде. Раньше в Искре о поветрии почти не слышали и смеялись над хилыми южанами с нездоровой коричневой кожей, коих одолевала хворь. Теперь же многим стало не до смеха.

Мор! Змей! Братоубийство! Будто мир, который и так сваливался в пропасть, охватили судороги агонии — предвестницы скорого и неизбежного конца. «Неужели все может быть еще хуже?» — спрашивала Аммия у себя. Ответ ей и так был известен. Может.

Аммия постаралась выведать у старухи все, что та знала, но разжилась немногим. На вопросы о том, что творится в городе, Фандира отвечала скупо и неохотно. Перед уходом знахарка достала из кожаной, непромокаемой сумки несколько мешочков, перевязанных бечевой и источающих резкие запахи.

— Тут сердцевина розового гриба, толченая полынь и тертый кислолист. Снимет тревогу. И спать будешь лучше.

Аммия поблагодарила, хоть пить отвар не собиралась. Прислал ее Крассур, а ему доверия нет.

Весь остаток дня от переживаний она была как на иголках. Скоро все закончится. Она покинет Искру — город, где прошла вся ее жизнь. Дух захватывало от одной мысли, что может ждать ее за стеной. Аммия была уже достаточно взрослой, чтобы понимать — в странствиях нет места уюту, удобствам и развлечениям. Это не княжеская охота, какую иногда устраивал ее отец.

Ночь теперь спускалась рано, и большую часть пути придется преодолевать впотьмах. Ее ждет пробирающий до костей холод, неумолчный ветер, жесткое, отбивающее задницу седло и, если повезет, промерзшее вяленое мясо на завтрак, обед и ужин. При таких условиях ее вряд ли порадуют виды простирающихся до самого горизонта бескрайних лесов или наполовину скрытых в тумане скальных громад, что встают на пути к Дому Ледяных Туч. Вероятнее всего, ее повезут именно туда. Однако, даже такое испытание все равно лучше того, что уготовано ей здесь Крассуром.

Мысленно она уже шерстила гардероб, отбирая что потеплее и понадежнее. Беспокойные вопросы теснились в голове.

Много ли за ней явится народа? Наверняка целый отряд. А что если ничего не получится? Вдруг по дороге их настигнет буран и придется хорониться на ближайшем дворе. Погони не миновать, и быть может, Крассур сам отправится во главе отряда. Она уже представляла его скорченное от гнева лицо. Тогда снова прольется кровь. Этого Аммия не желала.

Жердинка забралась на кровать, укрылась тяжелым одеялом и обхватила руками озябшие колени. Нет, она снова думает, как перепуганная девчонка, а не наследница великого рода правителей севера.

Княжна глянула на утопавший в тенях портрет матери. Аммия совсем не помнила ее: не знала, как та улыбается, мягкие ли у нее были руки, добра она была или темна сердцем. И все же любила как никого другого. Ее не вернуть в отличие от отца.

«Найди мне его. Отыщи, пусть он даже на краю света за девятью морями» — шептала она заветные слова подружке едва ли не каждую ночь, но видение не приходило.

Красной тряпицы не оказалось и на следующий день. Дюжину раз она отворяла окно и всматривалась в окутавший княжеский пригорок сырой туман. Хотела увидеть и одновременно очень боялась.

Чтоб как-то занять себя, она засела за чтение одной из книг, что принес ей Феор, и сама не заметила, как увлеклась. Мелко исписанные страницы повествовали об огромных великанах, что скитались по Нидьёру: иногда по суше — одним махом перешагивая через неприступные горные пики, а иногда по морю, и вода в самом глубоком месте едва доходила им до пояса. Их называли Ньетлингами, что в переводе с языка перволюдей значило — Ищущие Пламя. В книге говорилось, будто их сотворил сам Шульд дабы отыскать своего потерянного первенца, но даже им не удалось проникнуть за клубящуюся на востоке Пепельную завесу.

Рассказы об их немыслимых размерах поражали воображение. Неужто взаправду они когда-то бродили по земле? Дюжина дюжин человеческих ростов! Должно быть, головы их скрывалась в облаках. Как же они смотрели, куда ступают? Ведь один неосторожный шаг, и целый город может оказаться в руинах. Впрочем, вряд ли этих гигантов волновали жалкие хибарки каких-то полевых мышей, коими им наверняка казались люди. И чем такие громадины могли питаться? Целая лошадь будет им на один зуб. Наверняка, написавший эти истории сильно преувеличивал, если не сочинил все от начала до конца.

За чтением время летело быстро, и Аммия задумалась о том, сколько сказок, преданий, легенд можно услышать по всему миру.

Даже на севере почти все верили только в то, что некогда Шульд создал Нидьёр из звездной пустоты, однако в прочих основах мироздания находилось немало различий. Каждый сам решал, какому божеству воздавать хвалу и кого просить об избавлении.

Помимо Шульда — самого солнца, что сияет на небосклоне и медленно умирает, дабы дарить тепло и жизнь людскому роду, северяне почитали божеством также и Хатран, чья песнь не смолкает уже сотни лет. Она разлетается по всему миру вместе с порывами ветра и позволяет держать в беспробудном сне Скитальца, иначе пришлось бы совсем худо. Некоторые поклоняются мелким божествам, вроде Хитрого Чу, следившего за порядком в доме, или Шаддорфельда, покровителя охотников. Было и множество других, о которых ей рассказывал дядюшка Харси, но Аммия не помнила их имен. Он говорил, что дикие племена каменных шаманов, живущих высоко в горах, почитают иных богов, жестоких и кровожадных, а о Шульде ничего не слышали. На Феора тоже иногда находило особое настроение, и он разъяснял ей тонкости изощренной религии южан, у которых был целый пантеон богов. Сам же он не верил ни в одного из них.

Мало ли еще народов жило в Нидьёре? Едва ли кто-то исходил его вдоль и поперек и побывал в каждом уголке.

***

По ночам Аммия страшилась, что Крассур решит вновь завалиться к ней, однако новый самовластец все реже появлялся на втором этаже княжьего терема. Вечерами он устраивал попойки на первом, превратив гостевую залу в пиршественную, как было заведено у предков в древности. Засыпал он там же, прямо в кресле, перенесенном из Зала Приемов. Именно возле него принял смерть Раткар и та часть свартов из Загривка, которая по первому зову не переметнулась к более могущественному хозяину.

Феор не раз предупреждал Хаверона и Харси, что этим все и кончится, если они не пожелают взять новых жен и не оставят наследников, дабы укрепить захиревший род Эффорд, — рано или поздно найдется сила, которая превзойдет и затмит самого князя. Никто из них не придал значения этим странным предвестиям, и вот одно из них сбылось.

Крассур упивался собственной победой, уверенный в том, что, если в городе и остались ее сторонники, то теперь они долго не покажут носа. Порченые отвлекли его от скорой женитьбы. Он рассчитывал расправиться с напастью, заслужить славу избавителя и уже потом взять ее в жены и громогласно объявить себя князем Дома Негаснущих Звезд.

Однако новости приходили все страшнее. Мор разносился по Искорке так скоро, что никакие силы не могли его удержать. Едва пошли слухи, и народ разузнал о поветрии, как одна за другой семьи стали собирать пожитки и искать новое прибежище, особенно бедняки, которым нечего было терять. Аммии не верилось, что это происходит на самом деле. Должно быть, именно так все начиналось в Сорне.

Солнечный день становился все короче. Проснувшись, Жердинка подлетала к окну, приоткрывала створки и тщательно обследовала всю округу, а потом вздыхала, не найдя тайного символа.

Прошло уже четыре дня с того утра, когда она получила будоражащее сердце послание. Воодушевление ее сходило на нет, и вся затея с побегом стала казаться дурной шуткой. И вот очередным вечером, когда на город сошел сумрак, Аммия выглянула в окошко последний раз, уже без всякой надежды, но взгляд ее вдруг зацепился за нечто необычное. Сердце забилось чаще, по телу пробежали мурашки.

Слишком яркая, чтобы ее можно было не заметить, привязанная за какую-то жердь у печной трубы одного из домов, алая тряпица колыхалась на ветру.

Значит, сегодня.

Ее страж с Белых островов, как видно, присоединился к набирающей шума попойке внизу, потому Аммия быстро приготовила все необходимое: сапоги, меховую куртку и шапку, шерстяной кафтан, домотканую безрукавку, теплое нательное белье, двухслойные штаны и еще одни потоньше. В таком наряде даже самые лютые морозы не страшны.

Вечер сменился ночью. Аммия снова выглянула в окно, дабы убедиться, что зрение не подвело ее. Красное полотнище по-прежнему трепало ветром.

Веселье снизу поутихло, перепившиеся сварты уснули, и скоро дом погрузился в тишину. Решив, что время настало, она тихонько оделась, настороженно прислушиваясь к любому шороху и боясь того, что проснется Крассур или к дверям возвратится страж.

Вновь, как тогда в детстве, княжна сложила подушки под одеяло таким образом, чтоб вошедший подумал, будто она просто спит, и не сразу углядел бы пропажу.

В последний раз Аммия окинула взором свою норку, некогда такую уютную, но теперь превратившуюся в темницу. Здесь больше не ее дом. Это место стало чужим. Когда-нибудь, заручившись поддержкой и набрав собственную дружину, она вернется и воздаст предателям по заслугам, но теперь ей надлежит уйти.

Она попрощалась с матерью, прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Руки тряслись ее, сердце трепетало. Прошлый побег из дома едва не сгубил ее.

Холодный воздух ворвался в комнату — еще вчера она смазала петли ставней салом, чтоб не скрипели. Безлунное небо вселило надежду, что ночь скроет ее от самого зоркого взгляда.

Аммия убедилась, что во дворе никого нет, перекинула ноги через подоконник, мягко ступила на карниз и прикрыла за собой внутренние створки, потом собралась с духом и прыгнула во двор, уметенный снежным крошевом.

Расшатавшееся бревно тына давно заменили, но был и другой способ выбраться наружу. По зарубкам, которые когда-то предусмотрительно насекла, она легко вскарабкалась и перемахнула через забор, едва веря в то, что делает. Только теперь она осознала, что эта рискованная, гибельная затея действительно может увенчаться успехом.

Пригнувшись и натянув капюшон, Аммия прокралась вдоль тына и огляделась по сторонам — город спал крепким сном: собак загнал в конуру крепнувший мороз, самые стойкие пьянчуги разбрелись по домам или уснули.

Старый дуб, росший невдалеке у обрыва, был поистине огромен — чтобы обхватить его могучий стан потребовалось бы пятеро взрослых мужчин. Когда она приблизилась, от ствола отделилась тень, и Аммия охнула.

Кого она ждала? Матерого воина? Несокрушимого защитника? Смейся, Крассур!

К ней скользнул тот самый парнишка, который ловким способом доставил послание. Подбитый мехом плащ и торчащие у пояса ножны выдавали в нем сына знатного сварта, но росточком он был чуть выше ее, а на вид ему она не дала бы и тринадцати.

— Кто ты? — выдохнула Аммия.

В голове ее уже рушилась всякая надежда. Далеко ли она уйдет с таким проводником? Но, быть может, он не один? Не мог же Феор доверить ее юнцу.

— Неважно, я друг. Пойдем, кони готовы. Нас выпустят, — зашептал он и кивком головы позвал за собой.

Княжна молча последовала за ним, дабы голосом не привлечь ненужного внимания. Назад дороги не было.

Они завернули в глухой проулок, оттуда шмыгнули в какой-то загон, где их в самом деле ждали два вороных коня, уже оседланных и нагруженных вьюками.

— Нас будет только двое? — наконец решилась спросить Аммия.

Мальчишка обернулся и сверкнул глазами. Его, видно, уязвило ее недоверие.

— Двое. Не бойся. К утру будем уже далеко.

— Как тебя зовут?

— Вьюренн. Я сын…

— Тильна, — догадалась она.

Вьюренн мрачно кивнул. Теперь Аммия поняла, откуда он взялся. У него было не меньше причин для мести, чем у нее самой.

— Бери этого, он поспокойнее, — кивнул парнишка.

Аммия погладила морду жеребца, дала ему как следует поглядеть на себя, и только потом взялась за уздечку.

Скоро беглецы уже сидели в седлах. Они свернули к пустырю и поехали круговой дорогой, что вела через заброшенные руины сгоревшей части Искры. Здесь можно было незамеченными добраться почти до самых ворот. Скакали не торопясь, не поднимая шума. Снег скрипел под копытами, ветер задувал в лицо и заставлял слезиться глаза.

Глядя на побеленные остовы давным-давно сгоревших домов, Аммия на мгновение представила, что вся Искра опустела и погибла. Погибла из-за нее. Она обернулась к жилым кварталам и не увидала ни единого огонька, словно перед ней расстилался мертвый, покинутый город. Ее охватила дрожь.

Что она творит? Она действительно собирается сбежать с мальчишкой, которого видит во второй раз в жизни? Сбежать зимой, зная точно, что едва взойдет солнце, по их следу погонятся десятки охотников за наградой, знающих каждую лесную тропку в округе, как свои пять пальцев.

Да, стоит попытаться! Боялась она в первую очередь не за себя, а за Вьюренна. В самом худшем случае ей грозит порка, а вот ему не сносить головы.

Они оставили позади храм. Вот показалась сторожка, и Вьюренн особым образом посвистел — коротко, по-птичьи. Тотчас же загремели цепи, заскрежетал механизм, растворявший толстенные ворота. Те, кто живут рядом, не особенно удивятся шуму, ведь разъезды частенько возвращаются по ночам.

Аммия поравнялась с Вьюренном и кивнула наверх:

— Они разве останутся?

— Уйдут, но не с нами. Собьют со следа.

Все еще испытывая нереальность того, что с ней происходит, она проскакала под аркой и оказалась по ту сторону стен.

Она покидает Искру!

Беглецы свернули направо и дали волю коням. Впереди расстилалась наполовину скрытая под снегом полоска тракта, уводящего к Городу Тысячи Башен.

Хмурые березы по обе стороны от дороги жалобно стенали от ветра и шелестели последними листочками. Глядя на них, Аммия подумала, что не скоро теперь ей придется заснуть на мягкой кровати или поесть горячей похлебки.

Она метнула взгляд назад и вздрогнула, рассмотрев еще одного всадника. Должно быть, это один из воротных — их помощников, сообразила она, но нечто странное скоро бросилось в глаза в темнеющем на фоне снега силуэте.

Это определенно был не мужчина.

— Вьюренн! — позвала Аммия.

Тот тоже обернулся, какое-то время всматривался в преследователя, потом глаза его сузились, а лицо исказила злоба. Он выругался и знаком велел ей вырваться вперед.

Как они ни нахлестывали коней, всадник быстро нагонял их. Его лошадь мчалась так резво, будто за ней несся сам Скиталец.

В носу засвербело. Откуда-то сошел небывалый холод, вмиг оледенивший пальцы. Сам воздух, казалось, стекленел и застывал. Изо рта вырывались рваные облачка пара. Вокруг сгустился трескучий туман, что высасывал тепло. По спине Аммии поползли щупальца страха.

Конь под ней тоже почувствовал это: беспокойно заржал, вздыбился, сбавил скорость, а потом вовсе остановился, послушный воле неведомого существа, что настигало их. Аммия в ужасе оборотилась и увидала, как обезумевшее животное Вьюренна, ослепнув от морозной пелены, оступилось на краю тракта и с истошным ржанием кубарем вылетело к обочине, придавив хозяина своим весом.

Княжна проворно соскочила с седла и бросилась на помощь, но тут прямо перед ней в тумане проступила зловещая фигура, облаченная в серое дорожное платье. Одного взгляда на нее было довольно, чтоб узнать ту, что виделась ей в кошмарах. Жестокие, напитанные черной злобой глаза и бледное лицо, сияющее мертвенной, неземной красотой.

Палетта.

Ведьма вцепилась Аммии в плечо. Члены ее вмиг закостенели, грудь прожгло могильным хладом. Она коротко ахнула, скорчилась и повалилась ей под ноги.

Вьюренн каким-то образом исхитрился выбраться из-под лошади и ринулся к ним с обнаженным клинком, но Палетта резко протянула к нему руку, и он застыл. С изумлением глянул под ноги. Глаза его расширились. Не сразу и Аммия сообразила, что с ним сотворила Палетта. Он висел над землей, не касаясь ее башмаками. Не мог ни приблизиться, ни убежать. Разум его, наконец, очнулся от страха — он размахнулся и швырнул меч, словно копье, в надежде застать врага врасплох, но Палетта играючи выбросила вторую руку, и сталь со звоном разлетелась на мелкие кусочки.