Дикари

32

Она ненормальная, у нее в голове полный пиздец.

— Э-э-э… что? — говорю я, смех клокочет у меня в горле. Моя мать? Да что с этой сукой не так? — Еще раз?

— Ты слышала меня, дитя мое, — говорит она, не впечатленная моим ответом. — Я твоя мать. Я родила тебя в маленьком отеле в самом сердце Сиэтла двадцать два года назад. Никто не должен был знать о твоем существовании. Семья Моретти набирала силу, и у нее было много врагов. Это было неподходящее время для воспитания ребенка, ты стала бы мишенью, а я не могла этого допустить. Такая жизнь не для ребенка.

Я тяжело сглатываю, пытаясь смириться со всем. Я никогда не знала, кем была моя мать. Мой отец никогда не говорил о ней, но я еще в юном возрасте научилась не задавать ему вопросов, особенно тех, которые, по его мнению, меня не касались.

— Ты моя мать? — Я повторяю.

Она кивает, выдерживая мой пристальный взгляд.

— Да.

Мое сердце бьется чуть быстрее, когда я пытаюсь понять, что на самом деле значит быть дочерью Джии Моретти.

— Ты моя мать, и ты подумала, что отправить меня жить с моим отцом было лучшим решением для меня?

Она снова кивает.

— Да, твой отец был уважаемым человеком. У него был хороший дом, и у него все было в порядке с финансами, плюс я снабдила его достаточным количеством наличных, чтобы обеспечить тебе хорошую жизнь. У тебя было все, что тебе было нужно. Частные школы, хорошая одежда, машина. Как ты смеешь намекать, что я не принимала близко к сердцу твои интересы.

Раскатистый смех вырывается из глубины моего живота, когда я становлюсь совершенно ошеломленной каждым нелепым комментарием, слетающим с ее губ.

— Мой отец был жестоким пьяницей, — говорю я ей. — Он проиграл все до последнего цента, что у нас были. Я не ходила в частные школы, у меня не было ни модных машин, ни одежды. По ночам я пряталась в своей комнате, чтобы меня не били, а завтрак ела из ближайшего мусорного бака, чтобы не умереть с голоду. К тому времени, когда я стала подростком, я запирала свою дверь, потому что была слишком чертовски напугана тем, что он войдет. Ты мне ничего не дала. Я страдала каждый гребаный день, и у меня есть шрамы, подтверждающие это.

Джиа подходит ко мне, хватает за подбородок, чтобы поднять мой взгляд на нее. В глубине ее глаз клубится гнев, хотя что-то подсказывает мне, что она не причинит мне вреда.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

Я вырываюсь из ее хватки, тот же самый огненный гнев горит в моих венах.

— Ты взяла не того ребенка, леди. Я не принцесса мафии из частной школы.

Я собираюсь повернуться, когда слышу звук шин, проносящихся по гравийной дороге, и меня охватывает облегчение. Что бы это ни было, черт возьми, это скоро закончиться. Мальчики отвезут меня домой, и я смогу притвориться, что не слышала ни единого чертова слова, или что ее глаза не были до ужаса похожи на мои.

Охранники Джии вздрагивают, когда парни выходят из машины и направляются ко мне, их глаза быстро сканируют меня, чтобы убедиться, что мне не причинили вреда.

— Не делайте глупостей, — предупреждает она их, когда они подходят ближе. — У вас уже хватило наглости прийти сюда.

Взгляд Романа устремляется на Джию, и я хмурю брови, замечая, как непринужденно они двигаются. Почему они не ворвались, как обычно? Почему у них еще нет оружия в руках?

— У тебя хватило наглости ворваться в наш дом и забрать то, что принадлежит нам.

— Вам? — Она смеется, глядя, как все трое парней проходят прямо через кольцо охранников, и ни один из них не пытается их остановить. — Вы похищаете мою дочь и ожидаете, что я буду стоять в стороне и смотреть, как вы развращаете ее?

Маркус подходит ко мне и берет меня за руку, молча давая понять, что я в безопасности, но я поворачиваюсь к ним лицом, и мой взгляд скользит по каждому из их виноватых выражений.

— Вы знали об этом, не так ли? — Требую я, выплевывая слова на каждого из них и вырывая свою руку из руки Маркуса, когда яростная волна предательства обрушивается на меня, одним махом разрушая доверие, которое я испытывала к мальчикам. — Как вы могли не рассказать мне о чем-то подобном?

Леви сжимает челюсти, его взгляд переходит на Джию, а затем возвращается к моему.

— Это было частью сделки. Мы защищаем тебя от Джованни, и она позволяет тебе оставаться с нами.

Я смеюсь, обхватив рукой живот.

— Позволяет мне? — Я усмехаюсь, переводя яростный взгляд на женщину, которая предположительно является моей матерью. — Ты не имеешь права позволять мне что-либо делать. Может, в моих венах и течет твоя кровь, но ты мне не мать.

— Как ты смеешь, — выплевывает она. — Я проверяла тебя каждый месяц. Я оплачивала твою жизнь.

— Ну, ты проделала фантастическую работу, — усмехаюсь я, поворачиваясь обратно к парням. — Садитесь, блядь, в машину. Нам, видимо, нужно кое-что обсудить.

В их взглядах снова мелькает чувство вины, и я толкаю Маркуса в бок, чтобы заставить его двигаться, но Джиа делает шаг вперед, останавливая наш побег.

— Ты никуда не уйдешь, пока я с тобой не закончу.

Я оглядываюсь через плечо, раздражение придает мне глупой храбрости.

— Ты закончила со мной в ту же секунду, как отправила меня жить к отцу. Ты сама сказала, что набирала силу. У тебя были средства, чтобы воспитать меня в подходящей обстановке и обеспечить мою безопасность. Черт возьми, ты когда-нибудь слышала о школе-интернате? Вместо этого ты предпочла отослать меня к мужчине, которого едва знала. Признайся, ты просто не хотела быть моей матерью. Ты хотела избавиться от своей ошибки и прожить свою жизнь на вершине мира.

Джиа качает головой, и что-то вспыхивает в глубине ее глаз.

— Я не знала, что твой отец издевался над тобой. Если бы я знала, я бы вмешалась. Один из моих людей встречался с твоим отцом раз в месяц и возвращался с полным отчетом. Очевидно, кто-то предал мое доверие, и я займусь этим вопросом. — Она подходит ко мне и берет за руку, тепло наполняет ее глаза. — Я знаю, ты не хочешь мне верить, но ты ошибаешься. Я бы бросила все, чтобы вернуться и стать матерью, которую ты всегда заслуживала.

Искренность льется из нее, и мои глаза наполняются слезами.

— Что было такого ужасного в том, чтобы растить меня рядом с собой? — Шепчу я, преодолевая комок в горле.

Джиа смотрит на мальчиков рядом со мной и качает головой.

— Посмотри на них, — говорит она. — Посмотри, в какой жизни они выросли. Они научились убивать людей раньше, чем водить машину. Как я могла обречь на такую же участь свою единственную дочь?

Я тяжело сглатываю и смотрю на парней: часть меня понимает, что она права, а другая часть отчаянно мечтает, чтобы у меня была та жизнь, которая всегда должна была быть.

— Не знаю, как ты, — бормочу я. — Но когда я смотрю на них, я вижу трех невероятно сильных мужчин, которые преодолели все трудности. Они не слабые из-за того, что выросли со своим отцом, им просто пришлось узнать истинное значение того, что нужно для выживания, намного раньше, чем кому-либо другому, и из-за этого они сильнее всех, кого я когда-либо знала.

Джиа наблюдает за мной любопытным взглядом, и от ее напряженного взгляда я готова расклеиться.

— Ты влюблена в этих троих мужчин, не так ли?

Я киваю, зная, что она видит это так же ясно, как и я.

Она вздыхает и бросает быстрый взгляд на прихвостня с дредами.

— Это будет проблемой.

Охранник кивает ей в ответ, и она возвращает взгляд на меня. Затем без лишних слов охранник с дредами поднимает пистолет и в течение двух секунд выпускает пять идеальных пуль, каждая из которых попадает прямо в глаза оставшимся в комнате охранникам.

Они падают на землю, и мои глаза вылезают из орбит.

— Какого черта? — Я визжу, и Маркус хватает меня и дергает себе за спину, все трое парней с пистолетами наготове: два нацелены на Джию, в то время как третий нацелен на единственного оставшегося охранника.

— Мне жаль, что тебе пришлось стать свидетелем этого, — говорит Джиа, нисколько не обеспокоенная направленными на нее пистолетами парней. Она тяжело вздыхает и фокусирует на мне свой тяжелый взгляд. — Я больна, Шейн, — наконец произносит она, объясняя мне, ради чего проделала весь этот путь. Мальчики застывают рядом со мной, и я хмурю брови, не понимая, что происходит. — У меня остался год, может быть, два, и когда это произойдет, от тебя будут ожидать, что ты займешь мое место.

Ужас разрывает меня на части, но прежде, чем я успеваю сказать ей, как я сожалею о ее болезни, а также сказать ей, что она сумасшедшая, если думает, что я займу ее место главы семьи Моретти, она продолжает.

— Семья ДеАнджелис — наш злейший враг на протяжении поколений. Мне требуется большое самообладание, чтобы не наставить на них пистолет сейчас и не оборвать их жалкие жизни, однако из уважения к тебе я этого не сделаю. Но проблема в том, что в тот момент, когда ты займешь мое положение главы семьи, все твои маленькие грязные секреты будут раскрыты, и в тот момент, когда они обнаружат твою романтическую связь с этими мужчинами, ты будешь зарезана, как животное.

Мой взгляд перемещается на мертвецов вокруг нас.

— Так вот почему они мертвы? — Спрашиваю я.

Джиа кивает.

— Я не могу рисковать, чтобы об этом стало известно.

— Что ж, блядь.

— Вот именно.

Между нами воцаряется молчание, а на мои плечи ложится тяжесть. Я до сих пор не знаю, как отношусь к тому, что самая опасная женщина на планете — моя мать, и уж точно не знаю, как отношусь к тому, что она больна и умрет в ближайшие два года и заставит меня пройти долгий путь через ад на ее место. Понятно, что именно поэтому она пришла ко мне, но от всего этого у меня в груди все сжимается и трудно дышать.

Не уверенная, что делать дальше, я благодарна Леви за то, что он задал вопрос, ответ на который мы все хотим знать.

— И что теперь? — спрашивает он. — Мы чертовски уверены, что не отдадим ее.

Джиа качает головой, ее глаза постоянно возвращаются к моим.

— Я не хочу, чтобы вы ее отдавали, — говорит она мальчикам. — Я хочу, чтобы вы продолжали оберегать ее, продолжали любить ее, продолжали давать ей жизнь, которая всегда была ей предназначена. — Она замолкает и снова делает шаг ко мне. — Просто знай, что я всегда буду наблюдать, всегда скрываться, и когда придет время, я найду тебя снова.

С этими словами она кивает своему охраннику, и они вдвоем начинают идти к выходу из старой фабрики, но как только они собираются выйти через большие двери, я мчусь за ней.

— Подожди, — кричу я, останавливая их обоих. Джиа оглядывается с надеждой в глазах, и что-то ломается внутри меня. — Ранее ты сказала, что со мной было трудно связаться. Что ты имела в виду? Ты пыталась связаться со мной раньше?

Она кивает, и на ее губах появляется ласковая улыбка.

— Да, — говорит она. — Однако твои мальчики возвели вокруг тебя настоящие стены.

— Что ты имеешь в виду?

Она пожимает плечами, пытаясь вспомнить ситуацию.

— Совсем недавно мои люди вытащили ту беременную женщину из камеры Джованни.

— Что? — Спрашивает Роман, его глаза расширяются, и он делает шаг вперед ко мне, он протягивает руку и прижимает ее к моему животу, как будто ему нужно физическое прикосновение, чтобы удержаться на земле. — Фелисити была у тебя?

— Она была твоей? — Спрашивает Джиа, ее взгляд ожесточается из-за того, что ее прервал не кто иной, как ДеАнджелис. — Я так и думала, что этот ребенок принадлежит одному из вас.

— Что ты с ней сделала? — Требует Роман.

Джиа пожимает плечами, ничуть не обеспокоенная отношениями Романа с Фелисити.

— Ничего необычного. Она знала замок, и мы решили, что она будет нашим лучшим шансом получить доступ к Шейн. Мы освободили ее из камеры твоего отца и сказали ей, что если она сможет вытащить Шейн, то сможет сбежать, спасая свою жизнь. Мы дали ей пистолет, паспорт и машину для побега. У нее было все необходимое для успеха, но она все равно потерпела неудачу. Она была слаба.

Роман делает шаг вперед, и охранник вздрагивает.

— Ее схватили и отправили обратно в камеру гнить. Ты могла бы спасти ее.

В глазах Джиа вспыхивает ярость, и она надвигается прямо на Романа, он резко возвышается над ней, как и надо мной, но все же ей удается казаться намного выше.

— Я позволила ей уйти, даже после того, как она провалила свое единственное задание. Я отпустила ее. Мои люди не преследовали ее в лесу. Это не моя вина, что ее снова схватили, и уж точно не моя вина, что вы трое были слишком глупы, чтобы пойти за ней.

— Что ты только что сказала?

— Ты слышал меня, — огрызается она. — В ту ночь в лесу были не только люди твоего отца. Ты вырезал мою семью вместе с его, чего я никогда не забуду.

— Не веди себя так, будто я здесь злодей, — предупреждает он ее. — Ты привела своих людей на мою территорию. Я не виноват, что их убили, это твоя вина. Ты знаешь правила.

Убирая руку Романа со своего живота, я протискиваюсь между ними, сильно толкая Романа, поскольку, давайте посмотрим правде в глаза, у меня недостаточно большие яйца, чтобы толкнуть Джию.

— Ладно, думаю, все, что нужно было сказать, уже сказано, — говорю я им, кивая Маркусу и Леви, чтобы они забрали своего брата, прежде чем он прорвется мимо меня и начнет еще одну войну, в которой мы не в состоянии участвовать.

Они подходят и оттаскивают Романа назад, и Джиа делает то же самое, давая мне пространство, прежде чем обратить на меня свой разгоряченный взгляд и явно пытаясь успокоиться.

— Было бы разумно держать знание о своей родословной при себе, — предупреждает она меня. — Никому не пойдет на пользу, если станет известно, что у меня есть дочь. Есть много злых мужчин, желающих занять мое место, но единственный человек, которого я вижу достаточно сильным, чтобы возглавить такую семью, как моя, — это ты.

Я киваю, и она делает еще один шаг назад.

— Вам лучше убраться отсюда, — говорит она. — Разве вам не нужно спешить на важную встречу?

Маркус застывает вместе с двумя другими и расправляет плечи перед Романом.

— Откуда, блядь, ты знаешь о нашей встрече?

Она показывает ему большой палец вверх.

— Отличная работа по правдоподобному отрицанию, — поддразнивает она. — Золотая звезда для тебя. — Видя его непонимающее выражение лица, она закатывает глаза. — Я Джиа Моретти из семьи Моретти. Моя работа заключается в том, чтобы знать, когда мои враги падают, а вы трое, несомненно, падете. Это был смелый шаг, надо отдать вам должное, но я слишком много лет противостояла вашему отцу. Он снова поднимется, и когда он это сделает, вам троим лучше быть начеку… если я не опережу его.

Джиа ухмыляется, намекая на то, что по крайней мере один из мужчин семьи ДеАнджелис снабжает ее информацией, и, черт возьми, мальчикам это ни капельки не нравится.

Не сказав больше ни слова, Джиа быстро исчезает со своим охранником с дредами, оставляя мне только одно — проклинать этих троих ублюдков, пока у меня из горла не пойдет кровь.

Я медленно поворачиваюсь, во мне закипает гнев, и когда я встречаю их тяжелые взгляды и вижу, как вина разливается по их красивым чертам, я делаю глубокий вдох, чертовски хорошо понимая, что сейчас из глубины меня вырвутся несколько чертовски длинных фраз, и мне понадобится вся помощь, которую я смогу получить.

— ЧТО, БЛЯДЬ, С ВАМИ НЕ ТАК, УБЛЮДКИ? — Требую я. — ВЫ ЗНАЛИ, ЧТО ДЖИА, БЛЯДЬ, МОРЕТТИ МОЯ ГРЕБАНАЯ БИОЛОГИЧЕСКАЯ МАТЬ, И ВЫ НЕ СКАЗАЛИ НИ СЛОВА, ЧЕРТ ВОЗЬМИ? БЛЯДЬ!

Роман испускает тяжелый вздох и делает шаг от своих братьев, оказываясь прямо передо мной. Его пальцы касаются моей руки, и я отстраняюсь от него, предательство обжигает меня, как никогда раньше.

— Давай же, — бормочет он, его братья нерешительно следуют за ним, более чем готовые к тому, что я надеру их сучьи задницы. — Ты можешь проклинать нас в машине, но Джиа права. Нам нужно вернуться домой, пока мы не пропустили эту встречу, иначе мы потеряем их навсегда, и все, ради чего мы работали, пойдет прахом.

Я смотрю на него снизу вверх, мой острый взгляд буравит его жидкие лазеры.

— Отлично, — говорю я ему. — Но за рулем буду я, и тебе лучше поверить, что я собираюсь выместить все на машине, и ни на секунду не думай, что тебе удастся вставить хоть одно гребаное слово. Вы трое будете сидеть сзади в полной тишине, а я буду проклинать ваши сучьи задницы, пока у меня не пересохнет горло. Поняли?

Они все кивают, и я разворачиваюсь на пятках, направляясь обратно к черному внедорожнику, только чтобы увидеть машину Джии, выезжающую с задней части участка.

— Поторопитесь, блядь, — говорю я придуркам за моей спиной. — Залезайте, пока я вас здесь не оставила.

И вот так я стремительно обхожу машину и сажусь на водительское сиденье, при этом мне приходится сдвинуть кресло вперед, чтобы иметь возможность дотянуться до педалей. Я нажимаю на кнопку автоматического запуска, и двигатель с ревом оживает, когда три жалких ублюдка, которые решили, что это хорошая идея — предать мое доверие, скользят на заднее сиденье. Едва за Маркусом закрывается дверь, я нажимаю на газ и, не теряя времени, позволяю им ощутить весь мой гнев.