Дариар. Начать сначала

Глава 28

Спустя полчаса я уже практически висел на своих дружинниках. Головная боль была такой сильной, что при каждом движении, даже если этим движением являлся простой шаг, было ощущение, что она взорвется. За одним из многочисленных поворотов меня согнуло пополам, выворачивая наизнанку. Элойд и Эвард ничего не говорили и не спрашивали, просто молча стояли и ждали, когда я перестану блевать. Когда в желудке не осталось ничего, даже желчи, боль немного отпустила, что внушило мне ложное воодушевление, потому что сразу после того, как я позволил себе выпрямиться, из носа полилась кровь, которая не хотела долго останавливаться, заливая сюртук и рубашку под ним, я только надеялся, что она не попадет на Кодекс. Тогда мне на помощь и пришли мои люди, которые взяли меня под руки и буквально волоком потащили на выход, благо, судя по их разговорам, идти оставалось не слишком долго, по крайней мере, до выхода из этих мрачных катакомб, слегка освещенных несколькими шарами, призванными Элойдом сразу, как только закончился тот точечный обвал.

Помимо головной боли перед глазами то и дело мелькали белые вспышки, которые быстро проходили, но избавиться от участившегося мигания можно было только одним способом — элементарно закрыть глаза. Повиснув на дружинниках, я начал проделывать это настолько часто, что даже не понял, как в один прекрасный момент отключился.

— Доброе утро, Вьетнам!!! — от крика, разрывающего голову на две половинки, я вскочил на ноги, безумно оглядываясь по сторонам. Встретив только обеспокоенные непонимающие взгляды своих соратников в виде четырех оставшихся Теней, дока и Иельны, я понял, что мое второе я проснулось, о чем радостно не замедлило мне сообщить. Голова больше не болела, но все равно сохранялось небольшое ощущение усталости и слабости во всем теле.

— Где я? — задал я действительно очень важный для меня вопрос, потому что окрестные просторы никак не походили на декоративный лесок возле Западных ворот, где мы расстались в прошлый раз. Более густой лес и более высокие деревья, практически закрывали небо, было темно и я даже не смог сориентироваться какое сейчас время суток.

— Мы недалеко от Западных Ворот Аувесвайна. Мы сразу двинулись в путь, потому что вы, Кеннет, немного привлекли внимание стражи. Хорошо еще, что от вас до сих пор несет сивухой, так что отбрехаться нам вроде бы удалось, однако рисковать оставаться на одном месте мы не решились, — с готовностью ответил Элойд, поднимаясь со своего места и вставая напротив меня. Я, нахмурившись, пытался вспомнить, что именно произошло, но никак не получалось. Судя по ощущениям, я просто проспал все это время, даже тогда, когда привлекал внимание стражи.

— Не напрягай извилины, которых у тебя нет, все равно не получится, только снова голова заболит, — злобно сообщил мне мой внутренний голос.

— Я ничего не помню. Последнее, что всплывает в моей памяти — это то, как от головной боли я позорно отключился в туннеле, — я вздохнул, отмахиваясь от голоса, который не слишком громко что-то бубнил по поводу эксцентричного поведения, но плохого воплощения оного.

— Когда мы вынесли вас из прохода на свежий воздух, вы буквально сразу же пришли в себя и начали вести себя, мягко говоря, странно, — Эвард Муун немного скривился, но из-за уважения ко мне больше никак своего недовольства не проявил, поднимаясь и вставая рядом с Элойдом напротив меня. — Вы начали громко с кем-то разговаривать, почему-то обращаясь к себе, как к третьему лицу, а потом начали горланить песню, чем привлекли внимание патрулирующих границу дозорных, благо их всего была пара человек.

— И вы разыграли уже отрепетированную схему про пэра, который перебрал и его покорных слуг, которые стремятся вернуть его домой в его пэрскую постельку? — я, как не старался, но вспомнить ничего так и не смог.

— Все верно, герцог Сомерсет, — Элойд немного склонил голову, признавая мою правоту. Айзек и Сайрус сидели недалеко, не вмешиваясь в наш разговор, а Иельна посматривала на меня укоризненно.

— Что-то было еще, не так ли? — я потоптался и, плюнув на все, сел на место, тогда как Элойд и Эдвард садиться не спешили, чуть ли не по струнке вытянувшись передо мной.

— Ничего, что могло бы нас хоть как-то дискредитировать, — Эдвард смотрел вперед себя, но больше ничего не ответил.

— А ты не вейся, черный ворон, над моею голово-о-о-о-ой. — Противным голосов завопил мой молчавший накануне внутренний голос. Я поморщился, но на людях затыкать его не спешил. — А ты добы-ычи не добье-е-е-ешься, черный воро-о-о-он, я не твой.

— Мне кажется, вы что-то мне не договариваете, — я повысил голос, стараясь перекричать мое второе «я», которое с каждой секундой завывало все громче.

— Да расскажите вы ему уже, вы же видите, он ничего не помнит, — буквально прорычала Ильена, но мои дружинники лишь отрицательно покачали головами.

— Ух, как ты их выстроил, аж гордость берет! А я уж думал в сопливом теле, сопливый дух, но вон оно как бывает, когда правление начинает переходить в нужные руки, — голос захихикал, а я кажется начал понимать, что произошло в туннеле и на выходи из него. — Да ты не парься, всем иногда нужна свобода.

— Иельна, милая моя, — подошел ко мне Льюис, заслоняя моих дружинников. Он без всяких сантиментов взял мою голову за подбородок и, придерживая ее, начал светить в глаза маленьким светлым шариком внимательно что-то пытаясь разглядеть. — Реакция живая, аккомодация и светореакция в норме, — еле тихо произнес он незнакомые мне слова. — Как я уже говорил, тут, скорее всего, имеет место грибковое отравление. Не ясно, что конкретно жило в этих туннелях многие столетия. Вы, как тренированные на разные яды люди не ощутили влияния этой заразы, но наш юный герцог сразу попался на удочку грибковой инфекции.

— Хорошие грибы, забористые.

— Что я сделал? — рявкнул я, ощущая, что бессилен заткнуть этот голос в своей голове. Теперь я окончательно понял, на что намекал Магистр Эриксон, рассказывая мне про проводника, и что за голос пытается вырваться наружу.

— Ничего такого, — Иельна все же встала и подошла ко мне, скрестив руки на груди и скривив губы. — Так, поставил на место своих «ничтожных рабов», «прислугу», которые «должны подчиняться всему, что я говорю и не перечить своему господину, потому что друзей между подчиненными и их работодателем не бывает». Я правильно все процитировала или этот недогерцог еще что-то говорил вам, когда я не слышала.

— Лона…

— Нет, — девушка топнула ногой. — Да, может вы и не друзья, но так относится к вам — это недопустимо. Он без вас никто! А вы ему только слюни не подтираете и пеленки не меняете…

— Ух как завелась, чертовка. Надо непременно брать ее в оборот, такая горячая девчонка, даже странно что маг воздуха…

— Заткнись! — я не выдержал и, вскочив с места, заткнул уши руками, побежав вглубь леса, прочь от этой поляны. Туда, где никто не сможет меня найти.

— Да как можно-то. С родной своей частичкой, с тем, кто тебя создал.

— Убирайся из моей головы, — я бежал, не разбирая дороги, лишь отстранено обращая внимание на ветки, которые больно хлестали меня по рукам и лицу.

— Ты совсем того? — ехидно осведомился голос. — Я — это ты. Ты, который смог выжить, только благодаря мне. Ты, запуганное, зашуганное существо, которое только и могло, что ныть, и хлюпало носом, молясь Веруну, чтобы он позволил тебе сдохнуть. Какой ты герцог? Ты никто, оболочка, специально приготовленная Веруном, для меня.

— Нет-нет-нет. — Неожиданно для себя я остановился, а голос в голове все не замолкал, рассказывая, что он сделал для меня. Я сел на землю, прислонившись спиной к огромному стволу многовекового дуба. Я озирался по сторонам, не понимая, как в обычном сосновом лесу смог спрятаться такой великан. Я вспомнил тот вечер, когда Люмоус читал заклинание. Все началось тогда, в тот самый вечер. Я внезапно понял, как мои воспоминания разделились на две части, до того момента, когда возле моста на меня напали нищие, отбирая последнее что у меня было и проламывая череп, и после того, как я проснулся под тем самым мостом. С того самого пробуждения до того момента, когда Люмоус подвесил меня и разукрасил грудь ритуальным ножом, все события воспринимались словно во сне. Я видел себя со стороны. Тем, кем я действительно быть не мог. Я не помнил своих чувств и ощущений от происходившего, только действия, как в театре. А потом я очнулся и именно Люмоус пробудил меня.

— Все понятно, ты снова все испортил, даже не сдох до конца, как полагалось, или тебя Льюис подшаманил, вопреки чаяниям львиноголового? Ну точно, нужно выписать ему за мое рабское состояние отдельную премию в виде пули в башку. Все же было тип-топ, если бы не твое жалкое желание продолжить свою никчемную жизнь. Что тебе тогда помешало вовремя сдохнуть, а? — лениво протянул голос, а я только кивнул, понимая, насколько он оказался прав. Я всего лишь пешка в руках львиноголового. Никто. Какое из меня оружие? Я же читать не умел, пока не появился Он. Я закрыл глаза и несколько раз ударился головой о ствол дерева. На меня посыпалась сухая листва, но я даже не стремился ее смахнуть со своего лица. — Что ты релаксируешь? Давай уже, уступай место сильному. Поигрались и хватит.

— Катись к Доргону.

— Да уж, там, наверное, будет гораздо интереснее, чем в твоей тупой башке. «А что я могу?», «А почему я такой тупой?», «Дядя Лорен, дай конфетку и расскажи, что делать дальше». Хнык-хнык. Противно. Тобой семейка Райс вертит, как только может, а ты бежишь за ними, заглядывая в рот. А хочешь, я скажу тебе, чем все закончится? Будет новый мир и новое правление. Только герцогом будешь не ты, а Лорен. Думаешь, этот напыщенный индюк просто так за тобой таскается? Как бы не так. Видел я таких…

Я смотрел в звездное небо. Сколько я так просидел? День? Или рассвет еще не наступал? Я не обращал внимание на голос в голове. Зачем? Если и так все предельно ясно. Верун выбрал его в качестве своего проводника, только Вельну, богиню Смерти, он в известность не поставил. Или у них между собой своя игра? Как Боги шутят, нам не ведомо. Их игры редко могут закончиться для людей хорошо, исключения настолько редки, что только подтверждают это правило. Я никогда не смею усомниться в Лорене и оставшихся ребятах. На самом деле они единственные, кто когда-либо был предельно честен со мной, поэтому, слышишь, голос, иди, копай в другую сторону, уверенность в Магистре тебе не удастся сломить. Я засмеялся и достал книгу. Я хотел призвать огонь, но магия почему-то не сработала. Знакомое чувство опустошения. Я хлопнул себя рукой по лбу и еще раз рассмеялся, на этот раз громко, чтобы заглушить Его. В ответ мне ухнула сова, пролетевшая над головой. И тебе здравствуй, страж лесной. Я все с тем же безумным смехом, который хоть немного заглушал звук голоса, достал из кармана золотой шар, который мне вручил Эриксон и мешочек с монетами. Шар я запихнул обратно. Раскрыв мешочек и вывалив содержимое на колени, я увидел три знакомых монеты противодействия и с десяток круглых больших монет, являющихся чем-то вроде артефакта перемещения. Отложив монеты противодействия в сторону, я снова ощутил огонь, теплящийся внутри меня. Я взял Кодекс в руки, но не сумел его удержать. Книга упала мне на колени и раскрылась.

«То ли колодец был очень глубок, то ли падала она очень медленно, только времени у нее было достаточно, чтобы прийти в себя и подумать, что же будет дальше. Сначала она попыталась разглядеть, что ждет ее внизу, но там было темно, и она ничего не увидела. Тогда она принялась смотреть по сторонам. Стены колодца были уставлены шкафами и книжными полками; кое-где висели на гвоздиках картины и карты. Пролетая мимо одной из полок, она прихватила с нее банку с вареньем. На банке было написано „АПЕЛЬСИНОВОЕ“, но увы! она оказалась пустой. Алиса побоялась бросить банку вниз — как бы не убить кого-нибудь! На лету она умудрилась засунуть ее в какой-то шкаф». Л.Кэрролл

Похоже на часть какой-то сказки. Ну да, ну да. Верун любит говорить загадками, только я их не понимаю, зато понимает ОН. Словно, написанное — только для него, а таким как я, знать этого и не надо. Я начинаю что-то понимать, только когда Он носом натыкает.

— Ну что, заткнулся, наконец? — язвительно осведомился я у самого себя. Как бы это странно не звучало. Но ОН не ответил. Вот буквально минуту назад его было не заткнуть, а сейчас играет в молчанку.

Голова закружилась, и под ослепительную белую вспышку я провалился в забытье.

***

Голова болела, и хотелось только одного, чтобы все произошедшее накануне было просто сном. Яркий солнечный свет проникал сквозь веки, и я открыл глаза, щурясь и прикрывая их рукой от слепящего солнца.

Я сидел на берегу какого-то моря на песчаном пляже. Я никогда не был на море, никогда не видел песчаных пляжей, но сейчас я был полностью уверен в том, что это именно море и именно пляж. Вокруг не было никого, кроме одиноко стоявшего спиной ко мне мужчины. Он был бос, а его брюки были закатаны до колен, и волны лениво набегали на его ступни, словно лаская их. Я поднялся и с трудом, увязая по щиколотку в мокром песке, подошел к нему, узнав мужчину даже со спины.

— Стоишь на берегу и чувствуешь солёный запах ветра, что веет с моря. И веришь, что свободен ты, и жизнь лишь началась. И губы жжет подруги поцелуй, пропитанный слезой.* — Он повернулся в мою сторону и покачал головой.

— Красивые слова, — я не знал, что следует ответить этому мужчине, которого в моем видении называли Дмитрием. Он отвернулся и снова посмотрел на море, положив руки в карманы брюк. Ветер подул в нашу сторону, приводя за собой все больше и больше волн и принося прохладу. Я провел языком по губам и с удивлением почувствовал на них соль.

— Красивые, — подтвердил он, не поворачиваясь ко мне. — Никогда не понимал их значения. Есть много красивых слов, сказанных не мной, которых я никогда не понимал, и которые вот так внезапно обрели смысл.

— Например? — глухо спросил я.

— Хм, — он на мгновение задумался, а затем, прикрыв глаза, произнес:

— Из первого в девятый круг

Моя душа была ведома -

Где жадный поп и лживый друг

И скотоложец из Содома.**

— Что значит то, что я прочитал сейчас в Кодексе? — я почувствовал, как мои руки покрылись мурашками, когда я вслушивался в незнакомые, но очень мощные слова.

— Алиса? Да ничего, забей, — он махнул рукой. — Никогда не думал, что все закончится так. — Дмитрий снова прикрыл глаза. — Я смирился, Кеннет. Нет выхода из кроличьей норы, хоть весь гриб обкусай. Мы не сможем существовать вместе, слишком разные, но и раздельно друг от друга не можем существовать. Этот урод Люмоус сделал свое черное дело. Надеюсь, он по всем кругам сейчас носится как наскипидаренный.

— Какой он? — спросил я Дмитрия, который все еще стоял с закрытыми глазами, не глядя на солнце, которое стремительно садилось за горизонт, оставляя на водной глади только яркую красноватую дорожку.

— Кто? — он открыл глаза и удивленно на меня посмотрел.

— Твой мир.

— Он другой. Там все реже встретишь такие слова как «благородство» и «честь», а те, кто пытаются им следовать, принимаются за деревенских дурачков. Там технологии поработили разумы людей. Там победил Доргон, если бы он был в моем мире. Хотя, чем черт не шутит, может и там появится свой проводник, который отрубит электричество и заставит хотя бы день пообщаться людей друг с другом воочию, а не через мониторы.

— Это ты вытащил меня из того уголка, где я забился, как кролик в норку, я вспомнил. Я все вспомнил, что происходило тогда во время ритуала.

— Как я обещал тебе, что помогу? Я нарушил обещание, я не могу выполнять роль статиста. Лучшее, что я могу для тебя сделать, это полностью раствориться в тебе, отдав весь свой опыт, все свое воспитание и навыки, но потеряв взамен самого себя

— Если ты уйдешь, я стану тем, кем был до тебя? — этот вопрос для меня был очень важным. — Нет, я не согласен. Я без тебя не справлюсь. Лучше уж ты.

— Ну куда я уйду, дурень? — он внезапно мирно рассмеялся и улыбнулся. — Отголоски того блядского ритуала до сих пор бродят в твоей голове и пытаются найти меня, чтобы стереть саму мою сущность, хотя я думал тогда, что Люмоус отозвал свое заклинание. Теперь я — это ты. Так будет лучше, чем просто исчезнуть, ничего не оставив после себя, как там…

— Ты не жалеешь? — на душе было гадко и противно, словно я своими руками мучительно убиваю этого еще молодого парня, который на самом деле не причинил мне никакого вреда.

— Я жалею только об одном, что просрал ту недолгую жизнь. Сделай все, как положено, порви Дариар на куски и заставь с собой считаться.

И он шагнул ко мне и… словно прошел сквозь меня. Я принялся озираться по сторонам, но Дмитрия нигде не было, как не было только что ярко светящегося солнца, только луна и мягкий прибой.

***

— Кеннет, слава Веруну, мы нашли вас, — меня начали трясти за плечи, в результате чего я несколько раз ударился головой о ствол дерева. Я сфокусировался и увидел перед собой озабоченное лицо Льюиса и Мууна. — Сколько пальцев видишь? — и Льюис потряс передо мной своей пятерней. Я отмахнулся и встал, отказываясь от помощи Эдварда.

— Я жив, и голова больше не болит, — я с хрустом потянулся, и внезапно словно впервые почувствовал свое тело, до самой мелкой мышцы, повернув голову из стороны в сторону, сделал несколько энергичных взмахов руками. Ощущения были такими, словно я надел давно разношенный под фигуру и необычайно удобный сюртук. Внезапно в голове сами собой возникли строки старого стихотворения. Они именно возникли, а не были процитированы голосом. Под изумленными взглядами Эварда и Льюиса я проговорил:

— Да, был я здесь давно.

Когда, зачем — те дни молчат.

В дверях я помню полотно,

Трав аромат,

Вздох ветра, речки светлое пятно… ***

— Откуда…

— Неважно, это не я так сказал, но тот мужик знал, как нужно обольщать женщин, — я оскалился, закрывая глаза и смутно вспоминая про какой-то голос в голове. Какой голос? Нет, не помню. Ну и ладно, это хорошо, что не помню, дел полно, чтобы о каком-то голосе переживать.

* «Достучаться до небес»

** Д.Кедрин

*** Д.Г. Россетти