Юля
Он пьян, как… я даже не нахожу слов. И хотела бы обмануться, но бутылка в сильных руках никаких шансов не оставляет.
Я знаю это состояние. Знаю этот взгляд. Отец в подобном алкогольном опьянении превращался в чудовище. В такие моменты мать закрывала меня в спальне (когда я была маленькой), а позже буквально выпрашивала уехать погулять с друзьями.
Был момент, когда я думала, что это ради уединения и романтического вечера. Только с годами сложила дважды два. И помятый вид отца поутру, и красные глаза мамы, ее трясущиеся руки и закрытую одежду. Несколько раз я напрочь отказывалась уезжать и пыталась вмешаться. Только ничем хорошим это не закончилось.
И вот все мои кошмары ожили здесь. В плену у незнакомого, опасного и одержимого жаждой возмездия мужчины. Пока он был в трезвом уме, я уповала на его самоконтроль. Ведь отморозком Тагир в моих глазах так и не стал, несмотря на все, что успел сделать. Но сейчас… Мамочки, у него пистолет?
Вся моя храбрость куда-то испарилась. Я уже знала — места дерзости тут нет. Лучше потерянная гордость, о которой пьяный Тагир на утро и не вспомнит, чем пуля в лоб. И мне придется, превозмогая отвращение, дать ему то, за чем пришел.
А пришел мой похититель вовсе не беседы о сложности бытия вести. Я видела это в его глазах. Непроглядную тьму. Густую и неотвратимую, словно затяжная ядерная зима после апокалипсиса. Ничего хорошего она мне не сулила.
И когда Тагир заговорил, я поняла, что опасения только подтвердились.
Если бы все было так просто. К обесцениваниям я привыкла. Часто приходилось слышать, что внешность у меня заурядная. Обычно это бросали в лицо те, кому я отказала. Но Тагир… с какой целью? Всерьез решил, что я стану послушной и постараюсь доказать ему обратное?
На губах привкус виски. Они пылают, поскольку я их изрядно искусала. Может, и к лучшему. В теле разливается убойная слабость. Крепкая водица. К такой выдержке я не привыкла. Судя по тому, как Тагир выбил ее из рук, он не хочет, чтобы я была в равном с ним положении.
Ему нужен мой страх. Может даже ждет, что я буду ползать в его ногах. Проклятый виски. Он отбивает на глухо инстинкт самосохранения. Безумство храбрых — иначе и не описать.
— Теперь, — смотрю, как виски проливается, сожалея, что мало выпила, — мы с тобой в одном положении. И если ты хочешь моей смерти… я имею право знать, что сделал мой отец. Скажи мне, Тагир. Потом можешь убивать. Даже смертникам зачитывают приговор.
Сказала — и даже руки к губам потянула, чтобы прикрыть. Идиотка. Молчать! Завтра выскажу все, что хотела, не сейчас, когда этот громила в неадеквате! Дьявол, заткни мне рот…
— Рот… закрыла… — я смотрю в глаза Тагира… и не верю сама себе. То, что в них… Да ну на фиг. Просто невозможно. — Дольше проживешь… Глаза в пол опусти!
— Можешь сколько угодно убегать от этого и злиться. Я тоже не из стали. Не хочу ждать, когда у тебя сорвет крышу и ты меня действительно убьешь.
— Смелая, значит, — он выхватывает пистолет из-за пояса и с силой прижимает к виску. — А так? Будешь и дальше смотреть?
А потом что-то меняется. Нас будто вырывает из этой реальности и на бешеной скорости выносит в иную. Или виски достиг нервной системы и парализовал во мне все, включая мозг, но…
Дуло пистолета охлаждает мой висок. А мне не страшно. Я даже не понимаю, зачем это все, потому что мои губы уже жжет совсем от другого. От поцелуя, рваного и нервного, который выпивает во мне все живое, оставляя зависимость.
Надо вырываться. Или рыдать, в надежде на жалость. А я против воли, списав все на собственный пьяный угар, подаюсь вперед и переплетаю свой язык с его языком.
Молния. Или взрыв сверхновой. Что-то подобное бьет нас обоих в этот момент. Чтобы удержаться, поднимаю руки, обхватив шею Тагира, лаская пальцами его затылок. Будто хочу смягчить ярость… или разделить безумие на двоих.
Стук металла о пол. Вздрагиваю, едва понимая, что это был пистолет. Ловлю безумие мужчины и приумножаю в своем сознании. Пропащая. Потерявшая способность мыслить. Потому что целую его уже совсем не ради выживания, и даже не хочу себя обманывать.
— Мари… на… — хрипло выдыхает Тагир, хватая отворот моего худи и пытаясь то ли снять, то ли разорвать.
— Юля! — с почти ребяческой обидой поправляю его, стараясь удержать ускользающий жар страсти. — Какая еще Марина?
А дальше происходит что-то непонятное. Хотя искать логику в поступках пьяного мужчины — дело заведомо провальное.
Тагир отшатывается в сторону. Будто я змея, которая пыталась его укусить. Тьма в его и без того черных глазах беснуется, и мне кажется, она сорвется, ударив мне прямо в сердце. И это будет куда сильнее выстрела.
— Сука, — с ненавистью произносит он, сжимая ладонями виски.
Ужас сразу вытесняет алкоголь и те эмоции, которые он вызвал. Отползаю в угол матраса, стараясь слиться со стеной и стать незаметной. Бросаю взгляд на пистолет и закрываю глаза, качая головой.
Чем я его так разозлила? Чье имя он произнес? Чем я думала, когда решила поправить?
Слышу, как Тагир поднимает его с пола. Звенит бутылка. От ужаса цепенею еще сильнее.
Отпускает только тогда, когда я слышу шаги. Они удаляются. Грохочет тяжелая дверь.
Несмотря на все это, я еще долго не могу открыть глаза. Дрожу и стараюсь не плакать, понимая, что с трудом избежала чего-то ужасного.
Сегодня. А что будет завтра?
Ответ на этот вопрос так и не приходит.
И именно в такой скрюченной позе накрывает забытье. То ли сон, то ли потеря сознания от эмоционального потрясения. В один момент проваливаюсь в пустоту, не успев ничего понять…
Здесь время не отслеживается. Я понятия не имею, день или ночь, и сколько часов прошло.
Ноет шея. Ноет все тело. Я даже не сменила позы — так и заснула, обхватив колени и прижавшись к стене.
Обычно пробуждение дарит несколько минут неведения — кажется, что спишь в своей постели и нет места ужасам реальности. Но тут все было иначе. Едва открыв глаза, я вспомнила все, что со мной произошло.
Окидываю взглядом камеру. Почти пустую бутылку виски на полу — её кто-то отфутболил к двери. Не надо размышлять, кто, точно не я. А еще дико хочется пить. С трудом разминая затекшие мышцы, встаю и открываю бутылку минералки.
Это здорово. Прохладная вода возвращает к жизни. Выпиваю ее всю. В теле неприятный озноб, уже знакомый — от недосыпа, потрясения и похмелья. Это снимет только контрастный душ.
Несмотря на это решение, я долго не могу решиться. Воспоминания вчерашнего дня такие насыщенные, что кажется, прошёл как минимум месяц. Либо они так быстро сминают друг друга, что уже не кажутся острыми. Никогда не знала, что к подобному, оказывается, можно привыкнуть.
Мне плевать, что Тагир явится, когда я буду голая в душе. Все, чего стоило бояться, со мной уже произошло. А может мне даже хочется, чтобы он вошел сюда. Чтобы им двигало чувство вины. Чтобы нашел слова, сумел успокоить и заверил, что я не пострадаю.
Холодные и горячие струи воды попеременно секут мое тело, смешиваясь со слезами. Все-таки накрыла запоздалая реакция. Едва я поверила в то, что Тагир похитил меня не столько из-за мести, сколько из-за желания обладать, иллюзия разрушилась. Марина. Кто это? И почему я решила, что у такого мужчины нет бабы?
Только потому, что он набросился на меня, как одержимый? Так это у горцев в крови. И кто устоит, когда молодая девчонка находится в его власти. Я подавила всхлип.
Вчера он насиловал меня и угрожал пистолетом… а сегодня ка ни в чем ни бывало поедет к своей телке. Может, купит цветы. Поведет в ресторан. Будет с ней нежным и обходительным. Конечно, она же человек! И никакие грехи отца не стоят между ними. И как все просто — можно обращаться со мной, как с вещью. Делать все то, что никогда не позволял себе с Мариной. А я просто дура. Надо было меньше читать сопливые книги о влюбленных похитителях и крутить «365 дней» по кругу.
Он меня либо убьет, когда все закончится, либо выкинет за ненадобностью. Использованную и сломленную. Чем не месть моему отцу, — заставить смотреть день ото дня на то, как спасенная дочка сходит с ума и плачет по своему похитителю?
Наши желания могут сбываться самым кошмарным образом.
Тагир так и не пришел. Я как могла привела себя в порядок. Не хватало привычных кремов и лосьонов для лица и тела. Как скоро от лоска не останется и следа? Тагир точно меня больше не захочет. Надо попросить принести, надеюсь, не откажет.
Я прикусила губу. Женщина всегда остается женщиной. Но было противно, что я все еще хочу быть для него желанной после всего, что он сделал.
Невыносимо хотелось есть. Только надежда на то, что завтрак уже принесли, растворилась. Весело. Даже если меня и не собирались морить голодом, надо ждать, когда этот алкаш проснется и вспомнит, что узников полагается кормить.
От скуки я решила исследовать свою камеру. Предупреждающе замигали датчики движения под потолком. Чтобы не раздражать их своими метаниями, я отошла в угол. Присмотрелась и едва не вскрикнула от удивления.
Окно. Совсем крошечное, туда разве что кошка или собака пролезет. Высоко под потолком, затянутое белой матовой пленкой. А вдруг это путь на свободу?
Бросив полный ярости взгляд на датчики и надеясь, что мои дальнейшие манипуляции не заставят надзирателя беспокоиться, я поднялась на цыпочки, изучая стену. Зацепиться за какой-то выступ не выйдет. Разве что что-то подставить. Матрац вдвое сложить? Как-то сгруппировать бутылки, чтобы дотянуться? И куда ведет это крошечное оконце?
Ничего не придумав, я отошла к двери. Провод, ведущий к датчикам, уходил под дверной откос. Насколько он надежно крепится? Может, подтянуться на нем, как на турнике?
Мысль о возможном побеге вдохновила меня. Казалось, что стоит выбраться из подвала, других препятствий уже не будет. Надо было действовать незамедлительно. Кто знает, что учудит Тагир в следующий раз, если выпьет больше вчерашнего? И как скоро он решит вымещать на мне злость, а не сексуальное желание?
Я поставила ногу на щеколду, намереваясь стать во весь рост и дотянуться до провода. Она слегка спружинила под моими ногами. Я почти взобралась, когда произошло невероятное.
Соскользнув, стальная перекладина прогнулась, и я едва успела спрыгнуть на пол. Поморщилась от боли в коленях и руках, но едва ее заметила. Смотрела, как стальная дверь медленно открывается, показывая мне смутно знакомый коридор, с галогеновыми лампами вдоль черного потолка…
Невозможно. Я прижала пылающие ладони к таким же пылающим щекам. Выглянуть не решилась — вдруг там Тагир, который только и ждет, чтобы наказать за непослушание?
Прислушалась. Тишина. Где-то недалеко — лай собак. Внутри все заледенело, стоило представить, что они вдруг забегут сюда. Вряд ли побег получится с первого раза. Я без сил, стоило спать, а не терзать себя. Но исследовать путь возможного побега мне никто не помешает…