Дело №2

Понедельник

Проснувшись, я вспомнила, что с самого начала придумала версию о самоубийстве Софьи, которую так до сих пор всерьез и не рассматривала, однако, поразмышляв, решила, что для такого радикального способа мести у жены Володи причин все-таки не было.

Утро было раннее и спокойное. Кот никуда не торопился и, по видимому, еще толком не проснувшись, растянулся у меня в ногах. Он забавно лежал на спине, растопырив задние лапы и сложив передние на своей кошачьей мохнатой груди. Хоть убейте меня, но я уверена, что он при этом еще и улыбался. Однако идиллии скоро пришел конец. Как только послышались шаги Алика, направляющегося на кухню, кот моментально перешел ото сна к действию, а именно, соскочил с кровати, больно зацепив меня когтем через простыню, и подбежал к закрытой двери, которую, как обычно, сначала попытался подцепить лапой. Дверь не поддалась, и Кит начал мяукать, то ли смущенно, то ли капризно, напоминая о себе. Мне ничего не оставалось как встать, выпустить кота, который, задрав хвост устремился на кухню, и пойти в ванную. Принимая душ, я вспомнила, что еще не поговорила с соседкой, которая видела, как Анна заходила в дом Креченских в день убийства. С нее-то я и решила начать понедельник. Адреса у меня не было, но я знала, в каком доме живет старушка. Только из одного дома напротив была видна дверь, через которую входила и выходила Анна. Эта дверь была парадной в доме. Разумно полагая, что пожилая женщина встает рано, я поехала к ней сразу после того, как мы позавтракали и просмотрели кое-какие бумаги до открытия лавки.

Я припарковала машину около дома Креченских, как раз у входа, где, наверное, в день убийства оставила свою машину незадачливая Анна. Из окна дома напротив за мной наблюдала старушка. Было очевидно, что это именно та старушка, которая дала показания полиции, поскольку, как я уже сказала, только из ее окна виден парадный вход в дом Креченских. К счастью, мы с Люсей во время наших ночных обысков пользовались другим входом, со стороны 18-й улицы, так что бдительная пожилая леди не могла нас засечь. Я вышла из машины и, перейдя неспешно улицу, позвонила. Ждать пришлось долго. То есть, в конце концов, дверь мне так никто и не открыл. Даже никакого движения внутри я не услышала. Наверное, старушка затаилась, подумала я. Еще не хватало напугать ее до смерти. Кто знает, что она себе могла навоображать после допроса полиции про совершенно настоящее убийство в доме напротив, которому она почти оказалась свидетельницей. Но поговорить с ней мне очень уж хотелось, поэтому я отошла от двери ровно настолько, чтобы меня можно было разглядеть из окна, достала из сумки права, заламинированную ксерокопию лицензии и постаралась развернуть их таким образом, чтобы старушка могла из своего окна увидеть хотя бы, что у меня есть документы. Однако окно было зашторено. Впрочем, по тому как колыхалась немного одна из занавесок, я узнала, что за мной все еще наблюдают. Набрав в легкие побольше воздуха, я прокричала, что я — детектив и хотела бы задать ей несколько вопросов. В ответ занавеска слегка отодвинулось, блеснули очки и окно немного приоткрылось.

— Сейчас сюда приедет полиция, — поставила она меня в известность. — И я записала номер Вашей машины!

Окно закрылось и штора больше не шевелилась. Ну, конечно же, полиция непременно должна приехать! Куда звонить внезапно потревоженному непрошеным гостем честному налогоплательщику преклонного возраста? Правильно, в полицию, приезд которой был в некоторой степени мне даже на руку, поскольку я могла, наконец, начать переговоры с бдительной свидетельницей.

Полиция не торопилась, и я пошла в машину ее дожидаться. Когда из-за угла показался длинный нос полицейского автомобиля, я вышла, приготовив документы, и стала ждать. Машина медленно подкатилась к дому старушки, водитель в огромных черных очках переговорил с кем-то по рации, видимо, доложил, что прибыл на место, и вышел из машины. Я подошла к нему, чтобы представиться. Занавеска в окне снова заколыхалась. Полицейский, огромного роста детина с тоненькой полоской рыжеватых усиков под немного сплющенным, вероятно из-за травмы, веснушчатом носом, внимательно рассмотрел мои документы, потом, извинившись, вернулся к себе в машину, сверился с компьютером и снова подошел ко мне.

— Все в порядке, мэм. Спасибо.

Потом развернулся и направился к дому старушки. Дверь она открыла еще до того, как полицейский преодолел несколько довольно крутых ступенек, которые скрипели под его весом. Я отправилась за ним следом. Узнав от человека в форме, что я частный детектив, старушка засуетилась и стала звать нас в дом. Я, разумеется, тут же проскользнула в дверь, а полицейский сдержанно отказался, поблагодарил старушку, которую назвал миссис Мэддокс, за бдительность и пожелал нам обеим хорошего дня.

— Что же Вы раньше не сказали, что детектив, — суетилась старушка.

Я не стала ей напоминать, что изо всех сил пыталась это сделать, а просто похвалила ее за сообразительность, заметив, что она совершенно правильно сделала, вызвав полицию, поскольку убийца все еще гуляет на свободе, и мало ли что ему или ей может взбрести в голову. Она закивала головой и провела меня в гостиную, из окна которой она, наверное, целыми днями, и наблюдала за жизнью улицы.

— Понимаете, я же почти всегда одна. Телевизор смотреть не могу, глаза болят. Читать тоже. Вот и сижу у окна. Думаю.

— Да, конечно, — согласилась я. — Всегда есть о чем подумать.

Она предложила мне чаю или кофе, я отказалась и перешла к делу:

— Миссис Мэддокс, скажите…

— Зовите меня Паулой, пожалуйста. От этих миссис я чувствую себя совсем старым и разбитым кувшином, — перебила она меня.

Я вежливо улыбнулась ее шутке и продолжила:

— Паула, Вы были знакомы с Креченскими?

Она покачала головой.

— Нет, почти нет. Они молодые и иммигранты. Что у нас может быть общего?

— Откуда Вы знаете, что они — иммигранты? — зацепилась я.

— Вы бы послушали как они между собой разговаривали, сами бы догадались, — объяснила Паула.

Я попросила ее рассказать о том, как и когда она видела Анну. Паула еще раз предложила мне чаю или кофе, уселась в своем кресле-качалке поудобнее и начала свой подробный рассказ. К сожалению, она не знала, что в доме напротив готовилось убийство, иначе бы никогда не покинула свой пост.

— Мне нужно было принять лекарство, — извиняющимся тоном объяснила она и начала свой рассказ.

Впрочем, ничего нового или интересного я не узнала. Подъехала машина, из нее вышла женщина, которую Паула позже опознала как Анну. Эта женщина зашла в дом, причем Паула не заметила, открыла ли она дверь ключом, или дверь не была заперта. А ровно в три прозвенел будильник, напоминая про лекарство, и Паула пошла на кухню, поскольку лекарство нужно было принимать во время еды. Вот и вся история.

— А раньше Вы эту женщину видели? — спросила я.

Она забавно скосила глаза куда-то к потолку, скорчила гримаску и заметила, что, лишь проводит время у окна, но за соседями не шпионит. Я тут же уверила ее, что ни в коем случае не подозреваю ее в чем-то неприличном.

— Может быть случайно что-то заметили? — с надеждой и кротостью в голосе спросила я.

— Знаете, так между нами, эта пара, я имею в виду этих, — она показала пальцем в сторону дома Креченских. — Так вот, они были очень странными.

— Это как? — улыбнулась я.

— А Вы не улыбайтесь, не улыбайтесь, молодая леди, — покачала головой Паула. — Я, знаете ли, очень наблюдательная. Вот когда мы жили еще в старом доме, я сюда пять лет назад переехала. Дом знаете, поменьше, содержать дешевле.

— О, я не сомневаюсь, что Вы не только наблюдательная, но и очень прозорливая…

Про прозорливую я, наверное, загнула, но мне просто ничего не пришло в голову. Я хотела вернуть Паулу в русло разговора о Креченских.

— Спасибо, — поблагодарила меня Паула и продолжила:

— Так вот, когда мы жили в старом доме, то мы с соседями почти не общались, они были такими снобами. Джордж работал в мэрии и считал себя очень важной птицей, ну а про Оливию, его жену, я и не говорю. Та вовсе считала себя принцессой. И как-то раз я захожу в закусочную в Кэнтоне. Вы знаете, где Кэнтон?

Я кивнула.

— Этой закусочной уже нет, она была как раз напротив заправочной станции на Мейн стрит. Я села у окна, и мне как раз была хорошо видна эта станция. И вдруг подъехала машина с открытым верхом, а в ней Оливия с каким-то мужчиной. Мне этого хватило, чтобы приехать домой и сообщить своему толстяку, что у Вулманов, наших соседей, далеко не все гладко. И, представляете, через полгода они развелись, продали дом и разъехались, — Паула довольно рассмеялась. — После того случая мой старик стал говорить, что у меня глаз-алмаз.

Я закивала головой:

— Да, да, Паула, именно так. Глаз-алмаз! Как здорово подмечено! А что про Креченских?

— А, про этих-то. Да, знаете, я как-то поехала Уол-Март за покупками. Выехала из дома и свернула направо. Я всегда поворачиваю направо, так как с Восемнадцатой я потом по Саммит еду до Двенадцатой, а там прямиком до Уол-Марта. Я всегда езжу в восточный, там больше выбор.

Я не решалась ее перебить, чтобы не обидеть, хотя мне не терпелось узнать, что же такого заметила Паула по дороге в Уол-Март. Наконец, рассказав мне про то, как она добирается до супермаркета, Паула сообщила, что, проезжая мимо дома Креченских, видела как Софья садилась в машину, за рулем которой сидел мужчина.

— Вы его рассмотрели, Паула?

Она развела руками.

— Если бы я знала, я бы его как следует разглядела, а так…

— А марку машины? Что это была за машина?

— Не знаю. Я старые машины различала, а эти новые, знаете, все одинаковые.

— Ну, а большая машина была или обычный седан?

— По-моему, седан, но я не разглядела хорошенько.

— А цвет?

Она покачала головой:

— Говорю же Вам, что я не запомнила.

— Давно Вы их видели?

— Где-то по осени, уже было ясно, что Лоре надо делать операцию. У меня тогда и настроение все время подавленное было…

Она замолчала.

— Вы бы его узнали, этого мужчину? — с надеждой спросила я.

Она вздохнула:

— Не знаю. Я видела его мельком и только в профиль.

Описать мужчину она не смогла, правда заметила, что Софья была нарядно одета и в туфлях на каблуках.

— Вы запомнили, что она была на каблуках? — удивилась я.

— Конечно, — фыркнула Паула. — Она так неумело на них вышагивала.

Я спросила про Володю, но его Паула ни с кем не застукала.

— А с соседями Креченские общались? Не заметили?

Паула порылась в кармане и достала пачку сигарет. Я немного удивилась. Она, не торопясь, вынула сигарету из чуть помятой пачки, нащупала в другом кармане длинный желтоватый мундштук, достала зажигалку из огромного цветочного горшка, что занимал почти весь небольшой кофейный столик рядом с ее креслом, и закурила.

— Я не предлагаю Вам, простите. Для двоих курящих эта комната слишком мала, — заявила она, стряхивая пепел все в тот же горшок, где хранилась зажигалка и из которого тянулось к свету, то есть к окну, очень кудрявое растение с бордовыми почти листьями. Я заверила ее, что не курю.

— А зря, — парировала она. — Это такое удовольствие!

И засмеялась каким-то булькующим смехом. Я ждала пока она накурится и расскажет мне еще что-нибудь интересное про соседей, за которыми она, сомнений у меня уже не было никаких, с увлечением шпионила.

— У меня в прежнее время была куча увлечений, — говорила Паула между затяжками. — Я занималась цветоводством, вышивала, шила игрушки. Не поверите, но даже вела кружок рукоделия при церкви! Мои работы два раза занимали первые места на выставке в Пьере! А знаете какой был приз?

Я покачала головой, делая вид, что с интересом ее слушаю.

— Торт! Огромный двадцатикилограммовый торт! Его специально пекли к той выставке. Представляете, мы довезли его до Су-Фолса и устроили праздник в Мак-Кенан парке.

Глаза ее светились, она получала удовольствие от воспоминаний и от того, что их было кому слушать.

— А потом я увлеклась разведением комнатных растений. Вы не представляете как это интересно! Я вступила во Всеамериканский клуб любителей комнатных растений и переписывалась со всей Америкой. А один год была даже председателем секции Южной Дакоты.

Она рассказала, что пробовала открыть цветочный магазин, но ее муж, заведующий отделом в первом супермаркете Су-Фолса, был категорически против этой идеи.

— Я могла бы состояние заработать, — уверила она меня. — А теперь вот только несколько горшков осталось.

Она махнула рукой куда-то в сторону. Я огляделась. Действительно, в комнате на тумбочках, столе и нескольких полках примостились разнокалиберные горшки с растениями, названия которых я, конечно, не знала. Один горшок стоял на довольно высокой подставке, и из него, обвивая эту самую подставку, тянулись стебли с очень мелкими ярко-зелеными листьями. Листьев было так много, что совершенно невозможно было разглядеть саму подставку или тумбочку. Внезапно я вспомнила, что инспектор говорил, что Паула вернулась из поездки накануне убийства.

— А кто же ухаживает за всем этим роскошеством? — спросила я.

— Как кто? — удивилась Паула. — Разумеется, я. Кому же это можно поручить?

— Ну, а если Вы уезжаете куда-нибудь, родственников, например, навестить.

— Да у меня только дочь в Аризоне, я к ней ездила недавно. Знаете, я ведь приехала как раз за день до убийства!

У нее аж дыхание перехватило от волнения.

— А кто же поливал цветы пока Вас не было? — не унималась я.

— Лора, это моя младшая дочь.

— Она с Вами живет?

Паула вздохнула. Сигарета ее давно погасла, но она все еще держала мундштук между пальцев.

— Лора больна. Ей недавно сделали очень дорогую операцию. Я даже думала дом продать, чтобы помочь оплатить операцию, но обошлось. Кое-что страховка покрыла. У Лоры очень хорошая страховка была на работе.

— А где она работает?

— Лора — дизайнер.

— А-а, — кивнула я, хотя почти ничего не знала о дизайнерах, кроме того, что каждый раз, когда мы давали рекламу в местных глянцевых журналах, то мне всегда говорили про дизайн, и я платила за него приличные деньги.

— Знаете, я ведь и к дочери уехала потому, что боялась этой ее операции. Стыдно, конечно, признаваться, но просто взяла и уехала.

Я была в некотором недоумении. Если Паула уехала к старшей дочери пока младшей делали операцию, то кто же тогда все-таки поливал ее цветы. Однако бомбардировать ее вопросами мне было не очень удобно.

— Почему стыдно? — ободряюще начала я. — Вы же ничего не могли сделать. К тому же сейчас у медицины такие возможности…

— Да какие возможности, — перебила она меня. — Они просто удалили ей опухоль и, похоже, удачно. Сказали даже, что через некоторое время она даже и не вспомнит про нее.

— Так ведь это замечательно! — воскликнула я.

— Да, — согласилась Паула, выковыряла из мундштука остатки сигареты, бросила их в тот же горшок и спрятала мундштук в карман. Возникла пауза.

— А где сейчас Лора? — осторожно прервала я молчание.

Она вздохнула.

— Они снова с мужем съехались, похоже. Этот ее муж настоящий Дон Жуан, она столько от него натерпелась. Я думаю, что и заболела-то она из-за него. У нас в семье никогда такого не было, а тут…, - Паула махнула рукой и снова тяжело вздохнула.

Мне не хотелось, чтобы она передумала рассказывать мне про свою семью и, как можно искреннее, тоже со вздохом, сказала:

— Да, один человек может изрядно искалечить жизнь другому человеку, и при этом ничего нельзя сделать.

— И не говорите, — подхватила Паула. — Она такая красивая, моя Лорочка. У нее столько всегда было ухажеров. Один Зар только чего стоит. Он до сих пор не женился, по-моему, ждет, когда Лора с этим намучается. Хотя, знаете, в конце концов, он оказался не таким уж и негодяем. Они уже разъехались с Лорочкой, когда она заболела. Так вот, этот ее муж так называемый, когда узнал о болезни, повел себя как настоящий мужчина. Водил к каким-то то ли йогам, то ли еще к кому, а, в конце концов, помог ей оплатить операцию. Представляете, он даже дом свой продал!

Теперь в голосе ее была гордость, а у меня перехватило дыхание. Эта история была, похоже, про брата Жульена Хэннинга, нотариуса Софьи. Я была уверена, что Дженифер, рассказывая про братьев, упоминала имя Лора.

— Хотя на дом Лора тоже имела права, — заключила Паула, но мне было не до ее умозаключений. Таких совпадений просто так не бывает. Я ни в коем случае не собиралась сразу же связывать убийство Софьи с тем, что теща брата ее поверенного в делах жила в доме напротив, но покопать в этом направлении следовало.

— А он, этот ее бывший муж, ухаживал за Лорой после операции? — спросила я как можно более безразличным тоном.

Паула закивала.

— Да, да. Вы знаете, он и в больницу к ней ходил, а потом и здесь то ли жил, то ли приходил. Со своей-то квартиры она съехала — приводила дела в порядок перед операцией.

Паула всхлипнула. Нелегко ей, похоже, пришлось в последнее время.

— А сейчас они где живут?

— У Жиля квартира в центре города, — без интереса пояснила мне Паула.

— А в тот четверг, ну когда произошло убийство, Лора была здесь? — спросила я.

Паула покачала головой.

— Нет, она только накануне встретила меня в аэропорту и привезла сюда.

— И больше не навещала?

Паула с удивлением посмотрела на меня:

— Зачем? Я вполне сама могу себя обслужить. Пусть собой занимается. Ей есть, что налаживать и устраивать.

Я, в знак согласия, кивнула головой. Вопросов больше у меня не было, я и так узнала достаточно много интересного. Поблагодарив Паулу за рассказ, я стала прощаться.

— Но Вы ведь еще не все у меня выспросили, — заявила мне старуха.

Я замешкалась. Похоже, теперь она не хотела меня отпускать.

— А что я забыла у Вас спросить? — перешла я в наступление.

Она стала выкарабкиваться из своего кресла.

— Давайте я все-таки напою Вас чаем или кофе. Я привезла отличный кофе из Аризоны. Пойдемте.

И я послушно последовала за ней на кухню, не совсем понимая, чем кофе из Аризоны может быть лучше здешнего.

Кухня была большая, даже слишком большая для щуплой Паулы. Посередине стоял огромный стол со встроенной мойкой и кучей всяких шкафчиков, которые Паула начала открывать по очереди.

— Куда она запропастилась? — пробормотала Паула.

— Что Вы ищите? — поспешила я на помощь.

— Турку. У меня была отличная старинная турка, которую мой дед привез из Голландии. Вы знаете, что лучший кофе варят в Голландии?

Я, если честно, никогда не слышала про голландский кофе и, пока я думала, чтобы такое сказать по этому поводу, турка нашлась. Правда не старинная дедовская, а вполне современная, но тоже подходящая. Из холодильника Паула достала нераспечатанный пакет с кофе, и я вызвалась его смолоть. Минут через пятнадцать, в течение которых Паула рассказывала мне как однажды они с мужем ездили отдыхать в Бразилию, и какой замечательный кофе они там пили.

— Бразилия — моя любимая страна! — заключила Паула, снимая турку с плиты.

Мы сели за столик у окна, из которого видна была часть довольно большого сада.

— Наверное, здесь очень хорошо летом, — сказала я.

— О, да, — оживилась Паула, но тут же замахала руками. — Мы с Вами должны не о природе говорить. Я хочу, то есть должна Вам кое-что рассказать.

У меня опять захватило дыхание, а Паула взяла длинную паузу, во время которой снова выудила из карманов мундштук и сигарету. Зажигалка была спрятана в сахарнице.

— Вы что-то видели? — спросила я.

Она затянулась и кивнула.

— Только я не рассказала этого полиции.

— Почему?

— Потому, что это случилось уже после того, как они меня допросили.

— Паула, не томите, — взмолилась я.

И она рассказала мне, что в субботу, после убийства, ей никак не удавалось заснуть.

— Знаете, я ворочалась, ворочалась и, наконец, решила покурить. Зажигалок я наверху не держу, поэтому мне пришлось спуститься вниз. Я села в свое кресло, закурила, и тут подъехала машина, — она снова затянулась и замолчала, стряхивая пепел в пустую кофейную чашку.

Я ждала.

— Света я не зажигала, поскольку уличный фонарь светит довольно ярко, да и не нужен мне был свет. Я просто хотела посидеть и посмотреть на улицу. Так вот, подъехала большая такая машина, марки я, конечно, не разобрала, и остановилась на углу от дома соседей, как их? Кисевских?

— Креченских, — подсказала я.

— Да, конечно. Сначала никто из машины не выходил, она так и стояла с выключенными фарами. Я даже сигарету успела докурить, но спать не пошла. Понимаете, после всего того, что произошло, я считала своим долгом наблюдать. Так вот, через некоторое время, из машины вышел кто-то и пошел прямо ко входу в дом этих самых Кисевских. Только не со стороны нашей улицы, а с другой. Там у них еще гараж.

— Он зашел в дом?

Она кивнула.

— Откуда Вы знаете?

— Я видела свет! — и она торжествующе на меня посмотрела. — Только это был свет от фонарика, наверное.

— И долго он там… — начала было спрашивать я, но сама себя перебила. — Это был мужчина или женщина, Вы не заметили?

— Нет, — она покачала головой. — Свет горит только на нашей стороне улицы, а на углу фонаря нет, его убрали в прошлом году, когда что-то там прокладывали.

— Ну, а по походке или одежде нельзя было узнать?

Она снова покачала головой.

— Хотя, я бы сказала, что это был мужчина.

— А почему?

— У него был широкий шаг.

Я подумала, что, если бы женщина хотела притвориться мужчиной в темноте, она вполне могла бы догадаться широко шагать. Впрочем, мы с Люсей не догадались.

— И долго он находился в доме?

— Нет, поднялся на второй этаж и почти тут же спустился.

— Вы видели, как он выходил?

— Да. Вышел, сел в машину и уехал. Я бы записала номер машины, но он поехал в другую сторону.

— Мужчина был высоким?

Паула пожала плечами.

— Трудно сказать. Я ведь его толком и не видела. Можно сказать, только тень и видела. Он ведь весь в черном был.

— А почему полиции не рассказали? — спросила я.

Она вздохнула.

— Вы правы, надо было рассказать, но я так устала от предыдущих допросов. Хотите еще кофе?

Я поблагодарила и отказалась.

— Вы не заметили, тот человек что-нибудь вынес из дома? Может, у него был сверток или сумка?

— Нет, было слишком темно, — снова вздохнула Паула.

Я пообещала ей, что сама расскажу все инспектору и, что он, инспектор, непременно с ней свяжется. Паула пыталась мне еще что-то рассказать из своей жизни, но я, сославшись на дела, поспешила с ней распрощаться, пообещав заглянуть как-нибудь на неделе и еще раз с ней поговорить.

— Если, конечно, Вы не возражаете, — добавила я.

Паула не возражала, и я вручила ей свою визитную карточку на случай, если она вдруг что-нибудь вспомнит или заметит. Наконец, мы распрощались, и я вышла на улицу.

Сев в машину, которая порядком остыла пока я разговаривала с Паулой, я включила обогреватель на всю катушку и стала звонить инспектору. Инспектор очень заинтересовался моим рассказом о ночном посетителе. Я посоветовала ему поговорить с Паулой. Про то, что дочь Паулы братом поверенного в делах Софьи, я решила инспектору пока не говорить. В конечном счете, ни одной фамилии произнесено не было, а делиться своими догадками я не обязана. Самой же мне предстояло собирать информацию о Жиле Хэннинге. Как и каким образом? Для начала я порылась в своей тетради и, найдя номер, позвонила в контору Жульена Хэннинга. Трубку взяла секретарша — женщина с хаосом на голове. Я узнала ее по голосу.

— Контора нотариуса Хэннинга. Марта слушает. Чем я могу Вам помочь?

— Здравствуйте, Марта. Меня зовут Дженни, я частный детектив. Помните, я приходила к мистеру Хэннингу неделю назад по поводу убийства его клиентки Софьи Креченской? — затараторила я.

— Да, но мистера Хэннинга сейчас нет, и, прежде, чем назначить Вам встречу, я должна с ним переговорить, — пропела Марта.

— Марта, я хотела бы поговорить с Вами. Помните, речь идет об убийстве.

— Но я ничего не знаю, — ответила она без колебаний. — К тому же, я не уверена, что мистер Хэннинг одобрит мои беседы с частными детективами. Простите, мне нужно работать, — заключила она, но трубку не положила.

— Марта, мы могли бы встретиться во время ланча или за обедом. У меня всего несколько вопросов и я покупаю Вам ланч или обед. На Ваш выбор.

Она немного помолчала и назначила мне встречу в четверть первого в японском ресторанчике, что на пересечении Луиз и Пятьдесят седьмой улицы.

— Я обожаю сашими, — сказала она напоследок.

— Я тоже, — кисловато улыбнулась я замолчавшей трубке.

До ланча с Марта оставался час, который я провела в молле, слоняясь по полупустым магазинам. Утро понедельника, пусть и за неделю до Рождества — не самое популярное время для шоппинга.

В ресторанчике было много народу. Девушка в цветастом кимоно, по-моему, из настоящего шелка, обрадовалась, что нас двое и посадила меня за узкий столик для двоих. Не успела я раскрыть меню, как появилась Марта. Не узнать ее было невозможно — волосы, заплетенные в несколько косичек, были украшены блестящими ленточками. Под цвет блестящих ленточек была большая сумка и туфли на высоком каблуке. Одета она была в кремовый брючный костюм из хорошей шерсти. Я помахала ей рукой. Не успела Марта сесть, как официантка уже интересовалась, что мы будем пить. Я заказала зеленый чай, а Марта сначала попросила безалкогольного пива, но тут же передумала и тоже попросила чаю.

— Готовы сделать заказ? — уже спрашивала нас другая официантка, не успела отойти первая.

Мы были готовы и обе заказали сашими.

— Так о чем Вы хотели у меня спросить? — начала Марта.

— О Софье Креченской.

— Это о той, которую убили? — уточнила Марта. — Я немного в курсе, поскольку Жульена, то есть мистера Хэннинга, допрашивала полиция. Да и Вы приходили по тому же поводу.

— Да, Вы ее помните?

— Ну, немного. В общем, ничего особенного. Клиентка как клиентка, — без интонации в голосе ответила Марта.

— Вы разговаривали с ней?

Она покачала головой. Нам принесли чай. Марта обхватила чашку ладонями, как бы согревая их.

— То есть, конечно, я говорила с ней, но Вы, видимо, имеете в виду, не говорила ли я с ней больше, чем того требовали мои обязанности. Нет, не говорила.

— Она была одна, когда приходила к Вам?

Марта с некоторым удивлением взглянула на меня.

— Да. По-моему, одна.

— Скажите, Марта, а делом, то есть завещанием Софьи, занимался только Жульен Хэннинг?

Она, казалось, еще больше удивилась.

— Да, разумеется. У Жульена нет помощников кроме меня.

— Я имела в виду его брата, Жиля.

— А-а, — протянула Марта. — Вон кого Вы имеете в виду. Нет, у Жульена с Жилем нет общих клиентов.

— А не могли они, я имею в виду Софью и Жиля, как-нибудь случайно встретиться или познакомиться? Не припомните, Жиль не заходил в вам в контору пока Софья была там?

Нам принесли суп и салат. Марта, не торопясь, распаковала палочки. Я же забыла попросить принести мне нож и вилку — я так и не научилась есть палочками — но официантка уже ушла.

— Вы знаете, я по пальцам могу пересчитать дни, когда Жиль нас посещал, — ответила, наконец, Марта.

— То есть, Вы считаете, что Софья не могла случайно встретиться и познакомиться с Жилем в вашей конторе?

— Абсолютно. Вы почему не едите? — заметила она.

— Мне нужна вилка, — смущенно улыбнулась я.

— А-а, — снова протянула, почти пропела Марта.

Нам принесли сашими, и я, наконец, получила свою вилку.

— Скажите, а Вы сами хорошо знакомы с Жилем?

— Нет, я почти его не знаю, — не задумываясь ответила Марта, размешивая васаби в соевом соусе.

— А с его женой?

— Нет.

— А что это за история с болезнью Лоры? Правда, что он сначала с ней развелся, а потом продал дом, чтобы помочь ей оплатить операцию?

Палочки Марта на мгновение замерли.

— Я смотрю, Вы времени зря не теряли.

— И все-таки, это правда?

— Смотря, кто Вам рассказал эту историю.

— То есть?

— То есть, я не знаю ни подробностей, ни деталей, — ответила Марта, подцепила кусок тунца, окунула его в соус и отправила в рот.

— О-ох, — услышала я.

Глаза Марта округлились, в них, как мне показалось, появились слезы.

— Васаби, — объяснила она, хватаясь за кружку с чаем.

Я постаралась вернуть ее к разговору о Жиле, но моя попытка успехом не увенчалась. Вполне возможно, она действительно ничего не знала о его личной жизни. Тогда я осторожно начала расспрашивать о Жульене, но она так резко заявила мне, что не будет сплетничать или обсуждать босса, что я осеклась.

Мне ничего не оставалось, как просто попросить ее о помощи.

— Марта, а с кем бы Вы посоветовали мне поговорить, чтобы узнать, не были ли знакомы Жиль и Софья?

— С Жилем и поговорите, — ответила она, обмакивая в соусе последний кусок рыбы.

— А еще с кем?

— Ну, с его помощником, если он будет с Вами разговаривать.

— А как зовут его помощника?

— Джереми. Только имейте в виду, что он какой-то их родственник. Он совсем недавно начал работать у Жиля.

— А с чьей стороны родственник, — спросила я.

— По-моему, он сын младшей сестры матери Жиля и Жульена, то есть по сути, он их кузен.

— Вы знакомы с ним?

— Не очень. Жульен попросил меня немного потренировать парня по секретарской части.

— И как?

— Что «как»?

— Натренировали?

— Я рассказала и показала ему, как я работаю. Вот и все.

Официантка убрала тарелки и спросила, не хотим ли мы мороженного. Марта посмотрела на часы и покачала головой.

— Нет, мне нужно идти.

Покопавшись в сумке, она достала кошелек.

— Марта, — остановила я ее. — Я же пригласила Вас.

— О, да, конечно, — обрадовалась она. — Если не возражаете, я побегу. Спасибо за ланч.

— Спасибо, что согласились со мной встретиться, — кисло поблагодарила я, узнала у нее, где находится контора Жиля и пожелала удачного дня.

Когда официантка принесла мне счет, я сказала, что передумала и попросила принести мне мороженное и телефонный справочник. Найдя номер телефона второго Хэннинга, я позвонила.

— Нотариальная контора Жиля Хэннинга. Говорит Джереми, помощник мистера Хэннинга. Чем я могу Вам помочь? — услышала я.

— Здравствуйте. Я — частный детектив и расследую дело об убийстве одной из клиенток вашей конторы. Могу я встретиться с мистером Хэннингом?

Джереми на секунду замолчал, потом спросил:

— А о котором из клиентов идет речь?

— О Софье Креченской, — ответила я.

— Минуточку, я спрошу у мистера Хэннинга, сможет ли он Вас принять, — в голосе его улавливались неуверенность и растерянность.

— Ну и пусть, — подумала я, ковыряя крохотной ложечкой зеленоватое мороженное.

— Але, — услышала я голос Джереми. — Вы уверены, что Креченская была нашей клиенткой? Не могли бы Вы произнести по буквам ее имя?

Я произнесла. Он, видимо, проверял базу данных. Интересно, эта база у них с братом общая? Оказалось, что нет.

— Сожалею, но, видимо, произошла какая-то ошибка, — говорил Джереми. — У нас не было клиентки с таким именем.

Я не сдавалась:

— Возможно, она обращалась к мистеру Жульену Хэннингу. Но, разве, это не одна контора?

Джереми опять замялся.

— Видите ли, технически мы находимся в разных офисах и даже в разных зданиях. У нас нет общих клиентов.

— И все-таки, — настаивала я. — Речь идет об убийстве женщины, которая была клиентом фирмы «Хэннинг и сыновья». Я бы хотела поговорить с обоими нотариусами.

— Минуточку, — сдался Джереми.

Я слышала как он разговаривал с кем-то, наверное, с Жилем. Наконец, я услышала низкий мужской голос:

— Говорит Жиль Хэннинг. Чем я могу Вам помочь, мисс?

Я начала ему объяснять про убийство и завещание Софьи. Он, не дослушав, перебил:

— Послушайте, но мой помощник уже объяснил Вам, что у нас две независимые конторы под одной вывеской. Я не имею никакого отношения к клиентам брата. К тому же, все то, что касается завещаний и воле изъявлений, информация конфиденциальная.

— Я понимаю, — промямлила я. Жиль говорил очень убедительно и внушительно и, несмотря на то, что в голосе его не было и намека на насмешку, я понимала, что мои попытки что-то выяснить не вызывали ничего кроме снисходительной улыбки или раздражения.

— Я достаточно хорошо объяснил?

— Да, спасибо. И все-таки, Вы лично никогда не были знакомы с Софьей Креченской?

— Нет.

— Даже если я скажу Вам, что дом Креченских находится напротив окон Паулы Мэддок, матери Лоры?

Он не замешкался ни на секунду:

— Ах вон в чем дело! Теперь я понимаю, чем вызван Ваш интерес к моей персоне. Заверяю Вас, что с убитой женщиной я не общался. Ну, а то обстоятельство, что Паула живет напротив… Су-Фолс — маленький город. Так уж вышло. Однако, боюсь, что мне все-таки придется давать показания полиции.

— Полиция пока не в курсе, — с дуру похвасталась я.

— Хорошо, приезжайте прямо сейчас, если можете. При таких совпадениях, Вы правы, лучше быть допрошенным и спрошенным, чем пребывать подозреваемым под вопросом.

— Спасибо, — поблагодарила я. — Еду.

В одном Жиль был прав, Су-Фолс, действительно, небольшой город, и до его конторы я добралась меньше, чем за десять минут. В отличие от офиса Жульена, вход в который прятался за углом, вывеска «Хэннинг и сыновья» была видна с Мейн стрит — центральной улицы города. Затемненная стеклянная дверь, небольшой холл в приятных коричневых тонах, стол из хорошего дерева, за которым сидел аккуратный молодой человек в темном костюме и галстуке, кожаный диван и два кресла — все говорило о том, что контора солидная. Джереми натянуто улыбнулся мне и попросил подождать.

— Мистер Хэннинг сейчас освободится, — пояснил он мне и углубился в бумаги.

Я села. Ждать пришлось недолго. Открылась дверь, и на пороге появился высокий подтянутый мужчина без пиджака. У него были чуть длинноватые вьющиеся черные волосы и аккуратная бородка. Глаза тоже были черные и очень умные. Как я уже заметила, мужчина был без пиджака, рукава очень белой рубашки были закатаны, верхняя пуговица расстегнута, а узел галстука чуть приспущен. В общем, у него был вид занятого человека, и он не потрудился надеть пиджак и завязать галстук перед встречей со мной. Другими словами, я не была клиентом, а только небольшим препятствием. Однако, мужчина приветливо улыбнулся, протянул небольшую ухоженную ладошку и представился:

— Я - Жиль. Проходите, пожалуйста. Извините за домашнюю обстановку и вид — так лучше работается, — объяснил он. — Хотите кофе?

Не дожидаясь моего «нет, спасибо», он кивнул Джереми:

— Сделай нам, пожалуйста, кофе!

Мы прошли в кабинет, где стол и два стула были завалены бумагами, разноцветными папками опять же с бумагами, и толстыми книгами. Жиль еще раз извинился, заметив, что у него много работы и пригласил располагаться в углу, где стоял небольшой кожаный диван и низкий совсем кофейный столик со стеклянной столешницей. Я села на диван, а Жиль, расчистил один из стульев и устроился напротив. Джереми принес чашки и кофейник, спросил, нужен мне сахар, разлил кофе и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

— Спрашивайте, — улыбнулся Жиль.

— Вы знали Софью Креченскую? — спросила я.

Жиль покачал головой:

— Я уже говорил Вам, что никогда ее не видел.

— Видите ли, как оказалось, перед смертью у Софьи была сумка, набитая деньгами, а после ее смерти сумка исчезла.

Казалось, моя новость его никак не заинтересовала или удивила. Он пил кофе и смотрел на меня по-прежнему с дружелюбной, как мне казалось, улыбкой.

— Если сумка, как Вы говорите, пропала, то откуда Вы знаете о ее существовании?

— Есть свидетель.

— Так у него и спрашивайте, коли он эту сумку видел.

— Его, то есть ее, уже арестовала и допросила полиция.

— Вот видите…

Я перебила его:

— Но эта свидетельница взяла и спрятала только пять тысяч, а в сумке оставалось еще тысяч двести сорок.

— Если Вы намекаете на то, что, как говорят, у меня трудные времена, и я прикарманил эти деньги, то Вы ошибаетесь. Я их не брал, я про них не знал и даже не догадывался. Не тратьте время попусту.

— Вы были в курсе, что Ваш брат занимался делами Креченской?

Он снова покачал головой:

— Нет, мы не делим клиентов и делимся информацией о них.

— А не припомните, где Вы были в позапрошлый четверг с трех до пяти? — решилась спросить я.

Он снова улыбнулся, сказал, что, вообще-то такие вопросы обычно являются прерогативой полиции, но он ничего не имеет против того, чтобы ответить. И добавил:

— Я точно не помню, но почти уверен, что был в здесь. У меня слишком много работы, чтобы колесить по городу и убивать клиентов брата, — он усмехнулся. — Впрочем, спросите у Джереми. Он знает мое расписание лучше, чем я. Какие еще у Вас вопросы?

Я, конечно, хотела его спросить о том, почему он продал дом, насколько он нуждался в деньгах и так далее, но, разумеется, не спросила. Вместо этого, я поблагодарила его за встречу и время, которое он мне уделил, похвалила кофе и направилась к выходу. Жиль не пошел меня провожать, а только пожелал удачи в расследовании и крикнул Джереми, чтобы тот познакомил меня с расписанием интересующего меня четверга. Джереми покопался в пухлом ежедневнике.

— Вы знаете, в тот день у нас не планировалось никаких важных встреч, — выдал он, наконец.

— И что это значит? — спросила я.

— Ну, значит, мы были здесь, в офисе, с девяти до пяти, — пояснил Джереми.

— Без перерыва на обед? — поинтересовалась я.

— Почему же? — он забавно вытаращил глаза. — Обычно Жиль обедает где-нибудь в городе.

— А Вы?

— А я езжу домой, — буркнул он.

Наверное, ему тоже хотелось обедать в городе, но тратить на ланч долларов пятнадцать, а то и двадцать, в день было накладно.

— А во сколько Вы уходите на обед?

— По разному, — он пожал плечами.

— А в тот четверг?

Он снова сверился с ежедневником:

— Если в тот день ничего не было назначено, то, наверное, в час.

— А вернулись?

— В два.

— Жиль был уже в офисе?

— Я не помню.

— Ладно, — вздохнула я. — Спасибо за ответы и кофе. Если вдруг что-нибудь вспомните, то, пожалуйста, позвоните.

Я протянула ему свою визитку. Он взял ее и положил в карман.

— Вы знали Софью Креченскую? — спросила я, натягивая перчатки.

Он пожал плечами:

— У нас много клиентов, а я сравнительно недавно здесь. Но такой фамилии что-то не припомню.

Я еще раз его поблагодарила и вышла.

Казалось, расследование мое окончательно зашло в тупик. Возможно, надо было еще раз сесть, сопоставить все факты и расписать все события по часам и минутам, но мне не хотелось. Дело висело камнем, близилось Рождество, и у меня была хорошая перспектива провести праздники в компании с нераскрытым преступлением и недовольным клиентом. В конце концов Люся или ее муж начнут меня теребить вопросами о результатах, ответов на которые у меня не было. Я решила поехать в молл и побродить по магазинам, дав себе обещание поработать над делом допоздна.

В молле уже прилично прибавилось народу — все готовились к Рождеству, закупали подарки и просто бродили, проверяя распродажи. Я выпила чашку американо в Больших Равнинах, поговорила с Норой, которая готовила мой кофе. Я немного знала ее, поскольку она время от времени покупала книжки в моей лавке. Почувствовав прилив сил после кофе, я отправилась по распродажам. Около входа в Мэйсис стоял ряд кресел, вокруг которых бродило несколько китайцев в ярко-красных одеждах, наверное, кимоно.

— Не хотите попробовать наш массаж? — робко спросила меня хрупкая девушка. — Всего двенадцать долларов десять минут, но сегодня — пять минут бесплатно. Итого — пятнадцать минут.

— Вы сразу почувствуете результат, — пообещал мне мужчина, возраст которого я бы ни за что не взялась определить.

Решив, что кутить — так кутить, я забралась в кресло. Оказалось, что я все сделала неправильно — нужно было лечь на живот. Кресло плавно опустилось, а теплые руки девушки положили мою голову так, чтобы я могла свободно дышать через специальное отверстие в спинке кресла. Как и обещала, она пятнадцать минут давила мою спину и позвоночник. Пару раз мне было больно, и я вскрикивала, но девушка тут же находила другую точку, и боль проходила. К своему удивлению, после массажа я действительно почувствовала гораздо лучше. Впрочем, чашка хорошего американо творит чудеса и без массажа, но телу, особенно спине было очень приятно. Если бы не двенадцать долларов, я ходила бы сюда каждый день.

Пока я принимала сеанс, мне пришла в голову мысль, что, раз уж я пошла по магазинам, то стоило взглянуть на полотняные маски и перчатки. Не то, чтобы я была заинтригована их таинственным исчезновением из дома Софьи, но хотелось бы посмотреть на них. «Может, появится какая-нибудь мысль», — тлела слабая надежда. Вариант, в котором маска была пропитана, например, эфиром, я не рассматривала, так как полицейские эксперты — ребята, безусловно, опытные и не могли бы пропустить такую улику. Однако, почему-то эта маска из дома таинственным образом исчезла. Размышляя над загадочным исчезновением маски, я зашла в первый попавшийся мне Бьюти-шоп. Посередине зала стояла огромная корзина, над которой висел мешковатый Санта-Клаус и держал в бордовых рукавицах табличку-ценник «Все по 3 доллара». Я немного подождала, чтобы попасть к корзине, покопалась в ней без особого энтузиазма и вытащила пластиковый пакет, на котором была изображена блондинка с полотняной маской на лице и растопыренными пальцами в таких же полотняных перчатках. Расплатившись, я вышла из магазина, дошла до ближайшей свободной скамейки, села и разорвала пакет. Ничего особенного от трехдолларовой маски ожидать не следовало, да я и не ожидала. Рассмотрев ее внимательно и померив перчатки, которые оказались большеватыми, я запихала все обратно в пакет и положила его в сумку. Никаких свежих идей покупка маски мне не принесла, и я решила вернуться в лавку — настроение для шоппинга пропало. Когда я садилась в машину, зазвонил телефон. Это была Люся, она поблагодарила за отчет и спросила, продвинулось ли расследование. Я сказала ей, что работаю, извинилась, сославшись на встречу и пообещала перезвонить позже. Врать мне было неприятно, но говорить правду о том, что расследование застряло было еще неприятнее. Впрочем, она и так, наверное, догадалась, раз, прочитав мой отчет, решила — таки позвонить и узнать новости. Я завела машину и поехала домой.