Дар Божий

Глава 24

Холод продолжился и уже не отпускал душу. Миша уходил глубже в лес, в тишину. Он дрожал и старался идти быстрее, чтобы согреться. Луна светила достаточно, чтобы распознавать, где деревья, где кусты. Уже не имело значения, где он, что он. Иди вперед и куда-нибудь выйдешь.

Вспоминалась мутная свобода наркоза, первая свобода после заточения в больницу. С тех пор, как его повезла в себе скорая, Миша не принадлежал сам себе. Наркоз освободил его от плена тела. Он снова вернулся на улицу Старонаводницкую, где, толкая контейнер мимо свалки около ручья, краем глаза заметил еще один телевизор.

Нет, этого не может быть. Но тогда он был так затуркан и одержим мыслью добраться домой, довезти, что не захотел обращать внимания. Еще один телек? Не верю. Показалось.

Измочаленный, уже дома, он сгибался пополам, прижимая руки к животу, и лежал так час. Лежал во дворе перекинутый набок, в кусты, контейнер. Лежал, отдыхая на пузе, телевизор у крыльца — Мише не хватило сил затащить его внутрь.

Встань и иди.

Сцепив зубы, Миша отправился в сарай за старой доброй тачкой, в которой он швейную машинку возил.

С тачкой — как в страшном сне — напрямик перевалил через горб Зверинецкого кладбища — пугая своим видом и нарядом редких живых. Последний рывок, через ручей, увязая по щиколотку в черной жиже по берегу, потом до потемнения в глазах — наверх противолежащего берега овражка, и вот свалка на Старонаводницкой, и вот награда, достойная того, кто не боится любых, повторюсь любых, повторюсь любых, повторюсь любых трудностей.

Еще. Один. Телевизор.

Пусть старый. Пусть черно-белый. Он должен работать.

Миша погрузил его в тачку и на черепашьей скорости двинулся по улице к площади под холмом с Родиной-матерью. Оттуда ему снова предстояло восхождение на свой, Зверинецкий холм, к улице Мичурина.

Колеса у тачки больше, чем у того контейнера, мусора внутри нет, тачка катится бойчее, ноги сами переставляются, как-нибудь дотащимся. Дотащимся, Миша ведь? Да как не дотащиться, дотащимся, гратиери, гратиери, гратиери, гратиери — посыпался косой дождь слова.

Вот бы, сейчас Родина-мать повернулась, сошла со своего постамента, и помогла. Что ей стоит? Одной рукой взять Мишу с тачкой и просто переставить. Не надо будет обходить по бульвару Дружбы Народов и по Струтинского. Раз — и всё! Миша словно заснул. Нет, это наверное нарушился порядок событий. Наркоз сначала. Телевизор после.

Еще там, на Старонаводницкой, он любовался телевизором. Да, старый. Да, черно-белый «Таурас». Провод с вилкой перемотан изолентой. Значит рабочий, люди чинили. Если бы совсем был негодный, то не перемотали бы заботливо. О телевизоре и то заботятся. Миша устал. Где он сейчас? На операционном столе или катит тачку?

Кто-то наклонился над ним и поправил выходящее из поля зрения.

Широкая грунтовка вывернулась коленом, толстые могучие сосны посторонились. Перед Мишей лежало большое озеро, на том берегу виднелись ивы под стать соснам, великаны. Первым желанием было продолжать двигаться вперед. Вода? Вплавь!

Он смотрел на тихое темное зеркало. Темное небо в темной воде. Тут можно снять фильм ужасов вроде «Пятница, 13». Миша недавно смотрел по телеку, пять пятниц подряд показывали все серии. А теперь у него два телевизора. Хочешь — смотри одновременно. Или допустим, мама желает смотреть одну передачу, а ты другую. Пожалуйста. И никто не ущемлен.

После «Экскурсии», свой второй фильм ужасов, Миша будет снимать именно здесь. Весь сюжет можно построить вокруг этого озера. Пациент сбегает из больницы. Его преследуют в лесу. Миша наберет статистов из местных жителей. Можно даже не платить, ведь после «Экскурсии» он будет таким известным режиссером, что каждый человек сочтет за величайшее событие в жизни сняться в его картине даже в эпизодической роли. Погоди Миша, статисты из местных? Статистами будут звезды первой величины. Даже так. Телевизор, потом второй — это знак свыше, указание пути. Нужно идти в кинематограф.

Плеснула рыба. Вообще озеро не молчало, при кажущейся мертвенности оно чем-то булькало, вздыхало, шелестело. Миша решил обойти его вдоль берега, и побрел налево. Озеро казалось бесконечным.

Холодно, как же холодно. Словно в тех Зверинецких пещерах. Даже летом там дубак.

А телевизоры ему послал бог. Бог избирает человека и начинает посылать ему дары. Так и в случае с телевизором. Сначала дары, потом испытания. Жаль, что не раньше на лет пять, в расцвет видеосалонов. Миша бы сдал туда телевизоры в аренду, или один телевизор продал и за вырученные деньги купил бы видик, и всё — видеотека готова, даже дома можно будет кино крутить.

Тогда в каждой свободной комнате захудалого научно-исследовательского института, в каждой подсобной каморке подземного перехода открывались видеотеки, состоящие из помещения, тумбы с телевизором и видеомагнитофоном, да некоторого количества стульев, иногда приносимых из соседних комнат. На входе со зрителей брали деньги. Окрестности оклеивались рукописными листками с репертуаром, и видеотека начинала приносить прибыль.

Денег на посещения видеотек у совсем юного Миши не было, поэтому он изобрел способ смотреть кино бесплатно. Накануне сеанса приходил к дяденьке, что заведовал видеотекой, и обещал завтра, еще до начала всего — а сеансы проходили обычно под вечер — обрыгать дверь, если его не сейчас пустят. И обрыгивать каждый день. Он будет неуловим, а вам убирать придется.

Поначалу это не действовало, но потом среди владельцев о Мише пошла молва, и его стали пропускать бесплатно.

А потом те же фильмы, которые показывали в видеотеках, перебрались на экраны телевизоров, на пробившиеся через плохой прием и помехи первые коммерческие каналы. Миша одно время, поймав один такой канал, решил подзаработать и как бы открыл свою домашнюю видеотеку — развешивал по улице на столбах объявления с репертуаром, безумно сбрасывал цены на вход, но никто, ни одна живая душонка не откликнулась. Оставалось смотреть кино самому.