Дар Божий

Глава 10

И вечером Миша никак не мог вспомнить, какие же были те ступени, скрипучие деревянные или наоборот, холодные каменные, а это непременно надо занести в дневник, полный записей о наблюдениях за живыми мертвецами в ботсаду. Подозрительный человек на аллее, шел одиноко, кажется подволакивая за собой ногу, одет в серый, даже бежевый плащ, и главное — очень бледный. Другая аллея, земляные следы. Это же наверное мертвец выбрался из могилы и оставил за собой.

Уйти, уйти, уйти, дальше.

А всего рукой подать до этого чудесного мира, там, выше усадьбы, за забором, творятся странные дела.

Хотя можно как вчера утром встретиться с Кирой, потом сесть на четырнадцатый троллейбус около школы — ненавистной — и под мурлыкающее пение электродвигателя зайцами доехать до другой школы, на Бессарабке, и пройти до цирка по всему тополиному бульвару Шевченко — сначала вверх, а потом вниз.

Миша тогда непрерывно говорил, шутил и сам смеялся, рассказывал про свой ненаписанный сценарий, спрашивал, смогут ли Кира и Нюта сниматься в «Экскурсии», и взамен даже получил предложение пустить в озвучку фильма музыку их общей рок-группы, которую надо срочно создавать. Миша согласился и вспомнил, и сказал об этом, что недавно он смотрел фильм ужасов «Мурашки по коже», и там как раз звучала музыка группы «Гоблин», и так еще страшнее.

— Как здорово! — у Миши глаза стали круглыми и будто пронзали время.

Да, но надо поговорить с мамой про сарай.

— А ты еще не поговорил про сарай?

Это не Кира спрашивала, Кира вообще не знала, что надо поговорить про сарай, и проще вообще его поджечь и тогда продолжения не будет. Он просто скажет — нет, распишет художественно, как объятый пламенем погибал сарай, а в нем молча кричал, крутя от боли ручкой, граммофон и корчились плавясь шеллаковые пластинки.

О как просто погибает мечта!

На бульваре на Мишу оглядывались. Он знал. Смотрят в спину. Но это неформальный стиль. Самый неформальный неформал. В Киеве. И Кира вот сказала:

— Ну ты даешь!

Она рассказала, что Егор Летов, когда работал дворником, ходил в шинели с булавками и огромных, не по размеру, ботинках, как у клоуна.

— Но ты его, кажется, переплюнул на все сто!

— На все двести, — Миша улыбнулся. Она еще не видела его похоронный костюм.

— Ты куда-нибудь будешь поступать или уже поступил?

— Еще не выбрал, — невозмутимо буркнул Миша.

Зачем раскрывать планы? Годик подучится — надо будет засесть в библиотеках — потом экстерном закончит школу, и пойдет в институт. Добавил:

— Профессуру по лысинам щелкать всегда успею. А ты?

Оказалось, Кира тоже ни туда, ни сюда, и родители посоветовали ей по состоянию здоровья год отдохнуть, а пока подумать.

— Делай зарядку, — посоветовал Миша. Это он серьезно. А Кира рассмеялась.

Бронзовый, позеленевший памятник Щорсу топтался на коне, кряжистый Щорс призывал идти на вокзал, где-то в той стороне, Кира знала, сейчас топает Нюта по узким улочкам Батыевой горы, с черным рюкзачком за плечом, и отрешенно глядит под ноги — она всегда так ходит, а потом как бы очнется и оглядывается.

Кире было стыдно, если они вместе ходили на Володарского, а у Нюты не было денег на кассету. У Киры всегда были, и она однажды предложила Нюте, но та стала чуть ли не кричать и почти поссорилась. Поэтому Нюта иногда присоединялась просто за компанию, но не посмотреть, а за делом — просматривала объявления на лестнице рок-шопа. Двигатель рок-группы это же Нюта, Кира прекрасно понимала. И вокал, и ритм-гитара, а Кира само собой декоративные переборы и бэк-вокал, правда непонятно где взять электрогитары и аппаратуру вообще, но пока надо собрать полный состав. Это главное.

Все разговоры с Нютой так или иначе скатывались к созданию группы. Нюта уже придумала, как сделать группу популярной — ходить по Киеву и большими буквами писать название на стенах. Простой, действенный способ. Люди подумают — раз пишут, значит, известная группа.

А потом — достаточно одного только концерта в ДК, да хоть в имени Батюка. ДК этот был знаменит — там выступил Летов. И на его концерт ходил брат Нюты Лёха. Лёха был старше сестры и продвинулся в музыке гораздо раньше, но музыкантом не стал. Медведь на ухо наступил. Именно Лёха брал Нюту на разные концерты, именно он с первой зарплаты подарил ей гитару и Нюта, едва не меньше той гитары, пошла с нею в музыкальную школу. Лёха, кажется, знал поименно участников даже самых малоизвестных групп и мог сообщить, кто из них спился, кто покончил с собой, а кто ныне здравствует, но потерял некую искру, которая была присуща, когда человек пил и нарковал.

Сам Лёха только курил и, однако, тоже таил в себе искру, хотя нераскрытую.

Но Лёха тяготел к Лед Зеппелин и музыке семидесятых-восьмидесятых, а Нюта, не отрицая прошлых лет и захватывая вкусом и шестидесятые, пошла дальше, впитывая современность, Лёхой не воспринятую.

Лёха был запасным вариантов ударника для группы.

— Если никого больше не найдем, — говорила Нюта Кире, — Я его убедю. Вернее убежду.

— А где мы ударку возьмем?

— Я же говорю, нам нужен барабанщик со своей установкой.

— И что он, куда-то к нам таскать ее будет?

— Вот почему ударник — основа начинающей группы. У него обычно и есть первая репетиционная база, гараж то бишь, а в ней вожделенная ударная установка.

— Но такой богатый барабанщик уже играет в какой-нибудь группе, зачем ему мы?

— Этот вопрос стоит многого…

— Ты же сама рассказывала, что Летов вообще ставил большой чемодан и по нему нему барабанил. Или по старому дивану, я уже не помню.

— Да это не проблема. И скорее всего, начинать придется с чемодана или дивана. Главное начать.

Чтобы начать, Нюта выискивала среди объявлений в рок-шопе подходящие и обзванивала потом номера. Первый такой звонок ей очень запомнился, ибо в трубку она услышала: «Урлупю, урлупю!». Что показалось ей странным и больше она туда не звонила.

Потом были какие-то козлы, приглашавшие все обсудить за пивом, еще один сразу отмёл — не мой уровень! Следующий оказался пьяным и рыгал в трубку. С девушкой, обладательницей настоящего меццо-сопрано, за несколько скучных телефонных разговоров подружиться не удалось, а от прозвучавшего меццо-сопрано у Нюты в ухе долго потом звенело. Вокалист Паша — мощный гроулинг — сообщил, что ему сейчас не до группы, он готовится в институт. Вокалист Женя внезапно женился, и, по его словам, объявление потеряло силу и вообще он раздал всю свою фонотеку и больше этим не увлекается.

Кажется, что все объявления из рок-шопа были прокляты, и писавшие их люди покидали обойму, либо находили себе группы до того, как им звонила Нюта.

Там, там, за вокзалом, с Соломенки по Батыевой горе шла Нюта.

Около авиакасс Миша вдруг резко замер посреди улицы, странно расставил руки и начал ими двигать. Только по движениям пальцев левой руки Кира догадалась, что Миша изображает игру на гитаре.

— Что с тобой? — спросила.

Миша какое-то время не отвечал, продолжая одухотворенно перебирать пальцами. Он ведь не только неформал, но еще и меломан, а может быть и известный музыкант, только инкогнито. Не хочет, чтобы его слава затмевала простоту общения.

Вернувшись взглядом на землю, Миша пояснил:

— Так, вспомнил один соляк…

И не продолжил. Ему хотелось сыпануть жаргоном, которого он не знал, а будучи каким-никаким писателем, понимал, что нелепо говорить чужими словами, не из души. Из души лез только непонятный «ништяк», значение коего было для Миши туманным, да и сама затея с немым музыцированием на улице показалась ему стыдно глупой, захотелось ввинтиться в землю, закрыть уши руками, зажмурить глаза, оказаться дома. Раз, два, три. Он всё так же стоял напротив авиакасс, мимо вниз и вверх по наклонному бульвару шли люди.

Впереди, за тополями, уже маячил памятник-шпиль на площади Победы и громада гостиницы «Лыбедь» рядом с универмагом.

Но они внезапно свернули направо, в узкую улочку, потому что Кира вдруг предложила:

— Хочешь посмотреть на интересный домик?

Зеленый и двухэтажный, облупленный, он стоял на круглом пригорке, отгородившись сетчатым забором от узкого проулка. Миша сразу решил, что там психоневрологический диспансер, но оказалось иное — туберкулезный! Он сразу задержал дыхание и старался не дышать, пока не отошли, только угумкал Кире в ответ.

Переулок заворачивал в кручу, они с Кирой нырнули между домами налево, там была лестница среди зелени, и сошли на зажатую между старыми доходными домами улицу Чкалова. Под ней, там, под этим с трещинами асфальтом, скрывался студеный ручей.

— Забыли про велотрек! — треснула себя ладонью по лбу Кира.

— Какой велотрек?

— А там! — махнула рукой, — Но уже некогда, опаздываем! Заброшенный велотрек.