12


Маркус пристально смотрит на меня через открытое пространство их подземной игровой площадки, в то время как Джеймс висит на цепях позади нас. Я не могу не ответить на его пристальный взгляд и раздраженно выгибаю бровь.


— Серьезно? — Огрызаюсь я. — Забей нахуй уже. Это моя игра. Он здесь, потому что я привела сюда Жасмин, так что будет справедливо, если я справлюсь с ним по-своему.

Глаза Маркуса сужаются, и Леви делает шаг назад, не желая иметь с этим ничего общего, а Роман прислоняется к столу со скучающим видом.

— Я же сказал тебе — нет, — говорит Маркус.

— Я услышала твое ‘нет’ громко и ясно и решила, что ты можешь пойти и трахнуть себя мачете, — говорю я, глядя на него большими, круглыми, невинными глазами, напоминая ему, что, хотя я и приторно-сладкая, я также настолько же кислая, как и они. Я не из тех, кому он хочет перечить, когда я на пятьдесят оттенков злее. — Я тебе ровня, помни об этом. Или ты забыл? Я больше не твоя маленькая сучка, которой ты можешь помыкать.

Маркус усмехается и проводит руками по волосам, чувствуя, как разочарование берет верх над ним. Он отворачивается, когда гнев захлестывает его подобно цунами, затем, сделав медленный глубокий вдох, он поворачивается и делает шаг ко мне, хватая меня за подбородок и заставляя смотреть ему в глаза.

— Ты думаешь, дело в этом? Что я просто хочу усилить свой контроль над тобой? Что я хочу вытащить свой гребаный член и смотреть, как ты падаешь на колени, как хорошая маленькая девочка, которая знает свое место? — шипит он, его темные глаза пылают яростью. — Черт возьми, Шейн. Ты думаешь, я ничему не научился за последние несколько месяцев? Я не хотел, чтобы ты ставила себя в такое положение, потому что каждый гребаный раз, когда ты вырываешься из наших объятий, я с ужасом думаю, что, блядь, могу потерять тебя. Я не хочу, чтобы ты это делала, потому что не хочу, чтобы тебе было больно. Я не пытаюсь контролировать тебя, детка. Я, блядь, хочу жить для тебя.

Я задерживаю дыхание, когда он отстраняется от меня, его эмоции слишком сильны, чтобы он мог вынести их, не говоря уже о том, чтобы пропустить их через себя. Шагнув прямо к нему, я беру его за руки, пока он не начал рвать ими на себе волосы, и переплетаю его пальцы со своими.

— Я в порядке, — бормочу я. — Я знала, что делаю, и я знала, что с тобой и твоими братьями в комнате я была в безопасности. Ты бы не допустил, чтобы со мной что-нибудь случилось, а Роман уж точно не позволил бы мне выскользнуть из его рук, если бы не одобрил.

— Потому что Роман гребаный идиот, — усмехается Маркус, прежде чем опустить взгляд на мое тело и убрать свои руки из моих. Его кончики пальцев касаются множества шрамов, уродующих мою плоть. — Да уж, — бормочет он. — С нами ты точно, блядь, в безопасности.

Гнев взрывается во мне, и я сжимаю его подбородок до синяков, чем он, кажется, наслаждается, приветствуя любую форму наказания, каким бы способом он его ни получил.

— Не смей, — рычу я, ненавидя то, что он сомневается в себе. — Каждый из этих шрамов был неподвластен тебе, и ты сделал все возможное, чтобы отомстить за каждый из них. А теперь прекрати нести чушь и убирайся нахуй с дороги. Я сделала то, что сделала, и теперь пришло время довести дело до конца.

Его глаза пылают, и я слышу, как Леви захлебывается собственной слюной и подавляет смех. Я не сомневаюсь, что с этими парнями никогда в жизни так не разговаривали, если не считать того, как ужасно с ними всегда обращался их отец, но это не в счет. Они просто не позволяют, чтобы людям сходило с рук такое дерьмо, и тот факт, что я могу это сделать, наполняет мои вены ядовитой силой, на которую не должна иметь права ни одна женщина.

Маркус задерживает мой взгляд еще на мгновение, в его глазах ясно читается вызов, но я знаю, что он видит его отражение в моих, и на самом деле он не злится на меня. Конечно, у него взъерошены перья, но на самом деле он зол на себя. Он ненавидит то, как сильно я ему небезразлична. Ненавидит мысль о том, что я могу пострадать, и это заставляет его сходить с ума. Но что он ненавидит больше всего, так это чувство бессилия, ощущение того, что он не в состоянии выключить это, что он не в состоянии оттолкнуть меня, как его всегда учили. Его сердце не позволяет ему этого.

— Этот разговор еще не окончен, — говорит он мне.

Мои губы растягиваются в ухмылке, когда я приподнимаюсь на цыпочки и касаюсь губами его губ, заслужив взгляд темных глаз Романа.

— Нет, разговор окончен, — говорю я ему. — А теперь пойдем повеселимся. Тебе не кажется, что мы это заслужили?

Его взгляд смягчается, когда возбуждение начинает нарастать глубоко внутри него.

— Хорошо, пошли.

Крючок. Леска. И долбаное грузило.

Роман отталкивается от стола, когда Маркус выходит из моего личного пространства и поворачивается к болтающемуся мужчине позади нас.

— Ты знаешь, что делать? — Спрашивает Леви, становясь рядом со мной, когда мы направляемся к стонущему мужчине.

Я качаю головой, мои губы кривятся от беспокойства.

— Нет, — честно отвечаю я ему и тот факт, что я не в своей лиге, сбивает меня с толку. — Я думала, мы просто собирались… убить его.

— Мы так и сделаем, — говорит Роман, его пронзительный взгляд сосредоточен на Джеймсе, из носа которого продолжает капать кровь после недавнего перелома. — Но сначала он должен ответить на несколько вопросов.

Я хмурюсь. Вопросы? Какого рода вопросы они вообще могут ему задавать? Мы уже знаем все, что нужно знать. Он хотел заполучить Жасмин и явно отследил ее перемещение сюда и хочет отомстить за это.

Мы становимся перед ним, и парень сплевывает полный рот крови в мою сторону, когда дергает за тяжелые цепи, удерживающие его связанным. Мои губы кривятся от отвращения, когда его слюна с влажным плеском падает мне на ноги, и, черт возьми, ярость, охватившая Маркуса в этот момент, почти комична.

Я ожидаю, что Маркус возьмет инициативу на себя, но Роман делает шаг вперед, выходит перед нами и встает рядом с Джеймсом, чтобы не загораживать нам обзор.

— Что ты делал в нашем доме? — Роман спрашивает его, и от этого грозного предупреждения “не связываться с нами” у меня мурашки бегут по спине.

Джеймс натягивает цепи, чертовски хорошо зная, чем это закончится. Он поднимает голову с отвратительной ухмылкой на губах и смотрит мне прямо в глаза.

— Я пришел за сучкой, — выплевывает он, решив уйти в типичном стиле придурка. — Она забрала то, что принадлежало мне.

Роман пристально смотрит на него.

— Ой, да брось. Ты знаешь правила. Если ты потерял свою сучку, это твоя вина. Моя не продается.

Ярость разрывает Джеймса, и он изо всех сил тянет цепи, раздирая себе кожу до крови.

— Я, блядь, не терял ее. Эта сука украла ее у меня.

— Эта сука, — говорит Роман, выплевывая это слово. — Спасла ее в той гребаной гробнице, когда ты оставил ее умирать. Так что, насколько я понимаю, она была уже не твоя. И тебе лучше, блядь, поверить, что мы забрали ее.

Джеймс смеется.

— Думаешь, мне есть до нее дело? — выплевывает он. — Нет. Я хочу ту, что мне задолжали.

— О, тебе не нужно беспокоиться об этом. У тебя будет много времени с ней, хотя я не могу гарантировать, что тебе оно понравится, — дразнит Роман, переводя свой дьявольский взгляд обратно на меня, его глаза сверкают от бесконечных вещей, которые я могла бы с ним сделать. Только вот что-то в словах Джеймса словно свинец растекается по моим венам.

— Задолжали? — Спрашиваю я. — Никто тебе ни хрена не должен. Я спасла ее, и на этом все закончится.


Джеймс усмехается, дергая за цепи и разрывая кожу.

— Но не по словам Папочки ДеАнджелиса, — говорит он, как будто это должно меня напугать. — Я заплатил за тебя кругленькую сумму и не остановлюсь, пока не получу то, что принадлежит мне.

Я смеюсь, понимание приходит ко мне, пока парни смотрят на меня прищуренными, растерянными глазами.

— Ты и есть тот покупатель, для которого меня готовили охранники? — спрашиваю я с весельем, мои губы кривятся в злой усмешке. — Мне следовало просто остаться на месте. Я могла бы убить тебя еще тогда и хорошо прокатиться по дороге домой.

Маркус делает шаг вперед, его темный пристальный взгляд устремляется на меня.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

— Ваш отец продал Ариану, — напоминаю я им. — Вполне естественно, что он поступил так же со мной. И, очевидно, этот мудак был его новым покупателем, к которому они меня готовили. Хотя я немного разочарована. Я бы предпочла парня с членом побольше.

— Отпусти меня, — рычит Джеймс. — Я покажу тебе, какой охуенно большой у меня член. То, что я сделал с Жасмин, покажется детским лепетом по сравнению с тем, как я уничтожу тебя.

Роман смеется, засовывая руки в карманы, когда Леви скрещивает свои большие руки на груди и, прищурившись, смотрит на Джеймса.

— Как ты узнал, где нас найти? — спрашивает он, а маленькие кусочки головоломки никак не складываются в единое целое. Чего-то не хватает, ключевой информации, и мальчики не остановятся, пока не получат желаемое.

Джеймс усмехается.

— Пришел на ее отвратительный запах.

Кулак Романа стремительно вылетает вперед, ударяя Джеймса по щеке и рассекая кожу от сильного удара. Маркус смеется, а мои глаза расширяются, когда я смотрю, как тело Джеймса отлетает назад; только вот, то как он висит на цепях под потолком, заставляет его вернуться за добавкой.

Роман протягивает руку и хватается за цепи у него на запястье, притягивая его к себе лицом.

— Тебе задали вопрос, — выплевывает он, абсолютно ненавидя иметь дело с богатыми ублюдками, которые думают, что они выше закона. — Как ты нас нашел?

Одно дело иметь дело с такими людьми, как Роман и его братьями, — психически ненормальными после целой жизни насилия, такими же злыми, как и они сами, — но есть и такие, как Джеймс, которые делают все это напоказ. Они хотят казаться плохими, сломленными и психопатичными. Они хотят быть большим плохим волком, а на самом деле они маленькие мисс Пигги, которые наделают в штаны при первом же признаке реальной опасности. Черт, наверняка он чувствовал себя охуенным мужиком, когда избивал Жасмин, насиловал ее день и ночь, но интересно, насколько сильным он чувствует себя сейчас.

Двое мужчин смотрят друг другу в глаза, но не продет много времени, прежде чем Джеймс сдастся. Я уже получала один из таких взглядов от Романа, и это жестоко. Черт, он даже не включал этот взгляд на полную силу на мне. Он сдерживался, просто чтобы пощадить меня. Я думаю, это как-то связано с тем шрамом. Это заставляет его выглядеть так, словно он оторвет твое лицо прямо от черепа одними зубами. Хотя я бы не осмелилась вложить эту идею ему в голову, потому что он похож на дикаря, который доведет дело до конца.

Они еще мгновение смотрят друг другу в глаза, прежде чем Джеймс не выдерживает давления и вынуждено отводит взгляд, но по тому, как на его лице появляется ухмылка, становится ясно, что он думает, что у него есть последняя карта на руках. — Ваш отец, — выплевывает он. — Джованни отдал ее, как гребаную высохшую шлюху.

Леви хихикает рядом со мной, а Роман просто качает головой.

— Ебаный ад, — говорит он. — Даже скрываясь, он все равно находит время, иметь дела с такими неудачниками, как ты.

— Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?

Роман смеется.

— Если наш отец отправил тебя сюда, то он отправил тебя умирать. Он порвал с тобой и с тем… деловым соглашением, которое у вас было.

Джеймс качает головой, на его губах появляется самодовольная гримаса.

— Ты ни черта не понимаешь, да?

Роман подходит ближе, его взгляд перемещается вверх-вниз, прежде чем вернуться к Джеймсу, его глаза подобны двум смертоносным лазерам, проникающим глубоко внутрь его жертвы. — Мне насрать, что у тебя за сделка с моим отцом, потому что, когда твоя голова будет перекатываться вон в той тачке, — говорит Роман, указывая на ту самую машину, которую мальчики будут использовать, чтобы выбросить его тело, — твоя сделка будет недействительной. Но не стоит беспокоиться, он присоединится к тебе в аду в ту же секунду, как его сучья задница вылезет из укрытия. Тогда вы двое сможете валять дурака в аду и заключать любые чертовы сделки, какие захотите.

— Пошел ты! — рычит Джеймс, выплевывая кровь прямо в лицо Роману.

Я задерживаю дыхание, моя спина напрягается, пока я смотрю шоу, и ловлю себя на том, что хватаю Леви за руку, уверенная, что Роман вот-вот сорвется и покончит с ним одним грязным ударом, но, к моему удивлению, он спокойно делает шаг назад и вытирает рукой лицо.

— Я действительно хотел бы, чтобы ты этого не делал, — говорит Роман. — Видишь ли, мы пообещали Шейн, что она покончит с тобой ради Жасмин, и теперь, я боюсь, ты собираешься заставить меня нарушить мое обещание. Но тебе повезло, что я человек слова, потому что я могу гарантировать, что все, что у нее на уме, будет глотком свежего воздуха по сравнению с тем, что я бы сделал с тобой.

Я смеюсь, а этот больной маленький дьяволенок поднимает свою уродливую голову внутри меня.

— Ничего не знаю, — бормочу я, и мой план приводит меня в полный восторг, хотя я знаю, что так не должно быть. Я должна бояться за свою душу, но мое волнение слишком велико. После того, что он сделал с Жасмин, он заслуживает самого худшего, и я получу огромное удовольствие от того, что буду той, кто это сделает.

При этих словах Роман поворачивается ко мне.

— Ты готова?

Я мгновение колеблюсь, не желая показаться слишком нетерпеливой, в конце концов, предполагается, что я самая невинная из всех нас. Что бы они подумали обо мне, если бы узнали, насколько зловещими, больными и извращенными были мои мысли?

— Ты не хочешь сначала выяснить, что это была за сделка? — Спрашиваю я, уверенная, что продажа меня ему была не той сделкой, о которой он говорит.

Роман качает головой, и возбуждение вспыхивает во мне, как адское пламя. Он стягивает рубашку через голову, обнажая свой скульптурный торс, и мой рот наполняется слюной, а бедра сжимаются. Он чертовски великолепен.

— Нет смысла, — бормочет он, совершенно не обращая внимания на суматоху, которую он вызвал в моем теле и разуме. — Какая бы сделка у них ни была, после этого она не будет иметь значения. Хотя, очевидно, это тот самый парень, из-за которого мой отец переживал, что мы встретимся во время вечеринки в гробнице. Итак, по крайней мере, на некоторые вопросы мы получили ответы ответы.

— Хорошо, — медленно произношу я. — Итак…

— Итак, этаж в твоем распоряжении, — говорит Маркус. — Если тебе понадобится помощь с чем-нибудь, просто дай нам знать. Голыми руками, инструментами, зубами… чем хочешь, но лучше заставь меня гордиться тобой. Я притащил его сюда не для того, чтобы он получил простую пулю между глаз.

Я встречаю игривый взгляд Маркуса, и озорная ухмылка растягивается на моем лице.

— Где эти инструменты, о которых ты говоришь?

Маркус смеется, прежде чем широким жестом указать рукой в сторону комнаты.

— Они здесь, если понадобится.

Он показывает дорогу, и я следую за ним с трясущимися руками. То, что я собираюсь сделать, — большой шаг. Есть огромная разница между тем, чтобы застрелить отца, и тем, чтобы убить человека, который любит держать людей в заложниках. Это хладнокровное убийство из мести, но после того дерьма, которое я уже натворила, какое значение имеет еще одно убийство? Если меня поймают, я и так отсижу максимальный срок. С таким же успехом я могу сделать так, чтобы это имело значение и убрать с улиц как можно больше мудаков в процессе.

Маркус демонстрирует широкий спектр инструментов, и я с любопытством рассматриваю их, пытаясь представить результат работы каждого из них. Здесь есть дрель, пила, всевозможные молотки. Это как если бы мальчики зашли в хозяйственный магазин и просто сказали: "Мы возьмем все" — и вышли.

Мой взгляд скользит по всему ассортименту, пока я, наконец, не нахожу то, что ищу, и улыбаюсь этому ублюдку. Подойдя к нему, я обхватываю пальцами ручку и поднимаю ее. Она намного тяжелее, чем я думала, но я справлюсь. Не похоже, что мне он надолго понадобится.

— Трахни меня, — с обожанием выдыхает Маркус, глядя на бензопилу в моей руке. — Ты моя гребаная королева. Я тебе когда-нибудь это говорил?

Я улыбаюсь ему в ответ и поднимаю брови.

— А я-то думала, ты злишься на меня.

— К черту это, все, чего я хочу, это трахнуть тебя сейчас.

— Что ж, возможно, у тебя появится шанс, — говорю я ему, оглядываясь на Джеймса, а затем задумчиво опускаю взгляд на свою бензопилу. — У тебя случайно нет с собой защитной маски, а? — Спрашиваю я, размахивая рукой перед лицом, испытывая отвращение при мысли о том, что я не просто окажусь в зоне брызг, я приму на себя основной поток. — Может быть, плащ?

Маркус смеется.

— Прости, детка. С этим ты справишься сама, — говорит он мне, нежно кладя руку мне на поясницу и ведя меня к парням.

— Что ж, блядь, — говорит Леви, бросая взгляд на Романа, когда тот рассматривает бензопилу. — Мы недооценили тебя.

— Люди обычно так и делают, — говорю я ему, прежде чем сделать шаг вперед и положить бензопилу перед Джеймсом, поскольку вес этой дурацкой штуковины заставляет мою руку молить о сладком освобождении.

Джеймс в ужасе смотрит на бензопилу, его дыхание становится частым, он задыхается и качает головой, сильно дергая за цепи и заставляя звук эхом разноситься по огромной подземной игровой площадке.

— Нет, — выплевывает он, давая мне именно то, что я хочу. — Что, блядь, с тобой не так? У тебя что, совсем крыша поехала? Тебе это с рук не сойдет, ты, гребаная психованная сука.

Я поднимаю руку и показываю ему, чтобы он замолчал.

— Заткнись, — предупреждаю я его, жалея, что нет никакого способа связаться с Жасмин, чтобы показать ей этот драгоценный момент, хотя этого никогда не произойдет. Она давно сбежала, в безопасности со своей семьей и пытается забыть об ужасных вещах, которые совершил этот человек. — Ты мерзок, ты знаешь об этом? — Спрашиваю я. — Я с превеликим удовольствием избавлю этот мир от тебя.

— Пошла ты, — выплевывает он.

— Послушай, я не планировала ничего засовывать тебе в задницу. Этого не было в сегодняшнем расписании, — говорю я ему, подходя к нему и разрывая его рубашку посередине, позволяя ей распахнуться. — Но, если ты настаиваешь, я была бы более чем счастлива услужить.

Ужас отражается на его лице, и меня не удивляет его страх быть оттраханным в задницу. Такие парни обычно боятся этого. Идея повалить женщину на землю и неоднократно насиловать ее — это круто, но в ту секунду, когда в дело вступает его задница, он убегает, как гребаная сука. Меня это раздражает. Люди, которые не могут принять то, что им предлагают, — самый слабый тип людей. Ему просто повезло, что у меня нет абсолютно никакого намерения возиться с его задницей. Я не могла придумать ничего хуже. Кроме того, то, что я планирую его убить, не означает, что я должна снижать свои стандарты и убеждения.

Слыша за спиной веселые смешки Маркуса и Леви, я не могу сдержать широкой улыбки, расползающейся по моему лицу. Я, должно быть, выгляжу как спятившая сумасшедшая. Но, эй, почему бы и нет? Он причинил боль Жасмин самым жестоким и унижающим достоинство способом, и за это я позабочусь о том, чтобы его последние несколько мгновений на этой большой земле прошли в самом ужасающем страхе. Черт, кто знает, скольким другим женщинам он причинил боль.

Нагнувшись, я беру бензопилу и осматриваю ее. Не могу сказать, что я когда-нибудь пользовалась такой, и, честно говоря, я ее побаиваюсь. Не хочу потерять палец, но и не хочу показаться дилетантом перед этим парнем. Я хочу, чтобы он меня боялся. Я хочу, чтобы он начал молиться тому богу, в которого верит. Хочу увидеть, как он наложит в штаны, встретившись с моими глазами.

Леви прочищает горло.

— Тебе помочь?

Я качаю головой, решив разобраться сама.

— Я справлюсь, — заявляю я с предельной уверенностью.

Роман что-то бормочет себе под нос, и этот тихий звук посылает волну сомнения в мой разум, которая разрастается во мне, как раковая опухоль.

Этот засранец. Почему он всегда должен портить все хорошее?

Ощупывая бензопилу, я ищу какую-нибудь кнопку включения, но, дважды осмотрев ее, нахожу лишь странную маленькую пластиковую штучку, торчащую сбоку. Я должна за нее потянуть? Я бросаю взгляд на Маркуса, он едва заметно кивает, читая мои мысли, и я, ни секунды не колеблясь, обхватываю пальцами маленький пластиковый держатель и тяну его изо всех сил.

Из бензопилы торчит длинная веревка, и моя рука болит от движения, но ни черта не происходит.

— Что за черт? — Бормочу я, делая еще одну попытку, в то время как Роман наблюдает за мной с ухмылкой.

Моя рука начинает гореть, и Леви в конце концов делает шаг вперед.

— Подвинься, — говорит он мне, прежде чем взять бензопилу, обхватывая пальцами пластиковую ручку для запуска двигателя. Он дергает ее с искусной точностью, его мускулы бугрятся и демонстрируют наилучший вид, когда мотор немедленно отзывается. Но я не сомневаюсь, что эти пальцы заведут и мой мотор.

Леви вручает мне бензопилу, кратко объясняет, что нужно делать, и я провожу испытание, оттягивая рычаг и наблюдая, как вращается лезвие. Резкий, звонкий смех вырывается из меня, а мои глаза расширяются.

— Срань господня, — кричу я, оглядываясь на Маркуса. — Ты это видел?

— Конечно, детка, — говорит он, подбадривая меня.

Поворачиваясь обратно к Джеймсу, я смотрю на него с широкой улыбкой, позволяя ему увидеть извращенное, темное животное, которое живет глубоко внутри меня.

— Извини за это, — говорю я тошнотворно сладким тоном, наполненным самой обманчивой невинностью. — Я девственница по части бензопил, но, думаю, я разобралась со всеми нюансами. Я готова.

Он смотрит на меня, его челюсть крепко сжата, но я вижу всепоглощающий страх в его глазах. Я сомневаюсь, что он знает, что я планирую сделать, но там, где задействована бензопила, ничего хорошего быть не может.

Мотор грохочет эхом по всей игровой площадке парней и отскакивает от каждой стены, и когда я поднимаю ее немного выше, крепко сжимая тяжелую машину, мои руки трясутся от ее вибрации. Свирепость охватывает меня, когда я подхожу вплотную, чтобы встретиться с испуганным взглядом Джеймса.

— Это за каждую женщину, которой ты когда-либо причинил боль. За каждую женщину, чью невинность ты украл, чье достоинство втоптал в грязь. Это их месть, их гребаное время блистать.

И с этими словами я тяну рычаг назад, наблюдая, как острое зазубренное лезвие вращается с невероятной скоростью. Крики Джеймса разносятся по игровой площадке, навязчивый звук подобен музыке для моих ушей, и, не колеблясь ни секунды, я прижимаю зазубренное лезвие к его поясу и вонзаюсь прямо в его плоть.

Кровь хлещет, как из мощного шланга, обливая меня с головы до ног, но я продолжаю в том же духе, вспарывая его бедро и ломая позвоночник. Мотор трясется, и мои руки горят, но я не осмеливаюсь остановиться, моя решимость не знает границ.

Его нижняя половина болтается, и когда я отрезаю последние куски плоти, она падает, как мешок с дерьмом, в то время как его запястья удерживают верхнюю половину тела на цепях. Я даже не помню момент, когда он умер. Это было, когда я впервые коснулась его бензопилой или когда я перерубила ему позвоночник? Возможно, причиной стала быстрая потеря крови. Я понятия не имею.

С тяжелым грохотом я роняю бензопилу, мотор глохнет, и позади меня воцаряется абсолютная тишина. Они шокированы тем, что я только что сделала? В ужасе? Завелись? Не думаю, что меня это вообще волнует.

Я чувствую, как волна тьмы поглощает мою душу, и я без сомнения знаю, что то, что я только что сделала, дорого мне обошлось, но я не могу найти в себе сил для беспокойства. Эти женщины заслужили, чтобы с этим монстром расправились, как с гребаным животным, которым он и был. Жасмин заслужила это.

Я вытираю лицо руками, избавляясь от крови, пропитавшей кожу, но все, что получается, — это размазать ее еще больше. Я чувствую себя так, словно в меня ударила молния, и это придало мне непобедимой силы, пульсирующей в моих венах.

Время замедляется, и я чувствую, как мое сердце громко стучит в ушах, когда я поворачиваюсь лицом к братьям. Роман смотрит на меня потрясенным взглядом, и я на мгновение замечаю, как его рот шевелится при словах:

— Срань господня.

Беспокойство мелькает во взгляде Леви, когда он изумленно смотрит на меня, но Маркус… черт, он выглядит так, словно только что наблюдал за ангелом, сошедшем с небес.

Он подходит ко мне и берет мою дрожащую руку в свою, прежде чем упасть на колени, кровь Джеймса разбрызгивается вокруг него. Маркус удерживает мой взгляд, его большие темные глаза захватывают мои с такой интенсивностью, что заставляет мое сердце биться в миллион раз быстрее.

— Шейн Мариано, — выдыхает он, как будто слова даются ему с трудом. — Я так чертовски влюблен в тебя.

Загрузка...