Девочка с птицами

11

– Привет, мам, – машу в экран телефона.

Мы договорились, что я буду время от времени звонить сам, и я стараюсь не нарушать обещание, хоть мне и хочется больше свободы.

– Привет, солнышко.

Тёмка на раскладушке прыскает, а я кошусь на него. Все ушли из комнаты, но ему приспичило остаться тут, а на улице с мамой говорить я не захотел. Там слишком хорошо все слышно.

– Как ты?

– Все хорошо.

– Уже побывал на море?

– Да, на берегу был, но еще не купался.

– А чего так?

– Да все время какие-то дела появляются…

– Совсем взрослый стал, занятой, – мама улыбается, в ее голосе сквозит нежность.

А мне отчего-то неловко. Раньше меня радовало такое обращение, и я тянулся к ней с объятиями. В последнее время кажется, что она слишком опекает. А мне ведь уже тринадцать лет.

– Мам, извини, идти надо. Тут ребята ждут.

– А, ладно, ступай. Не забывай хорошо кушать и чистить зубы.

– М-м, да. Не забуду. Пока, – снова машу ей и сбрасываю звонок.

– Более неловкого диалога с мамой я еще не слышал, – вворачивает Тёмка, а я недовольно кошусь на него.

Едва не ляпаю, мол, радуйся, что твои родители от тебя звонков не требуют, но вовремя пресекаю мысль. Не хочу, чтобы ему было больно.

– Ты про Зорю тогда говорил? – уточняет Тёмка.

– Когда?

– Когда на меня злился, что я «ее спугнул».

– А, это. Да.

– Красивая она. Рыжая такая.

Упираюсь ладонями в кровать, напрягаю лопатки. Боль вытесняет дискомфорт, возникший в груди после слов друга.

– Я бы попробовал с такой повстречаться. Прям реальный курортный роман. Незнакомка, лето, поцелуи…

– Я вот заметил, что ты со всеми девчонками нежничаешь, а так ни с одной на свидание и не сходил, – говорю я. Тёмка поворачивается на бок и подпирает голову рукой, всем видом показывая: «Еще что скажешь?» И хоть я не привык спорить и конфликтовать, мне все равно хочется высказать ему. – И Лёнька первее тебя поцеловался.

– Ты на что намекаешь, а? – шутливо, но грозно интересуется Тёмка.

– На то, что ты… – подбираю слово, чтобы не обидеть его. – Стесняшка! – выплевываю и смеюсь, расслабляя лопатки.

– Чего-о? Это я-то стесняшка? – он садится на кровати и усмехается. – А кто с нее глаз не сводил в гостях у того дядьки, м?

– Я для рассказа описания собирал, – протестую я. – И описывал все, что видел. И что говорили.

Тёмка щурится и долго-долго молчит. Не свожу взгляда, хоть это и очень сложно. Так и хочется посмотреть куда-нибудь вниз или почесать веко.

– Ну да, я уж тут подумал… – он встает с раскладушки и потягивается. – Подумал, что сможем девчонок обсудить. Но ты не дорос пока. Да и это хорошо на самом деле. Больно не будет, как мне.

– Ты о чем? – настораживаюсь.

– Забей, – Тёмка неспешно выходит из комнаты, а я растерянно моргаю.

Его слова начинают беспокоить меня. Дни идут друг за другом, мы помогаем бабушке и дедушке, потом ходим гулять и плещемся в море. Несколько дней я не вижу ни Руслана, ни Зорю. Однажды по пути домой мы встречаем тетю Любу. Оглядываюсь в поисках Зори, но ее нет. Вспоминаю про корзинки, которые тетя Люба дала нам с бабушкой. Будет повод зайти к ним домой…

– Как вам море, мальчики? – интересуется тетя.

– Теплое.

– Классное!

– Воздух соленый.

Отвечаем мы каждый о своем. Она смеется.

– Рада, что вам у нас нравится. Не задерживаю.

Тетя Люба торопливо уходит.

– Интересно, мы в ее возрасте тоже будем вечно занятыми? – изрекает Лёнька.

– Я точно нет. Буду свободным, как ветер в поле, – Тёмка изображает свою свободу, проведя ладонью по воздуху. – Во, Сенька, запиши эту метафору себе куда-нибудь.

– Свою придумаю.

Мы возвращаемся в дом под вечер и поочередно ходим в душ, чтобы смыть соленую морскую воду. Я выхожу последним, потирая волосы полотенцем, и слышу голоса, доносящиеся из кухни. Они негромкие, осторожные.

– …конечно нет, Лёнечка. Переживать из-за такого нормально. Мальчикам тоже бывает больно и у них есть такое же право на свои переживания, – успокаивающе говорит бабушка.

Я замираю в коридоре, не зная, как не прервать их откровенный разговор и в то же время не подслушивать.

– Лучшее, что ты можешь сделать, поговорить с этой девочкой. Рассказать ей о своих эмоциях и обозначить свои границы. Обычно мы девочкам о таком рассказываем, забывая, что мальчики тоже могут оказаться в подобном положении. Нет ничего страшного или неправильного в том, чтобы не ответить взаимностью кому-либо. Важно понять себя, почему ты отреагировал именно так, и донести это человеку, кто проявляет к тебе интерес, так, чтобы не травмировать его. Неотвеченные чувства – сами по себе болезненны, но если объяснишь той девочке ситуацию, уверена, она все поймет. Возможно, не сразу и даже через несколько лет, однако у вас обоих будет опыт уважительного общения.

– Спасибо вам, Зинаида Семеновна, за поддержку и теплые слова. Я… постараюсь с ней поговорить.

Прошмыгиваю обратно в душную ванную и выжидаю несколько минут. Тело снова пропотевает, а я терплю. Когда становится слишком жарко, вываливаюсь в прохладу дома. Бабушкины слова все еще крутятся в голове, поэтому, вернувшись в комнату, забираюсь на кровать и начинаю записывать туда то, что сейчас произошло, в блокнот.

Иногда кошусь на Лёньку. Он лежит на своей кровати и читает мангу. Расстроенным не выглядит, по-странному серьезный для того, кто читает комиксы. Я и не знал, что он так глубоко переживает из-за какого-то поцелуя… А какой он, поцелуй? Ручка замирает над блокнотом. Прислоняюсь затылком к стене и рассматриваю дно верхней койки. Вот Лёнька уже поцеловался, Тёмка наверняка тоже скоро это испытает. А я? У меня есть шанс? Почему-то налетает тоска. Откладываю блокнот и подтягиваю к себе колени. Тёмки в комнате нет, Руслан сегодня здесь не ночует.

– Лёнь.

– М-м?

– Скажи…

Лёнька поворачивает голову и кладет раскрытый томик манги себе на грудь.

– Как думаешь, я могу девочкам понравиться?

– А почему нет? – удивляется он. – Ты хороший, добрый. Не хамишь, как Тёмка.

– Ну… – неловко заводить разговор на эту тему с другом. Тяжело вздыхаю, набираясь смелости. – Вот вы с Тёмкой уже выше меня. И плечи у вас шире. Черты лица стали мужественнее. Голоса ломаются. А я… а я как был мелким, так и остался.

– Сень, у тебя просто организм другой. Я имею в виду, что у каждого он по-своему развивается. Я вот не думал, что начну резко расти, а вырос. Непривычно было, с мамой теперь одного роста. Раньше всегда к ней снизу тянулся, а теперь могу ее спокойно за шею обнять, – Лёнька начинает улыбаться. – Это так приятно. Когда не мама тебя объятиями защищает, а ты ее. Совершенно новое чувство.

– Мне не понять, – недовольно бурчу, утыкаясь подбородком в руки, сложенные поверх коленей. – Я все еще маму снизу обнимаю.

– Думаю, за пару лет нагонишь нас с Тёмкой. Может, перегонишь даже. Нам ведь еще тринадцать, Сень.

– Девочкам не нравятся добрые и хорошие мальчики. Им нравятся хамы, как Тёмка. И высокие голубоглазые, как ты.

– Лучше бы я им не нравился, – вздыхает Лёнька.

Прикусываю губу. Невольно задел болезненную для него тему. Уже собираюсь извиниться, когда он произносит:

– Не знаю, как объяснить. Я хочу, как раньше, играть с вами во всякую ерунду, объедаться острым и сладким, порой не чистить зубы, – Лёнька издает смешок. – А интерес от девочек… Он меня пугает. Они хотят, чтобы я взял на себя ответственность за их чувства. А я не могу этого сделать.

– Никогда бы не подумал, что ты будешь избегать ответственности.

– Я тоже раньше бы так не подумал. Тёмка все время меня подкалывает, а мне просто страшно. Понимаешь?

– Честно? Не очень. Но, думаю, однажды твой страх пройдет.

– Может быть. Пока что у меня чувство, что за мной охотятся.

– Ты поэтому через забор от Сати прыгал?

Лёнька тихо смеется и прикрывает лицо руками на несколько мгновений.

– Я когда ее увидел, мне так жутко стало. Аж кровь в пятки ушла. Осмотрелся, увидел забор, ну и решил за него спрятаться. Только Тёмке не рассказывай, а то он до конца лета будет надо мной ржать.

– Не расскажу, – подбираюсь к краю кровати и протягиваю ему руку. – А ты ему не говори, о чем я спрашивал.

– Хорошо, – Лёнька садится на кровати и пожимает мою ладонь.

Утром просыпаюсь раньше ребят и выбираюсь из комнаты. Зевая и потягиваясь, иду умываться на улицу с полотенцем на плече. В саду Руслан уже выкапывает ямки под чутким руководством бабули.

– Доброе утро! – негромко кричу им, махнув рукой.

– Доброе утро, Сенечка, – бабушка широко улыбается. – Кушать хочешь?

– Пока нет.

– Только скажи, я тебе сразу приготовлю.

Киваю и начинаю умываться.

– Русланчик, как дела у мамы и Ладочки?

– Да нормально. Мама потихоньку поправляется, Ладка радуется жизни и вашим плюшкам. Спасибо, что балуете, – он останавливается, втыкает лопату в землю и опирается на рукоятку. – Я пока не успел для вас варенье сделать, но обязательно принесу.

– Ой, это не обязательно, Русланчик. У тебя и так все лето в заботах. Захочешь отдохнуть, можешь Ладочку сюда привести. Мы присмотрим, а вы с мамой отдохнете.

Ополаскиваю рот и лицо, промокаю полотенцем. Вытирая руки, направляюсь к бабушке и Руслану. Он обходит лопату и обнимает бабушку. Я останавливаюсь, пораженный.

– Спасибо, Зинаида Семеновна, – тихо говорит Руслан. – Кроме вас и тети о нашей семье никто не заботится.

– Что ты, что ты, вы для меня как родные, – бабуля поглаживает его по спине и голове.

А я испытываю что-то странное. Неприятное, копошащееся в груди. И липкое, будто газировкой в жару облили, и теперь пальцы на руках противно притерлись друг к другу. Торопливо ухожу в дом.

После завтрака вкуснейшими сырниками, приготовленными дедушкой, забираю из сарая корзинки, которые нам дала тетя Люба, и торопливо надеваю резиновые шлепки, стоящие на улице. Пока ребята не проснулись, хочу увидеть Зорю. А то снова увяжутся, как тогда…

– Арсений, ты куда это так рано?

Вздрагиваю. Дедушка выходит из дома и с внимательным прищуром меня оглядывает. Сглатываю, будто меня застукали за чем-то странным.

– Да вот корзинки тете Любе отнести хочу, – честно отвечаю деду.

– А, Любаше. Скажи пусть зайдет заберет Зорькин велик.

– Почему ее велик здесь?

– Любаша сама как-то отдала, попросила колеса починить. Зорька однажды упала, спицы все погнулись.

– А может, я отвезу?

– Почему бы и нет, – дед заходит в гараж и возвращается с велосипедом. – Я бы и сам отвез, да только сейчас вспомнил.

– Мне не сложно, – улыбаюсь я, креплю корзинки к велосипеду и выхожу за калитку, держа его за руль.

Теперь у меня точно есть повод увидеться с Зорей. Ведь корзинки можно передать ее маме, а велосипед хочется лично в руки хозяйке. Интересно, а она обо мне думала? Щеки пылают, трясу головой, отчего волосы лохматятся. И чего ей обо мне думать? Вернее, она, скорее, будет думать о ком угодно, но не обо мне…

Погруженный в отчаяние, борющееся с надеждой, подхожу к дому тети Любы. Она развешивает белье. Несколько раз задеваю звонок на велосипеде.

– Зорька, ты? – тетя Люба отодвигает простыню на веревке и выглядывает из-за нее. – О, Арсюша! Проходи, проходи.

Арсюша… меня так даже мама уже не называет. Сдерживаю легкое недовольство, открываю калитку и вкатываю велосипед. Ставлю его в тень, прислонив к стене дома. Осматриваюсь. Зори не видно. Наверху из окон туда-сюда гуляет тюль. Интересно, она у себя в комнате? Или вовсе не здесь?

– А Зоря дома? – подхожу к тете Любе, заведя руки за спину и потирая запястье.

– Дома. Вернее, во дворе. Обойди, увидишь ее.

Благодарю тетю Любу и побыстрее обхожу дом. Замечаю Зорю, лежащую в гамаке в тени. Она закинула ногу на ногу, ее глаза закрывают солнцезащитные очки. На груди у Зори книжка, раскрытая страницами вниз, которую она приобнимает руками. Машу рукой, но Зоря не реагирует. Осторожно подхожу к ней.

– Зорь, – тихо зову ее. Она не откликается. Склоняюсь и чуть оттягиваю ее солнцезащитные очки указательным пальцем.

Глаза Зори закрыты, а лицо выглядит глубоко умиротворенным. Возвращаю очки на место, стараясь ее не разбудить, и отхожу на пару шагов. Еще ни разу не видел, как девочки спят. Кошусь на книгу, которую она читала. Детектив Агаты Кристи. Значит, девочка с птицами любит загадки? Осознаю, что улыбаюсь и топчусь на месте, рассматривая ее. Разворачиваюсь и ухожу. Мне бы не понравилось, если бы на меня кто-то смотрел, пока я сплю.

– До свидания, теть Люб, – стараюсь пройти мимо как можно быстрее.

– Ой, Арсюша, может, на чаек забежишь?

– Как-нибудь в другой раз.

Иду домой, переполненный эмоциями. Я сожалею, что Зоря спала, и я не смог позвать ее погулять. Но не сожалею, что увидел ее спящей. Как будто стал ближе к тем тайнам, о которых столько поколений слагает стихи и песни. Останавливаюсь посреди дороги. Сердце замирает, а потом ускоренно бьется. К лицу приливает жар. Может ли это быть то самое чувство?..

Трясу головой и срываюсь на бег. Нет, Тёмка прав, я еще не дорос. Да и посмотрит ли на меня Зоря, когда рядом есть мальчики красивее и выше?