Дерзкая. Пленница (тело)хранителя (СИ)

Глава 20

Юля

Они как будто раздобыли мое досье, чтобы расставить акценты верно и бить на поражение всего лишь одной фразой. Фразой, после которой тот, кто ее произнес, становился для меня врагом, даже если желал хорошего совершенно искренне.

— Что сделала я? — внутри бушевал пожар. Так плохо столько раз подряд мне давно не было. — Перестань называть меня «Юленькой» и оправдывать беспредел этого урода моим поведением! Признайтесь вы оба сами себе уже — я ни в чем не виновата! Не надо говорить, что жертва провоцирует своих насильников сама! Я не провоцировала меня похищать! Это вы оба…

— Успокойся, — повысил тон Стингрей. — Сама должна понимать, что не ангел. Мне вот хватило беседы с тобой. Только ты меня не так поняла. Сказала что-то ему вчера?

— Да ничего такого. Пьяный базар какой-то, но я не самоубийца. Надо меньше пить!

Не ожидала — но приятеля Тагира мой ответ удовлетворил. Он скользнул по мне изучающим взглядом.

— Тоже гадаешь, что во мне такого? Тигра тоже вчера затянул песню, что во мне нет ничего, чтобы…

— Чтобы отойти от плана, который мы так долго строили. Чтобы наброситься на тебя, верно?

— Я не давала повода… Я вообще его никак не поощряла.

— А знаешь, иногда надо послать далеко, чтобы у мужика мозги встали набекрень. Видимо, это и проделала? Быстро же ты.

— Да ни при чем я… — произнесла и поняла, что остался горький осадок. Он меня напугал, потому что его вообще не должно было быть, как и чувств к Тагиру. — Вообще ни при чем. Кто такая Марина?

Я смотрела ему прямо в глаза. На ответ не надеялась. Скорее всего, Тагир в пьяном угаре перепутал меня с кем-то из своих шлюшек, вот и все.

Но Стингрей отреагировал иначе. И только укрепил меня в уверенности, что это не просто рандомное имя ничего не значащих связей. У меня была соперница. И там все было ой как серьезно. Я долго пробыла в светской тусовке золотой молодежи, чтобы понимать очевидные вещи.

Мужчина поднял на меня глаза, и под пристальным взглядом я сникла. Даже чай показался горьким.

— А вот этих вопросов не будет. Если. Конечно, хочешь выйти отсюда невредимой. Я ясно выражаюсь?

— Угу, — внутри как будто сноп огня пронесся, выжигая. Такой горькой пустоты не пожелать врагу. — Поняла все. Марина — запретная тема.

«Еще не конец. Что ж, я обязательно найду эту… мадам и расскажу, через что Тагир заставил меня пройти. Надо же, тема запретная! Видимо, все серьезно. Но ничего. Пусть знает, что ее ненаглядный вытворяет с другими девчонками под предлогом какой-то там мести».

Зря я пыталась бежать… и зря я встретила этого Стингрея и еще думала, что мы сможем понять друг друга. Что ж. Это знак свыше — дави в себе чувства к такому уроду, как Тагир. Как бы ни было больно — похитили тебя из-за разборок с отцом, а не по любви. Даже если чувства с его стороны и имели место быть.

— Чего ты так на меня смотришь? Не буду. Я не самоубийца, — выдерживать тяжелый взгляд становилось все труднее.

— Да смотрю и думаю. Нам придется записать обращение к твоему папаше. Только ты выглядишь так, будто на курорт попала. Никуда не годится.

— Могу порыдать, — это действительно было бы несложно после удара под названием «другая женщина». — Скажешь, когда. Можешь кетчупом мне лицо намазать. Да плевать, понятно? Забирайте свой выкуп и дайте мне выбраться отсюда. Все!

— Выкуп? Боюсь, это не то, что Тагир ждет от Белого. Денежного эквивалента не хватит, расплатиться. У него другие планы, и если он тебе суть не изложил, спи спокойно.

— А не могу, — я все же допила чай. — Я имею право знать, что такого сотворил мой отец, что вы сломали жизнь мне! Я никогда не принимала участия в его делах! Я о них вообще не знаю, кроме того, что раньше были тяжелые времена и все бились за власть, как могли. В чем я виновата? Что ношу его фамилию? Что живу на всем готовом? За это насилуют и закрывают в подвале? Нет, Стингрей…

В горле пересохло, но я сглотнула, прервавшись всего лишь на секунду. И вновь подняла на мужчину пылающий гневом взгляд:

— Я знаю, что он твой друг, а я никто… дочь того, кого вы ненавидите, и кто, по твоим словам, довел Тагира до белого каления. Но знаешь, что я скажу? Тагир — отморозок. И слабак. Только слабаки воюют с женщинами, практически с детьми — как ты недавно сказал. За эти пару дней я натерпелась столько, что ни один психолог мне не вернет мозги на место, когда эта полная хрень закончится. Но вам же плевать, верно? Тигра решил поиграть в боевики и еще отплатить мне за то, что был наемным работником. Не рассказывай мне про красивую месть…

— Жену и сына Тагира, — не меняя тон голоса, по слогам проговорил Стингрей, — сожгли заживо прямо в доме. Никто иной, как твой отец. Так он поступил со своим другом, когда ветер переменился. Поэтому радуйся, идиотка, что у тебя есть возможность шевелить своим поганым языком и не получить леща. Потому что если бы со мной такое случилось…

Что? Я опешила, не веря тому, что слышу. А Стингрей махом утратил свое дружелюбие и превратился в обвинителя.

— Если бы это сделали с моей семьей, я бы первым делом этот язык тебе отрезал. Поэтому закрой, мать твою, рот, пока я не разукрасил твое лицо за попытку побега и впредь открывай его только поесть… и отсосать у Тайгера. Я все сказал.

Я не поняла, как вернулась в свою камеру. И каким чудом Стингрей, вмиг утративший свое дружелюбие, не затолкал меня туда тумаками.

Я физически ощущала ненависть, которая окутывала пространство в радиусе моего присутствия. Это все мой длинный язык. Но как я могла знать, что бью по болевой точке? А если бы этот разговор произошел с Тагром… Я бы вряд ли осталась жива.

Друг моего похитителя появился спустя время. Такой же отстраненный и холодный. От его колючего взгляда мне хотелось превратиться в стену. Не произнося ни слова, поставил на пол тарелку с гречневой кашей и сосисками, оставил так же термос. Но его изумительный чай мне даже в горло не полез.

«Жену и сына Тагира сожгли заживо прямо в доме. Никто иной, как твой отец. Так он поступил со своим другом, когда ветер переменился…»

Меня трясло. Поначалу я не поверила ни единому слову. Только так и не смогла ничего сказать в папино оправдание. Видимо, Стингрей все рассчитал. Произнес это намеренно, после чего закрыл здесь наедине с жестокой… правдой?

Колотил озноб, но я не притронулась ни к еде, ни к питью. Смотрела в одну точку, играя ломтиком хлеба, а мысли были далеко.

Папа. А ведь в детстве я ни раз мечтала, чтобы он куда-то исчез, и мы с мамой остались вдвоем. Сильны были шрамы от обид, они терзали меня до сих пор.

Деспот. Тогда не знали модного слова «абьюзер». Сколько слез пролила мама, я не хотела даже думать. Папа — очень сложный человек. Но достаточно ли этого, чтобы во так вот, хладнокровно, убить семью Тагира?

Я вспомнила, как однажды он пришел поздно ночью. Я встала попить воды, и привлек шум внизу. Отец был бледнее мела и держался за плечо. И куда делись все мои обиды. Я поняла одно: папе плохо. И он — моя семья, что бы не происходило в стенах дома.

Сбежала вниз, захлебываясь слезами. «Папа! Папа!»

Пистолет выпал из его руки. Я увидела кровь. Хотела закричать, но отец, скривившись от боли, опустился на колени и обнял мое лицо ладонями. В глазах, кроме боли, было что-то еще… я не знала, как это пояснить.

— Все хорошо, доченька. Все хорошо.

— Ты… умираешь? — кровь осталась на моей щеке. — Папочка, не умирай. Я сейчас позову доброго доктора, он тебя вылечит!

От него пахло костром. Мы недавно делали барбекю во дворе. Наверное, папа накалывал мясо и случайно поранился.

— Я поправлюсь, Юля. Знай одно, я сделал сегодня очень важное дело. Теперь и я, и вы можем спать спокойно.

— Ты спас мир? — оглушенная его лаской, нежностью и откровенностью, спросила я.

— Часть мира, дочка. Для кого-то это — целый мир. А теперь позови маму и возвращайся в постель. Все будет хорошо.

В больницу отец тогда не обращался. Мама ухаживала за ним, пока не поправился. Это показалось мне странным — меня таскали по врачам при малейшем намеке на насморк или царапину. Однажды мама послала меня в папин кабинет за какими-то лекарствами. Нашла их быстро. Но ноутбук на столе зажегся, пришло письмо. Я открыла его прежде, чем подумала о последствиях.

«Мы в безопасности. Еще раз спасибо за все, что сделал».

Отец точно спас мир. С тех пор я уже не плакала, когда меня наказывали, и старалась его не злить. Папа- герой. И он может быть другим, не таким злым.

…Я закрыла лицо руками и разрыдалась. Запах гари и дыма как будто окутал меня в тот момент. Нет, папа не пожарник, не Спайдермен, не герой… Он — хладнокровный убийца!

Слезы душили меня. Я пыталась найти оправдание. Но понимала, что нет, пора снять розовые очки окончательно.

Слава, которая преследовала моего отца из девяностых, не могла быть коллективным вымыслом. Рейдерские захваты. Стрелки. Устранение конкурентов. Вот цена всей той красивой жизни, что окружала меня. Смерти. Много смертей. И среди их числа — родные Тагира.

Женщина и мальчик. У отца не было ничего святого. И когда он бил мать, выгонял Вову за то, что тот в его глазах оказался бракованным. Да он ко мне стал добрее только после того, как решил поставить на меня свои деньги. Человек, не способный любить. Робот. Злобный терминатор, которому было все равно на других людей.

Я не выдержала. Впервые рыдала не из-за страха за собственную жизнь, а оттого, что мой отец оказался бездушным чудовищем. И Тагир… да я просто резала его по живому, когда насмехалась с высоты своего статуса. Не мои шутки его довели. Он каждый раз видел перед собой меня. Дочь убийцы своей семьи. Боже мой.

В слезах, ненавидя папу и себя за то, что никогда не хотела замечать очевидных вещей, я свернулась калачиком на матрасе и сама не заметила, как уснула.

Но кошмар настиг даже во сне. Мне снился отец. Как тогда, той ночью, когда обнимал меня окровавленными руками. Только в этот раз он шел по полю к одинокому дому в сумерках, а в руках у него был факел.

— Нет… папа… не делай этого! Не смей!! Потуши огонь! Папа!!!

Меня поглотило пламя. Задыхаясь от крика между сном и явью, не открывая глаз, я вскочила, заметавшись. Сбила что-то ногами — то ли посуду, то ли баллон. А когда чужие руки сжали мои плечи, закричала еще сильнее.

— Открой глаза, Юля!

Меня словно вырвало из адского пламени в тот же момент. Задыхаясь, с бешено бьющимся сердцем, я подчинилась этому приказу… и сразу же встретилась взглядом с внимательными и обеспокоенными глазами Тагира.