Девятый вал I: шторм судеб

Часть XI: Роковая ночь в Ландау

Инкритий, отпрыгнувший в сторону, спасаясь от каменного обвала, посчитал себя счастливчиком, не угодив под десятки камней, свалившихся с потолка крепости. Узкий проход, связывающий переднюю и заднюю часть замка, обвалился, полностью преградив путь к проходу. Пыль летала повсюду, раздражая оболочку карих глаз ученого. Размахивая рукой перед лицом в попытке раздвинуть неосязаемую пылевую вуаль, он пытался найти своих родных.

— Анна! Эпсилон! Вы меня слышите? Эпсилон, Анна!

— Мы здесь! — прозвучал голос ребенка с другой стороны забаррикадированного прохода.

— Вы живы! С вами все в порядке?

— Со мной все хорошо! — прокричал мальчик. — А вот мама…

— Инкритий, — голос Анны был с трудом различим и звучал очень тихо. — Кажется, у меня сломаны ребра, дышать …очень больно, — после небольшой паузы она добавила, — и нога, кажется, сломана.

— Анна, — голос Альдима послышался совсем близко, и Инкритий увидел старого друга, также чудом избежавшего участи быть раздавленным камнем. — Следуйте к выходу. Нам

здесь не пройти, поэтому попытаемся обойти другим путем. Вам же осталось пройти пару залов, и вы у выхода. Нас не ждите, уходите отсюда. Инкритий, — Альдим подошел ближе, убеждаясь, что друг не пострадал, — Люпусу досталось: его ногу размозжило камнем. Хватай эту палку и иди за мной.

Инкритий схватил упавшую доску, что служила опорой для потолка, после чего последовал за капитаном. Пыль стала рассеиваться, и ученый увидел, а вернее, сначала услышал стонущего от боли и лежащего в луже крови Люпуса, придавленного огромным каменным валуном.

— Я пытался его сдвинуть, но никак. Я перевязал ногу тканью, сорванной с его рукава, чтобы кровь не хлынула, как бурная река, когда мы отодвинем камень. Нужно создать рычаг: суй доску сюда, и мы попробуем сдвинуть валун.

Инкритий и Альдим, воткнув доску под камень, оперли ее на рядом лежащий осколок, создавая рычаг, затем надавили на него массой своих тел.

— Раз, два, взяли! — первая попытка был безуспешно: камень приподнялся на несколько сантиметров, но затем вновь рухнул оземь, причиняя помощнику картографа на корабле адскую боль.

— Убейте меня, прошу, слишком больно! — Люпус кричал от боли, искажая свое лицо в адских мучениях.

Альдим отломал от доски небольшую щепку и сунул страдальцу между зубов: — Держи крепко, — Инкритий, давай еще разок. Раз, два! — Наконец попытка оказалась успешной, валун поддался напору спасателей и откатился в сторону, освобождая своего пленника.

— Нога! — Люпус кричал от боли, лежа в грязной луже крови. — Моя нога! — Камень, убранный с места, обнажил взору раздавленную в лепешку конечность, напоминая червя, что переехали колесом. Большеберцовая кость треснула и раскрошилась на десятки осколков, а окружающие ее мышцы превратились в фарш, словно на лентах, прикрепленных к культе.

— Не смотри, Люпус, — Альдим достал меч и провел им по лежащему на полу факелу, что в мирное время освещал посетителям путь. — Держи его, Инкритий.

Ученый взял своего друга за плечи и посмотрел в его измученные болью глаза:

— Люпус, послушай меня, мы выберемся, слышишь? Обязательно выберемся.

Альдим занес меч и резко рубанул им по изувеченной ноге, отделяя ее от пораженной части.

Истошный крик пронзил, казалось, весь замок. Тело Люпуса, прошедшего бок о бок с Инкритием большинство экспедиций, дергалось в конвульсиях от раздирающей его мучительной боли.

— Тут кто-то есть! — раздалось на общем наречии из пелены пылевой завесы. — Проверим!

— Инкритий, сиди здесь, — Альдим, словно яростный зверь, ринулся вперед. — Как же вы меня достали, я убью вас всех! — Выскочив из пыли, он увидел двоих пиратов со странными белыми глазами и лысой головой. Двигаясь, словно лев на охоте, он бесшумно вылетел из пелены и вонзил меч одному из пиратов прямо в сердце, после чего развернулся и метнул нож ровно в глаз второму убийце. Нож достиг своей цели, полностью погрузившись в голову, а занесенная для удара рука, обмякнув, выронила меч и упала вместе с омертвевшим телом. Подоспевшие на помощь пираты кинулись на Альдима, но познавший вкус ярости войн, казалось, лишь получает удовольствие от вида струящейся из их тел крови. Пируэт за пируэтом он танцевал вокруг мародеров, словно пчела, жаля их смертоносными ударами. Первый из нападавших пал после обнажающего мозг, режущего скальп удара. Второй попрощался с жизнью в попытке застать Альдима врасплох, но сделавший ложный финт влево капитан с легкостью сменил центр тяжести и ушел в противовес, порезав левую ногу нападавшего, а после вонзил меч в шею. Третий и последний участник подмоги хотел убежать, увидев разлетающиеся мозги товарищей по грабежу, но летящий клинок, что находился в голове его друга, в момент оказавшийся в руке капитана, уже стремительно несся ему в спину. Попав ровно в позвоночник, клинок мгновенно парализовал пирата, после чего он, словно продырявленный на лету мяч, безвольно упал на грязный от сажи и пыли мрамор. Альдим медленно подошел к нему, стукая с каждым шагом острым мечом по холодному полу.

— Нет, прошу, — кашляя промолвил пират, — мы не убиваем, это все варгодийцы. Они жестоки, а наша задача — найти документы. Мы не хотели столько смертей. Варгодийцы обезумели. Прошу, не убивайте… — Договорить ему было не суждено: меч Альдима медленно пронзал череп белоглазого пирата в районе вхождения позвонков, причиняя пирату огромную боль.

— Варгодийцы? Это еще кто? Плевать, все вы сдохните, — Альдим провернул меч в голове и отправил мародера в последний путь.

Вдруг из места, в котором он оставил Инкрития, прозвучал новый страдальческий крик Люпуса. — Что такое? — спросил капитан, мгновенно достигнувший обвала.

— Я прижег рану. — Рядом с Инкритием лежал тлеющий факел с запеченными следами крови, извергающий в воздух запах только что пожаренного мяса. Разрубленная конечность Люпуса перестала истекать кровью после наспех осуществленной Инкритием перевязки. Веревка, что тот нашел рядом с обвалом, в этот момент была ничем не хуже привычного санитарам жгута, перетянувшего ногу в районе бедра и надежно прижавшего артерию к кости. — Кровотечение остановлено, но тебе нужен врач, причем срочно. Бактерии попали в рану, и ее нужно срочно дезинфицировать. Я прижег рану и обмотал культю тканью, но этого мало. — Инкритий, руками, испачканными в крови, обхватил Люпуса и помог тому встать. — Давай, Люпус, нужно уходить, не время лежать.

Альдим помог ученому и поставил Люпуса на ногу, смастерив из недавнего рычага походный костыль. — Инкритий, послушай меня, их очень много, гораздо больше, чем я думал. Солдатам нужен капитан, и я больше не могу находиться здесь. Вам осталось пройти совсем немного, и поэтому я должен вас оставить. — Альдим достал свой кинжал из-за пояса и протянул его другу. — Возьми этот клинок, он сделан из огнуса, легкий и прочный, удобный для броска.

— Это ведь…

— Да, это тот самый клинок, что подарила мне Виктория после нашей свадьбы. На нем написано «Разящий виновного». Она сказала, что этот кинжал создан для того, чтобы вершить справедливость.

— Альдим, тут ведь есть клинки, я могу взять один из…

— Возьми этот, он сделан из огнуса, легче и крепче, да и не гоже ученому ходить с пиратским клинком, — улыбаясь, сказал Альдим.

— Спасибо, — Инкритий принял подарок и спрятал его за пояс, после чего пожал руку своему друга и обнял его на прощание, не зная, увидит ли его впредь. — Альдим…прости меня за все, я глупец. Когда Анна вновь заболела, я столько наговорил и с тех пор не извинился.

— Все в порядке, Инкритий, — с улыбкой продолжал Альдим, — настоящий друг всегда разделит боль своего товарища, принимая ее и облегчая его страдания.

— И еще я… — Инкритий замер, не зная как сказать.

— Что?

— Я…возможно, та самая карта с проходом в замок хранилась в тайной канцелярии. И когда я был в «Шельме», один человек искал карты прохода по катакомбам, возможно, чтобы попасть в канцелярию, а там найти карту прохода в крепость. — Инкритий старался говорить уверенно, не побудив рассудок Альдима заподозрить его в наглой лжи.

— Нет, Инкритий, это бред, карты катакомб хранятся у меня. И лишь я и несколько старых глав военного корпуса, что были здесь до меня, знают их наизусть, и, конечно ты, которого я проводил здесь вместе с Эпсилоном десятки раз. Каждому я доверяю, и жизнь отдам за любого из них. Так что не переживай, это бред. Расскажешь об этом подробнее, когда отобьем город. А сейчас мне пора. Что бы сегодня ни случилось, береги себя и семью, — сказал капитан военного корпуса, скрываясь в темном коридоре замка.

Инкритий слегка подтянул к себе опирающегося ему на плечо Люпуса и последовал к выходу. Бледное и измученное лицо его друга напоминало труп, лишаясь своей жизненной энергии. Глаза запали внутрь, а мраморно-белая кожа покрыла слабеющее тело, что так и хотело рухнуть на пол. — Мы выберемся, Люпус! — Инкритий с трудом передвигался, практически полностью взвалив на себя раненого помощника. Проходя мимо пораженных только что пиратов, ученый всмотрелся в светлоглазого и лысоголового пирата, в котором он признал знакомого даронийца. — Малкольм…ты столько раз спасал меня из моря, зачем же ты полез сюда?

— Почему не сказал ему? — прозвучал хриплый и ослабленный голос Люпуса.

Инкритий остановился, понимая, что Люпус все знает: — Ты ведь, конечно, не о нашем путешествии в море, верно?

— Карты, я о них, Инкритий. Те, что ты передал Рамосу, полгода назад.

Инкритий продолжал идти.

— Боюсь, Люпус, как мальчишка, в страхе трясущийся перед признанием в любви, боюсь. Вот только мое чувство — это страх презрения, страх увидеть в его глазах отражение предателя, кем я и являюсь. Я не знал, не знал, что все обернется так. Не знал, что они перережут весь город. — Глаза Инкрития вновь наполнились слезами. — Думал, все обойдется банальным грабежом, а потом я признаю вину и понесу ответственность, но это…это…я не знал.

— Всегда ты так говоришь, Инкритий, — голос Люпуса становился все слабее, но в то же время наполнялся яростными мотивами. — Вечно ты ничего не знал, не понимал, не хотел. Я всю жизнь ходил с тобой в море, смотрел на тебя, как на героя. Считал, что ты — это путь

для всех людей, путь в знания и открытия, что прославят нас всех. Но с каждым путешествием в Буйное море я все больше и больше убеждался в том, что ты не тот, за кого себя выдаешь…

— Я виноват, Люпус…

— Замолчи. Я умираю, и это очевидно, так дай мне напоследок сказать то, что ты обязан услышать. Твоя алчность и желания стянуть завесу тайны с Буйного моря убила наших друзей, и даже тогда ты не остановился, потащив людей за Дарон. А потом все эти люди! Ты передал карты для спасения жены и вновь забыл об остальных. Ландау уничтожен, и в этом есть твоя вина. Даже сейчас, когда ты мог признаться Альдиму, вновь струсил, показывая свою истинную натуру.

— Герой ли тот, кто ради города отдал свою семью в лапы смерти, или герой тот, что ради семьи отдал на растерзание ей весь город? Кто я, не знаю сам, и что выбрал бы, предполагая исход, не знаю тоже. Единственное, что все еще остается сказать, я не знал, что все будет так. Как только все закончится, я сдамся Альдиму и, если я виновен, понесу наказание.

— Виновен! — Люпус, находясь за спиной Инкрития, выхватил клинок, подаренный Альдимом из-за пояса и резко вонзил его в грудь друга, останавливая его в движении.

Инкритий остался стоять неподвижно, лишь ноги его подкосились под собственной массой.

Люпус спал со спины Инкрития на мрамор, оставляя в груди друга нож, после чего отполз к стене.

Боль, поразившая Инкрития, была лишь каплей в море той боли, что он ощущал, ненавидя себя в последние годы. Душевная рана, что ныла круглые сутки, причиняла гораздо большие страдания, чем какой-то металл, пронзивший его бренное тело. Струйка крови скатилась из его рта и капнула на пол, поднимая в воздух немного пыли. Ноги, словно во сне, перестали слушаться хозяина. Инкритий упал, и холод не столько от мрамора, сколько от приближающейся кончины пронесся по его спине.

— Это ведь я подсыпал Анне яд все это время, пока гостил у вас, по заданию Мелеха, чтобы ей становилось хуже, — сказал Люпус. — Но прошу, не начинай меня ненавидеть и желать мне смерти: я сделал это, как и ты, спасая семью, которую бы я потерял, не согласившись на эту авантюру.

Инкритий был уже не в силах ответить — он лишь слушал признание друга.

— Да, тогда не только ты получил предложение от Мелеха. Пока ты путешествовал по Буйному морю, я тоже показал им, на что способен. Они быстро подняли меня на ноги, а потом я начал путешествовать с Мелехом. В то время я и получил признание. Я принял его, принял предложение, став одним из шпионов Ласкелара в Ландау, иначе они бы прирезали мою семью. Тогда Мелех и придумал весь план, план, который вынудит тебя самому прийти к армаде и попросить помощи, а в обмен ты принесешь карты, что ведут к канцелярии. Знал ли я о том, что будет? Да, знал, поэтому и вывез свою семью задолго до штурма, хотя мне уехать не разрешили. Но я себя не корю. Я не создавал эту ситуацию — ее создал ты. Ты получил выбор: море или команда, карты или жена, — и сделал его. Я лишь механизм в этом инструменте, что создал ты.

«Людям нужно искать зло вне себя, чтобы до последнего верить в правильность своих решений», — вспомнил Инкритий слова Рамоса. — Прав ты был, Рамос, ты был во всем прав. — Люпус продолжал о чем-то твердить, но Инкритий уже слабо различал звуки. — Анна, Эпсилон, простите меня. Я трус. И смерть для меня как подарок, я заслужил худшей участи, ведь умереть, ошибившись, может каждый, а исправить то, что сотворил, единицы.

— Последняя просьба, — с трудом вымолвил Инкритий, пока слезы одиноко стекали по его щекам. — Если выживешь, — голос звучал будто шепотом, — позаботься об Анне и Эпсилоне…Передай им, что нет на свете силы большей, чем моя любовь к ним.

— Если выживу, — ответил Люпус.

«Зло, причиненное тебе, вернется к тому, кто его причинил, помни об этом в судный день и прими его спокойно. Надеюсь, ты был прав, Ретина, и Мелех ответит перед судьбой». Свет потускнел в глазах Инкрития, и лишь отлитая золотом надпись «Разящий виновного», изображенная на клинке, торчащем из груди, на секунду отпечаталась в его глазах, после чего они закрылись навсегда.

………

Миллионы голосов вновь прогремели в тишине, а свет из маленькой точки разрастался все шире, пока наконец не озарил все пространство.

— Ну что, как ощущения? — сказал чародей, сидящий на стуле ровно в той же позе, в которой мгновенье назад отправил Мелеха прожить жизнь семейства Огедай.

Мелех лежал на полу и не понимал, что происходит. Он жадно ловил воздух ртом и водил глазами из стороны в сторону.

— Что? Ты кто такой? Где я? Где замок? Я умер? — кричал Мелех, недоуменно ползая по полу, так как цепь уже не сковывала его руки. — Где моя жена и сын?

Старик весело и саркастично рассмеялся, тем не менее его кожа заметно побледнела, а глаза потеряли свой свет. — Как же ты заговорил, — чародей продолжил смеяться над забывшим, кто он такой, морским дьяволом. — Я же говорил, рассудок теряется на раз — два. Для тебя прошло несколько жизней. Каково это, испытать всю боль матери, что в последние моменты не знает, будет ли жив ее ребенок через час — другой? Каково быть отцом, представшим перед тяготами выбора? Каково быть ребенком, чью мать убили на его глазах? Каково осознать, что виной всему…ты, Мелех. — Злая улыбка окропила лицо чародея, когда он наблюдал осознание ужаса на лице пирата.

Мелех повернул голову, осматривая каменный подвал, в котором находился. Память постепенно возвращалась к нему, открывая его истинную личность. — Я…Мелех? Глаза морского дьявола в испуге расширились, увидев зеркало, скрываемое стулом чародея. Ярость озарила его взор, а веки закрыли глаза в попытке не видеть отражение, словно ребенок, пытающийся проснуться во время ночного кошмара. — Нет, я не… — Затем он резко прервался и замолчал. Несколько минут он провел в тишине, стараясь привести в норму дыхание и разыгравшееся сердцебиение. Затем сел, выставив ноги перед собой, открыл глаза и, ехидно улыбнувшись, как прежде, хладнокровным взглядом посмотрел в голубые глаза чародея. — Великолепный трюк, старик, отдаю тебе должное. Задумка неплоха, но я уже говорил Инкритию, поэтому скажу и тебе: государство строится на трупах, и этого не избежать. Зло, осуществленное мной, будет зарыто под благодеяниями будущего.

— Оклемался, значит. — Чародей встал и подошел к Мелеху: — Я, собственно, и не рассчитывал, что будет достаточно только этого. Ты человек убежденный, так что, как я говорил, увидишь жизни всех, кого погубил. Ты прожил три, а впереди еще сотни жизней.

— Сейчас они для меня словно сон. Чувства были яркими, но мои убеждения их подавили. Значит, ты чародей, что призван поквитаться со мной, как говорил Ретина?

— Ну, кто я такой, сказать сложно даже мне, но, если тебе удобно, можешь считать, что я чародей. Меня зовут Алантир, и, как бы тебе объяснить… Я создал ваш мир.

— Что? Ты…

— Нет, нет, сразу нет, я не Бог. Я, как и мои братья, не знаю, кто меня создал, но у нас в этом мире есть цель, и ты поможешь ее выполнить. — Алантир последовал к выходу. — А наш

сеанс продолжится завтра: у меня есть дела. В цепи смысла нет, так как сбежать ты, конечно же, не сможешь, так что у тебя есть время подумать.

— Раз ты такой всемогущий, чего не справишься сам?

— В этом…и есть основная проблема. Я расскажу о ней, но лишь в конце нашего урока. Алантир открыл самую обычную дверь и скрылся за ней, что не совсем подходило под образ создавшего все сущее существа.

— Еще посмотрим, кто из нас окажется учителем.