Дикари

33

Дорогие "Ламборгини" и "Феррари" загромождают дорогу перед домом, когда я останавливаю внедорожник у особняка семьи ДеАнджелис.

— Черт, — бормочет Маркус, и это первое слово, которое он произносит за всю обратную дорогу. — Ты что, не можешь припарковаться сбоку или еще где-нибудь? Все эти ублюдки увидят, как мы вместе вылезаем с заднего сиденья, словно кучка провинившихся школьников.

— Выметайся на хрен, пока я не устроила сцену, — говорю я ему, мое горло першит от того, что я орал на них последний час.

Члены семьи, которые выглядят так же, как они, наблюдают за ними с верхней ступеньки лестницы, и я ухмыляюсь, глядя на легкое смущение, наполняющее их вены. Впрочем, это ненадолго. Они на вершине пищевой цепочки. Их можно застать со штанами на лодыжках, трахающими пирог с заварным кремом и поющими "У Мэри был маленький барашек", и они все равно будут выглядеть как самые смертоносные мужчины на земле.

Маленькие победы, верно?

Роман и Маркус идут впереди, пока Леви ждет меня, не желая, чтобы я входила одна в особняк, полный убийц с сомнительной моралью из мафии ДеАнджелис. Его рука прижимается к моей пояснице, и когда он ведет меня вверх по парадной лестнице, я обнаруживаю, что прижимаюсь к нему еще теснее.

— Можем ли мы отложить все в сторону и выступить единым фронтом, хотя бы на следующие несколько часов? — спрашивает он низким и приватным тоном. — Тогда, я клянусь, после этого ты можешь вернуться к ненависти к нам.

— К счастью для вас, — мрачно бормочу я, — у меня слишком болит горло, чтобы продолжать проклинать ваши сучьи задницы.

— Хорошо, — говорит он, натянуто улыбаясь какому-то чуваку, задержавшемуся на лестнице. — После этой встречи я найду что-нибудь, чтобы успокоить твое горло, и мы сможем объяснить, как мы узнали о твоем… происхождении.

Я стону и замираю, останавливая его, когда смотрю в его притягательные темные глаза.

— Если кто-нибудь там узнает…

— Они убьют тебя, — прямо говорит он, заканчивая мое предложение. — Ты не можешь проговориться. Эти парни… они делают вид, что храбрые, но когда дело доходит до Джии Моретти, они до смерти напуганы. Она не из тех, с кем наши люди хотят связываться, и до сих пор мы счастливо жили бок о бок. Хотя наша семья значительно больше, ее семья — новая марка жестокости, и это говорит о многом. Она не умеет прощать, и тот факт, что она просто стояла и позволяла Роману так выражаться в ее адрес, говорит о многом. У нее большие планы, и по какой-то причине я и мои братья нужны ей живыми.

Паника трепещет в моей груди, когда я поднимаю взгляд на верхнюю ступеньку и вижу, что Маркус и Роман наблюдают за нами, убеждаясь, что с нами все в порядке.

— Она собирается прийти за нами?

Леви сжимает губы в тонкую линию и медленно качает головой.

— Нет, я так не думаю. У меня не было большого опыта общения с этой женщиной, но я верю, что она искренна в своих чувствах к тебе, и я не думаю, что она сделает что-либо, чтобы поставить под угрозу эти отношения, по крайней мере, пока.

Черт.

Я с трудом сглатываю и киваю, прежде чем продолжить подниматься по лестнице. Роман и Маркус ждут нас, и мы, как один, проходим через двери и обнаруживаем, что фойе заполнено телами. Я втягиваю воздух. Я ожидала многого, когда шла сюда, но по какой-то нелепой причине я не ожидала, что они набросятся на нас у входной двери.

— Блядь, — выдыхаю я, оглядывая все лица, которые поворачиваются в нашу сторону, раздраженные тем, что их задержали. — Вас бы убило, ребята, если бы вы заперли дверь, прежде чем идти за мной?

— Они бы нашли способ проникнуть внутрь независимо от того, была заперта дверь или нет, — бормочет Роман, выдавая фальшивые улыбки и бросая любопытные взгляды, гадая, кто из этих ублюдков закончит ночь ударом ножа им в спину. У меня есть несколько догадок, но никогда нельзя быть слишком уверенной.

Нервы сжимаются глубоко в моем животе, когда мы проходим через официальную столовую, и я не могу не заметить несколько знакомых лиц с бала, состоявшегося несколько ночей назад. Но в отличие от бала, сейчас эти лица полны опасений, поджатых бровей и хмурых взглядов.

Напряжение наполняет комнату, но это напряжение ничто по сравнению с ощущением, которое ты испытываешь, входя в пустую столовую и обнаруживаешь дедушку мальчиков, сидящего во главе стола, как будто ему там самое место.

Роман глубоко вздыхает, и я следую за парнями, пока они проходят через экстравагантную комнату, устремив все взгляды на деда. Я не упускаю из виду, что плечи каждого из них отводятся назад, а напряженные мышцы под ними становятся жесткими и твердыми.

— Дедушка, — бормочет Роман в знак приветствия, явно не слишком взволнованный тем, что снова видит его так скоро после бала, но не то чтобы этой встречи можно было избежать.

Старик откидывается в кресле, большим пальцем перебирая тяжелые золотые перстни на пальцах, и ставит на стол стеклянный стакан.

— Что эта девушка здесь делает? — он требует ответа, его смертоносный взгляд скользит по мне с отвращением, так сильно напоминая мне Джованни. — Эти встречи закрыты для женщин, и особенно для нынешней шлюхи месяца. Уберите ее.

Маркус смеется.

— Этого не случится, — говорит он, когда мы подходим к их дедушке. Трое парней обступают его, окружая его кресло и заставляя его нервно шарить глазами по ним. Я отхожу в сторону, не желая мешать этому поединку.

Маркус наклоняется, нависая рядом с дедушкой.

— Шейн остается, а вот ты… ты на нашем месте.

Их дедушка усмехается и отодвигает стул, прежде чем встать и повернуться к ним лицом, не осмеливаясь покинуть свое главное положение в комнате.

— Вы трое — шуты, дети, просто играющие в переодевания, — прошипел он, и оскорбление тут же отскочило от них. — Вы не готовы возглавить эту семью. Итак, где ваш отец? Что вы с ним сделали?

Леви ухмыляется и наклоняет голову таким жутким образом, что у меня по спине бегут мурашки.

— Да ладно, старик, — бормочет он. — Ты пытался избавиться от нашего отца с того самого дня, как он тебя выгнал, но, признаюсь честно, с твоей стороны было смело появиться на балу. Скажи, ты пришел только потому, что знал, что его тут не будет? По мне, так это трусость.

Глаза старика вспыхивают яростью, когда он выходит из-за стула, чтобы ткнуть Леви пальцами в грудь.

— Не забывай, кто основал эту семью, — рычит он. — Без меня у вас троих ничего бы не было. Я построил эту семью; я был тем, кто пришел к власти. Я приложил усилия, а твой отец взял все прямо из моих рук, словно имел на это право. Он не знает, что значит управлять империей, и вы, трое самодовольных сопляков, тоже. Вы думаете, что можете ворваться сюда и претендовать на место во главе моего стола, так подумайте еще раз. Это мой дом, моя семья, моя кровь, и вы уйдете, пока не опозорились. Вы получите мою семью, когда я окажусь в земле, и даже тогда вам придется вырвать ее из моих холодных, мертвых рук.

Ухмылка растягивает губы Леви, и я могу только представить, какая чушь вот-вот вылетит у него изо рта. Глаза его дедушки сужаются, когда он понимает, как легко мальчики приведут в исполнение его угрозу, и как раз в тот момент, когда он стискивает челюсти и его рука тянется за оружием, по столовой разносится голос.

— Серьезно, отец? — Говорит Луи, подходя к столу и выдвигая стул. — Ты собираешься застрелить своего внука со всей семьей прямо за этими дверями? Смелый шаг, каким бы глупым он ни был.

Я выгибаю бровь, и, словно по сигналу, остальная семья вливается в столовую и занимает свои места вокруг большого стола. При виде стольких глаз старик отходит в сторону и берет свой стеклянный бокал. Он садится прямо во главе стола, а трое братьев занимают почетные места, молча наблюдая, как их семья собирается вокруг них.

Здесь нет изысканных блюд и нарядных официантов, разгуливающих в костюмах пингвинов, как в прошлый раз, когда я присутствовала на деловом ужине — сегодня просто бизнес. Они здесь, чтобы сказать то, что нужно, а затем они будут выпровожены за дверь, надеясь, что их жизни останутся нетронутыми.

Я держусь подальше от стола, не желая вставать рядом с мальчиками на случай, если это вызовет переполох в семье, больший, чем тот, что уже произошел. Но я не думаю, что у кого-то, кроме их дедушки, хватит смелости прокомментировать это.

Мой взгляд скользит по мужчинам, окружающим стол, и я узнаю несколько их лиц с бала. Здесь кузены мальчиков, и то, как они заняли самые дальние от Луи места, говорит о многом. Джозеф здесь, сидит в стороне от всех, как одинокий волк, которым он и является, и я не могу отделаться от ощущения, что это какой-то бредовый план рассадки в школьной столовой. Все сидят подальше от своей главной угрозы, пытаясь сохранить позицию, которая дает им преимущество. Это школьная политика во плоти.

Роман стоит в центре своих братьев, все трое занимают места во главе стола и оглядывают нервничающих мужчин перед ними.

— Спасибо вам всем за то, что приехали сюда сегодня вечером, — начинает Роман, как обычно беря инициативу на себя. — Я знаю, что вам пришлось долго добираться сюда и ждать, и мы приносим свои извинения за это. Однако у нас были неотложные дела.

Их дедушка усмехается, и его тон разносится по всему длинному столу.

— Что могло быть настолько важным, что ты заставил мою семью ждать в такой день, как этот?

Роман выгибает бровь, заинтригованный дерзостью своего деда.

— Если ты хочешь знать, сегодня днем любовь всей моей жизни, Шейн Мариано, была похищена и удерживалась в заложниках семьей Моретти.

Вздохи и рев возмущения проносятся по комнате, когда взгляды падают на меня, каждый из них, вероятно, удивляется, как, черт возьми, я все еще жива.

Луи встает, хлопнув рукой по столу.

— Что все это значит? — требует он. Он, конечно, не мой поклонник, но нападение на меня классифицируется как нападение на всю семью, и за это они будут возмущены от моего имени.

Роман поднимает руки вверх, показывая присутствующим, чтобы они заткнулись, и это именно то, что они делают.

— До нашего сведения дошло, что наш отец строил планы выступить против Джии Моретти и ее семьи, и в качестве предупреждения они пришли в этот дом, наш дом, и забрали Шейн прямо из ее спальни. Теперь ясно, что мы смогли вернуть ее без жертв, но это прямой удар по нам из-за глупости нашего отца.

— Зачем ему это делать? — Луи спрашивает, нахмурив брови. — У нас был мир с Моретти. Начинать с ними еще одну войну сейчас было бы катастрофой.

— Это ты мне скажи, дядя, — огрызается на него Роман. — Я знаю, ты не испытываешь особой нежности к моему отцу, но ты можешь читать его как открытую книгу. Всего несколько ночей назад ты заявил, что останешься верным ему. Итак, скажи мне, почему он принял такое глупое решение, которое повлияло бы на всю семью?

Луи качает головой, сжимая губы в тонкую линию, не находя слов.

— Я… Я не знаю. Должно быть, произошло какое-то недоразумение. Джованни бы так не поступил.

Роман наклоняется вперед, опершись на стол, его взгляд скользит по комнате:

— Из уст самой Джии Моретти: Джованни пытался проникнуть в ее семью. Он планирует убрать ее и получить контроль над состоянием Моретти. Я не знаю, как он собирается это сделать, но это глупая игра.

Роман пропускает ту часть, где его отец намеревался женить своего старшего сына на дочери Джии, и я благодарна ему за это. Эта маленькая информация может пока оставаться конфиденциальной. Черт возьми, может быть, ее следует хранить в тайне до скончания веков. Никто не должен знать.

— Этому человеку ты доверяешь управлять нашей семьей? — Роман продолжает. — Этого ли ты хочешь для своего будущего? Воевать с Джией Моретти? Ты знаешь, на что она способна. У нее нет границ, нет морали. Никто из нас не в безопасности. Наши дети, наши друзья, семья. Стоять сейчас рядом с моим отцом — значит приветствовать Джию Моретти в ваших домах, в ваших постелях. Она — пиявка, которая будет высасывать из нас кровь, пока ничего не останется. Так что же делать? Ждать, пока мой отец восстанет и уничтожит нас изнутри, или встать вместе с нами и стать будущим этой семьи, более сильным и могущественным, чем когда-либо прежде?

По комнате пронесся тревожный ропот: мужчины повернулись к соседям, чтобы спросить, что, черт возьми, делать. Судя по всему, большинство из них собирались поддержать Джованни, веря, что он восстанет и одолеет своих сыновей. Но узнав о его плане выступить против Джии, все изменилось, кроме того, что мужчины в ужасе от того, что перед ними братья. Они не в себе, смертельно опасны и безрассудны, и не скрывают этого. Следование за ними может означать мир мучений, жизнь в цепях, но следование за Джованни в войне с Джией означает верную смерть.

Мой взгляд останавливается на дедушке мальчиков, и я наблюдаю, как его самодовольное выражение лица медленно застывает, понимая то, что все остальные в комнате тоже быстро понимают — мальчики победят. Они собираются официально получить власть над семьей, как и должно было быть всегда.

Скрип стула по мраморному полу заставляет всех внимательно посмотреть в дальний конец столовой, где находится старший сын Виктора.

— За последние несколько дней мы с братьями долго обсуждали наши дальнейшие действия, и сегодня мы заявляем, что поддержим Романа, Маркуса и Леви в их восхождении к власти. Они могут быть жестокими, хладнокровными и бессердечными убийцами, но они — будущее нашей семьи. Ни один лидер не будет сильнее. Мы им преданы.

Потрясенный шепот пронесся по комнате, и на всех четверых братьев уставились широко раскрытыми глазами, каждый из них знает, что их отец сейчас перевернулся бы в могиле. Хотя мы знаем кое-что, чего не знают они. Их преданность не далась даром. Парни должны заслужить ее, и я уверена, что они сделают это с гордостью.

Его заявление запускает цепную реакцию. Один за другим мужчины встают и заявляют о своей преданности мальчикам, в то время как их дедушка ведет себя так, будто каждое заявление является личным выпадом против него.

У каждого своя очередь, но когда Луи встает и устремляет свой жесткий взгляд на племянников, в комнате нарастает напряжение.

— Каждый мужчина в этом зале глуп, если верит, что эти трое детей способны управлять нашей организацией. Джованни здесь нет, чтобы защищать свои действия. Кто знает, правда ли вообще вся эта чушь о семье Моретти. Однако другие члены моей семьи уже сделали свои заявления и, следовательно, не оставляют мне выбора, кроме как подчиниться или рискнуть своей жизнью, уйдя. Верю ли я, что Джованни вернется, чтобы потребовать то, что принадлежит ему по праву? Да, верю. И благодаря этой встрече, когда это произойдет, все до единого окажутся в полной заднице.

Луи опускает глаза, когда на губах Маркуса появляется веселая ухмылка.

— Не стесняйся, уходи, — говорит ему Маркус, его тон наполнен смертельным предупреждением, невысказанной правдой о том, что случится с ним в ту секунду, когда он встанет.

Тяжелая тишина заполняет комнату, пока тяжелый взгляд Луи остается прикованным к Маркусу.

— Даже не мечтайте об этом, — наконец говорит он, хватая свой бокал со стола и выпивая то, что в нем осталось.

Маркус смеется, и я могу только представить, насколько сопротивление его дяди скрашивает сделку с их кузенами. Парни получат огромное удовольствие от того, что оборвут жизнь Луи, но Маркус будет смаковать этот момент. Он особый тип сумасшедшего.

Роман бросает убийственный взгляд на своего дядю, что-то зловещее играет в его глазах.

— Мы не забудем, что произошло здесь сегодня вечером, — говорит он ему, его губы растягиваются в кривой усмешке, отчего на лбу Луи выступает легкая испарина. Возможно, он забыл, с кем имеет дело.

Роман поворачивается обратно к остальным за столом, вздергивает подбородок, и гордость, сияющая в его глазах, согревает что-то глубоко внутри меня. Мальчики так долго хотели этого, и всего насилия, которому они подверглись со стороны своего отца, они заслуживают всего и даже больше. Наконец-то это прямо у них на ладони. Теперь все, что им нужно сделать, это удержать власть, потому что в таком мире, как этот, она может легко выскользнуть у них из рук.

— Хорошо, если каждый высказал свое решение, тогда я предлагаю закончить на этом.

— А как насчет вашего заместителя? — Раздается голос с другого конца стола.

Мне приходится сделать шаг вправо, чтобы увидеть лицо этого человека, и я выгибаю бровь, обнаруживая Джозефа, последнего дядю мальчиков, которому редко есть что сказать и который не хочет иметь ко всему этому никакого отношения. Черт, я удивлена, что он вообще здесь. Хотя у меня такое чувство, что это из чувства долга.

Роман указывает на своих братьев, стоящих рядом с ним.

— Вы верите, что мы трое действительно нуждаемся в заместителе?

— Да, — говорит он прямо, не пытаясь обидеть, просто констатируя факт. — У каждого лидера, стоявшего во главе этого стола, был заместитель. На кого нам опереться, если вы трое сойдете с ума? Кто же тогда поведет нас?

Роман смотрит на своих братьев, и все три их темных взгляда, как один, падают на меня.

— О, черт возьми, нет, — говорю я, вскидывая руки в знак защиты, когда комната наполняется взрывом неприятия.

Роман хлопает рукой по столу, снова заставляя его семью замолчать.

— ХВАТИТ, — рычит он. — Дело сделано. Шейн Мариано — наш заместитель, и в случае, если мы не сможем руководить, она займет наше место. Всех, у кого есть с этим проблемы, приглашаем прийти и поговорить с нами наедине. — Его взгляд встречается с глазами каждого в комнате, и, чувствуя невысказанную угрозу, все они мудро держат рты на замке, и с этими словами он указывает на дверь. — Мы здесь закончили, вы все можете уйти, чтобы провести ночь со своими семьями. С завтрашнего дня мы начнем поиски нашего отца, и они не прекратятся до тех пор, пока его не уничтожат и мой ребенок не будет благополучно возвращен в мои руки.

Никто не задерживается.

Комната пустеет за считанные секунды, и я не удивляюсь, когда Луи выходит за дверь первым. Мальчики поворачиваются ко мне, и Леви указывает в конец комнаты, молча предлагая мне следовать за ним. Они идут вперед, большими, длинными шагами, за которыми мне приходится с трудом поспевать.

Маркус отступает назад, ожидая, пока я пройду, прежде чем последовать за мной, прижимая руку к моей пояснице, чтобы провести меня через потайную дверь в задней части официальной столовой. Я хмурюсь, когда я смотрю перед нами в темный проход. Я никогда раньше здесь не была. Я даже не знала, что здесь есть проходы. Это жутко и пугающе, и абсолютно все, чего я ожидаю от дома семьи ДеАнджелис. Вероятно, они используют эти тайные ходы, чтобы сбежать во время рейдов и нападений врагов. Зная парней, я была бы дурой, если бы не предположила, что они не прятались здесь раз или два просто для того, чтобы подслушать разговоры, которые не предназначались для их ушей.

Мы спешим по темному проходу, и по моему позвоночнику пробегает дрожь.

— Что мы делаем? — Бормочу я, протягивая руку к Леви, идущему передо мной, чтобы не споткнуться о его ноги.

— Выполняем нашу часть сделки, — говорит Роман впереди. — А теперь поторопись, у нас нет времени валять дурака.

Я хмурюсь, и мальчики ускоряют шаг. Я стараюсь не отставать от них, и Маркус приобнимает меня, чтобы я не отстала. Затем, очень скоро, они останавливаются у старой двери. Роман оглядывается на своих братьев.

— Мы нападем на него. Сделаем это быстро.

Они кивают, и я с трудом сглатываю.

— А я? — Я вздыхаю.

— Не крутись под ногами.

Это я умею. На самом деле, это у меня очень хорошо получается.

Дверь приоткрывается совсем чуть-чуть, и парни выскальзывают в маленькое отверстие, а я следую за ними. Мы выходим в темную ночь на краю участка, и я слышу тихие разговоры семьи мальчиков, поспешно покидающих дом.

— Там, — говорит Леви, кивая вперед.

Я следую за его взглядом туда, где Луи удаляется от особняка, практически бегом направляясь к своей машине, чтобы убраться отсюда живым. За ним — четверо оставшихся сыновей Виктора, ожидающие с нетерпением. Нет лучшей возможности сразить его, чем сейчас?

Роман ухмыляется и достает пистолет, накручивая глушитель на переднюю часть, не желая привлекать внимание других членов семьи, разбегающихся в разные стороны. Он поднимает пистолет и, не сбиваясь с ритма, четко стреляет прямо в тыльную сторону ладони Луи, когда тот тянется к дверце своей машины.

Он вскрикивает, корчась от боли, и крутит головой в поисках угрозы. Его глаза расширены и полны страха, но под ними скрывается темная грань, напоминающая мне о том, что сказали мальчики несколько месяцев назад — Луи ДеАнджелис такой же, как они. Он боец, он дикий и непредсказуемый. Смертоносный. Его нужно довести до предела, и когда это происходит, он перевоплощается так же легко, как если бы кто-то щелкнул выключателем.

Если кто-то и слышит его крик, то не смотрит в ту сторону, доверяя своим основным инстинктам — не останавливаться.

Парни бросаются за ним, как только он слепнет от боли. Они настигают его в считанные секунды, и даже с бездействующей рукой он все еще в состоянии отбиваться. Он слаб, и, когда он наносит несколько ударов, я понимаю, что ребята просто играют с ним. Я видела их драки чаще, чем хотела бы признать, и здесь они просто доказывают свою точку зрения.

Леви бросается вперед своих братьев, хватает Луи за больную руку и заламывает ее ему за спину. Он вскрикивает, когда его племянник прижимается к его спине, оставляя его тело беззащитным перед Романом и Марком.

— Вам это с рук не сойдет, — выплевывает Луи, видя, что им явно наскучило с ним играть.

Никто не двигается, но Луи снова кричит, и я могу только предположить, что Леви крепче сжал его руку.

— Нам уже сошло, дядя, — мурлычет Маркус. — Оглянись. Никто за тобой не придет. Они все хотят твоей смерти так же сильно, как и мы. Где сейчас твой драгоценный лидер?

Луи ухмыляется, в его глазах играет тайна.

— Ваше правление будет самым коротким в истории, — насмехается он над ними, постанывая, когда Леви еще сильнее заламывает ему руку за спину. — Обернитесь, ублюдки.

Я поворачиваю голову так же, как и братья, и в ужасе хватаю ртом воздух, видя Джованни, стоящего на вершине владений, его глаза устремлены на нас сверху вниз, а за спиной — гребаная стена солдат.

Ужас пронзает меня, когда парни напрягаются, бешеный гнев струится по нашим венам. Роман рычит, его рука опускается вдоль тела, прежде чем молниеносно взмахнуть клинком, рассекая горло Луи.

Время замедляется, когда Леви отпускает своего дядю, позволяя его телу тяжело упасть на землю. Кто-то мчится ко мне, по всей территории раздаются крики, и я отдаленно понимаю, что они исходят от сыновей Виктора. Что-то обвивается вокруг моего запястья, и меня затаскивают обратно в потайную дверь, прежде чем я успеваю коснуться ногами твердой земли.

Пульс гулко бьется в ушах, и, стараясь не отстать от парней, я понимаю, что сегодня та самая ночь, которой я так долго боялась.

Началась война.