Дикая принцесса

2. ЛЕВИН

— Ты уже бывал здесь?

Это первый вопрос из уст Елены, когда мы сходим с корабля. Я почти не слышу ее, настолько я напряжен и раздражен. Капитан привел аргумент, что я должен оставить Елену на борту, пока не вернусь с обещанной платой. Когда я сказал ему, что шансов на это абсолютно нет, возникла значительная вероятность насилия. Я не хотел вступать в бой со всей командой грузового судна, которое доставило нас сюда, но был полностью готов к этому.

— Да. Несколько раз, по работе, — коротко говорю я ей, пока мы идем, медленно, из-за ее лодыжки, держа голову наготове, чтобы капитан не послал за нами кого-нибудь, чтобы схватить Елену и забрать ее обратно. Он согласился, чтобы я вернулся с деньгами позже, но я не выжил бы так долго в сфере своей деятельности, веря всему, что мне говорят. — Поэтому я знаю, где нам лучше остановиться на ночь.

У меня нет никакого желания возвращать деньги капитану. Какие бы деньги мне ни удалось раздобыть, нам с Еленой нужно будет вернуться в Бостон. Мне нужно как можно скорее увезти ее отсюда.

— Тебе здесь нравится? — Спрашивает она, ее голос слишком высок для искренней радости. Я вижу, что она пытается завязать разговор, пытается поднять нам обоим настроение, но больше всего мне сейчас хочется тишины. Мне нужно обдумать наши дальнейшие действия. В прямом и переносном смысле, Елене нужно позаботиться о своей лодыжки, пока она снова не начала опухать и беспокоить ее. Дни, проведенные на корабле, пошли ей на пользу, она могла посидеть и подлечиться, и отек уже почти сошел, когда я проверял ее вчера вечером, но это еще не на сто процентов.

— Здесь так же хорошо, как и в любом другом месте. — Я оглядываю ее. — Когда мы приедем в отель, Елена, позволь мне говорить. Хорошо? Просто следуй моим указаниям.

Ее глаза сужаются, но она кивает.

— Конечно, — наконец говорит она, выпустив длинный вздох, идя в ногу со мной. — Как скажешь.

В ее голосе есть нотки, которых мне бы не хотелось слышать. Я знаю, что она обижена на меня, что ее задело то, что я сказал, когда она разговаривала со мной на палубе. Я знаю, что она хотела бы, чтобы я сказал что-то другое.

Лучше, если она обижена. Если она будет держаться на расстоянии, то и мне будет легче.

Во всяком случае, я так себе говорю.

Я останавливаю такси, когда мы выходим на главную улицу, не сводя глаз с Елены. У меня возникает сильное желание положить руку ей на спину или дотянуться до ее руки, но я сдерживаю его. Прикосновение к ней только ухудшит ситуацию, и чем больше я буду держать руки подальше от нее, тем лучше. На корабле было достаточно тяжело ухаживать за ее травмированной лодыжкой и не помогать ей, когда ей нужно было встать.

Я просто больше не уверен в своем самообладании. Не после того, что случилось на пляже.

Пока мы едем, Елена сидит молча, сложив руки на коленях. Она выглядит изможденной, вероятно, из-за ночей, проведенных в неудобной позе под палубой. Я тоже почти не спал, сон означал время, когда я не мог присматривать за ней, а это был риск, на который я не мог пойти, если не было крайней необходимости.

— Мы поспим, когда доберемся до отеля, — говорю я ей, желая придать ей уверенности. Что-то, что заставит ее почувствовать себя лучше.

— Я не знаю, смогу ли я нормально спать в ближайшее время, — тихо говорит она, все еще глядя в окно. — Не раньше, чем мы выберемся отсюда. Возможно, не раньше, чем мы вернемся в Бостон.

— Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось. Я позабочусь об этом. Просто постарайся немного отдохнуть и расслабиться.

Она начинает что-то говорить, ее темные глаза переходят на меня, а потом она просто кивает.

— Я постараюсь, — говорит она наконец, тяжело сглатывая, и снова отворачивается к окну.

Отель, в который я нас привожу, не привлекает особого внимания. Он находится в стороне от дороги, и это больше всего его характеризует, он на пересечении нескольких улиц в той части города, которая не совсем трущобы, но и не особенно красива или туристична. Здесь не так много посетителей, а значит, меньше шансов, что нас заметят. Здесь также не слишком уютно, но, по крайней мере, у нас будет чистая постель… скорее всего.

— Помни…

— Говоришь ты. — Елена заканчивает фразу, когда мы выходим из такси, и я расплачиваюсь, приглашая ее следовать за мной, пока мы идем к отелю. Это простая белая штукатурка с вывеской над ней и неоновой надписью в окне "Вакансия". Я еще раз взглянул на Елену, прежде чем протянуть руку, чтобы открыть дверь. После того, что случилось со змеей, я не могу отделаться от ощущения, что мне нужно постоянно следить за ней, чтобы убедиться, что она не исчезнет снова.

— Именно так. — Я открываю дверь, и маленький колокольчик звонит, сообщая тому, кто сидит за столом, о нашем приходе.

Человек за стойкой оказывается остролицым мужчиной лет двадцати пяти, который выглядит так, словно ему уже надоело дежурить в отеле. Он едва поднимает на нас глаза, когда я подхожу к стойке, и это меня вполне устраивает. Чем меньше глаз на нас, тем лучше, как по мне.

— Две комнаты, — говорю я ему. — Верхний этаж, если можно.

— Как будете оплачивать? — Он по-прежнему не поднимает глаз, постукивая по клавиатуре старинного вида.

— Я не плачу. Скажи Эрнандесу, что человек за твоим столом сказал el lobo mira (исп. смотрящий волк). Он поймет, что это значит.

Мужчина, скорее мальчик, на самом деле, поднимает на меня глаза.

— Я не знаю о…

— Позвони ему, если хочешь. — Я одариваю его натянутой улыбкой, которая не очень-то и расширяется к краям. — Он скажет, чтобы ты дал нам две комнаты на верхнем этаже, как я и просил. Если там есть дверь, соединяющая их, будет прекрасно. Об остальном не беспокойся.

Я чувствую, как Елена сдвигается рядом со мной, и понимаю, что у нее есть свое мнение насчет двух комнат. Я знаю, что она ожидала, что я сниму нам одну комнату, чтобы я мог присматривать за ней, и что она надеялась воспользоваться этим. Но я могу присматривать за ней поставив надежную дверь между мной и тем, что она хочет.

— Мне придется позвонить ему… — Клерк колеблется, словно решаясь на мой блеф, но блефа нет.

— Давай, сынок. Позвони ему.

Брови у клерка уже на уровне линии роста волос, но он тянется к столь же древнему на вид телефону, не сводя с меня глаз в ожидании, пока кто-нибудь возьмет трубку.

— Мистер Эрнандес? Да, это Маттео. У меня тут человек, который говорит, что ему не нужно платить за номер. Да, я знаю, что это чертовски странно. Он просил передать вам el lobo mira, что звучит так же, как…

Маттео на мгновение замолкает, его глаза слегка расширяются. Они перебегают на меня, на Елену, снова на меня, а потом снова вниз, пока он слушает, что говорят на другом конце линии.

— Конечно, — говорит он наконец. — Да, конечно. Прямо сейчас. Я скажу ему.

Он кладет трубку и, сглотнув, снова начинает печатать.

— Две комнаты. Верхний этаж. И… две соединены. Именно то, о чем вы просили. — Он улыбается, доставая два ключа и протягивая их мне. — Для вас, сеньор…

— Не беспокойся ни о чем. — Я беру ключи, кивая ему. — Запиши любое имя, какое захочешь. Это не имеет значения.

Я жестом приглашаю Елену следовать за мной, и она, широко раскрыв глаза, направляется к лестнице, которая ведет нас в наши комнаты.

— Что значит, смотрящий волк? — Шипит она, пока мы идем, делая дополнительные шаги, чтобы не отставать от меня, несмотря на лодыжку. — Что это?

— Я же говорил тебе, я бывал здесь раньше, по работе. Этот отель знает меня. Не лично, но они знают, на кого я раньше работал. Они знают кодовые слова. Обычно клерки в курсе, но, думаю, здесь давно не останавливался никто из наших. Должно быть, это новый парень.

— Это нормальная идея, использовать такие рычаги, когда ты больше не работаешь на них? — Елена немного запыхалась, когда догнала меня. — Немного помедленнее, мне тяжело.

Меня снова охватывает чувство вины. Я должен был протянуть ей руку, обхватить за талию, все, что могло бы облегчить ей подъем по лестнице. Я мог бы попросить комнату на первом этаже. Но и то, и другое опасно: первое — потому что от прикосновения к ней мне кажется, что я схожу с ума, а второе — потому что тому, кто нас преследует, будет гораздо легче нас найти, если мы будем на первом этаже.

— Направо или налево? — Спрашиваю я, когда мы поднимаемся в комнаты, и Елена пожимает плечами.

— Разве это имеет значение?

— Я думаю, они все практически одинаковые. — Я окидываю ее взглядом. — Просто решил, что будет вежливо позволить даме выбрать.

Елена морщит нос.

— Верно, наверное. Ты сказал, что их соединяет дверь?

Я сужаю глаза.

— Она будет заперта, Елена. Это нужно для того, чтобы я мог добраться до тебя, если понадобится. А не для того, чтобы ты пыталась войти в мою комнату посреди ночи.

Ее щеки вспыхивают, на скулах появляются горячие красные точки, и она резко отводит взгляд.

— Не льсти себе, — резко говорит она. — Я просто хотела знать, что ты будешь рядом, если что-то случится. Знаешь, ведь твоя работа — обеспечивать мою безопасность.

Я ничего не говорю, отпирая дверь в комнату справа. Нет смысла продолжать этот разговор. Все, что скажет кто-то из нас, только усугубит ситуацию.

— Дом, милый дом. — Я открываю дверь, позволяя ей войти первой. — Ты можешь принять горячий душ и хорошо выспаться. Я позвоню и закажу еду на вынос. Утром мы решим, что делать дальше, а пока давай просто наслаждаться тем, что можем лежать в горизонтальном положении в настоящей кровати.

Елена переводит взгляд на меня, и я вижу на ее лице выражение, которое заставляет меня пожалеть, что я не сформулировал это по-другому.

— Просто… — Я прочищаю горло и отхожу в сторону. — Стучи, если тебе что-то понадобится. Я буду в соседней комнате, посмотрю, что можно купить из еды. Я принесу ее тебе, когда ее доставят.

На лице Елены мелькает разочарование, но она лишь кивает. Я отступаю назад, закрывая дверь, и делаю все возможное, чтобы не думать о том, что по ту сторону двери она, возможно, начинает раздеваться, что еще через пару минут она окажется под горячими струями воды, голая и блестящая, с мылом, стекающим по ней…

Черт возьми, Волков, возьми себя в руки.

Я занят тем, что ищу еду для нас. Остатки пайка в сумке для выживания закончились за день до того, как мы причалили в Рио, и я знаю, что Елена голодна не меньше меня. Мне нужна настоящая еда, и я знаю, что ей тоже.

Звонок на главную стойку и короткий разговор с очень нервно звучащим Маттео приносит мне обещание курицы и гарнира на вынос, и я делаю два заказа, снова напоминая ему, что отель рад удовлетворить потребности любого, кто, используя кодовые слова, нуждается в месте для ночлега и еде. Он все еще выглядит недовольным, но это не моя проблема.

Я стучу в дверь, разделяющую две комнаты, когда считаю, что прошло достаточно времени, отпираю ее, и через мгновение дверь открывает Елена. Она одета в грубый махровый халат, ее темные волосы мокрые и перекинуты через одно плечо, и я с болью понимаю, что под дешевым гостиничным халатом, скорее всего, ничего нет… И это было бы так легко проверить. Она не остановит меня, я знаю это. Я мог бы расстегнуть завязки на ее талии, распахнуть ткань и под ней…

— Что ты принес? — Голос Елены выводит меня из задумчивости, заставляя чувство вины захлестнуть меня. Я прекрасно знаю, что не имею права так думать о ней, особенно после того, как я прочитал ей лекцию о том, что дальнейшие отношения между нами неуместны и опасны.

— Что-то вроде курицы. — В комнате нет никакой мебели, кроме кровати и стула у дальней стены, поэтому трудно удержаться от того, чтобы не сделать акт поедания ужина более интимным, чем он должен быть. У меня мелькнули воспоминания: другой гостиничный номер, намного лучше этого, другая женщина, белые простыни, светлые волосы, и губы жирные от курицы, которые я умирал от желания поцеловать. Я помню, как она слизывала пряный мед с нижней губы, как будто это произошло вчера, а не более десяти лет назад.

Это краткое и наглядное напоминание о том, почему мне нужно держаться от Елены на расстоянии.

Я ставлю контейнеры с едой на кровать и хватаю стул с другого конца комнаты, перетаскивая его так, чтобы сидеть рядом с кроватью, а не на ней. Я ловлю еще один из тех коротких проблесков разочарования на лице Елены. Я знаю, что она надеялась, что я сяду рядом с ней, что это будет близкий и интимный момент, когда мы разделим ужин.

Конечно, именно этого я и пытаюсь избежать.

Елена присаживается на край кровати, накидывает халат на колени и тянется к одной из пластиковых вилок. Как только она откусывает кусочек, то издает низкий стон и прикасается к своим губам — действие, которое не должно заставлять каждый волосок на моих руках вставать дыбом, но это так.

— Боже, я и забыла, как хороша настоящая еда, — пробормотала она через набитый рот, и я рассмеялся.

— Не спеши, — предупреждаю я ее. — Ты уже давно питаешься пакетированными пайками и не ела ничего больше суток. Ты же не хочешь, чтобы тебе стало плохо.

Я вижу, что ей это дается с трудом, но она слушает меня. Откусив еще несколько кусочков, она поднимает на меня глаза, и на ее лице появляется виноватое выражение.

— Боже мой, я тут жру как свинья, а ты ничего не ешь. Ешь, Левин, пожалуйста.

— Перестань, просто наслаждайся, — твердо говорю я ей. — Ешь, сколько хочешь. Для меня потом останется много еды.

Она колеблется, но я вижу, что она слишком голодна и наслаждается едой, чтобы спорить со мной. В каком-то смысле мне нравится наблюдать за тем, как она ест, так же, как и мне самому не терпится принять участие в трапезе, так как от запаха у меня течет слюна, и желудок урчит. Зато это дает мне ощущение, что я забочусь о ней, защищаю ее. Это все, что я хотел делать все это время.

Ну, не все, что я хотел делать. По крайней мере, буду честен в этом.

Я выкинул эту мысль из головы и терпеливо ждал, пока Елена поглощала столько еды, сколько могла проглотить, и наконец пододвинула контейнер ко мне.

— Я не могу больше есть. Наверное, мне не стоит больше. — Она протягивает мне одну из бутылок воды, которую я попросил принести вместе с едой, и наблюдает за тем, как я откусываю кусочек. — Теперь твоя очередь есть.

— С удовольствием, — говорю я ей с усмешкой, доставая контейнер и балансируя им на коленях, пока набираю полную вилку курицы и риса. — Чертовски лучше, чем паек и жареная змея без приправ. — Елена вздрагивает, ее лицо немного бледнеет, и я жалею, что упомянул о змее. — Как твоя лодыжка? — Спрашиваю я, кивая в ее сторону. — Лучше?

— Болит, — говорит она, слегка поворачивая ногу, чтобы я мог видеть. — Но я могу стоять на ней в душе лучше, чем раньше. Думаю, со мной все будет в порядке.

По тому, как она это говорит, я понимаю, что ей больно, но она стойко переносит это. Это достойно восхищения, правда. Давненько я не встречал людей, способных на такую твердость, как она. В последнее время ей пришлось столкнуться с большим, чем девушка вроде нее могла себе представить, но она справилась со всем этим и выдержала испытание. Это больше, чем я мог ожидать.

Когда мы оба закончили есть, я выбросил контейнеры, поставил стул на место и посмотрел на нее:

— Поспи немного, — советую я. — Я постучу и разбужу тебя утром.

Елена кивает, впиваясь зубами в нижнюю губу, но не говорит того, что, как мне кажется, у нее на уме.

— Спокойной ночи, — наконец говорит она, глядя мне вслед, пока я иду к двери. — Увидимся завтра.

Оставлять ее здесь одну — одна из самых трудных вещей, которые мне когда-либо приходилось делать. Она выглядит такой красивой, даже в этом чужом халате, накинутом на нее, с влажными волосами, перекинутыми через одно плечо. Я хочу подойти к ней, сердце почти до боли сжимается в груди, когда я пытаюсь не представлять, как откидываю ее на подушки, распахиваю халат и… Я вижу это так же ясно, как если бы я уже делал это, но я заставляю себя открыть дверь в свою комнату и прохожу через нее, оглядываясь назад и бросая еще один взгляд на нее.

— Спокойной ночи, Елена, — тихо говорю я, каждая частичка моего тела пульсирует от потребности.

А затем я закрываю за собой дверь.