6 глава. В брызгах волн

Маленький городок Ларвиль, находившийся на юге от столицы, был очень древним и необыкновенно живописным местом. Узкие улочки, вымощенные галькой, напоминали о его близком расположении к морю, которое омывало всю западную часть нашего материка. Как и во всех приморских городках и в Лексиории, и в Анализии флора, Ларвиля поражала воображение яркими красками цветущих вечнозеленых деревьев и кустарников. Расположенный в долине между горами Артис и Стриксой, он был защищен от зимних северных ветров и удушающей жары лета. Климат здесь был очень мягкий и благотворно влиял на здоровье, поэтому город изобиловал гостиницами, в любое время полными туристами. Даже сейчас, в начале осени, хоть бархатный сезон уже закончился, здесь было полно отдыхающих.

Оставив примвер на общей транспортной парковке, мы шли в одну из продуктовых лавочек, где продавали свежие фрукты и овощи. Я выбрала наиболее спелые маранги: сладко-терпкие грушевидные плоды красного цвета с маленькими семечками. Прийти в гости с пустыми руками считается дурным тоном, а тем более, если ты впервые идешь в чужой дом.

Марун уже как-то упомянул, что хотел бы представить меня своей тете и сестре, но я и подумать не могла, что он, проснувшись по утру объявит мне, что мы сегодня едем в его дом у моря на окраине Ларвиля.

Увидев мои испуганные глаза, он, немного посмеиваясь, начал укладывать вещи, которые я с вечера вывалила из сумки, чтобы найти чистую тунику.

— Как зовут твою тетю? — от волнения у меня дрожал голос. А я уставилась на Маруна, который с хитрой улыбкой молча рассматривал мое нижнее белье и, выбрав самое откровенное, положил к остальной одежде.

— Ее зовут Полетт Праер, — ответил он.

— А как мне к ней обращаться? — допытывалась я.

— Ну, я ее зову тетя Полетт, а ты называй миссис Праер.

— Миссис? — не успела я сформулировать вопрос, как Марун опередил меня:

— Она вдова. Дядя умер, когда я был еще совсем маленьким. Я его не помню. С тех пор она замуж так и не вышла. А когда мама пропала, помогала брату воспитывать нас с Гаэль, — он посмотрел на меня и уже в голос засмеялся, видя, что я всерьез нервничаю. — Да не трясись ты так, моя тетка — мировая женщина! И, вообще, тебе даже не придется почти ничего говорить, потому что, в основном, болтать будет она.

Подумав, что этим он меня успокоил, Марун полез к себе в шкаф, чтобы найти, во что переодеться. После завтрака он отправил мираж Гэрису с сообщением, что сегодня его в отделе не будет, так как мы уезжаем в Ларвиль. Что ответил ему Рис, я не слышала, потому что мой детектив предусмотрительно усадил меня в примвер, а сообщение делал на улице.

Всю дорогу, пока мы летели к морю, я думала о сестре Маруна и ее "болезни". Я до конца не была уверена, что изобретенное Кориганом "лекарство" поможет ей. Да и доделать его я еще не успела. Но я поклялась себе, что во что бы то ни стало спасу Гаэль. Раньше для меня это было частью негласного делового соглашения. А теперь я этого сама хотела, потому что безумно полюбила Маруна, а жизнь и здоровье сестры было для него всем. Я поглядела в окно. Внизу под нами мелькали крыши старинных зданий. А вдалеке блестело в белых барашках бирюзовое море.

— Давай купим что-нибудь к столу, ведь ты, наверное, знаешь, где здесь продаются продукты? — спросила я и посмотрела на Маруна.

— Конечно знаю, я же здесь родился и вырос, — усмехнулся он, — а с тех пор в городе мало что изменилось. Может только люди.

Услышав это, я стала внимательно осматривать дома, улочки, кафешки, магазинчики, пытаясь представить себе маленького зеленоглазого взъерошенного мальчишку, бегающего по этим закоулкам, дворикам и садам. Во мне сразу проснулось любопытство: захотелось узнать, каким был Марун в детстве.

И теперь, выходя из очередного торгового павильона с корзинкой, полной сладостей и фруктов, я рассматривала моего детектива, который стоял на небольшой площадке возле магазина, облокотившись на забор и глядящего в сторону моря. По выражению его лица было заметно, что он соскучился по родным местам, и на него нахлынула ностальгия.

Он увидел меня и выхватил тяжелую корзинку из рук. И мы стали спускаться по каменным ступеням вдоль улицы мимо маленьких палаток с сувенирами.

— Марун, расскажи что-нибудь о своем детстве, — попросила я, когда мы садились в примвер.

Он удивленно посмотрел на меня, а потом с усмешкой подмигнул мне:

— Хорошо, я расскажу тебе, а после ты ответишь на любые мои вопросы, какие я захочу задать!

Мне даже стало интересно, что это-за секреты он собирается у меня выведать, ведь я ничего от него не скрывала, и согласилась.

Наш примвер оторвался от земли и полетел к побережью.

— Что конкретно ты хочешь узнать? — уточнил Марун, посматривая на меня и ожидая водопад вопросов.

— Где и как ты учился? Что-нибудь забавное из своих воспоминаний о школе.

Марун выдохнул при этом, вытаращив глаза.

— До пятого класса я учился в местной школе с углубленным изучением точных наук, — начал он свой рассказ.

— Математика, алгебра, геометрия?! — мои брови взлетели вверх.

— И физика, и тригонометрия, и высшая математика! — добавил Марун.

— Ух ты! Как же ты после этого докатился до истфака, ведь ты, оказывается, не гуманитарий! — воскликнула я.

— Всякое бывает в жизни, — как-то уклончиво произнес он. И я почувствовала, что он не хочет об этом говорить.

Мой детектив неожиданно приземлил примвер рядом с разломом в скале в двух метрах от моря. Вылез на улицу и под моими округлившимися глазами стал быстро раздеваться.

— Ты что, собираешься купаться?! — я была в шоке, — Осенью?

— Это моя традиция. Когда приезжаю домой: всегда плаваю в море, — и, зайдя глубже, он нырнул.

Восторженно наблюдая за ним, я села на песок. Марун вынырнул и, быстрыми гребками рассекая волны, плыл все дальше от берега. Он был уже далеко, так что я, встревоженно вскочив на ноги, подошла к самой линии прибоя и стала всматриваться, щурясь от солнца. Но никого не видела. Сердце отбивало быструю дробь. И тут у меня за спиной раздался голос:

— Кого-то потеряла?

Я обернулась. Улыбаясь во всю варежку, Марун подошел ко мне и, часто дыша (наверное, очень быстро пришлось плыть обратно), схватил меня на руки.

— Пусти, ты мокрый! — вопила я. А он у уже зашел по колено в море и бросил меня прямо в одежде в набежавшую волну. Нахлебавшись соленой воды, я кое-как вышла на берег, и обиженная стала снимать одежду и выжимать ее.

— Прости, я не удержался! — со смехом произнес он и полез в багажник за моей сумкой.

Я переодевалась, не произнося ни слова, и даже не смотрела в его сторону. Он подошел ко мне уже одетый и встал передо мной на колени.

— Как мне искупить свою вину? О, прекрасная Солари! — его глаза умоляюще смотрели на меня.

— Я что-нибудь придумаю, — милостиво проговорила я и подала ему руку для поцелуя.

Он коснулся губами моих пальцев, а потом вскочил на ноги, сгреб меня в объятия и накрыл своим ртом мои губы. И моя обида мгновенно исчезла, уступив место сладкому трепету.

— Скажи, что прощаешь меня, — сквозь прерывистое дыхание проговорил Марун, — а то я не остановлюсь на поцелуе. — И в доказательство своих слов куснул меня за мочку уха, а руками проник под кофточку, игриво пробегая пальцами по спине. У меня перехватило дыхание, а тело, замерзшее от холодной морской воды, горело, ожидая новых ласк.

— Марун, мы так не доедем к тебе домой до самого вечера, — напомнила я ему цель нашего путешествия.

— Жестокая, как все красавицы, — ворчливо пробормотал он и с сожалением, оторвавшись от меня, поплелся к примверу.

Уняв свое возбужденно стучащее сердце, я села рядом с ним.

— А ты хитрец, ловко ушел от рассказа о себе, — упрекнула я его.

— Уверен, обо мне ты скоро узнаешь даже больше, чем я бы хотел.

Он посмотрел на мои вздернутые от изумления брови.

— Тетя Полетт об этом позаботиться, — пояснил он, пряча улыбку.

— А что она всем твоим предыдущим девушкам о тебе рассказывала? — поинтересовалась я, исподтишка поглядывая на Маруна.

— Я никого к себе домой никогда не возил, — буркнул он мрачно. А у меня сердце подпрыгнуло от его слов.

Это означало, что я для него была особенная! И у меня в душе разлилось тепло от осознания счастья. Только бы не спугнуть это чувство!

Дома стали попадаться реже. Мы пролетали все больше мимо виноградников, полей с золотой пшеницей. Пейзаж сменился. Теперь в окне мелькали сады, в которых работники собирали урожай. А мы все мчались вперед. Наверное, снова спустились ближе к морю, потому что стал задувать влажный ветер, да и среди деревьев уже встречались пальмы и меранты — цветущие деревья с черным стволом и гроздьями сладких сочных плодов, похожих на дыни.

Я увидела большой белый дом с серой крышей. Он ютился около обрыва с узкой тропинкой, спускающейся с него к дикому пляжу. Вокруг дома был сад со множеством фруктовых деревьев. Круглая беседка, увитая цветущими вьюнами, спряталась в зарослях азалий.

Марун приземлил примвер прямо перед входом в сад, в который вела низкая калитка, висящая на плетеном заборе. Бэрс взял меня за руку и повел через сад к дому. У меня от волнения сердце пустилось вскачь. Дверь в доме оказалась не заперта, поэтому мы тихо вошли внутрь. А я так и застыла на пороге, оглядываясь по сторонам. Все бледно-желтые стены были расписаны диковинными цветами, растениями, какие растут только в тропиках. Из кустов то тут, то там высовывались дикие звери, а на деревьях сидели яркие птицы, совсем как живые. Казалось, вот зашумишь, и они все дружно вспорхнут вверх. Я будто оказалась в джунглях. Эффект был потрясающий! Я поняла, что это творение Гаэль, ведь Марун говорил, что она очень талантливая художница.

Белая прямая лестница поднималась вдоль стены на второй этаж. Я услышала приглушенные голоса откуда-то сверху и топот.

— Руни! Ты приехал! — услышала я девичий голос.

По лестнице сбежала красивая девушка в белых бриджах и цветастом топе, которую я видела на фотографии. На бледном лице огромные синие глаза светились, как звезды, а густые темно-русые волосы тяжёлыми локонами спадали до пояса. Она подбежала к Маруну и повисла у него на шее. Он схватил ее в охапку и закружил, смеясь вместе с ней.

— Привет, кисточка! — воскликнул он. Остановился и разжал руки. Гаэль выскользнула из его объятий и увидела меня. Я прижалась спиной к входной двери, скромно наблюдая за их радостной встречей.

— Гаэль, познакомься, это Солари — моя девушка.

Сестра Маруна с интересом уставилась на меня, обратив внимание на мои влажные волосы и слегка помятую одежду. Отчего мне стало очень неловко.

— Привет! — только и смогла выдавить я.

— Здрасте, — не зная, как на меня реагировать, протянула она и посмотрела на брата, ожидая каких-нибудь объяснений.

Пока мы стояли в некотором замешательстве, по лестнице спустилась очень моложавая стройная женщина с седыми волосами, убранными в пушистый пучок на затылке и с умными карими глазами, в которых засела смешинка. Она была одета в простое, но очень элегантное платье кофейного цвета с белым кружевным воротничком и под стать ему манжетами.

— Марун, несносный мальчишка, почему ты никогда не предупреждаешь о приезде?! — нарочито строго произнесла она, хотя ее голос звучал мягко и с радостью, — Да, ты не один! — воскликнула она, увидев меня. Я смущенно опустила глаза и немного отошла назад.

— Тетя Полетт, это Солари, — представил он меня, не уточняя кто я ему, как сделал это для сестры.

— Вот грубиян, разве так представляют свою невесту, — возмутилась миссис Праер на племянника и обратилась ко мне, — Здравствуй, дорогая!

— Здравствуйте! — тихо произнесла я, смутившись от ее слов. Но поправлять не стала, а про себя решила при случае узнать у Маруна, почему это его тетя решила, что мы помолвлены.

— Насколько я понимаю, этот озорник потащил тебя в море! — заметила она мой внешний вид, — И после этого остался цел! Значит у тебя просто ангельское терпение! Марун, где ты нашел такое сокровище?

— Секрет, — посмеиваясь, произнес он. (Ну, наглец, украл мою отмазку!)

Я улыбнулась, но не нашла, что сказать.

— Пойдем в гостиную, милочка, — позвала хозяйка меня за собой. И мы вошли в красиво обставленную комнату с широкими окнами, из которых море было видно, как на ладони.

— Я принесу наши вещи, — бросил Марун и вышел из дома. Гаэль последовала за ним.

— Вот шалопай! Опять убежал от ответа! — заметила миссис Праер, и я внутренне с ней согласилась.

Мы присели за полированный стол напротив светло-орехового буфета, в котором стоял расписной сервиз из тонкого фарфора. Со стеклянного столика на колесиках женщина взяла белый чайник и две чашки. Налила ароматный ягодный напиток и, протянув мне чашку, заметила:

— Вот я смотрю на тебя и не пойму, вроде бы ты из Хардирона, а на столичную штучку не похожа.

Я сразу подумала про Фэю, которую, действительно, можно было так назвать. Но мне стало любопытно, как тетушка Маруна узнала, откуда я. И отбросив стеснительность, спросила:

— А почему вы решили, что я из Хардирона?

Женщина со смехом поставила чашку на блюдце.

— Очень просто, милая. Мой племянник — прожженный сердцеед и не стал бы заводить отношения с деревенскими девчонками. И хоть я его бывших пассий никогда не видела, мне слишком хорошо известен вкус Маруна и его пристрастия. Еще когда он был юнцом за ним столько красоток бегало, а он в их сторону даже и не смотрел. Хотя интрижки, наверное, заводил, но не более того.

— Вы правы миссис Праер, — я улыбнулась, — я действительно живу в Хардироне, но родом из маленькой деревни, которая находилась около столицы.

— Находилась? — удивленно переспросила она.

— Да, она сгорела и дом моих родителей… — стала объяснять я, но тетушка Полетт, всплеснув руками, схватилась за сердце.

— Деточка, а я думала, мне только показалось, что ты мне кого-то напоминаешь. Мне так жаль твою семью! Ведь я раньше работала с твоей мамой в целительском корпусе в Хардироне. Конечно, мы не были близко знакомы, я была всего лишь помощницей целителя, а твоя мама уже имела высшую степень главного целителя столицы. Но я помню ее, как талантливого лекаря и очень отзывчивого человека. Она всегда помогала, когда к ней обращались за помощью: и пациенты, и обслуживающий персонал больницы. И по работе давала советы и бытовые вопросы разруливала: кому жилье подыскать, кого деньгами выручала.

Мы обе замолчали. Миссис Праер в знак скорби, а я, никак не привыкнув к мысли, что навсегда потеряла семью. Но плакать перед чужим человеком я не хотела, поэтому, взяв себя в руки, сменила тему разговора.

— Миссис Праер, скажите, а вы показывали Гаэль целителям? Марун рассказал, что с ней.

Такого поворота женщина не ожидала и не сразу ответила:

— Ну, если ты все знаешь, то понимаешь, афишировать ее "недуг" было бы опасно. Здесь надо было действовать осторожно, чтобы доверить ее тайну постороннему человеку. Поэтому я посоветовала Маруну обратиться к твоей матери. Я тогда уже не работала в целительском корпусе. Он так и сделал: написал ей письмо, она согласилась приехать и посмотреть ее. Но не успела, в связи с этой трагедией…

Ее слова потрясли меня до глубины души. За все время, как я знала Маруна, он и словом не обмолвился о том, что переписывался с моей мамой. Мне стало тошно от одной мысли, что он никогда не доверял мне по-настоящему. Я решила поподробнее узнать о человеке, в которого влюбилась, но о котором почти ничего не знала.

— Марун об этом не говорил, — придала я беспечности своему голосу. — Он, видимо, вообще всегда был скрытным? — начала я провоцировать его тетушку на откровенность.

Та обрадовалась возможности поговорить на любимую тему.

— О, он еще в детстве имел кучу секретов. Я только случайно узнала, что у него был питомец. Маруну было тогда лет 8. Отец не разрешал ему приносить в дом животных, а мать, постоянно уезжающая в командировки, этим даже не интересовалась. И вот однажды я зашла к нему в комнату, чтобы позвать на ужин, а его там не оказалось. Слышу, что кто-то пищит. Заглянула под кровать, а там в коробке из-под обуви сидит бронз.

Я знала, что эти наглые грызуны часто влезали в дома, чтобы поискать еду на кухне. Бронз — очень юркий зверек с ловкими лапками, умеющий залазить в любую труднодоступную щель. Он был чем-то средним между кошкой и крысой. Но если, как мурлыки, он имел милую внешность и был чистоплотным, то как хитрая крыса, был опасным и непредсказуемым существом.

Миссис Праер продолжала вспоминать:

— Я, конечно, его сразу выкинула на улицу, а Маруна отчитала. Как сейчас помню, что он не заплакал, но после этого случая стал тщательнее прятать своих "найденышей". И этим зверем он не ограничился. Как-то он поймал попугая, которого потом его отец, все же, разрешил ему оставить. А когда у Маруна стали проявляться черты гласса, он их старательно скрывал. Лишь Фриса, как только вернулась из очередной поездки, распознала, что с ним. А мы-то с Тонэком думали, что он заболел. Фриса сразу перевела его на домашнее обучение. Так что с 6-го класса он в обычную школу уже не ходил. Родители нанимали ему преподавателей. А позже и для Гаэль. Как пользоваться магией глассов, его научила мать. Она восхищалась его талантом все схватывать на лету. Он и в школе-то был лучшим учеником, но жутким прогульщиком и хулиганом! Все науки давались ему шутя. Он мог бы стать ученым, если бы захотел. До сих пор не могу понять, почему он выбрал столь непрестижную работу — бегать за преступниками!

А я сразу вспомнила, как Марун еще в начале нашего знакомства рассказывал, что профессия дознавателя его "сама выбрала", потому что только в ней он мог использовать магию глассов, хоть и нелегально.

— Помню, что как-то вечером застала его в саду, — продолжала она, — он развел костер и что-то подбрасывал в него. Ему было 16. Смотрю, а это он свои грамоты по физике жжет. Так он выражал протест, чтобы не поступать на физмат в университет. Тогда уже год прошел, после того, как Фриса ушла. И Марун не захотел становиться физиком, как она. Наверное, не мог простить ее. А я думаю, что с ней что-то случилось в ее мире. Не стала бы она бросать детей. Гаэль тогда едва исполнилось 6 лет. Фриса безумно любила детей и Тонэка тоже. Но подростки — максималисты, они не понимают, что такое милосердие, поэтому очень жестоки.

Что ж теперь мне стали ясны мотивы Маруна, почему он пошел учиться на историка. На кого угодно, лишь бы не как мать. А профессию выбрал, глядя на отца, который заполнял его внутреннюю пустоту после потери матери.

— А после исчезновения отца Марун, вообще, ушел в себя. Скрытность стала его второй натурой, — с сожалением констатировала миссис Праер.

— Для его профессии это просто находка, — решила я подсластить пилюлю, но похоже тетушка Полетт не разделяла моего оптимизма.

— Ой, — отмахнулась она, — он и в детстве был хитрец и хулиган, а теперь с возрастом эти качества в нем только утрировались! Если бы ты видела его детскую комнату, поняла, о чем я говорю. В пубертатный период он так здесь зажигал, слухи о его любовных похождениях даже до меня доходили. Но он как-то всегда умудрялся вылезать сухим из воды. Прохвост — одним словом! — восклицала женщина, но тут же смягченно добавила, — но при этом всегда оставался любящим сыном, племянником и братом!

— А можно мне увидеть его комнату? — спросила я, раздираемая любопытством, влезть в святая святых, оказавшую влияние на личность будущего господина дознавателя.

— Пойдем, пока он не вернулся. Наверное, с Гаэль обсуждают тебя! — заговорщически проговорила она, подмигнув мне. И я сразу узнала в этом знакомую манеру Маруна.

Она повела меня по лестнице на второй этаж. И открыла разрисованную граффити (а это, конечно, творчество Маруна-подростка) дверь комнаты, которая оказалась в конце коридора.

Она была простая, светлая с большим письменным столом возле окна, выходящего в сад. Я увидела веревочную лестницу, опущенную из окна через подоконник, привязанную к фигурной металлической спинке кровати. Ее, наверное, не отвязывали специально, как в память о том, кто ее прицепил. А, может быть, Марун сам не разрешал ничего здесь трогать. Во всю противоположную от кровати стену был стеллаж с полками, набитыми различными книгами, большей частью научными. Поверх книг на средней полке была втиснута завязанная шнурками серая папка большого формата. Мне сразу стало интересно, что в ней. Но в присутствии миссис Праер я не осмеливалась здесь хозяйничать. Повернувшись к кровати, я увидела, что прямо на стене был с фотографической точностью нарисован портрет очень красивой женщины. Я узнала художественную манеру Маруна. Он очень был похож на свою маму: эти же огромные глаза, чувственные губы, правильный нос и проницательный взгляд. Портрет был частично заклеен постерами с полуголыми девицами, дипломами и грамотами по разным предметам.

— Я оставлю тебя, дорогая ненадолго, — напомнила о своем присутствии миссис Праер, — пойду готовить праздничный обед.

— Я помогу вам, — спохватилась я.

— Боже мой, девочка, ты еще и готовить умеешь?! Нынче молодые девушки не утруждают себя этим. Все заказывают по ресторанам! Ох, я буду рада, спасибо!

Она вышла, и я, уступив своему любопытству, вытащила серую папку и, развязав ее, застыла от восторга. Это были портреты, нарисованные с натуры, в основном в графике. По ним можно было проследить весь процесс взросления Гаэль. Даже самые первые работы, где сестра Маруна была еще совсем маленькой, были выполнены мастерски и с большой любовью. Марун нарисовал и свою тетю. В молодости она была очень красивой женщиной, и с годами не растеряла былого очарования. Последним в папке лежал мужской портрет. Я сразу поняла, что это Тонэк Бэрс. Гаэль была очень похожа на него, но этот хитрый взгляд с прищуром унаследовал его сын.

Убрав рисунки на место, я стала разглядывать книги на письменном столе. Здесь были и "Физика глассов", и "Трактаты по высшей магической защите", и "Тригонометрия зазеркалья", и "Формулы сплетения сложнейших парадоксов", и куча исписанных тетрадок по этим предметам с высшими оценками. Среди всех этих толстенных научных книг было неуклюже втиснута пачка журналов с весьма фривольными порно-картинками, от которых у меня даже челюсть отвисла.

Но тут я обратила внимание на пачку писем, торчащую из какой-то старинной книги с истрепанным переплетом. Я потихоньку вытащила их и обомлела. Почерк моей матери я узнала сразу. Развернув письмо, быстро пробежала его глазами. Мама выражала удивление от симптомов неизвестной ей болезни и обещала приехать, как только сможет. Чернила стали расплываться от падающих на письмо соленых капель. Слезы текли потоком, и я не могла их удержать. Эти строки мама писала, как раз перед тем, как их всех украли. И тут среди писем я увидела газетные вырезки, в которых было напечатано о пожаре в моей деревне и о гибели людей.

Теперь, когда я воочию увидела переписку Маруна с моей мамой, червяк недоверия к детективу, подтачивающий меня долгое время, снова принялся за работу. Почему Марун не рассказал мне об этом? В глубине души я знала ответ на это вопрос. Он не хотел, чтобы я догадалась, для чего ему нужна. А теперь, когда я влюбилась в него, я бы не отказалась помочь Гаэль, Марун рассчитывал на это. "Он еще в детстве был хитрец…, а теперь с возрастом это качество только утрировалось…" — словно в подтверждение моих мыслей, зазвучали только что услышанные слова. "Прожженный сердцеед не стал бы заводить отношения с деревенскими девчонками…" — эхом отдавалось в голове. Я вспомнила элегантную Фэю и, даже эти постеры со смазливыми девицами, говорили, что я ошиблась, и такой, как Марун не для меня, ведь я — не "столичная штучка".

Но теперь мне нечего было терять. У меня никого не осталось в этой жизни. Если я бескорыстно сделаю добро тому, кому оно жизненно необходимо, так тому и быть. Мама согласилась на это не раздумывая. А я ее дочь!

Я положила обратно письма и вышла из комнаты. Тихо спустилась вниз и нашла кухню. Миссис Праер, что-то резала. Я присоединилась к готовке, и через полчаса мы уже накрывали на стол.

Марун, видимо, принес на кухню корзинку с продуктами, которые я купила по дороге. Поэтому я помыла и выложила фрукты в вазу и отнесла в комнату на стол, за которым уже сидели Гаэль с братом и весело о чем-то болтали. Я постаралась не встречаться с ним взглядом и быстро ушла за очередным блюдом.

Когда стол был сервирован, миссис Праер позвала меня сесть рядом с ней и Маруном, и завела с племянником разговор, который я слушала вполуха, потому что думала, как доделать "Напиток жизни".

Обед прошел быстро. Я односложно отвечала на задаваемые вопросы. И все время чувствовала на себе пристальный взгляд Гаэль, с которой не успела даже словом обмолвиться. Поблагодарив миссис Праер за обед, я вышла в сад, успев прихватить из своей сумки шкатулку с метеоритом. Я вспомнила весь состав необходимый для приготовления лекарства, когда меня, бродившую под яблонями, нашел Марун.

— Похоже, тетя Полетт от тебя без ума! — воскликнул он и обнял меня.

— Марун, — серьезно обратилась я к нему, отчего он насторожился, не зная, что от меня ожидать, — можешь принести мне стакан воды?

У него брови взлетели вверх от моей неожиданной просьбы. Но он не знал, к чему здесь можно было придраться, поэтому, вернувшись через минуту, протянул мне стакан.

— Знаешь, — таинственно начала я, — а ведь моя версия открывания шкатулки была, все-таки, верной.

Он только рот открыл от удивления, и собирался уже что-то сказать. Но я не дала ему возразить, потому что достала из кармана артефакт и прикоснулась к его руке. Шкатулка открылась, а я достала камень и бросила в стакан с водой на глазах изумленного Маруна. Присела на корточки и, зачерпнув землю, и всыпала вслед за метеоритом. Но вода не стала мутной и грязной, а словно засияла изнутри серебристым светом. Марун даже сглотнул, наблюдая за моими манипуляциями. Теперь по рецепту надо было "добавить" огонь. Но как поджечь воду? И тут меня осенило.

— Регенерацио — при-ра-рэ! — пропела я, вызывая "целительный огонь", и приложила руку к воде, словно к больному.

Вода приобрела золотое сияние. Я подняла стакан над головой, где гулял ветер, дующий с побережья, и жидкость стала кроваво-алой, а камень исчез. Поднеся стакан к губам, я сделал два больших глотка. А Марун не ожидав этого, даже не успел меня остановить. По моему телу пробежала легкая дрожь, а потом я почувствовала силу камня у себя в крови. Но демонстрировать новые способности в мои планы не входило. Я лишь испытала лекарство на себе, проверила, что оно безопасно.

— Гаэль! — окликнула я девушку, которая, наверное, искала брата, но увидев, что он со мной, решила уйти в дом. Она оглянулась и с интересом поглядела на меня. А потом, как кролик под гипнотизирующим взглядом удава, стала приближаться к нам.

— Это лекарство для тебя. Если твой брат разрешит принять его, — я отдала ей в руки стакан, а сама повернулась и выбежала из калитки. Спустилась по узкой тропинке вниз к морю. Рыдания душили меня.

Я взобралась на огромный валун, о который разбивались волны. Среди соленых брызг моря, что попадали на мое лицо, слез было не разобрать. "Как было бы хорошо прыгнуть в эту пучину", — пронеслось у меня в голове, — "лишь один шаг и боль, раздирающая мое сердце, кончится". Приблизившись к самому краю, я сделала одно движение вперед, а в глазах стояло любимое лицо Маруна.

Но сильные руки не дали мне упасть, обхватили и прижали к горячему телу с быстро стучащим сердцем.

— Нет, Лара, нет! — сквозь его прерывистое дыхание разобрала я. Он стянул меня вниз на берег и прижал к себе.

— Вот я дурак! Ведь видел, что ты какая-то странная была за обедом.

Я чувствовала, как его тело напряжено, а дыхание никак не восстановится и, подняв на него глаза, увидела, что он страшно напуган. На бледном, словно полотно лице, болезненно алел румянец.

— Прости, — тихо всхлипнула я и обняла его, — но я люблю тебя.

Он отстранился от меня и, подняв мне голову за подбородок, переспросил:

— Ты извиняешься за то, что меня любишь?! — от изумления он начал запинаться. — Это я должен извиниться перед тобой за то, что не поблагодарил тебя. Ты спасла моей сестре жизнь! Как только ты отдала ей лекарство, она его сразу приняла и почувствовала такую силу, какой у нее не было с детства. Честно говоря, я не верил, что ей, вообще, можно было как-то помочь! — восклицал он.

— Как это, «не верил»?! — я ошеломленно смотрела на него. — Но ведь ты просил мою маму приехать и вылечить Гаэль!

— Это тебе тетя рассказала? Да, я писал ей, но она не смогла приехать, потому что, как оказалось, пропала. Но сначала я, как и все, думал, что в Вероми произошел несчастный случай. Это позже я понял, что в этом деле что-то не так.

— А разве ты взял меня в свое расследование не для того, чтобы я вместо моей матери спасла Гаэль?! — я уже ничего не понимала.

— Так вот как ты обо мне думала?! — хлопал он глазами и смотрел на меня так, будто видит впервые. — Я стал разбираться, от чего произошел пожар, но свидетелей никаких не осталось в живых. И тут мне поручили расследовать убийство, в котором обвинили тебя, дочь Трамиры Грихэль. Я понял, что это не просто совпадение, поэтому не особо поверил в твою вину. А когда встретил тебя, уже не хотел в это верить. Потому что влюбился в тебя с первых минут нашего знакомства, хотя тогда ещё не осознавал этого. Я знал, что не должен был предвзято относиться к подозреваемой в убийстве, но ничего не мог с собой поделать. Ты, словно заноза, залезла в мое сердце. Я сходил с ума! А ты, оказывается, мне не верила! Даже после моего признания тебе! Я бы не стал кому попало рассказывать о своей двойственной природе, тем более, о тайном недуге моей сестры. Ты единственная, кому я доверился безоговорочно. А ты решила, что я собирался использовать тебя?!

Он стал пятиться от меня, словно я была заразная. На его лице было выражение обиды и чувства, что его обманывали долгое время, и вот теперь он узнал правду. Я попыталась к нему прикоснуться, но он вырвал руки из моих. Повернулся и пошел вверх по тропинке. Его фигура удалялась, а до меня начало доходить, что я сейчас разрушила свое собственное счастье. И бросилась догонять моего любимого.

Я влетела на утес с такой бешенной скоростью, что сердце мое выпрыгивало из груди. Открыв дверь в дом, я застыла, увидев, что Марун стоит на коленях перед миссис Праер, которая лежала на полу без сознания. Он приподнял ей голову, его ладонь окрасилась кровью. Упав перед ней на колени, я начала останавливать кровотечение, сплетая парадоксы и вызывая исцеляющий огонь. Через минуту женщина пришла в себя и растерянно уставилась на нас.

— Что случилось? — еле проговорила она. Я подняла испуганные глаза на Маруна, а он, словно о чем-то догадался, вскочил и побежал на второй этаж, перепрыгивая через ступеньки.

— Гаэль, Гаэль! — услышала я его крик.

И тут дверь за моей спиной распахнулась, на пороге стоял Гэрис.

Загрузка...