Днем калитка усадьбы Гнутовых скрипнула, и случилось редчайшее событие — Миша со своим дядей Андреем отвели в сторону, противостоя траве и холмикам земли, створку ворот.
Затем во двор въехал «Запорожец» темно-зеленого цвета, такой чистый, такой вылизанный, что казалось — это самая передовая машина в стране. Из нее вышел бородатый человек в свитере, и поднял спереди багажник. У «Запорожцев» багажник ведь там, где у других капот. Стал доставать оттуда металлические палочки, реечки. А на крыше «Запорожца» был закреплен, свернутым, большой — почти в рост человека — лист алюминия.
Андрей представил гостя Татьяне и Мише:
— Вот и Борис Георгиевич.
— Просто Боря, — заулыбался тот и снял с головы вязаную шапочку. Лысина с обрамлением седых волос. Сразу видно физика.
С помощью Миши освободили алюминий и затащили его в дом. В главной комнате, за чаем из настоящего самовара, пошел долгий разговор.
— Ты, Миша, — сказал дядя Андрей, — Всё равно ничего не делаешь, вот тебе выпала честь принять участие в настоящем научном эксперименте.
— Ты слышал что-нибудь о зеркалах Козырева? — спросил Мишу Боря.
— Нет. Только о люстре Чижевского. Мы с дядей изготовили несколько штук.
— Помнишь, я говорил? — Андрей бросил Боре, потом спросил сестру:
— Кстати где они?
— Как где, лежат в сарае…
— Ну зачем же? Сырость!
— Так возьми к себе домой.
— У меня есть. Я для вас старался.
— Друзья, друзья, — Боря поднял руку.
Лист алюминия будет скручен в конус, и надежно помещен в деревянную раму. Внутрь положат матрац. Задача Миши — ежедневно туда заползать, погружаться в это особое поле, воспринимать и вести дневник наблюдений.
— Как Лилли в своем герметичном баке? — перебил Миша.
— Там другой принцип, — ответил Боря.
— А почему именно здесь, именно у нас? — спросила Татьяна.
— А здесь начинается самое интересное, — Боря налил себе еще чашку чаю.
И тогда Гнутовы узнали о своей усадьбе и окрестностях многое ими неведанного. Конечно, каждый имел смутное представление, что на одном из соседних участков есть вход в давние Зверинецкие пещеры, и что сравнительно недавно их изучали археологи, а до этого прямо над подземным коридором стояла будка сортира. Сейчас в пещеры понемногу, по лестничке в обычной частной усадьбе, водят паломников, ну и Миша вычитал в справочнике про многочисленные скелеты, найденные в этой пещере в неестественных позах, «свидетельствующих, вероятно, о какой-то трагедии».
Но Боря говорил о временах более далеких. Начал он с того, что Зверинецкие пещеры не были известны до конца девятнадцатого века вообще. О них молчали летописи, жития святых и документы монастырских землевладений. О них не знали верующие паломники. До конца девятнадцатого века входы в пещеры были засыпаны.
И вот в 1882 или 83 году, однажды на рассвете дня, повитуха Матвеенкова — пожилая жительница улицы Ломаковской, ныне Мичурина, в полусне заметила, как с неба упала радуга, и земля в одном месте склона с гулом провалилась. В полдень, сосед Матвеенковой, местный художник Зайченко, возвращался с товарищем из Ионинского монастыря, что теперь входит в территорию ботсада. Зайченко тоже заметил провал, вместе с приятелем его расчистил и спустился внутрь, где, освещая себе путь свечей, минут пятнадцать исследовал длинный коридор, полный черепов, костей и неистлевших остатков одежды. Спускалась туда и Матвеенкова, видела каморки в стене, в каждой лежало по два скелета головами ко входу. Были Матвеенковой, уже дома, и некие видения погребенных.
Пещера вызвала нездоровый интерес, местные жители пожаловались в комендатуру, из близлежащего, буквально рукой подать, Зверинецкого форта, прислали рабочих, которые вход в пещеру закопали.
В 1888 году обвалился вход в другую часть той же пещеры, то ли вообще в иную пещеру, хотя учитывая соединенность пещер Зверинца в сеть, речь идет все же об одной. Обвал 1888 года привлек к себе внимание ученых, а затем духовенства, которое, заручившись поддержкой богомольного князя Жевахова, стало осваивать пещеру в религиозных целях, утверждая, что Зверинецкие пещеры — древнейший пещерный монастырь, еще старше, чем Лаврские пещеры.
Но вот что странно — когда за пещеру взялись археологи, в частности черносотенец Эртель, то делались разумеется замеры и зарисовки. Так вот, высота потолков в коридорах была маленькой, как если бы она сооружалась для карликов, и многие ниши в стенах тоже были маленькие, а как показала новейшая, современная уже судмедэкспертиза, значительная часть останков в пещере тоже принадлежала людям маленьким — но почему-то решили, что это дети.
— А почему решили? — спросила Татьяна.
— Да чтобы как-то объяснить маленький рост. Придумали себе отговорку — дескать, сначала это были монашеские пещеры, потом на какое-то время все о них забыли, они были засыпаны, а потом, в непонятно каком веке, местные жители стали хоронить там своих детей. Бред полнейший.
— Бред, — согласилась Татьяна.
В советское время пещеры снова были забыты и над ними возник пресловутый сортир. Но исследованные подземелья — лишь часть пещер, целой сети, что пронизывает не только склон Зверинца с улицей Мичурина, но весь холм вообще, и пещеры от улицы Мичурина продолжаются, неисследованные, до самой Ионинской церкви.
— Ого! — Миша удивился.
— Более того, вот ты наверное гулял в розарии? — Боря подождал, пока Миша кивнет, — Тогда ты замечал, что вода в бассейне, в искусственном озере этом с бетонным дном, не задерживается, не получается наполнить бассейн нормально. Вода уходит в какие-то подземные пустоты.
— А вы говорите, вход в пещеры, куда тот художник спускался, засыпали? — спросила Татьяна.
— Да.
— А потом его разрыли опять?
— Нет, хотя часть ученых для самоуспокоения решило, что пещера, куда лазали Матвеенкова и Зайцев — та же самая, что открылась в 1888 году. Но это две разные пещеры, или, точнее, две разные части одной подземной системы.
— Погодите, — стал догадываться Миша, — А где жили Матвеенкова и Зайцев?
— Ход твоей мысли мне понятен и приятен, — ответил Боря, — Но он не подкреплен господином фактом. А за этим господином я не один день провел в библиотеках. Вот смотрите. Вход в современные, ну, известные Зверинецкие пещеры сейчас тут на повороте улицы Мичурина, двадцатый номер. По старой, дореволюционной нумерации, Матвеенкова жила в десятом номере, Зайченко в девятом, но я не знаю, как эта нумерация соотносится с современной. Если точно, то они жили ближе к тому высокому белому дому, что на пути к вам.
— К шестнадцатиэтаже.
— Наверное. То есть за десяток номеров до поворота. А вы живете уже после поворота. Как бы ни было, мы знаем, что пустоты продолжаются по периметру вашего холма, причем как выше террасы с вашей улицей, так и ниже, туда, к бульвару Дружбы Народов.
— И под нашим участком есть пустоты? — спросила Татьяна.
— Да, но силами энтузиастов их не раскопать. И здесь мы подбираемся к видениям Матвеенковой и зеркалу Козырева. Андрей рассказывал мне, что у вас на чердаке живет домовой?
Не дожидаясь ответа, он продолжил говорить, что видения и домовой могут быть явлениями одного порядка и к тому же связанными с пещерами и теми, кто вероятно лежит в них до сих пор…
…Там, в темноте, в сырой глухой темноте, где на потолке выступают капельки, и где очень холодно — там всегда холодно — лежали старые кости, лежали давно, целые столетия. Наверху рождались и умирали люди, сменялись поколения, а одни и те же кости лежали без движения, из века в век, на протяжении веков.
Когда Миша болел с высокой температурой, ему часто грезилось, будто он проникает разумом в толщу земли и ощущает эти подземные коридоры, и медленно движется в них, часами, по сантиметру. Или что пробирается там с фонариком, ползает, протискивается в невероятные шкурники — где пол сходится с потолком в узкую щель. Позже, вспоминая об этом, он иногда думал, что на самом деле мог в бреду каким-то чутьем находить, а хоть бы у себя на участке, вход в эти пещеры, и лазать там, и это воспринималось как сон. Но сколько ни бродил он по горке усадьбы наяву, никаких нор в земле, больше кротовьих, не замечал.
Ночью, когда вся околица погружалась в мертвую черноту, Миша и без всякой температуры представлял себе эти полные сухих покойников подземелья, совсем рядом, может быть даже прямо под домом. Или корни яблонек в саду свисают где-то там, с потолка пещеры. Это было древнее мертвецов в ботсаду, о ботанических знал только Миша, а про Зверинецкие пещеры написано в книжках, это не он придумал. «Я не придумал», — сразу осекал себя Миша. Ты уверен?
А как же — три бабки, три шпанюка, три могилы? Рассказать им? Боре, дяде, маме? Ведь даже они не знают. Как опасно. Бывает в ботсаду. Безумный король Мут.
Попытки открыть истину вызывали недоумение. Недоумки. Как-то Миша шел по дворам Пятачка — плоского удолья вдоль улицы Бастионной. В конце Пятачка, под горкой — здоровенный, со сквозной аркой угловой дом-общага с высокими потолками, в нем в первых этажах несколько магазинов, и рядом небольшой базарчик. Часть жителей улицы называли Пятачок Ямой, а другая часть именовала Ямой совсем другое место, там где склон от Бастионной спускается к Подвысоцкого. Миша всегда ходил на Пятачок только дворами, а не сбоку, со стороны Бастионной. Ведь там, кроме прочего, дневной стационар психоневрологического диспансера, а его Миша старался избегать. Поскольку следующим по счету входом в доме — все в том же, угловом, была парикмахерская, то Миша избегал и ее.
Пятачок строили пленные немцы — знал Миша. И вот как-то шел Миша по Пятачку, по его внутреннему пространству, огражденному добротными невысокими домами. Зелень, детсад, плиты, дорожки. Мимо проносились на великах пацаны — Миша их узнал, это с двух хрущовок под ботсадом. Они когда-то его дразнили, пока не стали получать камнями по голове. Миша прятался в кустах и кидал камни, очень даже метко.
Едут, накручивают педали, тут хлопок! Один, на «Орленке», падает. В него врезается другой, следом третий. Тот уже не с хрущовок, а с начала улицы Мичурина, жил там в частном доме напротив шестнадцатиэтажки. Миша с ним не дружил.
Они попадали, а Миша остановился и пояснил:
— Пробилась камера? Это мертвец вот так палец из земли высунул! — и показал мизинец с длинным ногтем.
— Пошел отсюда! — сидящий в пыли мальчик загреб палочки, листья и бросил в сторону Миши. Миша сделал чародейский жест и начал пятиться, странно согнувшись и сложив руки подобно грызуну. При этом он высовывал язык.
Так стоит ли сейчас рассказывать о мертвецах в ботсаду? Он умолчит. Может быть, зеркало Козырева кое-что прояснит и в этом вопросе, помимо пещер. Это будет его, частное расследование. Пещеры общественное, а это частное.
Надо будет расспросить о пещерах Алёну и дядю Игоря. Давно с ними не общался.
Дядя Игорь, со своей бородкой и лучистыми глазами похожий на славянского Иисуса, вовсе не приходился Мише родственником. Он жил в той же ближней к Дому Художников хрущовке на холме, что и рокер Юрик, и те даже здоровались друг с другом. Игорева жена Алёна сидела дома и писала краеведческую книгу, а супруг ее предводительствовал бригадой, которая ездила по всему городу и возводила чуть ли без единого гвоздя деревянные детские площадки. Всё на них было деревянным — и горки, и качели, и карусели.
Миша познакомился с дядей Игорем так. Однажды Миша лазал ниже ботсада, на Выдубичах, при шоссе близ Днепра, по склону у Михайловской церкви, которая оползала в обрывчик. Летопись говорят о подпорной стене Петра Милонега, сооруженной дабы оползание предотвратить, но Миша ничего об этом не знал и стены не видел. Ему это было до лампочки.
Про стену знал Игорь, но искал он не следы этой стены, а маленькие бутылочки девятнадцатого века, коими паломники усеяли склон под церковью. Алена предполагала, что это от святой воды, Игорь рассматривал несколько вариантов, но в свободное время, борясь с усталостью — хотя сам полагал, что с ленью — спускался на Выдубичи и, осыпая ногами сухой, перемешанный с прошлогодней листвой суглинок, шарился по склону в поисках бутылочек.
Там он встретил Мишу. Миша прочитал недавно «Графа Дракулу» и, подражая оному, полз вниз головой, растопырив пальцы. Игорю это показалось удивительным и весьма жутковатым, ведь Миша был одет в черный костюм-двойку, а на глазах его непроницаемо темнели очки.
Деваться Игорю было некуда. Он присел, подогнул под себя одну ногу, а другую выставил вперед и с шорохом заскользил, тормозя руками. Но скоро покатился и когда стал приходить в себя, над ним стоял Миша.
— Вы не разбились?
— Нет, — Игорь встал и закашлялся от пыли.
— Здесь детская высота. А вот там и там, — Миша показал в разные стороны, — Там серьезно. Вы скалолаз?
— Нет, я тут бутылочки ищу.
— Какие бутылочки?
Позже Миша стал захаживать к Туриловым, принося Алёне найденные бутылочки, не за деньги, просто так. Туриловы давали ему почитать книжки, особенно фантастику, которую Миша любил.
У Миши к этому жанру было своеобразное отношение. Он уверял, что Айзек Азимов — это советский ученый Исаак Азимов, печатающийся якобы в переводах под американским псевдонимом. Или что настоящая фамилия Шекли — Шекель. Иногда Миша отказывался брать предложенную книгу и начинал ее пересказывать, вспоминая:
— А, я знаю, я читал, там о том, как…
И долго, монотонно, переводя глаза с Игоря на Алёну, на ходу придумывал повесть, а те слушали, ерзали, но прервать не решались, лишь только Игорь порой издавал неопределенные звуки, что Миша принимал за восхищение поворотом сюжета, как если бы Игоря возбужденно вскакивал и восклицал:
— Вот это дааа!
Миша всё ждал, когда же его тонкая игра сработает, а именно — после его ухода, дядя Игорь или Алёна откроют книжку, чтобы перечитать ее, и тут окажется, что в ней написано совсем иное, нежели рассказывал он. Тогда они невероятно удивятся, будут ходить по квартире, не находя себе место. А как с ним свяжутся, чтобы спросить? Телефона-то у него нету! И когда они почти сойдут с ума, пытаясь решить эту загадку несоответствия книги и пересказа Миши, он явится и скажет:
— Добро пожаловать в клуб интеллектуального юмора!
Алена с Игорем переглянутся, озаренные пониманием, и станут восхищаться, а потом и сами попробуют шутить столь же изощренно, но у них это, конечно же, будет получаться вымучено и неуклюже. Так уж суждено — один блещет игрой ума, другие должны отражать, как Луна отражает свет Солнца, а не пробовать светить сами.
А Боря развивал перед Татьяной и Андреем принципы работы зеркала Козырева и как раз говорил об уплотнении времени внутри алюминиевого конуса, когда Миша испытал острое желание чем-то его срезать. Например, повернуться, снять штаны и пердануть прямо в нос. Думал-думал, зловеще посматривал, потом резко обратился к Боре:
— Пойдем со мной!
— Куда? — спросил тот.
— В Союзпечать.
— Зачем?
— Говно качать, ты носом, я — насосом! — и с хохотом полез под стол. Там он несколько раз стукнулся макушкой об доску, так что зазвенели тарелочки с печеньем и подвинулся самовар.
— Полтергейст, — пояснил невидимый Миша, — Или буйство духов!
Снова ударился головой. Боря открыв рот смотрел на Татьяну с Андреем, те продолжали сидеть невозмутимо и сёрбать чай. Наконец понял и проговорил:
— Юродство — один из признаков истинных провидцев.
— Без этого не может быть выдающихся способностей, — сказал Андрей. Борис продолжал:
— Природа, или бог, награждает щедро. Но награждая, она одаривает всем без разбору, то есть дает и лишнее, ненужное.
— Или по-другому, — возразила Татьяна, — Если есть дар, то он непереносим без вот таких проявлений, надо куда-то сбрасывать.
— Полтергейст! — Миша снова ударился башкой. Ему пришла мысль, он прокричал:
— Задавайте вопросы! Я наладил связь с астралом. Я медиум. Буду отвечать стуками. Один стук — да, два стука означают нет. Дух Чарльза Диккенса на связи.
— Кто будет следующим президентом Америки? — спросил дядя Андрей.
— Джон Бизон!
— Когда инопланетяне выйдут на контакт с правительствами нашей планеты?
— В 2015 году! Но предварительные переговоры уже ведутся…
Спиритический сеанс продолжался до позднего вечера. А потом, у Миши в комнате, монтировали зеркало Козырева, и Боря показывал, как в него надо заползать и ложиться, и Миша пробовал, а Боря кивал — хорошо.
Прощаясь, стоя в предбаннике перед основной комнатой, Боря поднял глаза на люк в потолке.
— В Петрозаводске есть райончик, где полно домовых. Сплошь деревянные двухэтажные дома. Улицы Краснодонская, Кутузова. Вы не были в Петрозаводске?
— Нет, — ответил Андрей, — Хотя много наслышан и можно сказать начитан. Петрозаводский феномен…
— Не только, — сказал Боря весомо, — Не только.
И значительно промолчал.
— Мы ему в миске молоко оставляем, — Татьяна указала на люк, — Наверх подниматься каждый раз тяжело, так мы в углу кухни. На ночь оставим, а утром смотрим — мисочка уже пустая.
— И у вас нет кошки, — закивал Боря.
— Нет.
Боря вздохнул:
— Нда. Новосибирские товарищи обещали нам аппаратурки подкинуть. А пока так, своими силами. Миша, — обратился он к Мише, — установленный у тебя аппарат береги, их в Киеве вообще раз-два и обчелся. Второй такой же только у осколков секции изучения АЯ в окружающей среде при Украинском республиканском правлении НТОРЭС имени Попова. Слышали о такой?
— Конечно, — сказал Андрей, — в свое время я тесно общался с тамошними ребятами.
— Так вот эти ребята, передовая часть, сейчас составляют группу «Аномалия икс», и у них точно такой же аппарат, но как бы в общественном пользовании. И ставят на нем просто потрясающие опыты. Ну, об этом потом, уже поздно, надо прощаться, — Боря натянул обулся в своё, сняв наконец ненавистные старые кожаные тапки, и надел шапочку.
Вскоре его «Запорожец» выехал со двора, а Гнутовы и дядя Андрей сидели и глядели на алюминиевую трубу.
— Вот Миша счастье-то привалило, — покачал головой дядя Андрей.