Девочка с птицами

22

Не сговариваясь, мы с Лёнькой остаемся дома рядом с Тёмой. Ему нужна наша поддержка, хоть он и не говорит об этом. Он лежит в кровати и почти не выходит из комнаты, только на завтрак, обед и ужин. Его не привлекают даже его любимые драники, приготовленные бабушкой.

Однажды я забираю у Зори подарок для Тёмки, самодельные шоколадные пряники, и объясняю ей всю ситуацию.

– Сейчас ты нужнее ему, – обняв, она отпускает меня.

– Спасибо, Зорь. Увидимся.

Попрощавшись, я спешу домой. Пряники оставляю в ящике в кухне. Сейчас любое упоминание о девочках и женщинах вызывает у Тёмки протест и злость. Не оставляя его без присмотра, мы с Лёнькой переписываемся в личных сообщениях.

Лёня: Судя по рекомендациям, нам нужно дать ему выдохнуть

Лёня: А потом ненавязчиво обговорить ситуацию

Я: А если он продолжит злиться?

Лёня: Будем рядом

Я: Может, устроим ему братский день, как успокоится?

Лёня: Давай

Мы даем Тёмке несколько дней передышки, в которые он почти не разговаривает. Рядом с ним непривычно тихо. Кажется, будто нас в комнате двое, а он уже давно уехал в родной город. Лёнька периодически наносит мазь на синяк под подбородком и прикрывает его пластырем. Лёнька об этом не говорит, но я понимаю: он не хочет, чтобы наш друг беспокоился о случайно причиненной им боли.

На четвертый день мы приносим в комнату любимую Тёмкину газировку, миски с попкорном, чипсами, Зориными пряниками и большую порцию мороженого. Не забываем и про варенье из фиг и еловых шишек, которое передал Руслан. Я одолжил у Зори проектор, чтобы мы могли посмотреть какие-нибудь фильмы на стене над Лёнькиной кроватью. Это единственное место, где стена прямая и ничем не закрыта.

– Тём, идем старые боевики смотреть, – зову я.

– Че я там не видел? – бухтит он, лежа на спине и пялясь в потолок.

– Тут мороженое с шоколадными шариками, Тём, – присоединяется снизу Лёнька.

– Ну и ешь его сам…

– А еще шоколадные пряники, – продолжаю я искушать друга.

– Магазинные? Сами их хавайте.

– Не-а, не магазинные, – Тёмка поворачивает голову на подушке и смотрит на меня. Ага, попался! – Домашние.

– Хм-м… Лёнька, что ли, сделал?

Кладу ладонь на пальцы его ноги и чуть треплю.

– Давай слезай, отсюда кино неудобно смотреть.

Тёмка ворчит и пыхтит так, словно его заставляют тягать тяжести, но все же спускается и устраивается на моей кровати посередине.

– Вот, держи, – подаю ему виноградную газировку.

– Хочу пряник, – требует Тёмка капризно.

Протягиваю ему миску с пряниками в виде мишек и включаю фильм на телефоне, с которого проектор берет картинку. Звук из-за этого не очень громкий, но все лучше, чем ехать на автобусе в жару.

– И давай лучше ужастики посмотрим, боевики надоели.

Лёнька не любит ужасы из-за жестокости, а я их побаиваюсь, но ради спокойствия друга готовы потерпеть. Включаю его, сжимаясь изнутри с начальных титров. Терпеть не могу скримеры…

Пока мы смотрим кино, осознаю парадокс. Тёмка злится из-за женщин и негодует из-за Сати, но это все показное. Если бы он правда их ненавидел, стал бы возиться с Ладой? Или переживать за старшую сестру, прикрывая это ворчанием, когда она в очередной раз рыдала после разрыва с парнем? Тёмка вспыльчивый и ранимый, так было с момента нашего знакомства. Однако о многом он сам не расскажет, правду приходится вытягивать в разговорах.

Сосредоточившись на мыслях, погружаюсь в раздумья, пропуская все страшные моменты и обнимая свои колени. И почему Тёмка такой сложный? Считает ли он нас с Лёнькой друзьями, или же никогда нам полностью не раскроется? Или его срывы можно считать слабостью, которую он показывает только друзьям?

– А теперь давайте какой-нибудь детективный сериал посмотрим, – командует повеселевший Тёмка.

Я переключаю фильм и кошусь на опустевшую миску из-под пряников. Я не съел ни одного, а Лёнька успел взять парочку. Остальные теперь – едва различимые крошки на губах Тёмки. Уличив момент, когда он увлекается фильмом, пишу Зоре сообщение:

Я: Тёмка слопал все твои пряники

Зоря: Ого! Живот не разболится?

Я: Разболится

Я: Но это явно того стоило: D

Она присылает смеющиеся эмодзи, и я ощущаю облегчение, смешанное с тоской по Зоре. Моему другу стало легче, и я рад, но вместе с тем времени, которое я могу провести с Зорей, остается все меньше.

День за днем мы обсуждаем разные игры, слушаем любимые Тёмкины песни и говорим только о том, что интересно ему. Мне начинает казаться, что я в заложниках в собственном доме. Внутри постепенно разгорается тревога. А вдруг я больше с Зорей не увижусь?

Скучая по ней, пишу рассказы и мучаю стихи, которые пообещал себе написать и посвятить ей. Получается не очень, ведь над ухом, а иногда и рядом постоянно разговаривает Тёмка. Трещит как сорока. Не умолкает.

Начинаю тосковать по дням, когда он вел себя тихо. Конечно, я не хочу, чтобы он замыкался в себе, но и свободы не хватает. Сложный выбор.

Не выдержав недельной разлуки, пишу Лёньке сообщение:

Я: Спасай

Я: Я соскучился по Зоре

Я: Мне нужно уйти и увидеть ее!

Лёня: Так иди

Я: Ты не обидишься?

Лёня: Нет. Я все равно ничего не планировал

Я: Ты супер

Я:!!!

– Я пойду посмотрю, как дела у бабушки и дедушки, – под надуманным предлогом покидаю комнату и крадусь к забору, стараясь, чтобы меня не было видно из окна.

Оно выходит прямо на калитку, но вдоль забора слева растут деревья. Чтобы не открывать калитку, перелезаю через забор и сразу пригибаюсь, идя мимо, пока не дохожу до ближайшего поворота.

Потом бегу к дому Зори. Останавливаюсь перед ним и, отдышавшись, звоню Зоре и прошу спуститься. Она выбегает и налетает на меня с объятиями.

– Я соскучилась, – признается она негромко, отстранившись и глядя мне в глаза, но не убирая руки с моих плеч.

– Я тоже, – улыбаюсь.

Рядом с ней все становится ярче. И как я выдержал целую неделю без встреч с ней?

– Пойдем ко мне, тут жарко, – она ведет меня за руку в дом.

Телевизор, обычно бубнящий в кухне, сегодня молчит.

– А где твоя мама?

– Она по делам ушла.

Зоря поднимается по лестнице, не отпуская моей руки, и открывает дверь в свою комнату. Она оказывается просторной и светлой, а вместо обоев стены выкрашены в темно-синий. Он успокаивает. Повсюду развешаны картины: некоторые в рамках, другие лишь листочки, приклеенные скотчем к стене. На всех указаны даты, когда Зоря закончила рисовать.

На ее столе в банке из-под огурцов с потертой бумажкой стоит множество кисточек. Разные палитры красок в коробках расставлены друг на друге невысокой башней. В раскрытое окно то и дело выглядывает тюль, а напротив кровати стоит широкий шкаф на ножках. Когда входишь в комнату, сразу видишь красоту неба и верхушек деревьев, а еще дальние дома.

– Сеня, – Зоря жестом подзывает меня к себе. Она стоит у подоконника. – Присмотрись. Вон твой дом. Между деревьями выглядывает.

– Ого.

– Я всю неделю на него смотрела. Жаль, двор не рассмотреть, так бы приглядывала за тобой, – смеется она.

– Мы ведь обменивались видеосообщениями?

– Это не так интересно. Мне нравится смотреть на тебя вживую.

Моргаю, а потом, смущенно кашлянув, опускаю взгляд и начинаю водить пальцем по подоконнику.

– Зорь, скажи.

– Что?

– А почему я тебе понравился? Голос у меня еще даже ломаться не начал, ростом я ниже тебя, да и внешне я самый обычный…

Зоря медлит с ответом, а я продолжаю чертить пальцем на подоконнике фигуры, приходящие в голову. Страшно. А вдруг она сейчас подумает и решит, что я прав? И что ей нужно найти кого-то другого?

– Сень, – ее рука накрывает мою, и я больше не могу шевелить ею. – Подними голову.

Я подчиняюсь. Она смотрит то в один мой глаз, то в другой, бегая взглядом, словно выискивая ответ. Зоря мягко улыбается.

– Потому что только ты на меня так смотришь.

– Как – так?

Немного поразмыслив, Зоря отвечает:

– Как на самую особенную девочку в мире.

Щеки начинает жечь.

– Тогда… Получается, я для тебя тоже самый особенный мальчик в мире?

Я жду от нее простого «да», кивка, может, легкого прикосновения второй руки. Зоря чуть склоняется, и мне становится непривычно тепло. Ее дыхание очень близко. Как будто пересекается с моим. Осознание приходит не сразу, а после округляются глаза. Зоря касается своими губами моих!

Я успеваю несколько раз моргнуть, прежде чем она отстраняется. Завороженно смотрю на нее, ощущая пульсацию на губах. Мой первый поцелуй так неожиданно начался и так быстро закончился.

– Ты весь покраснел, – Зоря прикрывает свои губы тыльной стороной ладони и хихикает.

Я же отворачиваю голову, пытаясь принять случившееся между нами. Так вот как себя чувствовал Лёнька…

– Что это было? – шепотом спрашиваю я.

– Как что? Поцелуй, конечно, – отвечает Зоря.

Я ощущаю разочарование. Лёньку после этих слов поцеловали второй раз, а меня нет!

– Ой… – произношу я, окончательно запутавшись в чувствах и сбитый с толку, и сажусь на пол под подоконником. – Я не ожидал…

Зоря садится рядом и прислоняется своим плечом к моему плечу.

– Ты же раньше ни с кем не целовался?

– Нет.

– Тогда запомни: я подарила тебе свой первый поцелуй.

– Х-хорошо…

– Можешь написать про это в блокноте.

Пока я начинаю кивать, Зоря звонко целует меня в щеку. Я смущенно прикрываю голову руками. Зоря заливисто хохочет, а я глупо улыбаюсь, чувствуя, как рядом с ней трепещет сердце.

Засидевшись в гостях у Зори, иду домой уже под вечереющим небом. Сначала рассматриваю начинающие появляться звезды, а потом смотрю себе под ноги, весело подпинывая попавшийся камешек. Зоря так скучала по мне, что поцеловала! Теперь я понимаю папу, когда он говорит, что иногда разлука с мамой полезна. Правда, он разлучается с ней не на неделю, а лишь на день-два, когда уезжает в командировки. Какое же это все-таки странно-воздушное чувство – любовь…

Под светом фонаря вдруг замечаю сожженную спичку и останавливаюсь. Осматриваюсь. Вроде одна. Просто совпадение. Уже почти отхожу, как замечаю еще одну спичку, брошеную чуть дальше. Поддавшись тревоге, начинаю собирать спичку за спичкой в руку, пока не выхожу к окраине поселка. Спички все еще ведут куда-то дальше. Оглядываюсь. Достаточно темно, а я один…

А вдруг Тёмке опять нужна помощь? Каким я буду другом, если струшу только из-за того, что один? Мне ведь уже тринадцать!

И что, что тринадцать? Я все еще щуплый мальчик, который даже отпора никому дать не сможет.

Словно почувствовав мое волнение, обычно негорящий фонарь вспыхивает.

Ладно, хотя бы попробую. Одним глазком гляну, и побегу домой.

Продолжаю собирать спички, пока не дохожу до заросшего строения. Присматриваюсь. Раньше за этой беседкой ухаживали и подстригали траву вокруг, а сейчас она обросла крапивой и вся укрылась вьюнками. Здесь уже достаточно много травы, поэтому спичек почти не видно.

– Тём? – робко зову я. – Тём, ты тут?

Никто не откликается. По спине ползут холодные мурашки. Замечаю небольшую кучку из спичек у ступенек беседки и наклоняюсь, чтобы их собрать.

– Замри!

Так и застываю в неудобном положении, от страха едва не подпрыгнув. Кто-то оказывается рядом и хватает меня за запястье, рывком поворачивает к себе и светит в лицо фонариком.

– Эй, глазам больно! – возмущаюсь я, вертя головой и жмурясь.

– Арсений? Это ты, что ли?

Свет опускается. Поднимаю веки, пытаясь проморгаться. Красные пятна все еще пляшут, не давая рассмотреть лицо.

– Вот уж никогда бы на тебя не подумала, Арсений, – по голосу различаю Наталью Алексеевну. – Переходный возраст портит даже милых мальчиков. Ну пойдем тогда к твоим бабушке и дедушке.

– Вы о чем? – плетусь за классной руководительницей, которая все еще не отпускает моего запястья.

В этой же руке я сжимаю все собранные спички.

– Хорошо, что ты встретил меня, а не кого-нибудь из местных.

Она продолжает говорить странности, и я решаю больше ни о чем не спрашивать. Наверное, Наталья Алексеевна волнуется, что я здесь один в высокой траве ползал в сумерках, вот и ругается.

Мы доходим до моего дома.

– Можете уже отпустить… – пытаюсь вывернуть запястье из ее хватки, но учительница качает головой.

– Хочу поговорить с Зинаидой Семеновной и Валерием Антоновичем.

– Ну ладно… – открываю для нас калитку и завожу непрошеную гостью в дом. – Бабуль, дедуль, тут Наталья Алексеевна с вами хочет поговорить.

Мы заходим в кухню. В ней сидят и Лёнька с Тёмкой, все они едят бабушкин пирог.

– О, Наташенька, присоединяйся к нашему чаепитию! – подскакивает бабушка.

– Нет, спасибо, Зинаида Семеновна. К сожалению, я к вам с неприятными новостями.

– Что случилось?

– Поймала Арсения за попыткой поджога.

Чего-о-о?!