Глава 18

И были те мастерские не мансардой, где при свечи жалком свете творит шедевр за шедевром чахоточный художник, чьи полотна здесь же и скапливаются одно за другим, у стены, и связываются паутиной прочнее корабельного каната. Умрет художник, станут картины его знамениты, а сам почитаем.

А были мастерские те высоки, просторны и полны света, а солнце заглядывало туда по четвергам и пятницам, и вообще во всякий день будний и воскресный, ибо электрический свет для масляной краски вреден, одна лампочка дает краске один цвет, другая — другой, верно только солнце, пусть обиженное из-за туч, пусть яростное в синей стали неба, но — я верно, положись на меня.

— Тебе точно ничего от твоего бати не будет? — спросила Нюта Киру, когда та отпирала ключом дверь поднебесной мастерской. По пути, всей гурьбой зашли к Кире домой. Зашли без ключа, а вышли с ключом, и поехали выше на лифте.

— Точно, да не волнуйся, — ответила Кира.

А свет тот падал внутрь из огромных окон и частью даже с потолка, где тоже были окна. На плохого паркета полу стояло несколько этюдников и больших мольбертов, с разной степени готовности картинами, где бледные, с искаженными лицами люди открывали желтые ромбические глаза и протягивали с холстов руки вперед, к зрителю, дабы возложить длани свои на плечи, а то и на горло. Страшно, страшно тут находиться.

Пахло масляной краской и резко, по-керосинному, особым растворителем, который стоял тут же на подоконнике, в больших прозрачных бутылях. На ярлыках была надпись: «Пинен».

— Дышать трудно, но можно, — заключил Лёша. Нюта и Шура расчехляли гитары.

Загрузка...