Утреннее солнце все выше поднималось к зениту, постепенно прогревая воздух, а заинтересованные в заморских товарах люди жадно заполоняли рынок. Пустые веранды тихих улиц сменились заполненными до отказа прилавками и толпами торгующихся на улице зевак. Изобилие цветов и ароматов царило на рынке Ландау: первые прилавки всегда занимали легалирийские торговцы, даруя воздуху запах свежих фруктов и овощей, легко дурманящих нежный и искушенный разум жителей континента. Зерна кофе и запах молотой корицы приманивали людей чуть поодаль от фруктов, что также были привезены из Легалирии — самого плодородного и благоприятного по климату государства квадросоюза. Отанский футер, шелк и хлопок разных цветов игриво развевались на морском ветру в отражении драгоценностей, привезенных с Банкора. Дары моря, что выловлены перед самым началом торгов, располагались вблизи причала и также приманивали к себе любителей свежей рыбы. Именно здесь располагалось судно банкорийской торговой компании, в которую пару минут назад вошли обещавший, скорее, смерть, чем контакт с армадой ученый и один из высших капитанов той самой пиратской армии.
Войдя внутрь корабля, Инкритий увидел заполненный до отказа трюм: бочки с выжженной на деревянной поверхности надписью «Дигитус», стоявшие буквально повсюду одна на другой. Характерный, весьма неприятный запах этой травы висел в воздухе, раздражая слизистую оболочку носа.
— Что, не нравится запах? — Рамос заметил искривившееся лицо ученого. — А мы так плыли несколько дней. Ладно, пошли за мной. — Рамос провел ученого с картами Ландау по узким путям между бочками с лечебными травами. — Прямо как тогда, в Буйном море, да, Инкритий?
— Да, — больше Инкритий ничего не ответил. Вспыхнувшие, словно свеча, воспоминания о последнем путешествии в Буйное море травили его изнутри, а осознание нарушенного обещания лишь сильнее заставляло себя ненавидеть.
Пройдя все бочки, дуэт бывших исследователей Буйного моря вошел в небольшое темное помещение со стоявшим по центру деревянным столиком. Рамос зажег старую масляную лампу и поставил ее на стол, слегка освещая полупустую комнату. — Клади на стол, глянем, что там у тебя.
Инкритий снял с плеча сумку и, осторожно оглядываясь по сторонам, вытащил карты с требуемыми указаниями. — Как и договаривались, тайная канцелярия, замок, пути, оружейная и все, что необходимо, — тихо, практически шепотом, сказал Инкритий, положив карты на стол.
— Хм, — Рамос внимательно изучал карты в течение примерно пяти минут, периодически поглаживая рука об руку. Взгляд капитана Армады не отрывался от карт ни на секунду. Окружающий мир и доносящийся с рынка шум будто и вовсе перестал существовать для погруженного в процесс Рамоса. — Судя по всему, карты верны. Данные об этих катакомбах столь секретны, что даже Ласкелар не мог завладеть полной картиной проходов. — Рамос поднял взгляд на Инкрития и сказал: — Ты свою часть сделки выполнил, все честно. Эй! — крикнул он кому-то наверху. — Разгружайте лекарство и везите его к доктору Ятрею в верхнюю часть города, живо!
Услышав новость о доставке лекарства прямиком к Ятрею, ученый наконец вновь почувствовал тепло, осознавая спасение жены.
— Вот, — Рамос протянул Инкритию баночку с готовыми пилюлями, — держи. Я подумал, что пилюли будут готовиться какое-то время, а у твоей жены его не так много, поэтому попросил наших лекарей в лазарете изготовить это для нее. Возьми.
— Спасибо, честно, не ожидал такой заботы.
— Почему? Потому что я пират и убийца, скажешь ты? Что ж, справедливо, но нечестно. Я родился на…
— Варгоде? — Инкритий опередил Рамоса и тем самым весьма его удивил. — Да, варгодийцы татуировки не носят, лишь те, которых мы видели, но твое племя, видимо, носило. Предположу, что его истребили.
— Хм, да, я варгодиец. Беру свои слова назад, что ты не смышленый, — Рамос добродушно улыбнулся. — Нас всегда учат так: твое племя — это твоя семья, а все вокруг — враги. После того как мое племя уничтожили, я вместе с оставшийся группкой людей мстил своим врагам. Придумав план, мы вырезали их за одну ночь. Конечно же, Ласкелар, знающий обо всем, узнал и об этом, после чего меня принял к себе Мелех. Теперь армада — мое племя, и
я сделаю все, чтобы ее защитить. Когда Мелех станет владыкой морей, мы все заживем спокойно, а пока…
— Пока вы готовы убивать ради этой цели, — вновь перебил его ученый, но будто бы не осуждая его за эти слова. — Твои принципы исходят из твоей природы, Рамос. Ты такой, какой есть, хоть я и считал тебя обычным головорезом. Видимо, даже тебе не чуждо милосердие, — сказал Инкритий, поднимая баночку с пилюлями перед своими глазами.
— Милосердие — черта, характерная для всех, и каждый понимает ее по-своему. Отнять жизнь у человека для большинства вещь непозволительная, но добить изувеченного на поле боя врага, лишая его длительных мук, агонии и боли в ожидании смерти, есть милосердие. Значит ли это, что и убийца может быть милосердным? А зло во благо? — Рамос оперся плечом на одну из стен и слегка прислонил ухо к щели между досками, на секунду прислушиваясь к звукам, исходящим извне. Рабочие уже начали разгружать ящики на причал, — сделал вывод капитан. — Ты делишь мир на черный и белый, Инкритий, но, к сожалению или к счастью, он многогранен и порой совершенно для нас непонятен.
— Ты сложный человек, Рамос, со своими принципами и идеалами, без зазрения совести зарубивший топором членов моей команды, чего я тебе никогда не прощу. Тем не менее за свое племя ты готов на все, в том числе и на это: ты принял себя, в отличие от меня, за что я, наверное, даже тебя уважаю. — Инкритий продолжал смотреть на подаренные ему пилюли. — Но почему ты позаботился об Анне? Не твои ли мы враги?
Рамос улыбнулся:
— Мы вместе бороздили Буйное море, вместе противостояли морской стихии и левиафану, что хотел сожрать нас на ужин. Команда признала тебя, и ты стал ее частью. Даронийцы запомнят Инкрития Огедая как храброго матроса, не побоявшегося пойти в темные воды, где властвует смерть. Племя — это не люди, с которыми ты растешь, а люди, которым ты доверяешь, — протянув руку Инкритию, сказал Рамос.
Инкритий в ответ пожал руку капитану Армады: — Спасибо! — Затем он развернулся и пошагал к выходу.
— Последний совет: уезжай, Инкритий. Уезжай как можно дальше и не вспоминай о море. Покинь Ландау, чтобы океан больше не терзал твой разум. Забирай семью и уезжай как можно скорее. Армада скоро… — Рамос скривился в лице и тяжело задышал, будто тяготы выбора пытают его душу. — Бери семью и уезжай.
— Я знаю, что армада планирует совершить некое зло в этом городе. Понимаю, что карты хранилищ с золотом и оружейной нужны вам для грабежа. Ответственность, как и судьба, в этой жизни неотвратима, и кто-то ее понесет. Альдим Уоррел, начальник стражи Ландау, — первый человек, на кого падут подозрения, и этого я не допущу. Признать вину и понести наказание — это то, к чему я готов, и то, чего требует моя душа. Наказание за все, что совершил: за трусость, обман и лицемерие в первую очередь перед собой. Анна будет спасена, ну а я…я спасу свою душу.
Рамос вновь тяжело вздохнул: — Ты не понимаешь…
— Не нужно говорить лишнего, Рамос. Не удивлюсь, если Ласкелар узнает и об этом разговоре, но спи спокойно по ночам, зная, что я принял себя, как и судьбу, уготованную мне. — Инкритий вышел из маленькой комнаты в большой трюм корабля, заметно опустевший за время его отсутствия. Матросы усердно выносили лекарства на берег, погружая его в повозки. «Дело сделано, обратной дороги нет», — подумал Инкритий и последовал прочь с причала.