Дервиш

Глава 1. Искатели

…Свет струился вокруг светло-золотистыми ручьями, сгущаясь и рассеиваясь перед глазами. Он с тихим пощёлкиванием закручивался в светящиеся вихри, с шуршанием рассыпался маленькими светлячками, и вновь сливался в фигуры. Глеб стоял в этих потоках, пытаясь рассмотреть место, где он находился. Это был большой зал, очень большой, каким-то образом он это ощущал. Стены и потолок были где-то далеко, в светящихся клубах тумана, но это был зал — он знал это наверняка. Из потоков света перед ним возникла фигура, обретая чёткие контуры и черты человеческого лица.

— Готов ли ты? Уверен ли ты в себе? — Спокойно спрашивал улыбающийся смуглый мужчина с тёмными вьющимися волосами и огромными карими глазами. — Нет нужды спешить, если уверенность в своих силах отсутствует. Торопливость всегда вредит.

— Ты пришёл чтобы помочь, поддержать меня? — Спросил Глеб, с любопытством рассматривая того, кто стоял перед ним.

— Я здесь чтобы узнать, готов ли ты совершить задуманное? Это важный шаг! — Мужчина улыбался добро и приветливо, его глаза искрились.

— Да, я уверен! Я готов! — Глеб улыбался в ответ, вглядываясь в совершенные черты его лица, одновременно сквозь сон ощущая сырость и холод.

Он открыл глаза и видение растаяло. В утреннем полумраке едва виднелся потолок брезентовой палатки. Вики рядом не было. Глеб поднял руку и взглянул на светящийся дисплей часов: «Шесть утра… Викуля наверняка уже возится с завтраком». Поёживаясь от холода и размышляя о своём сне, он вылез из спальника, быстро натянул куртку и обулся, слушая, как редкие капли дождя стучат в натянутый брезент.

— Июнь месяц! Ну и лето! — Сказал он сам себе, стоя возле палатки и глядя на мокрые сосны, на потухший костёр и сырые чёрные угли. — Да… И это — сарказм!

Лето не спешило вступать в права, оно вообще никуда не торопилось, а мелкий противный дождик, казалось, просто висел в воздухе. Промокший лес просыпался в тихом сером июньском утре, в сумрачной хмари изредка раздавались птичьи голоса. Вернулось неприятное воспоминание, как вчера старая, высохшая коряга, попав под колесо джипа, крутанулась и пробила сучком радиатор. Правда, Славка сразу вспомнил про автомастерскую в селе, которое они проезжали утром, и вызвался туда сгонять. Глеб, Вика и Лёха Пахомов тут же разгрузили джип, и Слава уехал, а они под мелким, противным дождём наскоро разбили лагерь. Ближе к вечеру Слава бодро отзвонился, сказав, что всё в порядке, радиатор как новенький, но ночью он возвращаться не рискнёт, и остаётся ночевать в машине. Глеб вспомнил, как впервые увидел его, когда семья Трутнёвых въехала в их дом двадцать лет назад. Славка — друг на всю жизнь, с того самого дня! И Лёха Пахомов! Ну, этот всё ещё дрыхнет в палатке! И куда в него лезет?

Под клеёнчатым навесом, натянутым между деревьями, на импровизированной кухне, Вика, высокая светловолосая кареглазая девушка в камуфляжном комбинезоне, коротких сапожках и накинутом сверху длинном прозрачном дождевике, держа в руках пакет с крупой, что-то искала в рюкзаке, лежащем на разложенном походном столе. Она обернулась, и, поправив упавшую из-под капюшона короткую русую косу, улыбнулась:

— Привет, карапуз! Ты уже есть хочешь?

— Привет, Викуля! Пока не хочу! — Ответил Глеб.

— Тогда скоренько разведи костёр!

Глеб вернулся к палатке и вытащил из сумки газету. Уложив её на мокрые угли, он принялся колдовать со спичками. Викуля!.. Когда ещё в восьмом она пришла в их класс, он сразу дал понять всем пацанам, чья она! Трутнёв, как и положено лучшему другу, не возражал, и отнёсся ко всему очень даже спокойно! Потом была служба в ВДВ, институт, клуб «Искатель». И вот теперь втроём они коротают время в лагере, ожидая Славу: Вика на кухне, Пахомов спит в своей палатке, а он сидит над мокрыми углями, и пытается разжечь костёр. В сыром воздухе дым стелился над землёй и щипал глаза. Костёр никак не хотел разгораться. Крошечное пламя медленно ползло по стебелькам, словно раздумывая, и не желая делать решительно ничего. Глеб отвернулся от дыма и вытер слёзы, накинул на мокрые волосы капюшон куртки и заметил сам себе:

— Да-а, ждём от судьбы подарков, а получаем сюрпризы. Вика! Пахомчик ещё спит?

Вика ответила:

— Я не будила!

Из второй, стоящей рядом, палатки глухо прозвучал возмущённый голос:

— Я, между прочим, всё слышу!

— А, вот оно, наше инкогнито! Пахомчик! Хватит спать! Вставай!

— Я не могу! Я всю ночь не спал, моё естество теперь бунтует!

— А что если твоё естество останется голодным? — Иронично спросила Вика, шумно высыпая крупу в дюралевый котелок.

— Нет, против этого оно тоже бунтует! Дайте поспать!!

— Глеб! Костёр будет? Или мы сегодня без завтрака? — Напомнила Вика.

— Сейчас, Викуля! Ради тебя я наступлю на горло своим принципам! — Глеб достал из стоящего под деревом контейнера жидкость для розжига.

— Ты мой рыцарь! — Ответила Вика.

Глеб немного плеснул из бутылки на сырые дрова и бросил спичку.

— Меня Слава разбудил! — Вика наливала в кастрюлю воду из фляги. — Он тебе звонил, а ты звук выключил… Он уже недалеко! Я и вскочила пораньше, чтоб завтрак вам приготовить!

— Значит, сейчас уже подъедет! — Ответил Глеб. — Лёшка, вставай! Слава сейчас подъедет, позавтракаем и двигаем дальше, хорош дурачиться!

В ответ прозвучал измученный голос:

— Глеб, ещё полчасика, или я сдохну! Всю ночь не спал.

— Ладно, полчаса спи!

Из леса доносился быстро приближающийся звук автомобильного двигателя.

— Ну, вот и Слава! — Довольно бросила Вика, и, подняв голову, с улыбкой смотрела на подъезжающую машину.

Глеб пошёл навстречу джипу, сбивая капли с травы, и слыша, как сапоги чавкают во влажной почве. Джип неторопливо ехал между деревьями прямо к лагерю, покачиваясь и оставляя в траве колею. Он остановился возле кухонного навеса, дверца открылась и на мокрую траву спрыгнул плечистый коренастый парень в резиновых сапогах и тёмно-зелёной походной куртке. Глеб поздоровался, и помог вытащить из багажника сумку и флягу с водой.

— Соскучились? Я спешил. — Слава поставил флягу на траву.

— Что радиатор? — Спросил Глеб.

— Смотри! — Слава поднял капот. — Ручонки золотые. Быстро и аккуратно, даже денег не жалко.

— Отлично! — Глеб критически оглядел заваренный шов, и, довольный осмотром, сам опустил капот.

— Пахомчик, я так понимаю, до сих пор дрыхнет? — Спросил Трутнёв и потёр заспанное лицо.

— Да пусть поспит немного, пока каша не готова! — Махнула рукой Вика.

— Ладно! — Махнул рукой Трутнёв.

Дождь прекратился, воздух густо пах смолой и хвоей. К ним добавлялся неповторимый запах свежести, лесной травы, варящейся каши, дыма от костра и свежего кофе. Издалека раздавалась оптимистичная дробь дятла.

— Да, июнь в этом году удался! — Буркнул Глеб.

— А что, погода устанавливается! — Весело бросил Славик. — Птички оживают, тепло предвещают!

— Да! — Подтвердила Вика. — Прогноз смотрела, на сегодня без осадков, плюс двенадцать, завтра до двадцати, а дальше уже тридцать!

— Из крайности в крайность! То мёрзнешь, то жаришься! — Продолжал Глеб.

— Глебушка! — Обняла его Вика. — Ну что ты сердишься? Мы в отпуске, радуйся!

— Если бы не твой профессор, я бы сидел сейчас где-нибудь на Кипре! — Вздохнул Глеб.

— Как? Один?!

— Ну, что ты, Викуся? С тобой, конечно!

Когда искатели сели завтракать, прожужжала молния и из палатки вылез Пахомов, хмурый, с всклокоченными волосами и с подчёркнутым выражением муки на лице. На Глеба взглянули заспанные красные глаза.

— Что? — Недовольно буркнул Пахомов, садясь за стол.

— Когда ты одновременно просыпаешься и высыпаешься — это счастье! — Усмехнулся Трутнёв.

— Но это не про нас! — Поддержал его Глеб.

— Как спалось, Лёха? Что показывали? — Продолжал Славик, стуча ложкой о тарелку.

— Про фиолетового бегемотика видел? — Огрызнулся Пахомов. — Посмотри как-нибудь, прикольная вещь!

Вика, улыбаясь, протянула ему тарелку с кашей:

— Овсянка, сэр!

— Пахнет чем-то съедобным! Чем это? — Нахмурился Лёха, глядя на кашу.

— Так! — Вика замахнулась поварёшкой. — Ещё слово — и каша будет с мясом!

— М-м-м! Судя по запаху — прекрасная вещь! — Изумился Пахомов, быстро отправляя в рот полную ложку. — Да-а! А как приготовлено! И даже без ГМО! Просто чувствую себя на приёме в Букингеме!

— То-то! — Вика поставила на стол чашку с чайными и кофейными пакетиками. — Кому что надо — сами наливайте.

— Ты почему не спал? — Поинтересовался у Пахомова Глеб.

— Сначала за костром следил, а потом просто сна не было! — Отмахнулся тот с досадой.

Слава иронично заметил:

— Даже это у тебя не получается, Пахомыч! Тебе не кажется это странным?

— Человек-проблема! — Вздохнул Глеб.

— Проблема не во мне, просто год хреновый! — Отмахнулся Пахомов.

— С чего ты взял? — Взглянул на него Трутнёв.

— Если эта поездка — самое прекрасное, что было в этом году, то это очевидно!

— Когда это ты успел стать пессимистом? — С иронией поинтересовалась Вика.

— Рассказать тебе, как нужно бороться с бессонницей? — Спросил Слава.

— Давай! — Ответил Пахомов.

— Во-первых, расслабляешь лицо! Уши, веки, лоб, щёки! Обязательно — нижнюю челюсть! Потом руки, ноги, спину. Не ждёшь, пока всё расслабится, а сам контролируешь процесс! Сделал круг — и снова тем же маршрутом! Углубляешь расслабон раз от раза, по кругу! Так и не заметишь, как улетишь! Понял?

— Вот зачем сказал? — Зевнул Лёха. — Я теперь засыпаю!

— Лёша! — Крикнула Вика. — Хватит уже! Пей кофе!

— Глеб! — Громко и картинно простонал Пахомов. — Я считаю, что в Уставе клуба должен быть пункт, определяющий для участников похода какие-то рамки, закоторыми они получают право убивать!

— Болтун! — Махнула рукой Вика. — Ставьте тарелки, я помою!

Через час на месте стоянки осталось лишь погашенное кострище, да несколько вбитых в землю кольев. Джип направился сквозь лес к дороге, оставив следы от колёс на сырой, всё ещё покрытой каплями дождя, траве.

Солнце уже поднялось над горизонтом и заливало светом и теплом оживающую после промозглой ночи природу. Джип, разбрасывая комья грязи, переваливаясь на ухабах с бока набок, не спеша двигался по просёлку. Земля подсохла, лес оживил разноголосый гомон птиц, ветерок шелестел на полянах подсохшей травой.

Глеб сидел за рулём и аккуратно вёл машину, одновременно продолжая начатую за чаепитием дискуссию с сидящими на заднем сиденье Славиком и Пахомовым. Собачка на приборной доске энергично кивала головой, соглашаясь с каждым его словом.

— Ну кто сегодня возьмётся утверждать, чем была первая палка, взятая в руки предком человека, ну, или самим человеком — оружием или орудием? И ведь он, взявший в руки эту палку или ветку, ведь он же был первым! И вот кем он был — самым первым в истории, нулевым воином или же нулевым земледельцем? — Спрашивал Глеб.

— Возможно, палка в его руках была универсальным орудием, по обстоятельствам! Сейчас, конечно, никто не ответит! — Покачал головой Слава. — Даже этот твой профессор! Кстати, ты мне так и не рассказал, что там, на конференции, было!

— А что за профессор? — Вмешался Пахомов. — О ком вы говорите, я вообще не в курсе? Я тоже хочу про конференцию послушать!

Глеб подумал немного и ответил:

— Да там особо и рассказывать-то не о чем. Тема конференции — аномальные явления.

— Ну, и что? — Зевнул Пахомов.

— Я свой доклад зачитал почти в самом начале, а профессор этот из Англии приехал, он то ли от Британской Академии, то ли от Географического Общества, я как-то не запомнил!

— Ещё он философ и историк, — громко добавила сидящая рядом с Глебом Вика, — я это точно помню!

— Ну да, титулов он много перечислил, когда представлялся. — Согласился Глеб.

— Так он о чём доклад читал? — Прервал его Пахомов.

— Тема у него интересная была, о проблемах выживания будущего.

— Ого! — Удивился Трутнёв. — Это как?

— Рассказывал о других измерениях, — ответила Вика, — о том, что необходимо готовиться к будущему, научиться существовать как в условиях положительных энергий, так и отрицательных.

— Ещё говорил, что энергия неделима, — добавил Глеб, — и потому человеку будущего будет необходимо научиться выживанию в новых условиях. Наш мир неизбежно меняется, высокие температуры, магнитные поля, резонансные частоты, излучения, поля высоких энергий.

— Да уж! — Трутнёв недоверчиво мотнул головой. — Что-то как-то далеко от реальности.

— Так и я о том же! — Подхватил Пахомов.

— Ну, не скажите! — Возразила Вика.

Глеб негромко кашлянул и начал:

— Вот, например, почему человеку необходим отдых после еды? Казалось бы, закинул топлива, должен быть на подъёме, а на деле глаза закрываются, в сон клонит. Профессор считает, что это последствия воздействия на организм иньской энергии — стресс, расслабление, покой, сон.

— Вот здесь подробнее! — Удивился Слава.

— Инь — это энергия разделения, разрушения, расщепления, и человеческое тело в момент приёма пищи инстинктивно привлекает её для своих нужд из окружающего пространства, и вдобавок вынужденно вырабатывает в процессе усвоения. Кислота растворяет материю, а энергия из пищи расщепляется в поле Инь. При этом тело, как проводник этой энергии, испытывает её воздействие, словно в геопатогенной зоне. Я считаю, очень похоже на правду, тоже своего рода спонтанное природное образование.

— Слушай, а профессор в курсе, что едят для того, чтобы силы были? — Саркастически заявил Пахомов. — И ты ведь тоже это знаешь!

— Да, он говорил, что пища что-то даёт, но там, оказывается, цифры небольшие. Он приводил статистику: в день человеку нужно минимум шесть тысяч килокалорий, и только две из них он получает из еды, а остальное его тело принимает из других источников. Пища, по его словам, так себе средство пополнения сил, она лишь даёт телу материал для строительства.

— Бред! — Безапелляционно заявил Пахомов.

— Не скажи! — Возразил Глеб. — Я помню, пришёл после армии, вообще раз в день ел: утром плотненько позавтракаешь, а вечером — стакан молока! И всё! И крутился, как белка в колесе! Сам удивляюсь, откуда только силы брались?

— Я так понимаю, пищей мы всего лишь ремонтируем каркас, — Трутнёв задумчиво посмотрел в окно на плывущий за стеклом пейзаж, — а тогда основная сила откуда приходит?

— Тебе же сказали — др-источники! — Ответил ему Пахомов. — Я вас внимательно слушал, а теперь внимательно спрашиваю: и вот с этим он ехал из Англии?

— Видишь ли, Лёша, профессор утверждает, что с восприятием информации та же ситуация. — Подала голос Вика. — У человека будущего неизбежно будет модифицированное тело, в результате чего пища ему уже не будет нужна в таких количествах, или не будет нужна совсем, а вот объём необходимой информации, наоборот, обязательно увеличится в разы! И чтобы что-то усвоить подсознание использует тот же природный алгоритм! Мы читаем книгу по буквам, расщепляем инфу так же, как пищу, до основных компонентов, запоминаем цепочки мыслей, соединяем их в понятия, и при этом бултыхаемся в океане энергии расщепления, как в желудочном соке.

— Что за бред вы там слушали? — Изумился Пахомов.

— Ты же сам учил по ночам? Как ощущения? — Глеб взглянул на Пахомова в зеркало. — И когда днём учишь, они тоже не лучше. А слабые на голову вообще могут съехать с катушек от обилия информации.

— По ходу, профессор сам уже съехал! — Съязвил Пахомов. — Откуда столько энергии может быть в теле? Тем более вредной, как он утверждает?

— Энергия жизни неделима, невозможно жить в одной её части, совершенно защитившись от другой. Вопрос малоизученный, спорный, но мистер Бэккет оказался таким упёртым энтузиастом! Он говорил, что человечеству пора уже всерьёз заняться изучением этого вопроса, потому что его разрешение откроет цивилизации новые методы обучения, новые качества и уровни восприятия!

— Полный улёт! — Воскликнул Пахомов.

— Ну да, можно и так сказать! — Кивнул Глеб. — Не знаю, не во всём с ним согласен, но думаю, что я, может быть, слишком консервативен во взглядах, и пока не готов к таким вещам? В любом случае, лучше побольше узнать, чем просто сидеть без дела…

— На Кипре!.. — Улыбнулась Вика.

— Да, на Кипре! — Кивнул Глеб. — Куда лучше ночевать в мокрой и холодной палатке, в лесу!

— Ага! Среди гусениц и муравьёв, ты забыл добавить! — Тотчас нашлась Вика.

— Не знаю, ребятки, не знаю! — Пахомов отвернулся к окну. — От знаний ещё никто не умирал, но я рисковать не хочу!

— Как его зовут? — Поинтересовался Трутнёв.

— Сэмюэль Бэккет! — Ответил Глеб.

— Так это вы с ним о встрече договаривались? — Пахомов стал похож на взъерошенного воробья. — Ну, я — пас! Я с этим фанатиком никуда не пойду!

— Тебе чем дома заниматься, Лёха? — Попытался урезонить его Трутнёв. — Что делать будешь целый месяц? Тут так попало, что мы все свободны, лето, природа! И дело есть интересное!

— Да? Ты уверен, что интересное? — Вскинулся Пахомов. — Я уже сейчас чувствую, что мой отпуск плавно уходит в штопор!

— Вот так! — Подытожил Глеб, бросив взгляд на Вику. — Лучший способ организовать панику — попросить всех сохранять спокойствие! Лёха! Ты ведь даже его не видел!

— Чего я там не видел? — Огрызнулся Пахомов. — Ещё один проповедник, отец Мун, торгует мифами собственного производства!

— Ну, во-первых, — спокойно и рассудительно заметил Трутнёв, — тебя никто не обманывал! Ты сам стремительно принял решение и попросился с нами, так? Так! Нужно было сперва всё узнать как следует, а потом уже действовать. И, во-вторых, мы и сами не знаем, что конкретно нам предложит этот географ. Давай сначала послушаем его, а там и решим все вместе! Согласен, Пахомыч?

— Ой, да согласен он! — Махнула Вика. — Так, цену себе набивает! Лёшку не знаете?

Пахомов улыбнулся и бросил ехидный взгляд на Славу:

— Подлиза! Ну ладно! Так, а о чём вы с ним договорились?

— Договорились встретиться в Борках, в турцентре. — Спокойно объяснял Глеб. — Он изложит свой план, а мы поработаем у него гидами-проводниками! У него какие-то планы есть по нашим аномальным зонам, обещал привезти и показать!

— Ох, чует моё сердце, использует он нас! — Покачал головой Пахомов.

— Если увидим, что так, сразу попрощаемся! — Ответил Трутнёв.

— Непохож он на дельца! — Вздохнул Глеб. — Скорее, энтузиаст от науки! Общались с ним — просто клубок энергии.

— Столько титулов разве можно просто так заработать? — Поддержала его Вика.

— Да это разве так это важно? — Возразил Пахомов.

— А что тогда важно? — Вика обернулась и взглянула на Лёху.

— Ну это вот точно неважно! — Запальчиво ответил Пахомов.

— Ошибаешься, Лёша, ошибаешься! — Глеб усмехнулся. — Неопределённость всегда играет на руку тем, кто не желает ничего делать. Такие люди, как Бэккет, очень нужны, они просто жизненно необходимы! На них держится цивилизация. Они — генераторы мыслей, которые становятся общими для всех! Чтобы сдвинуть с места закосневшие в консерватизме массы нужна идея, иначе просто невозможно!

— Глеб, — покачала головой Вика, — иногда в своих рассуждениях ты бываешь просто беспощаден!

— Если это касается дела — да! Но по-другому нельзя! Дашь слабинку — и всё. На себе проверял, можешь мне поверить.

— А может, слабинка — это человечность? — Вика посмотрела на него пристально и серьёзно.

— Вот! — Удовлетворённо констатировал Глеб. — То, что мы слышим, свидетельствует о том, что разум и инстинкты имеют различную природу! А правильнее будет сказать — отличную друг от друга.

— Сознание тела и души? — Усмехнулся Слава. — Вон ты куда!

— А вы знаете, что когда в споре человек отстаивает своё мнение, — усмехнулся Пахомов, — в его мозг поступают вещества, вырабатываемые только в стрессовой ситуации, ну, то есть когда человеку предстоит схватка, предстоит защищать свою жизнь? Да-да, вот так! Организм производит их, когда возникает опасная ситуация и включается инстинкт выживания! И какой вывод? Человек отстаивает своё мнение с той же яростью, как и свою жизнь! Причём в буквальном смысле.

— Вот это да! — Присвистнул Трутнёв. — Так мы что, дикари? А ещё говорят, что в спорах рождается истина!

— В спорах рождаются грибы! — Пожал плечами Пахомов. — Если для индивидуума проигранный спор равен проигранной жизни, наверное, так, мы — дикари с островов Борнео!

— А это ещё один факт в мою пользу! — Глеб ударил ладонью по рулю. — Тело — это биологический робот, со своим собственным примитивным сознанием, именуемым инстинктами, а разум — сознание души, это собственно человек.

— И что, они вместе рулят субъектом, как ты сейчас машиной? — Рассмеялся Пахомов. — Выплюнь всю эту чушь из головы, дружок! Но так, чтобы никто не видел!

— То есть, ты в это не веришь? — Глеб посмотрел на Лёху в зеркало.

— Не могу сейчас вспомнить, что именно я забыл. — Вздохнул Пахомов и потёр лоб. — А! Вот! Ум — всего лишь инструмент для правильного применения силы! Глеб, ну о каком сознании души можно говорить?

— Да вы, батенька, атеист? — Воскликнула Вика.

— Общение с вами отняло у меня всякую веру и надежду! — Нарочито смиренным голосом ответил Пахомов.

— А я думаю, что человеческий разум способен преодолеть животное начало. — Продолжал Глеб. — Нужно лишь создать условия для этого.

— Какие, например? — Спросил Трутнёв.

— Человек должен жить в равноправном и справедливом обществе, в котором правят нормальные человеческие чувства и отношения. И в конце своей жизни он должен вспоминать не свои собственные обиды и лишения, а совершённые им самим ошибки, и понимать то унижение, которому он подверг сам себя, заставив страдать других.

— Ну, ты идеалист! — Рассмеялся Пахомов.

— Да, Лёха, я так считаю! А чтобы память о том, что ты причинял вред другому, не стала потом вечной болью, не следует этого делать. Поэтому и есть заповеди — не убий, не кради, не причиняй вреда, не суди!

— Добавьте сюда — не используй свою силу и власть во вред другому! — Поддержала его Вика.

— Спасибо, Викуля! — Глеб кивнул ей и продолжил, — и прямо сейчас перестань грешить, и ты избежишь будущих неприятностей. Если бы люди не тратили силы и время на оружие друг против друга, мы бы жили в другом мире.

— А мне кажется, — задумчиво произнёс Трутнёв, — что вся история нашего мира — это противостояние земледельцев и воинов!

— Соглашусь! — Кивнул Глеб.

— Если разобраться, искусство управления государством есть искусство регулирования отношений между ними, искусство кнута и пряника. — Продолжал Трутнёв. — Вот, например, Карл Каутский писал, что ассирийцы парализовали силы побеждённого народа, по его выражению — отнимая у него голову, то есть убивая самых боеспособных, знатных и образованных. А мелкие ремесленники и крестьяне, к сожалению, всегда представляли собой плохо связанную массу, неспособную оказать какое-либо серьёзное сопротивление.

— Крестьянство никогда и не было воинственным. — Воскликнул Пахомов. — Оно наоборот, всегда страдает, при любых режимах. Это самая бесправная часть населения при любой власти и в любые времена! От Рима и до сегодняшних дней! И все реформы в первую очередь ложатся на их плечи!

— Ну, не все! — Протянул Глеб.

— Ты, конечно, сейчас найдёшь какую-нибудь частность, — махнул рукой Пахомов, — и выстроишь на ней свою теорию отрицания! Но вот смотрите! Во времена Римской Республики крестьянство жутко страдало: с одной стороны — от внешних врагов, варваров, и с другой стороны — от врагов внутренних, властей и налогов, которыми обложил их сенат после смерти Гая Гракха. Как только его не стало, власть народных трибунов закончилась, и новый социальный разрыв между народом и аристократией опять сильнее всего ударил по земледельцам! А вот горожане, к примеру, почему-то всегда жили намного лучше крестьян!

— Так и сейчас ситуация та же! — Усмехнулась Вика.

— Вот! — Пахомов указал на неё, поворачиваясь к своим оппонентам. — Слова умного человека!

— Пахомыч, ты куда клонишь? — Спросил Славик.

— Я в своё время писал работу по этому вопросу, так что слушайте меня! Так вот, в те времена, о которых речь, консул Сулла, спасая государство, привёл в Рим войска, сознательно нарушив существовавший закон и рискуя своей жизнью, на минуточку, потому что стремился захватить власть! История учит нас, что не следует прибегать к насилию кроме тех случаев, когда ты сильнее, и Сулла действовал из благих намерений, только с одной целью — положить конец интригам сенаторов! А те, как собаки, ни на кого не обращая внимания, грызлись за власть. Так вот, Сулле всё удалось — его армия захватила столицу! И знаете, что здесь самое интересное? А то, что простые легионеры отнеслись к жителям Рима, как к жителям чужого, враждебного государства! Они словно брали приступом вражескую столицу, и вели себя в Риме, как в чужом, враждебном городе! Вот так разъединила людей одной крови банальная нищета! Большинство солдат были из крестьян или пролетариев, их деревни и города сожгли варвары, а правящая аристократия в столице в это время была увлечена делёжкой доходов и борьбой за власть, дела провинций их нимало не заботили! И сейчас ситуация та же, ведь так?

— Ну, ты сделал вывод! А ничего, что вслед за этими событиями произошло реформирование республики в империю? И Рим стал тем великим государством, которое знает теперь весь мир? — Сыронизировал Слава. — Лес рубят!

— Я говорил о тех, на чьих костях прошла эта реформа! Сколько простых людей заплатило за это самое величие своей жизнью? Им не пофиг, чем там стал Рим после их смерти?

— С тобою трудно спорить, Лёха! — Слава махнул рукой.

— И тот же Сулла, стремясь усилить государственную власть, — продолжал Пахомов, — лишь усилил влияние и власть аристократии. Его государственный переворот так ничего и не перевернул! Благими намерениями, Слава! Я читал историков и поражался — сенаторов ничего, кроме власти, не интересовало! Представляете: они кричат: «Аве Сулла!», а он им: «Какое „аве“? Мы в заднице! Вы что, не видите?!». А они снова: «Что ты такое говоришь, Сулла? Аве тебе!», а он им: «Вы что, не римляне? Латынь не понимаете?! Мы в заднице, говорю вам!!».

Машину довольно сильно качнуло, и Пахомов звучно стукнулся головой об обшивку салона.

— О! Вы слышали тупой звук? — Громко спросил Трутнёв. — Что это было?

— Когда уже по нормальной дороге поедем? — Возмутился Пахомов, потирая висок.

Вика развернула на коленях карту:

— Сейчас хорошая дорога начнётся.

Глеб ткнул пальцем вправо от себя:

— В той стороне, километров через семьдесят, есть небольшой городишко, Старославинск называется. Там есть краеведческий музей, а его директора зовут Вадим Сергеевич Виноградов. Замечательный такой дядька!

— И что, откуда его знаешь? — Поинтересовалась Вика.

— Мы туда как-то горшки сдавали из разорённого кургана.

— Смотрите! Указатель! — Пахомов наклонился вперёд.

— Бурташёво! — Прочитала Вика.

— Через три километра свёрток будет в ту сторону, — Глеб махнул рукой, указывая направление. — В тех местах есть Медвежье болото, я там когда-то, после армии, с группой Васи Былянова ходил.

— Это когда Бабу золотую искали? — Усмехнулся Славик. — Вспоминаешь былое?

— Ну да! Дело прошлое! Зато весело было!

Просёлок кончился, джип грузно, с пробуксовкой, выкатился на асфальт. Колёса тотчас вцепились в ровное шершавое покрытие, сбрасывая с себя ошмётки жирной влажной глины. Машина полетела по трассе, казалось, не касаясь колёсами дороги.

— Ну вот, другое дело! — Довольно улыбнулся Глеб, с удовольствием прибавляя скорость. — И возвращаясь к нашему разговору, Алексей, скажу так: подобные экскурсы в историю лишний раз меня убеждают в том, что мир внутри себя мы создаём сами, и сами же его разрушаем, и поэтому можем сами себя спасти!

— Это вот спасение — лишь пустые беспредметные разговоры, идеализм, почва для религии. — Махнул рукой Пахомов.

— А что плохого в религии? — Улыбнулся Глеб.

— Только не говори, что… — Уставился на него Пахомов. — А ты что, может быть, и сам пошёл бы в монахи?

— А что в этом плохого? Может быть, именно так когда-нибудь и сделаю!

— Постриг примешь? Представляешь, Слава, — Пахомов живо повернулся к Трутнёву, — как звучит: «нейромонах Акакий, в миру — Глеб Савёлов»!

— Вообще-то, иеромонах! — Поправил его Слава.

— Я в курсе! — Отмахнулся Пахомов.

— А почему Акакий? Разве нет других имён, более благозвучных? — Улыбнулся Глеб.

— Имя должно нести и смысловую нагрузку! Частица «а» служит отрицанием, например — социальный — асоциальный, типичный — атипичный!

— И что? — Рассмеялся Глеб.

— Вообще-то, это не частица, а приставка! — Вмешалась Вика. — И она служит для образования слов с обозначением отрицания или отсутствия признаков и смыслов! Я всегда говорила, Пахомов, что ты аномальный!

— Да я об этом и говорю: «асимметричный» значит несимметричный, «алогичный» это — нелогичный! Или ещё, к примеру, стероиды — астероиды!

— Болтун и трепло! — Махнула рукой Вика.

Глеб и Слава рассмеялись.

— Если тебе каким-то чудом удастся пораскинуть своим умишкой, — ответил Вике Пахомов, — ты поймёшь, что астероиды одним своим существованием отрицают стероиды.

— Да — а! Бывают случаи трагические, а бывают — клинические! — Протянул Слава.

— Вячеслав, это всё фигуры речи! — Парировал Пахомов.

— Пахомов! Не трогай ни речь, ни фигуру! — Покачала головой Вика.

— Ладно, — сказал Глеб, — пора внести ясность в протекающие во мне процессы! Давайте остановимся! Мне надо по делу!

— Конечно, Глеб! Лично я — за любые инновации! — Кивнул Пахомов.

Джип качнулся пару раз и замер в подсохшей траве возле берёзовой рощицы.

— Так, умные — налево, красивые — направо! — Глеб выпрыгнул из машины. — Вика, если что — кричи!

— Не дождёшься! — Буркнула та, исчезая между деревьев.

…Парни стояли возле машины, греясь на солнце, уже припекающем плечи и спины, и негромко переговаривались. Подошедшая с небольшим букетом полевых цветов Вика с улыбкой спросила:

— Слышите, петух где-то кукарекает?

— Точно! Я слышу! — Кивнул Славик.

— По карте мы уже рядом с посёлком! — Глеб полез в бардачок.

— Как называется? — Спросил Пахомов.

— Кажется, Подможное! Сейчас ещё раз гляну!

Глеб развернул на капоте джипа карту и поискал на ней нужный участок.

— Да, точно, село Подможное!

— И сколько до него? — Славик заглянул через его плечо.

— Да по краю уже едем, свёрток найти надо! — Глеб посмотрел по сторонам.

— Глеб, нам бы в магазин заехать, — взглянула на него Вика, — купить чего поесть в дороге, чтоб на готовку не останавливаться!

— Конечно, Викуля, давай, заедем! — Он свернул карту и сунул её в бардачок.

Хлопнули дверцы, и джип покатил по дороге в сторону села.