Все, что я могу думать, это то, что я должна добраться до него. Я не знаю, как драться. Я никогда в жизни ни с кем не дралась, но мне кажется, что я сошла с ума, когда я вижу, как лезвие пробивает рубашку Левина и вонзается в его бок, а кровь растекается по ткани. Я кричу, в горле першит от этого звука, я бью ногами, когтями и локтями, пробиваясь сквозь людей, и бросаюсь к нему. Нож все еще зарыт в его боку, и я не решаюсь его вытащить, но хватаю его, ударяю коленом по яйцам одного из мужчин и царапаю другого по лицу, обезумев от страха и ярости, когда пытаюсь вытащить Левина оттуда.
Он прижимается ко мне, его лицо белое и осунувшееся, и я чувствую прилив ужаса, когда начинаю оттаскивать его. Я знаю, что, если они пойдут за нами, у меня не будет ни единого шанса, но я вижу, как они начинают смеяться, пока я отступаю, а Левин едва удерживает свой собственный вес, поскольку кровь пропитывает его рубашку.
— Он, блядь, мертв, — говорит один из мужчин. — Пусть эта сука забирает его. Кого это, блядь, волнует.
— Меня, — шипит один из мужчин. — Я хотел заставить его смотреть, как я ее трахаю…
— Он не получит свои деньги, — слышу я от другого. — Это все, что, блядь, имеет значение. Здесь полно женщин, и они не будут пытаться выколоть тебе глаза только потому, что ты хочешь засунуть в них свой член.
Я больше ничего не слышу. Они не идут за нами, и это все, что меня волнует. Левин прижимается ко мне, и я изо всех сил пытаюсь удержать его, пока ищу черный ход, где бы мы могли уйти, не привлекая внимания. Там есть дверь, ведущая в гараж, и я направляюсь туда, судорожно оглядываясь по сторонам, пока накидываю на Левина куртку, пытаясь замаскировать рану. Я знаю, насколько заметным это должно быть, и меньше всего нам нужно, чтобы кто-то нас остановил или позвонил копам. У меня нет никакой веры в то, что в итоге мы получим что-то, кроме того, что кто-то в карманах Диего или Васкеса приведет их прямо к нам.
Я не знаю, как мне вывести нас в безопасное место. Мы не можем вернуться в комнату, не после этого. Кто-то последует за нами, прикончит его и нападет на меня. Я в этом уверена.
— Держись, — шепчу я Левину, спотыкаясь на каблуках, направляясь к двери. — Не спи. Я не смогу нести тебя, если ты будешь лежать мертвым грузом. Пожалуйста, просто держись.
Что мне делать? Вызвать такси? Куда мне идти?
— Не так быстро, маленькая леди.
Голос позади меня заставляет меня подпрыгнуть, и Левин стонет, когда моя хватка на нем усиливается. Я уже почти вхожу в дверь, когда за нее хватается чья-то рука, и один из мужчин, который был игроком за столом, входит за мной в гараж, выражение его лица мрачное и хищное.
— Я не хочу так просто отказываться от этого приза, — рычит он, проводя языком по губам, глядя на меня. — И я думаю, что хочу заставить его посмотреть, поэтому я возьму вас обоих с собой. Когда он проснется, я трахну тебя так, чтобы он видел.
Он хватает Левина и оттаскивает его от меня, а я издаю пронзительный крик, пытаясь удержать его. Я неустойчиво стою на каблуках, юбка запуталась в лодыжках, и я чувствую еще одну руку на своих руках, когда я пытаюсь вырваться, пальцы впиваются в мою кожу.
Машина. Мужчина тащит Левина к ней, бросает его на заднее сиденье, и я понимаю, что у меня есть шанс уехать, если я смогу вывести из строя этих двух мужчин на достаточное время.
Я не умею водить машину, но мне придется это сделать.
Я выкручиваюсь из рук держащего меня мужчины, топаю каблуком по его ноге, а затем сильно бью коленом по его яйцам. Он застонал, а я выскользнула из его объятий и бросилась к машине. Юбка снова рвется, когда я спотыкаюсь об нее, но я не обращаю на это внимания, бросаясь на пассажирское сиденье машины как раз в тот момент, когда другой мужчина садится в нее, и хватаюсь за пистолет, который вижу в задней части его брюк, как раз когда он поворачивается, чтобы скользнуть в машину.
У меня нет времени остановиться и подумать о том, что я делаю. Нет времени подумать о том, насколько хуже может быть ситуация. Все, что я знаю, это то, что я должна вытащить Левина отсюда, и неизвестно, кому еще может прийти в голову та же идея, что и этому человеку.
Я нажимаю на курок и стреляю.
Пуля попадает ему в нижнюю часть позвоночника, отчего он падает на бетон гаража. Я вскарабкиваюсь на сиденье, не удосужившись дождаться, пока он сдвинется с места, и поворачиваю ключ в замке зажигания, включив передачу.
Я чувствую толчок при разгоне, и машина проезжает над частью тела мужчины. Я почти уверена, что убила его, и меня охватывает холодное чувство, но у меня нет времени думать об этом. Я не знаю, что делаю, и понимаю, что, скорее всего, нас убьют быстрее, чем мы окажемся в безопасности, но это единственное, о чем я могу думать.
— Елена. — Левин застонал с заднего сиденья, пока я мчалась к выходу, мое сердце колотилось так сильно, что я слышала, как кровь стучит в ушах. — Ты знаешь, как…
— Нет, — честно отвечаю я ему. — Но я должна отвезти тебя в больницу.
— Не в больницу…, — выдохнул он, закашлявшись между словами. — Не надо. В мотель.
Слова звучат густо в его горле, и я чувствую, как холодею до костей. Костяшки пальцев на руле белеют, когда я выезжаю на дорогу, и мне приходит в голову, что я даже не знаю, как добраться до больницы и где она здесь находится. Мне никогда не приходилось искать дорогу самостоятельно. С тех пор как я оказалась вдали от дома, я следовала за Левином туда, куда нам было нужно. Теперь же в любой момент я могу оказаться в полной зависимости от того, куда мы попадем.
— Ты истекаешь кровью. — Мой голос звучит неестественно спокойно для моих ушей, когда я выезжаю на дорогу, а сердце замирает в горле. Машина дергается и вздрагивает, когда я нажимаю на газ, то слишком быстро набирая скорость, то слишком быстро сбавляя ее, а затем снова бросаясь вперед. Я слышу стон Левина с заднего сиденья и вздрагиваю. — Тебе нужен врач.
— Мотель. Езжай туда.
Я слышу его выдох, и меня охватывает леденящий страх, что он потерял сознание или еще что похуже. Тишина на заднем сиденье становится оглушительной, и я резко сворачиваю с дороги, чувствуя, как машина слегка заносит, когда я дергаю руль в другую сторону. Левин издает еще один слабый стон боли, и я чувствую, как в уголках моих глаз появляются слезы. Я знаю, что своим вождением только усугубляю ситуацию, и это ужасно. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой беспомощной. Я в ужасе от того, что он умрет, и я ничего не смогу с этим поделать.
Я еду до тех пор, пока улицы не начинают выглядеть более заброшенными, а здания более обшарпанными, до первого дешевого мотеля, который мне удается найти. Машина с дрожью останавливается, когда я въезжаю на темное угловое парковочное место или, по крайней мере, пытаюсь это сделать, и я выхожу из машины, пока она еще работает, открываю заднюю дверь, где на сиденье скорчился Левин.
— Левин! — Я почти выкрикиваю его имя, тянусь к нему. — Левин, пожалуйста. Левин…
— Карман, — прохрипел он, его слова сбиваются, и у меня замирает сердце, когда я вижу, насколько рубашка пропитана его кровью. — Деньги.
— Хорошо, — шепчу я, потянувшись в карман его пиджака. Я нахожу там деньги и достаю сложенные купюры, некоторые из них немного испачканы кровью. — Я сейчас вернусь, хорошо? Пойду заплачу за комнату.
Я стараюсь вытащить наименее испачканные кровью купюры и быстро иду туда, где, как мне кажется, можно найти служащего отеля. Сердце колотится в горле, с каждым шагом я ужасаюсь, что вернусь и найду Левина мертвым, истекающим кровью на заднем сиденье машины. И что тогда? Что мне делать?
У меня нет ни малейшего представления. И я не хочу, чтобы мне пришлось это выяснять.
Служащий отеля, взявший деньги, едва взглянул на них. Он протягивает мне ключ на пластиковом кольце, и мне остается только не броситься обратно к машине, но я не хочу привлекать внимания. Я не хочу, чтобы кто-то запомнил девушку, бегущую через парковку.
— Левин? — На этот раз я шепчу его имя, когда возвращаюсь к машине. — У меня есть комната. Мы должны доставить тебя туда, хорошо? Я не могу поднять тебя сама, поэтому мне нужна твоя помощь. Всего несколько минут, и ты окажешься в кровати.
Я говорю самым спокойным голосом, на какой только способна, и начинаю оттаскивать его к краю сидений, пытаясь вывести его достаточно далеко из машины, чтобы я могла поднять его с той помощью, которую он мне окажет. Когда я тянусь, чтобы обхватить его за шею, его кожа кажется липкой и холодной, и на мгновение мне кажется, что он полностью потерял сознание. Меня охватывает страх, потому что я понимаю, что у меня не хватит сил вытащить его из машины, если он будет лежать мертвым грузом.
Он стонет, пытаясь подняться с моей помощью, и в слабом свете умирающего фонаря на парковке я вижу, что вся нижняя половина его рубашки красная, ткань влажно прилипла к телу.
Кажется, что дорога до комнаты занимает целую вечность. Никогда еще я не была так благодарна за то, что она находится на первом этаже. Левин прижимается ко мне, пока я вожусь с ключом, и вот-вот грохнется на тротуар, опрокинет меня или сделает и то, и другое. Я изо всех сил сдерживаю слезы, пока открываю дверь, чувствуя, что близка к панике. Единственное, что удерживает меня от этого… я знаю, что, если я сорвусь, Левин умрет. Я должна найти способ помочь ему.
В центре комнаты стоит одна двуспальная кровать, и он рушится на нее сильнее, чем я рассчитывала. Не обращая внимания на одеяло, я снимаю с него пиджак, отбрасывая его в сторону, а сама тянусь к пуговицам его рубашки. Ткань пропитана кровью, и я задыхаюсь, когда вижу рану на его боку.
— Елена. — Он шепчет мое имя, и я подавляю слезы.
— Я сейчас вернусь. — Я с трудом сглатываю, слова выходят полузадушенными, и я бегу в ванную. Под раковиной нет аптечки, как я и ожидала, но я беру полотенце и мочалку, возвращаюсь к Левину, снимаю с него рубашку и наматываю полотенце, прижимая его к его боку, пока пытаюсь завязать рубашку вокруг него и прижать к ране.
— Нехорошо… — бормочет он. — Будет кровоточить…
Слова звучат гуще, чем раньше, почти неразборчиво.
— Нет, — резко говорю я ему, надавливая на полотенце. — Ты не истечешь кровью. С тобой все будет в порядке. Хорошо?
Я протягиваю руку вверх и прижимаю ее к его челюсти. Его кожа холодная и липкая, и я вздрагиваю от ощущения ее прикосновения к моей ладони. Его веки полуоткрыты, но я вижу, что его глаза начинают закатываться, как будто он находится на грани потери сознания.
— Ты сказал, что твоя работа — защищать меня. Ты только об этом и говоришь. Я не могу спать с тобой, Елена, ты — моя работа. Ты — миссия. Тебя нужно защищать. Ну, ты не сможешь защитить меня, если умрешь. Поэтому мне нужно, чтобы ты остался жив, хорошо?
Правда, конечно, в том, что мне все это безразлично. Я боюсь не того, что останусь одна, а того, что потеряю его. Эта холодная правда ударяет меня прямо в грудь, когда я возвращаюсь к тому, чтобы прижать компресс к его боку обеими руками, умоляя тихим шепотом остановить кровотечение.
Мысль о том, что я останусь в Рио одна, и никто не сможет мне помочь, приводит в ужас. Но мысль о том, что я навсегда потеряю Левина не только потому, что он вернется домой в Нью-Йорк, но и потому, что он мертв, в миллион раз хуже.
Он мне дорог… больше, чем следовало бы, и так, что я не могу подобрать слов, даже сейчас… может быть, особенно сейчас. Я не могу потерять его вот так.
Красный цвет начинает просачиваться сквозь полотенце, но не заливает его. В какой-то момент она замедляется, и я вижу, как голова Левина откидывается на подушку. На какой-то ужасающий момент я почти не могу заставить себя проверить его пульс. Его дыхание настолько поверхностно, что я не могу быть уверена, дышит ли он вообще, и мне так страшно представить, что я обнаружу.
Я нерешительно протягиваю руку и прижимаю пальцы к его горлу. На короткую секунду мне кажется, что я ничего не чувствую, и я уверена, что он мертв. Меня охватывает холодная паника, горло сжимается, глаза горят от слез, а потом я чувствую слабый пульс под кончиками пальцев.
Слава богу. Я отдергиваю руку, оставляя полотенце на месте рубашки и прижимая его к ране. Я снова прижимаю руку к его лицу, но оно такое же холодное, как и раньше. Мне нужны медицинские принадлежности. Я смотрю на него, размышляя, могу ли я оставить его одного, и понимаю, что у меня нет выбора. Если мы останемся так, как сейчас, я почти уверена, что он не выживет.
Я наклоняюсь к нему и нежно провожу пальцами по его волосам, накрывая его тонким одеялом, брошенным на дно кровати.
— Я вернусь, — шепчу я, надеясь, что он хоть как-то меня слышит, пусть даже подсознательно. — Пойду принесу кое-что, что поможет тебе почувствовать себя лучше. Мне нужно, чтобы ты был жив, когда я вернусь, хорошо?
Он не собирается отвечать. Я знаю это. Но от этих слов мне становится немного легче.