Дерзкие. Будешь должна

Глава 26

(Глеб)

— Глеб, нам надо поговорить.

Едва возвращаюсь в полуразваленном состоянии, как слышу из её уст какой-то претензионный тон.

— Давай не сегодня, я заебался, ведьма, — снимаю кроссовки и меня пошатывает. В голове ураган. Так хуево мне не было уже давно. Ебучие вертолёты. Не мог не нажраться. Потому что справляться с чувствами сложнее, чем я думал.

— Господи, да ты же на ногах не стоишь, — твердит она, подсовывая плечо мне подмышку.

— Не надо, я сам.

— Ничего не сам. Пойдём, отведу тебя в спальню…

— В спальню, говоришь, — улыбаюсь, схватив её за задницу, но она кажется какой-то недовольной. Чересчур. И тут же отдёргивает мою руку.

— Я серьезно. Я звонила тебе около десяти раз. Волновалась.

Эти слова как-то приятно ласкают моё нутро.

— Волновалась…Счастлив это слышать…

— Ага… — чувствую, как сажусь на мягкую кровать, и ведьма начинает раздевать меня.

— Так и скажи, что не терпится увидеть мой член…

— Безумно, Адов. Весь день только о нём и думала… — саркастически выплевывает она. Хотелось бы мне, чтобы это было правдой.

— Ведьма…Скажи честно? Ты меня совсем ни капельки… — в полубреду несу какую-то чушь, плюхнувшись на кровать.

— Ни капельки что, Глеб?

— Не уважаешь…Не ценишь…Вообще нихуя…

— М…Здорово, что ты сделал такие выводы.

— Признайся мне…Выпила сраные таблетки? Ты их выпила?! — выпаливаю, потому что за сегодняшний день это единственный вопрос который меня интересует, но я настолько испугался, что мне доложат об аптеке, что отменил Катюхину охрану на сегодня. Вот так сильно я поехал крышей. Вообще всё внутри скукоживается, когда думаю об этом.

— Нет, Глеб, я не пила таблетки, — отвечает она, снимая с меня джинсы. — Ложись спать.

— Не пущу… — перехватываю её и тяну на себя, уставившись в зелёные глаза. — Клянешься?

— От тебя спиртом воняет.

— Поклянись.

— Клянусь, Глеб. Не пила и пить не буду. Но нам надо поговорить.

— Поговорим…Ведьма…Иди ко мне, а…Я весь день только о тебе и думал. Весь, сука, день…Кое-как уговорил Руса нажраться. И то он походу от меня в ахуе полнейшем.

— Рус…Тоже пил?

— Ага…Впервые за два года…В говно…

— Мне очень жаль, что в Вашей семье случилось такое…

— Ничего ты не знаешь, ведьма…Газеты такое не напишут…

— Он сам мне рассказал, Глеб. Тогда, когда приезжал…Помнишь?

— М…Не знаю, что он рассказал…Ведь по кускам его собирать пришлось именно мне. Когда мы с отцом туда приехали…Мне казалось… — впервые за долгое время мне так хуёво, что я сползаю на пол по кровати. Вспоминаю весь тот кошмар и здоровенный ком в горле. Это единственный триггер, который не могу выносить. Теперь думать о детях настолько болезненно… Точнее о мёртвых детях и об абортах…

— Глеб, ты можешь мне всё рассказать…Слышишь? — ведьма прижимается ко мне и гладит по голове, а мне так плохо. И не от алкоголя вовсе, а от чувств, которые буквально разрывают мою грудную клетку.

— Мне казалось, что малыш в ней…Ещё шевелится, — шепчу я, пытаясь давить пальцами на глаза, чтобы в них не выступали эти чёртовы хреновы слёзы, блядь, но они лезут и лезут, не давая мне спокойно дышать.

Ярость накатывает так же быстро, и я начинаю лупить себя по голове, чтобы перестать быть ёбанной нюней, но Катя тут же перехватывает мои руки.

— Прекрати, прекрати…Тише…Глеб, твои чувства — это нормально. То, что ты говоришь, ужасно…Я понимаю твои эмоции. Иди сюда…Обними меня…Пожалуйста, обними, Глеб.

Я конечно делаю как она просит, но боль не отступает. Всё так же плохо…Всё так же безнадежно…Я потерян. И мне хреново за брата. За то, что ему пришлось пережить. И то, каково ему сейчас. Два адских года в погоне за ублюдком, который до сих пор на свободе.

— Тот день у меня на подкорке…То, что я видел. То, что слышал. Как мы с отцом наблюдали за всем этим. То, что с ним происходило после…Этот нерождённый ребенок приходит ко мне ночами. Лина приходит, будто что-то хочет сказать, но каждый раз её пакуют в этот ебучий чёрный пакет и увозят… И я боюсь за тебя. Я так за тебя боюсь, что ты уйдешь от меня, что ты…Я не хочу, чтобы ты чего-то опасалась… И я — последняя сволочь, Кать…Я лгал тебе про сраного Гамеля. Я про него лгал, потому что хотел, чтобы ты жила со мной… Потому что буквально сразу этого захотел… На самом деле он ездил за тобой по моей просьбе. Он никогда бы тебя больше не тронул, потому что я бы его убил, и он это знает…Я бы каждого убил…За тебя…Любого…Веришь мне?

— Глеб… — ведьма касается моего лица ладонью. — Я верю тебе, конечно, верю…И я догадывалась про Гамеля…Уже позже, но всё-таки. Я не уйду. Я с тобой. Всё хорошо.

— Обещаешь?

— Обещаю, да…

— Будь со мной…Даже если отец будет нести всякую хуйню…Если он с тобой свяжется, прошу тебя…Дай мне знать. Потому что он — конченный ублюдок…Я не могу всего рассказать…Но, пожалуйста…Кать…

— Успокойся… Мне кажется, ты уже в бреду. Поспи, прошу тебя. Я побуду рядом с тобой. Принесу тебе тазик и воды. Со мной всё в порядке…Я здесь. Рядом. И никуда не ухожу, хорошо?

— Поцелуй меня…Пусть я проспиртованный…Но хочу целоваться с тобой… — шепчу, отчаянно пытаясь дотянуться до неё, а потом сам не замечаю, как мы оказываемся в постели. Целуемся и я окончательно проваливаюсь в сладкий сон, рухнув на мягкую подушку.

Утро встречает меня головной болью, но от осознания того, что ведьма не бросила меня, а прижимается ко мне своим телом, хочется жить.

— Малыш, — шепчу ей на ухо. — Прости за вчера…

— Всё хорошо…Как ты? Как себя чувствуешь?

— Я-то…Нуууу, — жмусь к ней своей самой выдающейся частью тела, и она охает себе под нос, после чего сама же ластится. — Ты серьезно? Совсем не сердишься?

— Сержусь…Но так же сильно хочу тебя…

— И я тебя хочу, моя тигрица. Хочу, чтобы кровать от нас горела. Ебать тебя хочу… — снимаю с неё трусики и футболку, припечатывая к себе округлые ягодицы и кусая за нежную шейку. Обожаю так делать. — Ты охуенная. Самая моя охуенная. Дерзкая, безумная малышка.

— Глеб… Глеб, — частит она, обхватив меня за шею, а у самой слезятся глаза.

— Ведьма, ты чего? Я обидел тебя как-то? Я не хотел…

— Нет. Обними меня, пожалуйста…И не отпускай. Не отпускай…

— Не отпущу никогда. Ты же моя. Моя. Моя, ведь? Не плачь только, ты чего?

— Твоя…

Не знаю, что такое с нами происходит, но мы с ней в буквальном смысле сгораем и сжигаем под собой всё, пока занимаемся любовью этим утром. Не перестаю удивляться её страсти, её темпераменту. Насколько он совпадает с моим… Насколько мы одинаковые. И только с ней я могу быть самим собой.

Стонет, скулит, вертит мной как вздумается. Трахаю её я, но ощущение, будто она меня. Моя женщина. Моя…

Обхватываю её шею ладонью. Порой я представляю, что её жизнь зависит только от меня. Что от меня зависит сделает ли она последующий вдох или же нет… И от этого кровь бурлит ещё сильнее.

— Огненный мой. Ты мой Ад… — слышу я под собой, и это самые охуенные слова, которые я в принципе мог от неё поймать. Кроме тех трёх, которые она никогда мне не скажет…Я почти уверен в этом. Но и я не скажу…

— Как же я люблю тебя трахать…Пиздец, ведьма… — последние слова перед тем, как ощущаю её сокращения. Так туго сжимает меня, что я тут же кончаю следом, но на этот раз помню об обещании. Вынимаю до того, как меня сожгут на костре ненависти и выплёскиваю содержимое ей на ягодицу. — В следующий раз хочу кончить тебе в рот…

Хихикает подо мной, смешно ей, блин. Соблазнительница хренова. Я бы хотел в неё, но ведь обещал, что тот раз станет единичным. Мы же пока не знаем, приведёт это к чему-то или же нет…

— Спасибо за таблетку и воду, — закидываюсь аспирином и надеваю боксеры, почесав затылок. — Поедешь на пары?

— Конечно поеду. И на работу сегодня, — сообщает она, поправляя волосы и одеяваясь.

Запрокидываю голову назад.

— Аааа…Рабооооотаааа, — стону в потолок, пока она растягивает губы.

— Придётся смириться…Кстати, я бы хотела ещё раз съездить к твоим родителям…

Что? Она сейчас серьёзно, блин? Это после вчерашнего разговора?

— Ээээм…Ладно…Что-то не так?

— Нет, просто мне кажется, мы как-то не так начали… Раз это важно для тебя. Раз это имеет какой-то смысл. Мы некрасиво уехали. И разговор прервался… — мямлит она, закусывая губы.

— Слушай, ты не обязана, потому что отец…

— Что?

— Он…Ещё более хреновый, чем я, малыш, — говорю, нахмурившись, и она делает то же самое в ответ.

— Насколько?

— Не знаю, Кать…Не знаю…Всё чертовски сложно…

Я не стану рассказывать про Беату. Ни за что, блин. Только через мой окоченевший труп.

— Понимаю…И всё-таки…

Подхожу и обнимаю её, притянув к себе.

— Сделаем, как ты захочешь. Он не заслуживает твоего внимания, но раз ты подняла этот вопрос, я принял к сведению. Беги мойся, я тоже помоюсь, позавтракаем и поедем, хорошо?

— Хорошо… — уходит к двери и оборачивается. — Глеб… Ты вчера спросил, почему я живу с тобой…Что я испытываю…

— И?

— Я счастлива, — говорит она, улыбнувшись, и выходит из комнаты.

А я просто улетаю…