Девятый вал I: шторм судеб

Часть II: История Альдима

Лучики солнца проникли в пустую и холодную камеру Мелеха через небольшое отверстие в верхней части стены, обработанной камнем. Задуваемый ветром воздух был свеж, но не отдавал привычным для пирата морским бризом, а потому казался чужим. Снаружи доносился звук шелеста листьев, казавшийся генералу Армады знакомым, так как напоминал о родном звуке волн, бьющихся о корабль. Дрозд, ритмично отбивая стук, словно барабанщик в оркестре, подыгрывал щебетанию сверчков под сладкоголосое сопровождение синицы. Сам же пират лежал на камнях, греясь в лучах утреннего солнца, не предпринимая попыток сбежать. Несмотря на роль узника, Мелех не ощущал себя таковым, воспринимая новые условия как эксперимент и возможность узнать что-то новое в общении с неизвестным ему существом. «Посмотрим, что он может и какова его цель. Если говорит, что я ему нужен, значит, убивать и не думает. Вероятнее всего, хочет заставить меня что-то сделать, чего не может сам, а если так, то я могу и условия выдвинуть, поэтому-то он и попытался отреставрировать мой разум, внедряя чувство вины. Что ж, интересно, может, Ретина все-таки не сумасшедший старик, злоупотребляющий наркотиками. Хм…Алантир, значит. Поиграем».

Двери открылись. Алантир вновь появился в карцере, разбавляя одиночество Мелеха своим присутствием. Медленно он проследовал к стулу, появившемуся из ничего прямо напротив зеркала, после чего сел и обратил свой взгляд на не обращающего на него внимание генерала Армады.

— Я создал все сущее, прояви уважение и хотя бы открой глаза, — слегка возмущенно проговорил Алантир.

— Если ты и правда сделал это, то, во-первых, почему не сделал свой голос столь же чудесным, как голос лесных птиц, а во-вторых, будь добр: закрой рот и не мешай мне

наслаждаться концертом, — сказал Мелех, продолжая лежать на солнце с закрытыми глазами.

— Если честно, я всегда удивлялся твоей многогранности: как столь ужасный человек, без за зренья совести убивший ребенка, стоит отметить, далеко не единственного, может иметь столь тонкое чувство прекрасного?

— Потому что мир и вправду прекрасен, в отличие от людей, — поднимаясь с каменного пола и открывая глаза, отвечал Мелех, заметивший, что кожа чародея снова была ярко-розовой, а глаза горели зеленым.

— Кому, как не тебе об этом знать? — спросил Алантир

— Ты видел всю мою жизнь?

— Я видел все ваши жизни, раньше…сейчас силы меня покидают. Поэтому начнем. Расскажу все позже. Ты все еще не обработанный алмаз, а наша цель — сделать из тебя бриллиант. — Алантир встал со стула и вскинул руки напротив себя.

Золотая пыльца кольцами закружила вокруг пирата, крупинками впиваясь в его кожу. Звуки природы пропали, сменяясь на угрожающие завывания ветра, напоминающие те, что бушуют в Буйном море.

— Сегодня, — голос чародея вновь металлическим тоном зазвучал в голове, а его образ, находящийся перед Мелехом, постепенно рассыпался на частички в вихре, танцующем вокруг, — я покажу тебе еще одну жизнь, загубленную тобой.

После этого голос прекратился, а тьма вновь заволокла одеялом сознание, утопая в бесконечной неизвестности. Постепенно, словно из-под толщи воды, звуки стали возвращаться, становясь все четче и четче, а свет из мелкого лучика, пронзающего тьму, перерос в ослепительный факел, озаряющий путь.

……

— Альдим! — Виктория, лежавшая напротив мужа в легком сарафане, била того по щекам. — Ты снова уснул! Тебе не стыдно, ты капитан стражи и не можешь встать в семь утра?

Альдим Уоррел хаотично моргал, протирая лицо руками: — Все-все, я встаю, просто…сон… сон снился… странный.

— Какой? — Виктория встала с кровати. Ее длинные волосы взъерошенно лежали на плечах, слегка попадая в глаза и заставляя их слезиться. Тонкий сарафан, в котором она провела

ночь, соблазнительно подчеркивал достоинства ее фигуры, которые, несмотря на сонливость, привлекали внимание ее мужа.

— Будто…Знаешь, кажется, я уже и не помню: все как рукой сняло после того, как ты встала.

— Альдим Уоррел, ты такой же, как и всегда, покоряешь женское сердце несколькими словами. Пойдем, я приготовлю тебе завтрак.

Небольшая хижина, расположенная на южном берегу Галерии, несмотря на недавний восход солнца, успела полностью прогреться, и лишь белые хлопковые занавески сдерживали натиск жары.

Альдим встал с кровати, подошел к окну, уходящему в пол, и приоткрыл занавеску, осматривая безлюдный пляж. Мангровые деревья и кокосовые пальмы на фоне голубого неба и уходящего в горизонт океана казались галерийцам филиалом райских территорий на земле, но были так чужды истинному патриоту Мор-Отана.

Виктория, заметив задумчивый взгляд мужа, решила специально уронить несколько металлических кастрюль, обращая на себя его внимание.

— Что случилось? — резко обернувшись и рефлекторно подскакивая к располагающемуся на стене трофейному кинжалу, спросил Альдим.

— Просто вытаскиваю тебя из воспоминаний о Мор-Отане. Альдим, перестань напрасно ностальгировать о Ландау, — прекрасный голос Виктории ласкал уши Альдима. — Король Броунвальд лично назначил тебя год назад консулом вашей страны в Галерии, и это великая честь для любого политика.

— Политика? Я воин, Виктория. Мое дело — быть с солдатами, помогать им на передовой, сражаться с пиратами, разбойниками.

— Но войны нет, сейчас мирное время.

— Мирное время — мнимое утешение для обывателей. Пираты нападают все больше и больше, а их агрессия становится все ужаснее. Я должен искать их. Мы не можем найти логово Армады вот уже десять лет, и никого это не волнует. Король сидит в столице, а безопасность рыбаков, пытающихся прокормить семью, его не волнует. — Альдим прошел на небольшую кухню, располагающуюся рядом со спальней, и сел за круглый деревянный стол. — Полтора года назад, когда Инкритий полу-живой вернулся из последней экспедиции, король Броунвальд запретил мне одобрять его походы в Буйное море, учитывая, сколько народу погибло, а через полгода вообще выслал меня из Ландау в Галерию консулом.

Наказание это или повышение — кто его знает, да вот только количество убитых рыбаков и жителей деревень во время мародерств Армады в десятки раз больше, чем жертвы экспедиции Инкрития.

Анна растопила маленькую кухонную печь и разбила на сковородку четыре куриных яйца, предварительно обжарив бекон, благодаря чему заполонила кухню приятным ароматом жареных копченостей. Пшик раскаленного масла приветливо встретил падающие в него кусочки репчатого лука, распрыскивая брызги на каменный пол кухни.

Альдим не замечал манящего запаха свежеприготовленного завтрака и аромата еды, лишь мысли о государстве волновали его в это жаркое южное утро. — Их нужно найти, я в этом уверен, не спроста их нет в Южном море.

— Поешь, гроза пиратов, сегодня у тебя встреча с главой нашего города. Будет неприятно, если твой голодный желудок вставит свое урчание в вашу беседу, — с улыбкой сказала Виктория, поставив на стол тарелку с завтраком.

— Встречи, разговоры о товарообороте, финансах — все это не для меня. Да и Галерия…

— О нет, только не начинай. Альдим, сколько мы уже знакомы? Когда мой отец, как консул Галерии, впервые приехал в Морленбург, мы встретились еще детьми, и ты много раз приезжал в нашу страну. Никогда не замечала, чтобы тебя так тянуло домой, — сказала Виктория, присаживаясь напротив мужа.

— Раньше я всегда знал, что вернусь. Раньше пираты не терзали жителей моей страны. Раньше мой лучший друг не терял свою команду в море и не находился в глубокой депрессии. А теперь я здесь, вдалеке от дома, и не у дел.

— Альдим, ну перестань, я умоляю тебя. Мы уже ездили в Ландау. Инкритий оправился от душевных ран, и у его семьи все хорошо. Пираты были и будут всегда, и во всем Мор-Отане уж точно найдется человек, что разберется с ними. Ландау никуда не исчезнет, а ты, посвятив столько лет армии, можешь, наконец, наслаждаться теплыми лучиками солнца, проводя дни на пляже. Это ли не рай?

Альдим не стал отвечать на вопрос. Молча взял вилку и принялся принимать пищу.

Вечером, вернувшись со встречи, консул Мор-Отана вошел в свой дом и застал Викторию, играющую на виолончели. Чудесные звуки струнного инструмента, верхняя дека которого произведена из ели, а боковая, задняя и гриф из древесины клена, дарили своему слушателю при звучании невероятное удовольствие.

Встретившись взглядом с мужем, Виктория на секунду остановилась, выпуская из рук подарок мужа.

— Прошу тебя, продолжай, — сказал Альдим, проходя в свой рабочий кабинет, что он всегда держал за закрытой дверью, изготовленной под заказ. Личный кабинет консула Мор-Отана имел ряд необычных особенностей. Замочная скважина данной двери при попытке вскрыть ее ненадлежащим ключом или отмычкой мгновенно включала механизм, опрокидывающий флаконы с маслом и активацию огнива, благодаря чему, даже взломав дверь, грабитель не получит спрятанные там данные, но будет одарен порцией пепла. Сняв ключ со своей шеи, он отворил створки замка и прошел внутрь. Небольшой, но уютный кабинет вмещал в себя лишь стол и кучи складируемых связок бумаг, благодаря чему в кабинете царил запах клея и древесины. Под аккомпанемент расслабляющего звучания музыки он зажег свечу, достал лист пергамента, смочил перьевую ручку в чернилах и принялся писать.

Королю Броунвальду

Отчет консула Мор-Отана в городе Гларгин (государство Галерия) № 6

Доброго времени суток, многоуважаемый король Броунвальд. За прошедший месяц, проведенный в Гларгине, мною были осуществлены две рабочие поездки в столицу Галерии (Лерменриль), а также проведена встреча с главой города Гларгин. Результаты переговоров я опишу в нынешнем сообщении. Встретившись с премьер-министром и королем государства в очередной раз, а также прочитав отчеты наших шпионов, находящихся здесь, я уверен в сохранении негативного отношения высшей политической знати Галерии к признанию власти Армады в общем Южном море правительством Банкора двухлетней давности. Галерия продолжает страдать от регулярных нападок на торговые судна, транспортирующие камень. Военные корабли едва могут их защитить, тем не менее король Тристан твердо намерен уничтожить врагов и считает их пиратами, а никак не владыками морей. Потому, как и прежде, я решительно рекомендую отозвать большинство высланных в Галерию шпионов, следящих за государством, по причине их колоссального количества и риска рассекречивания.

P.S: Прошу повторно рассмотреть кандидатуры подходящих лиц для должности консула в Гларгине по причине моего желания вернуться в Ландау.

С уважением, консул Альдим Уоррел.

Альдим аккуратно свернул письмо и положил в конверт с указаниями адресата, после чего нагрел кусочек воска над одиноко колышущимся огоньком на фитиле свечи и запечатал личной печатью.

Музыка прекратилась. Альдим заметил это и услышал мягкие шаги, крадущиеся словно кошка.

— Стой, где стоишь! — резко, не оборачиваясь, сказал Альдим, узнавая по звуку шагов свою жену.

Виктория проигнорировала предупреждение, с улыбкой подходя к мужу из-за спины.

— Я сказал: стой, где стоишь, Виктория! — на этот раз Альдим обернулся.

Глаза ее мужа были серьезны, а голос и не намекал на шутку. Словно лев, чью добычу хотят отобрать, Альдим находился в напряжении, четко давая понять, что дальнейшего шага сделать не даст.

— Хорошо, — я просто хотела…

— Позже.

Виктория отправилась в спальню, после чего, спустя пару минут, к ней отправился муж.

Солнце уже зашло за горизонт, и благоуханный морской ветер слегка завывал, продувая разгорячённую за день спальню. Альдим вошел внутрь и увидел жену, тихо сопящую под одеялом.

— Я ведь знаю, что ты не спишь, — сказал Альдим, присаживаясь с краю кровати.

— Конечно, ты ведь все знаешь. Знаешь, где мне стоять, когда уходить и как спать, — с нескрываемым сарказмом сказала жена.

— Ну, прости, Виктория, ты ведь знаешь, что я не могу пускать чужих людей в дела государства.

Глаза Виктории наполнились яростью, расширившись, словно у хищницы, обнаружившей жертву. Пальцы в мгновенье налились кровью и растопырились, как когти у львицы. Ноздри расширились, впуская в легкие воздух, в предвкушении крика, словно заряд ядра перед выстрелом. Альдим, прошедший множество битв и не раз ощутивший дыхание смерти, был прекрасным стратегом и воином, но, к сожалению, совершенно не понимал тонкости женской души, нарушив которые шансы на смерть увеличивались.

— ЧУЖИХ ЛЮДЕЙ! — словно выстрел, слова вылетели и поразили разум Альдима.

— Я не совсем это имел в виду… — бывший капитан военного корпуса Ландау, легендарный мечник севера, а ныне консул Ландау в Мор-Отане пытался неумело обороняться, случайно обидев влюбленную женщину.

— Ну все, Уоррел, защищайся! — Виктория взяла подушку и со всей силы ударила мужа в корпус, завершив комбинацией в туловище. Альдим же увернулся, пользуясь преимуществом в скорости, на ходу хватая подушку, продемонстрировав готовность к бою.

Смех и игривое настроение царило в доме Уоррелов в ту ночь, пока оба без сил не упали на пол. Комната, полностью заполненная утиным пухом и разбросанными во время боя вещами, совершенно не подходила для сна, потому пара последовала спать в гамак, расположенный на улице.

— Надеюсь, ты не обижаешься? — сказал Альдим, обнимая Викторию за плечо.

— За то, что, несмотря на факт нашего знакомства с детства и годовалого статуса мужа и жены, ты все еще мне не доверяешь, запрещая входить в комнату для писем, а когда к тебе приходят те люди, что забирают послания, или отдают их тебе, ты заставляешь меня уйти из дома, чтобы я не слушала ваш разговор? Таааак, — протяжно выдала Виктория, смешно искривляя лицо, — дай-ка подумать.

— Виктория, твой муж Альдим Уоррел всецело тебе доверяет, но консул Мор-Отана в Гларгине не может доверять никому. Я прошу тебя принять это и понять.

— Я понимаю, Альдим, и принимаю. Кстати, — Виктория, проходя мимо кухонного стола, взяла расположенную на нем деревянную коробку, судя по внешнему виду, сделанную на заказ, — у нас ведь не было обручальных колец: на Галерии так не принято. Но я решила, что что-то все-таки должно нас связывать, а учитывая твое военное прошлое, я решила сделать это.

Виктория сдвинула вперед выдвигаемую крышку и преподнесла подарок Альдиму. Внутри он увидел располагающиеся на желтой соломе два небольших кинжала удивительной красоты и размером с человеческое предплечье. Рукоять, судя по цвету и материалу, изготовлена из эбенового дерева, с вставленным в нее рубином, отражающим при движении блики огня из камина. Искривлённый клинок, судя по легкости, очевидно был сделан из огнуса, а на его поверхности выжжена надпись «Разящий виновного».

Альдим взял подарок в руку, покрутил его, а после швырнул прямо в кухонный гарнитур. Нож с металлическим звуком пронзил, словно масло, деревянную опору мебели.

— Ого! — восхитился Альдим. — Прекрасный клинок, а какая аэродинамика!

— Это не оружие, а подарок, — рассмеявшись, Виктория обняла мужа, — но, впрочем, ты можешь распорядиться им, как хочешь.

— Пожалуй, место им на стене, по соседству с моим мечом. Боюсь, что кинжал на бедре у консула — плохой знак при визите к главе города.

— Пока что он прекрасно смотрится в нашей кухне, которую я месяц выбирала и конструировала с инженерами, — сказала Виктория, укоризненно смотря в глаза любителя метать ножи.

Альдим достал кинжал из кухни и в свете ночной луны увидел специфический серый оттенок на острие клинка. — Это ведь…

— Да, это не банкорийский огнус, он добыт и обработан на Отане, в твоей родной стране. Я решила, что это будет напоминать тебе о доме.

— Виктория… — Альдим, стоя в голубой дорожке света одинокой луны, сделал небольшую паузу, повернулся к жене и обнял ее за плечи. — Это прекрасный подарок. Очень дорогой для моего сердца. Но о доме мне напоминают утренний гогот чаек, что пробудились от возвращения кораблей в порт, холодный до мурашек, но теплый для души, морской ветер, навевающий приключения, запахи солений и специй, что перемешиваются с ароматом хлопка и льна, доносящиеся с нашего рынка. Пойми, солнце Галерии прекрасно, а вода прозрачна, как душа младенца; песок такой теплый и родной, словно кровать в ранние утренние часы, но это не мой дом, мой дом там, за морем, — Альдим показал пальцем на запад, — и моя душа рвется туда.

Лунный свет отражался от глаз Виктории, придавая им еще больший голубоватый блеск. Она смотрела за горизонт, ровно туда, куда показывал муж, и невольно вздохнула: — Ты похож на моего отца, Альдим: так же расставляешь приоритеты и так же за них поплатишься.

— Ты ведь не любишь говорить об отце.

— Мне кажется, что, если я тебя не предупрежу, ты закончишь так же.

— Твоего отца казнили после обвинения… — Альдим не успел закончить, тронув весьма больную для жены тему.

— Да, в предательстве. — Слезы постепенно заполняли голубые глаза Виктории, пока не заполнили их до краев и не полились ручейком по ее румяным щекам. — Он тридцать лет отдал службе в Галерии, сражался за нее, спорил, а они повесили его, как шавку, даже не

разобравшись, и я не хочу, чтобы ты познал его участь, не хочу, чтобы на тебя стравили всех собак, не хочу, чтобы тебя облили грязью, вычищая свои черные рыльца.

— Доказательства действительно были серьезные.

— Он принял вину на себя, выгораживая другого, того, кто это, может быть, и не заслужил. Брат после этого уехал в Элеонор, подальше от Лерменлиря, а я решила перебраться к спокойным пляжам Гларгина. Боюсь, что, кем бы ты ни был: консулом или капитаном военного корпуса — тебя также могут сделать крайним в чем-либо. Давай останемся, и ты бросишь ненавистную работу. У нас хватит сбережений на три жизни вперед. Мы заживем спокойно. Прошу тебя, умоляю: не нужно тебе возвращаться в Ландау, там может быть не спокойно.

— Виктория, — Альдим крепче прижал жену к себе, — Виктория! Успокойся, все будет хорошо. Ландау — огромный портовый город, в нем безопаснее, чем в Гларгине, в сотню раз, а король Броунвальд — весьма достойный правитель, никогда не нарушающий свое слово. — После этого он посмотрел жене в глаза: — Давай поговорим об этом позже?

— Ох, Альдим, как же ты любишь заканчивать неудобные разговоры. Хорошо, пойдем спать.

С прошедшего разговора солнце и луна покорили зенит еще пять раз, но продолжение беседы так и не состоялось. Наутро одного из дней Альдим проснулся от света солнца, что поднялось на рассвете и осветило дом. Место Виктории, обычно лежащей рядом, пустовало, но его это не удивило. Пройдя на кухню, он обнаружил лист пергамента с оставленным там письмом.

Альдим, я знаю, что ты не любишь долгие разговоры, но, уж извини, это письмо, скорее всего, получится длинным и тебе придется его прочитать. Ты любишь страну и свой дом гораздо больше, чем меня, а я не готова с этим мириться. Прости мне мою эгоистичность, но я не хочу вновь пережить то, что пережила со своим отцом. Я искренне верила, что твоя любовь ко мне со временем перевесит желание служить государству, но ты остался непреклонен. Сегодня я была в городской ратуше и услышала, как секретарь говорил о письме короля Броунвальда, что возвращает тебя домой, а также слышала, что ты принял это предложение. Знаю, что ты ничего не сказал, потому что подбирал слова, но я облегчу тебе эту муку данным письмом. Я не отправлюсь вместе с тобой по причинам, описанным выше. Я люблю тебя гораздо сильнее, чем ты мог бы любить меня в ответ, а это ноша сравнима со змеей в кармане. Рано или поздно змея укусит, убив хозяина, а после найдет кого-то другого. Поэтому я

уезжаю к брату, в Элеонор. Желаю тебе, чтобы все то, о чем я тебе говорила, никогда не сбылось и каким-то из вечеров я не увидела новость о твоей смерти в газете.

Твоя бывшая жена и несбывшаяся любовь. Виктория.

P.S: Кажется, письмо вышло гораздо короче, чем я думала.

Альдим глубоко вздохнул и положил письмо на место, после чего вышел во двор, встретив взглядом ожидавшего его на деревянной лавке шпиона, что обычно занимался слежкой.

— Все по плану?

— Да, села на банкорийский корабль, что идет до Элеонора.

— Хорошо, — коротко ответил консул, оставивший свою должность несколько дней назад. — Она приняла правильное решение. В Отане она бы не прижилась.

— Что дальше?

— Едем домой, — ответил капитан военного корпуса Ландау, закрывая за собой дверь.

……

Каменные колонны, величественно возвышающиеся под своды древней крепости, дрожали, словно от страха, под градом разрывающихся пушечных ядер, засыпая каменной пылью тела падших воинов. Звон сигнальных колоколов сигнализировал о продолжающейся баталии, цена которой — жизнь каждого человека. Армия Ландау в смертельной битве отстаивала каждый сантиметр своего родного города, не собираясь сдаваться, окропив его кровью врага. Крепость, не знающая участи взятия на протяжении нескольких веков, терпела крах под натиском внезапно проникших в нее солдат. Необъятные залы и соединяющие их бесконечные коридоры стали ареной для убийств и насилия появившихся из ниоткуда пиратов.

Альдим Уоррел, покинув Инкрития и Люпуса, несся по ступенькам лестницы вверх к королевским покоям, словно голодная рысь мчится за зайцем. Встречая врагов, те не имели шансов перед бушующей яростью воина. Доминируя в скорости и силе, Альдим перерубил несколько десятков пиратов по пути к главе города. «Только бы этот идиот все сжег. Надеюсь, он не сбежал в страхе в первые секунды».

Ворвавшись на очередную лестницу, капитан заметил делящих добычу разбойников.

— Кажется, сейчас пополним припасы, — в ожидании наживы сказал краснокожий пират.

Прыгнув сверху на появившегося в лестничном пролете незваного гостя, убийца нанес режущий удар по боковой траектории, но слишком медленный для превосходящего в ловкости Альдима. Капитан военного корпуса развернулся и в контратаке рассек грудную клетку убийцы. Мгновенно совершив пируэт, он скрылся за телом умерщвлённого мародера, прикрываясь им, словно щитом, от летящих в него стрел, выпущенных из арбалета. Вытаскивая кинжал из-за пояса, он метнул его ровно в голову первого стрелка и рывком достиг второго, пока тот перезаряжал орудие. Тело медленного, но быстро убитого пирата, обмякнув, упало на камень после второго удара в голову, рука же, что первым ударом была отсечена острием меча, рухнула за несколько метров от тела после первого удара Альдима. Капли крови все больше окрашивали форму и броню одного из последних защитников крепости, придавая им бордовый цвет. Длинные черные волосы слиплись от пота и крови. Серые глаза на измаранном кровью убийц лице отчаянно искали новых врагов, подавляя невообразимое желание мести. — Жалкие твари! — прокричал он, пиная в сторону конечность пирата и подбирая заряженный арбалет.

Королевская опочивальня скрывалась в проходе за троном правителя, но, чтобы попасть туда, необходимо пройти через длинный коридор, ведущий из приемной. Именно сюда и ворвался с мечом в руке капитан военного корпуса.

Ночь близилась к концу, и верхушка солнца стала выглядывать из-за горизонта, словно шапка выглядывает из-за сугроба, бросая на море тоненькую солнечную дорожку, проникающую светом в семь широких арочных окон в южной стене комнаты. Стол, на котором подписывалось большинство поручений, лежал на полу, вдребезги расколотый неким могучим оружием. С десяток пиратов, наполняющих широкую приемную главы города, разбрасывали из ящиков позолоченных шкафов все, что попадалось под руку, в попытке найти, что подороже, не обращая внимание на капитана. Лишь сидящий на большом резном стуле мужчина, не походящий на остальных, осмотрел Альдима с ног до головы. Поза его была властной. Руку он держал на секире, стоящей черенком на мраморном полу. Ногу он поставил на труп секретаря, что восседал на стуле до своего нового владельца. Избавленная от волос кожа висков головы представлена незнакомыми капитану символами, а взгляд, прожигающий Альдима, напоминал взгляд льва, вызывающего другого на битву и определяющего вожака прайда.

Взаимный анализ не продлился и секунды, все произошло на ходу. Капитан военного корпуса Ландау даже не остановился, выстрелив точно в голову первому попавшемуся его взору пирату. Стрела пронзила череп и застряла в нем, своим наконечником продырявливая голову с другой стороны и свешивая кусочки белого вещества на своем краю. Пустующий

арбалет больше не представлял ценности, потому он бросил его в ближайшего пирата, замедлив его путь, мгновенно нырнув под атаку второго и привычно контратаковав мечом потерявшего равновесие мародера в затылок. Пируэт, защитный удар, и Альдим вновь занял выгодную позицию для удара пирата с разбитым от попадания арбалетом лбом. Рассекающий удар в шею лишил мародера жизни и запачкал треснувшие и разбитые окна королевского помещения. Провернув меч, Альдим вновь отбил удар нападавшего, грамотно защищаясь у стены и не допуская вражеского окружения. Огромная и широкая приемная главы города позволяла Альдиму реализовывать все свои самые сильные стороны. Скорость и манёвренность дарила его врагам смерть от ударов и лишала возможности на победу. Лишь один из них достал его правое бедро рассекающим ударом, нанеся капитану кровоточащую рану. Жизнь пирата и убийцы после мимолетного успеха продлилась не больше десяти секунд, пока меч не пронзил его живот в районе печени. Вытаскивая меч, капитан буквально вырвал его из брюшной полости, одновременно доставая любимый ему кинжал и швыряя его в следующего нападавшего. Четверо убийц зашли с разных сторон, потому капитан отступил в коридор, из которого ранее вышел. Узкий проход вмещал максимум двух людей, но и в этом случае лишал их маневра. Отбивая удар первого нападавшего, Альдим вонзил ему меч в ногу, заставляя того согнуться от боли и мешая другим пройти. Капитан воспользовался паузой в атакующем пиратском порыве и ударил в район уха ближайшего убийцу.

Огромный мужчина с топором в руке восседал на своем импровизированном троне, внимательно вслушиваясь в звуки металла, раздающиеся из скрытого коридором пространства. Последние четверо его подчиненных вошли в коридор, остальные же порубленными лежали в приемной.

Вдруг последний вопль раздался из коридора, и признаки битвы исчезли. Секунда тишины — и вновь шаги. Медленные и уверенные, они все приближались, пока из тьмы неизвестности вновь не появился весь в крови капитан. В правой руке он держал окровавленный меч, в левой — голову одного из пиратов, которую бросил под ноги гиганту.

— Ты, судя по морде, самый большой и вонючий кусок дерьма в этом сброде? — сказал Альдим. — Ты Мелех?

Мужчина с зловещей улыбкой смотрел на Альдима.

— Нет. Не угадал. Будь я Мелех, твоя жизнь бы закончилась в нашем бою на сто процентов. Меня же зовут Рамос, и, если честно, — капитан Армады сделал задумчивое

лицо, — твои шансы на жизнь нисколько не поднялись. А вот кто ты, я знаю, Альдим Уоррел, легендарный мечн…

Рамос, не успев договорить, в ожидании очень скорой атаки быстро поднялся на ноги и встал в защитную позицию, располагая могучую секиру поперек себя. Капитан военного корпуса Ландау, потерявший в этот день людей и город, не в силах слушать длинные и пафосные речи, рысью прыгнул в сторону капитана Армады, предвкушая вендетту.

«Он выше, больше и сильнее, а значит, медленнее. Воспользуемся преимуществом в скорости». — Альдим начал с излюбленной тактики — прыжок в разные стороны с последующим прыжком вверх и копьевидным ударом в сердце. Рамос, наблюдавший бой нападавшего капитана несколько минут назад, отметил скорость его передвижений, поэтому осознавал исходящую от него опасность. Тем не менее он совершил ошибку, ожидая удара на месте: манёвренные прыжки из стороны в стороны сбили его концентрацию, и внезапный копьевидный удар он увидел лишь в самом конце. Отбив удар от сердца, он лишь слегка перенаправил его выше по направлению к плечу.

Резкая боль пронзила тело капитана Армады, и острие меча вошло под левую ключицу, чудом не задевая легкое. Рамос отступил в бок. «Стоять нельзя: убьет». — Кровь хлынула из свежей раны, обливая красный от крови убитых каменный пол, напоминая усыпанную розами землю.

Едва приземлившись, Альдим развернулся и вновь по дуге зашел для атаки. Рамос, осознав истинную скорость своего оппонента, перекинул в руке секиру и начал кружить ею, словно лопасти мельницы, передвигаясь резво, как кошка.

«Не плох», — Альдим взвинтил темп еще выше и обрушил град ударов на своего врага.

«Он что, вообще не устал? Ладно, посмотрим, что ты можешь», — думал в тот момент Рамос.

Комбинация из режущего удара в голову с переходом в косой разрез по шее и копьевидного удара в печень не возымела успеха, но отвлекла внимание, как и планировал Альдим. Благодаря многочисленным ударам ему удалось зайти на ближнюю дистанцию, столь удобную для сражения с преобладающим в антропометрии противником, что было крайне тяжело, учитывая длинные рычаги для атаки Рамоса. Подойдя ближе, Альдим резко рухнул на правое колено и в развороте высмотрел брешь в кожаной броне огромного пирата, куда и направил лезвие меча.

Ловкий и проворный Рамос, даже несмотря на ожидаемую медлительность, оказался гораздо быстрее, вовремя убрав ногу с траектории удара и направляя секиру в затылок капитана стражи.

Кувырок вперед — Альдим парировал удар, но вновь был отброшен на дистанцию.

На это раз Рамос ждать не стал и начал атаку первым. — Мой черед! — с яростным криком огромная сила капитана Армады была вложена в рубящий секирой удар в голову.

«Блокировать смысла нет: либо разобьет меч, либо вместе с ним размозжит мне голову. Ладно, измотаем тебя». — Размышления Альдима не заняли и доли секунды. Ловким пируэтом он ушел из-под секиры, но тут же попал под новую атаку.

Рамос комбинировал удары: рубящие и режущие, с мгновенными тычками массивным черенком, не допуская контратаки, стараясь бить с левой стороны, смещая центр тяжести Альдима в сторону раненого бедра. Один из таких ударов черенком попал в район печени защитника крепости. Альдим слегка запал вправо, имитируя потерю равновесия, и жаждущий крови пират клюнул на наживку, как зверь на капкан. Огромный размашистый удар полетел в его сторону, и предсказавший его Альдим легко ушел в противоход, вновь проваливая огромную массу убийцы вперед, действительно лишая его равновесия. Меч мгновенно пронесся по направлению левой руки Рамоса и отсек ее столь же быстро, как мясник отсекает конечность на распродаже.

Отчаянный крик пронзил стены приемной, и очередная конечность упала на ее пол. Кровь хлынула из набитого мышцами плеча. Альдим же вновь помчался на врага.

Рамос, удерживая секиру одной рукой, парировал еще несколько ударов, но не знал, что, словно в шахматной партии, каждый ход уже был прописан и неминуемо вел к мату.

Доступ легендарного мечника севера к ближней дистанции теперь был открыт. В очередной раз контратакуя, Альдим рассек мышцы на левом бедре Рамоса, заставляя того пасть на колено и в следующем движении направляя меч в шею капитана Армады.

Рамос не зря носил звание капитана. Он сделал то, что мало бы кто ожидал, будь на его месте любой другой человек. Подставив отрубленную культю по направлению удара, он затормозил меч и не дал лишить себя головы, отдавая еще часть руки, как спасающийся гроссмейстер отдает пешку, чтобы не отдать короля. Секиру же, находящуюся в правой руке, он тычковым движением направил в подбородок Альдима.

Голова капитана стражи отлетела кверху, теряя из обзора массивное тело гиганта, которое тот направил в туловище Альдима. Рамос сорвал его с пола и поднял в воздух,

захватывая ноги, после чего провернул, добавив энергии, и бросил что было сил на каменный пол, прогибая свою спину. Придавив, он принялся душить капитана черенком от секиры, одновременно нанося удары головой по его незащищенному лицу

«Глупец, даже так шансов у тебя нет», — подумал Альдим и вдавил большие пальцы рук в глаза пирата. Хватка душителя ослабла и Альдим откинул массивную тушу с себя.

Вновь раздался яростный рык пирата: удар за ударом Альдим буквально фаршировал тело убийцы металлом.

Альдим поднялся на ноги, наблюдая пытающегося встать, опираясь на секиру, раненого, но отказывающегося признать поражение пирата.

— Ты проиграл, — сказал Альдим, начиная движение по направлению к Рамосу.

— Возможно. Всего лишь во второй раз в жизни. Стыдиться нечего: бой хороший, — сказал Рамос, откашливая сгустки крови и подходя к разрушенной части стены, открывающей вид на рассвет. Кровь стекала с него, будто вода с недавно постиранного белья. — Но ты проиграл, еще когда доверился Виктории.

— Что? — Альдим подошел ближе.

— Так и не понял? Виктория работала на нас, должна была следить за тобой, но ты оказался не так глуп, чтобы вмешивать бабу в свои дела, и она за все время так и не выяснила содержание твоих писем. — Боль исказила лицо Рамоса, и очередной сгусток крови вылетел из его рта, падая с обрыва в океан. — Но зато узнала, что ты все хранишь в специальной комнате в своих покоях, хотя думаю, что ты их уже сжег.

— Врешь.

— Зачем мне? Я, скорее, уже не жилец, собственно, как и ты, ведь не выберешься из крепости живым. А я не хочу, чтобы ты умирал, думая, что твоей вины в этом нет. Виктория — сестра одного из капитанов Армады, и она искренне думала, что если сможет достать письма с информацией, то ее братца отпустят. Глупая бабенка. Да, наш Сарвин сам просился в Армаду и никогда из нее не уйдет, так и тут послал ее куда подальше.

— Так тогда…

— Да, дошло, наконец? Ее отец взял на себя вину, ту, что сотворил сын, переиграл все факты в документах, будто это он отправлял и перенаправлял деньги Армады, потому что не мог смириться с казнью сына, и отдал жизнь за него, а теперь и Виктория отдала все. Да вот только плевать он хотел на семью. Она искренне верила, что его там держат в заложниках.

Деньги, алкоголь да проститутки — все, что нужно этому ублюдку. Когда мы поняли, что карты не украсть, мы решили штурмовать замок и тут уже, — Рамос улыбнулся, — потянули за другую ниточку.

— Как же так! — Альдим потерял концентрацию, шокированный новостями.

— Стреляй! — прокричал Рамос.

Пришедший в себя Альдим обернулся, но увидел лишь стрелу, летящую в него. Увернуться было уже невозможно, и стрела пронзила его грудную клетку, разрывая правое легкое и часть диафрагмы. Пока арбалетчик перезаряжал свое орудие, из последних сил Рамос развернулся и вонзил в Альдима небольшой нож, что скрытно достал из-за пояса. Дистанция была близкой, а потому Альдим перекинул меч и разрезал им шею пирата, после чего косым движением рассек ему грудь и, отталкивая ногой, отправил в свободный полет с высокой скалы.

Вновь боль озарила тело, и очередная стрела пробила его спину. Превозмогая мучения, он двинулся к арбалетчику, настигая того до перезарядки и втыкая меч в его тело. Двое пиратов, скрывавшихся за стрелком, выпрыгнули из-за тьмы и атаковали раненого воина. Альдим отбил удар, но раненая нога стала давать о себе знать, причиняя боль при движении. Пират, заметивший это, нанес удар в бедро, рассекая рану еще больше. Альдим провернул меч вокруг себя. Он пропустил удар, но таким образом получил доступ к голове краснокожего мародера, чем и воспользовался, отсекая ее. Оставшийся последний пират смотрел на изнуренного битвой, истекавшего кровью воина с несколькими стрелами, торчащими из тела.

«Как он, вообще, еще стоит», — думал на своем языке пират.

Альдим вновь ринулся на изумленного врага, сумевшего отбить первый удар. Но радость была кратковременной: после второго столь короткая жизнь оборвалась.

Альдим остался в одиночестве среди горы трупов, так желавших лишить его жизни. Стрелы, что торчали из груди и спины, стесняли движение и причиняли адскую боль. «Из груди доставать нельзя: легкое распадется, сейчас наконечник, словно клапан, закрывает отверстие. А вот ту, что в боку, нужно вытащить…хотя тогда хлынет кровь… нужно как- то отломить».

— Капитан! — юный Элдер, что совсем недавно сражался с пиратом один на один, а в последующем наблюдал невероятный бросок кинжала, выбежал из коридора. — Я помогу.

— Ты что здесь делаешь?

— Они забрали замок, капитан, но людей, успевших добраться до замка, мы эвакуировали. Я решил пробежать по крепости и подумал, что найду кого-то еще, но большинство выходов уже патрулируют солдаты Армады, — сказал Элдер, отламывая стрелы, торчащие из капитана.

Выдержав очередную порцию боли, Альдим осмотрел себя и оперся о стену, впервые за последние часы переводя дух. «Ну хотя бы так, движение не сковывает, терпимо».

— Капитан, рана в животе сильно кровоточит, я перевяжу.

— Не так сильно, как могла бы, здесь печень. Если бы попал…успел увернуться, — Альдим улыбнулся, — правда не полностью. Ладно, нестрашно, одной больше — одной меньше. Что мы имеем: две стрелы в груди, сломаны ребра, разрезан живот и мышцы бедра на правой ноге, — он откашлял кровь и сглотнул ее остатки, ощущая невероятную боль и все больше ощущаемую слабость во всем теле. — Все в порядке, Элдер, уходи, а у меня еще есть дело.

— Уже не уйти, — ответил юнец, заканчивая перевязку зияющей в животе раны. — Они там повсюду, — я пойду с вами, капитан.

— Элдер, сколько тебе? Восемнадцать? Двадцать? Сколько ты уже в академии?

— Семнадцать, капитан. Если честно, я поступил только месяц назад, но мой дядя учил меня с детства орудовать мечом.

Альдим сделал глубокий вдох и тяжело отошел от стены. Минутная передышка, и казалось, что на каждую его конечность повесили по камню. Ноги стали ватными, а руки невообразимо тяжелыми. — Мне нужно сжечь документы, которые хранятся у короля. — Капитан показал мечом на проход, ведущий в тронный зал правителя: — Там дальше только смерть. Элдер, это билет в один конец.

— Лишь сердцем озаряю тьму, да, капитан? Я читал в хрониках, что так говорили в вашем гарнизоне, когда вы один защищали башню Лароссо от разбойников. Тогда вас назвали сильнейшим мечником севера. — Элдер улыбнулся. — Отца я не знал, поэтому всегда равнялся на вас. Так вот, я никуда не уйду. Слышите!

Внизу лестницы, располагающейся в коридоре, отдаленно раздались шаги вновь прибывающего пиратского подкрепления.

— Идите, Капитан, а я прикрою, — голос Элдера слегка дрожал, но тот старался не подавать вида. Альдим это заметил, как и наполняющиеся слезами глаза. — Я прикрою, капитан. — Слеза потекла по щеке, размывая загрязнившую его пыль. — Если он там, убейте его. Убейте

морского дьявола, а я задержу этих тварей на столько, на сколько смогу. И, даже если мне удастся лишь поцарапать самого слабого из них, я буду гордится тем, что помогал Альдиму Уоррелу.

— Элдер… — Альдим выдержал паузу, — сегодня мы оба умрем, но не найдется в мире слов, что отразят гордость и честь принять последний бой в твоей компании. Для меня величайшая честь биться вместе с тобой.

Они кивнули друг другу, после чего Альдим снова воспрял новой волной ярости. Руки и ноги вновь наполнились силой, а разум — твердым намереньем мести.

Элдер встал в проходе, поднес меч ко лбу. — Лишь сердцем озаряю тьму, — прошептал он, казалось, живому клинку.

Альдим провернул меч в руке. — Лишь сердцем озаряю тьму, — произнес он и двинулся навстречу смерти.

……

Разрушенный пушечным выстрелом некогда прекрасный и знаменитый королевский зал лежал в руинах собственных стен. Гигантские каменные колонны, восходящие к мраморной крыше, напоминали атлантов, удерживающих своими могучими руками небосвод. Альдим, ловко пробравшись в зал, спрятался за одним из чудес архитектуры, после того как до его ушей донесся приближающийся цокот шагов, исходящих их королевских покоев.

Выйдя из пелены пыли и дыма, на свет показались пираты и человек, возглавляемый отряд. В нем Альдим узнал короля пиратов и после недолгой беседы вступил с ним в бой.

Кровопролитная схватка капитана военного корпуса и генерала Армады была недолгой, ибо силы быстро покидали истекающего кровью Альдима. Когда он получил очередное ранение, ноги перестали слушаться и опустились на мрамор у края обрыва. Эпсилон появился в разрушенном зале и ненадолго отвлек на себя внимание адмирала. Роковой взмах клинка, и горло рассечено.

Альдим рухнул вниз еще живым. Последние секунды даровала судьба доблестному защитнику крепости, всем сердцем любившему свое государство.

— Простите друзья. Я не справился.

Удар. Боли нет. Темнота.

— Убийца убил и сам же упал? А вот это интересно, — прозвучал из глубин неизвестности, словно эхо в горах, странный голос.